Гимназические «казусы». Сборник рассказов

скачать книгу бесплатно


В.В. Шнейдер – директор Третьей гимназии в 1827 – 1838 гг.

Ф.И. фон Вейссе (1792 – 1869 гг.) – один из первых в России педиатров, главный врач Николаевской детской больницы с 1835 г.

Проблемы «дворянской» гимназии

26 ноября 1837 г. попечитель округа князь М.А. Дондуков-Корсаков в донесении министру просвещения графу С.С. Уварову пожаловался, что родители учеников Первой гимназии часто забирают своих детей из учебного заведения до окончания курса, поскольку "считают их достаточно развитыми в первых четырёх или пяти классах, чтобы приготовить их в короткое время дома посредством частных уроков в остальных предметах гимназического курса и поместить в специальные заведения или университеты".

В результате за последние пять лет выбыло 207 воспитанников. Как сообщал начальству директор П. И. Бенард, особенность гимназии заключалась в том, что в ней не было «штатных казённых воспитанников, и следовательно во всякое время от воли родителей зависит прекратить плату за детей своих и взять их обратно».

Первая гимназия была создана в 1830 г. из Благородного пансиона при Императорском Санкт-Петербургском университете, открытого в 1817 г. для того, чтобы «дать детям привилегированных классов населения столицы возможность получить соответственное их положению образование и право на движение по государственной службе». Она считалась самой аристократической в Петербурге и обучение в ней стоило существенно дороже, чем в других аналогичных учебных заведениях столицы. Выпускники гимназии имели следующие привилегии: окончившие курс с похвальными аттестатами поступали без экзаменов в студенты Университета; 20 человек за счёт казны ежегодно переводились в Царскосельский Лицей (впоследствии Первая гимназия вынуждена была поделиться этим преимуществом с другими школами и количество таких учеников сократилось до трех); при Николае I два лучших воспитанника раз в неделю приглашались в Зимний дворец, чтобы «составлять школьное общество» для наследника цесаревича.

Попечитель считал, что причина ухода учеников заключалась в продолжительности курса, который по Уставу учебных заведений 1828 г. стал составлять 7 лет. М.А. Дондуков-Корсаков убеждал министра, что программа в Первой гимназии могла бы проходиться быстрее и приводил в пример Московский Дворянский институт. Он напоминал, что там в мае 1836 г. было ведено 6-летнее образование, а вместо греческого ввели преподавание новых языков, т.е. французского и немецкого. Совместно с профессорами Университета попечителем была составлена программа с распределением на шесть классов, с которой он и предлагал ознакомиться министру.

Поскольку в Первой гимназии не было вольноприходящих учеников, а были только пансионеры («дети высшего дворянского сословия"), то по мнению Дондукова-Корсакова, "при равном наблюдении за занятиями воспитанников вне классов ход учения вообще, и особенно в верхних трёх классах, бывает равномернее и быстрее, и преподавание менее замедляется разностью успехов учеников, которая в других гимназиях еще может останавливать учителя идти далее в своём предмете».

С.С. Уваров внёс предложение о сокращении срока обучения в дворянской гимназии на один год «с распространением сей меры и на другие гимназии, в коих воспитываются дети благородного сословия». На планировавшиеся изменения было получено и согласие императора.

Считалось, что дворянские дети должны в совершенстве знать иностранные языки, поэтому в этой школе не только были уроки французского, немецкого и, для желающих, английского, но и на переменах ученики не должны были говорить между собой по-русски, за это их наказывали. Правда, подобные меры мало помогали и в целом преподавание иностранных языков в гимназии было поставлено ничуть не лучше, чем в других учебных заведениях: «кто поступал без знания языков, тот не научался им и к окончанию курса, едва успевая достигнуть, с грехом пополам, умения ошибочно читать по-немецки и по-французски и еще ошибочнее понимать прочитанное».

Как видно из воспоминаний И. Можайского, поступившего гимназию в 1838 г., Первая гимназия считалась в городе образцовой, поэтому порядки в заведении были очень строгие, «в здании нельзя было найти пылинки, одежда у воспитанников всегда была опрятна, за незастегнутую пуговицу оставляли без обеда, волосы были выстрижены и причесаны». Даже спать в пансионе полагалось в определенной позе: «строго преследовалось спанье в кальсонах и на левом боку, и если кто во сне перевертывался, то гувернер будил его» и заставлял лечь правильно, то есть на правый бок».

Тем не менее, в этом учебном заведении, кичившимся своим аристократизмом, встречались, по выражению И. Можайского, «хлыщи, дешевые остряки, подлипалы и мелкие душенки, обманывавшие малолетних, выманивая у них деньги и лакомства»; нередко происходили массовые драки между классами; в столовой бойко шла нелегальная торговля булками, пирогами и мясом; некоторые старшеклассники тайком нюхали и курили табак и т.д.

Действующие лица

кн. М.А. Дондуков-Корсаков (1794 – 1869 гг.) – участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии; служил по ведомству Министерства внутреннх дел, затем – Министерства народного просвещения, вице-президент Академии наук; попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1833 – 1842 гг.

граф С.С. Уваров (1786 – 1855 гг.) – попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1811 – 1821 гг., министр народного просвещения в 1833 – 1849 гг; президент Академии наук с 1818 г.

П.И. Бенард – директор Первой гимназии в 1827 – 1838 гг.

Гнев отца-монарха

Государь император Александр I, при котором в Петербурге были основаны первые мужские гимназии, судя по всему, никогда не посещал их с визитами. Во всяком случае, в документах нет никаких упоминаний на сей счёт. А вот его младший брат, Николай Павлович, после вступления на престол стал систематически инспектировать различные учебные заведения. Если высокому визитёру что-то не нравилось, для служащих гимназии это могло закончиться очень печально.

Однажды, 10 апреля 1833 г., Николай удостоил своим посещением Первую гимназию во время преподавания уроков. Найдя в пятом классе одного из сидевших на скамьях воспитанников облокотившимся, грозный самодержец «изволил изъявить своё неудовольствие и повелеть старшего учителя Турчанинова отставить от сей должности».

В тот же день Николай Петрович Турчанинов, «пораженный несчастием по случаю данного его императорским величеством повеления» написал слёзное письмо графу С.С. Уварову, только что ставшему министром просвещения, умоляя представительствовать перед императором о «прощении вины». В этом послании он излагал некоторые факты своей биографии, упирая на семейные обстоятельства и свою неопытность в деле преподавания в гимназии.

«Происходя из духовного звания, я готовил себя на служение церкви, и, по окончании учения в здешней Духовной Академии, определён комиссией духовных училищ в звании магистра к должности профессора здешней Духовной семинарии, где и теперь состою; но смерть первой жены моей, положив законное препятствие к исполнению моего желания, заставила меня поступить в светское звание. Между тем, желая сколько нибудь исполнить моё первое назначение, я решился посвятить себя на образование юношества, сообщая ему те мысли и чувствования, которые получил, воспитываясь под покровом церкви, В сем стремлении я, сверх занимаемой мною в течение восьми лет профессорской должности при Духовной семинарии, с дозволения моего начальства, по приглашению г. директора Первой гимназии, принял на себя обязанность преподавать исторические уроки воспитанникам и из среды шести кандидатов, дававших пробные лекции для получения сего места, избран и утверждена Правлением Университета по свидетельству профессоров историко-филологического факультета. Сию последнюю должность прохожу я только 2 месяца. Занятый предметом моего исторического рассказа, я еще почти совсем незнакомый с моими новыми учениками, а равно и порядком заведения, я не заметил неприличного положения воспитанников во время моего урока и сим имел первое в жизни моей столь поразительное и трогательное для меня несчастие подвергнуться немилости его императорского величества.

С трепетом сознавая вину мою, расстроившую совершенно все поприще моего служения и сим повергшую меня в крайне бедственное положение, вместе со мною поразившее моего отца, протоиерея Мариинской больницы для бедных, и жену мою, находящуюся в последнее время беременности, со слезами повергаюсь к священнейшим стопам всемилостивейшего отца-монарха и всенижайше прощу ваше превосходительство употребить начальническое ваше дерзновение к представительству о всемилостивейшем прощении вины моей».

Видимо, С.С. Уваров внял просьбе бедного Турчанинова: 14 апреля последовало соизволение государя о переводе провинившегося учителя в одну из столичных гимназий Министр попросил попечителя округа осуществить такой перевод во Вторую или Третью гимназию с тем, чтобы «учитель сего же предмета назначен был на место Турчанинова». В результате Турчанинова перевели в Третью гимназию, а Уваров велел поставить на вид директору и инспектору «строжайшее соблюдение дисциплины».

Посещая Вторую гимназию 7 мая 1837 г., Николай I выразил своё возмущение тем, что нашёл «пансионеров в неопрятном, грязном и даже отвратительном виде». Через три дня директор заведения П. А. Шипилов был уволен. На самом деле непрезентабельный внешний вид гимназистов, скорее всего, стал лишь последней каплей, переполнившей чашу терпения учебного начальства в лице министра просвещения С.С. Уварова, который давно был недоволен директором Второй гимназии и собирался перевести его на службу в Могилев.

Действующие лица

Н.П. Турчанинов (1804 – 1850 гг.) – учитель истории Первой, затем Третьей гимназии. В 1840 г. опубликовал научный труд «О сборах, бывших в России со времени введения в ней христианство до царствования Иоанна IV Васильевича»

граф С.С. Уваров (1786 – 1855 гг.) – попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1811 – 1821 гг., министр народного просвещения в 1833 – 1849 гг; президент Академии наук с 1818 г.

П.А. Шипилов – директор Второй гимназии в 1829 – 1837 гг.

Государевы визиты

Возможно памятуя о прискорбных случаях с Н.П. Турчаниновым и П.А. Шипиловым, начальство гимназий бдительно следило за перемещениями императора и как только становилось известно, что он удостоил своим вниманием одну из школ, в других начинали лихорадочно готовиться. Прежде всего необходимо было продемонстрировать монарху чистоту и порядок в гимназии. Самым строжайшим образом следили за состоянием форменной одежды, так как она была своего рода символом принадлежности к определённой корпорации.

Бывший ученик Второй гимназии Н. Каратыгин вспоминал, что директор А.Ф. Постельс собирал воспитанников и держал перед ними такую речь: «Дети! Его величество государь император удостоил посетить такое-то заведение; очень может быть, что и мы удостоимся этого счастия и поэтому прошу вас, дети, обратить особенное внимание на вашу причёску, одежду и обувь, которые должны быть в безукоризненной опрятности! Господа гувернёры, надеюсь, с их стороны приложат всю заботливость о проверке вверенных им питомцев. Кроме внешней стороны, которая должна быть в высшей степени чиста, мы должны предстать перед нашим монархом с чистыми сердцами, как дети перед отцом! Бодро стоять и весело глядеть в глаза Его Величеству! Потуплять же глаза или задумчиво смотреть это отнюдь не должно быть». С двенадцати часов дня пансионеры переодевались в новое платье и сидели в классах уже начеку, поминутно ожидая трех звонков из швейцарской.

Когда Николай, наконец, являлся, дежурный гимназист кричал: «Государь!» Все вскакивали, бросали любые занятия, книги, вещи. Каждый лихорадочно торопился пригладить волосы, поправить суконный галстук, застегнуть крючок на воротнике и пуговицы на куртке. Обожаемый монарх стремительно входил в камеру, сопровождаемый едва успевавшим за ним директором. Гимназисты хором должны были гаркнуть во все горло: «Здравия желаем, ваше императорское величество!» Николай, как известно, производил на своих подданных сильное впечатление своим внушительным видом. Вот как описывал его тот же Н. Каратыгин: «Государь был одет в сюртук лейб-гвардии Конного полка, пуговицы на груди расположены были широко между плечи суживались к талии, что великолепно обрисовывало грудь. Золотые эполеты ярко искрились, в руках была треугольная шляпа с густым белым султаном». После приветствия в наступавшей гробовой тишине Николай начинал обходить ряды присмиревших гимназистов, тщательным образом рассматривая каждого. Однажды, остановившись перед одним из воспитанников, грозный государь сердито произнёс: «Разве можно так стоять перед начальством?!» Бедный юноша не успел вовремя застегнуть все пуговицы на куртке и, «к завершению его беды, вместо того, чтобы смотреть прямо в лицо императора, понуря голову, смотрел на кончики своих сапог!» Ученику устроили разнос, Николай обозвал его «расслабленным», а начальству гимназии было велено бороться с чрезмерной застенчивостью некоторых воспитанников. «Застенчивость не может быть поставлена в упрёк девице, но в молодом человеке – это недостаток! Характер молодого человека должен быть: бодр, сообразите-лен и находчив, а не вял и апатичен», – заявил государь. Молодой человек, пошатываясь, сел на скамью. На него набросились с упрёками и угрозами гувернёры, подскочил и инспектор гимназии со своими внушениями. В общем, поднялась кутерьма…

Впрочем, после посещения младших классов Николай пришёл в хорошее расположение духа и уже ласково взяв провинившегося гимназиста за подбородок, спросил: «Ну что, оправился?…Фу, какой же ты слезливый!». Другой воспитанник в это время, слушая с благоговением наставления императора, совершенно замер, «приложив плотно руки по швам и подняв высоко плечи». «Ну и этот хорош! Окаменел и стоит как мумия!», – засмеялся Николай. Положив руки на плечи ученику, он сказал: «Ты не солдат, держи себя свободнее!» Короче говоря, угодить Николаю Павловичу было не так-то просто.

Затем его величество обычно посещал отдельные классы, и для гимназистов считалось «особенной честью и счастьем отвечать при нём урок». Некоторые учителя при этом, конечно, хитрили, требуя, чтобы «при входе царя в класс после здорованья и приказания садиться, лучший ученик не садился, а готовился бы отвечать урок, как будто перед тем вызванный». Если ученик молчал или мямлил и запинался, Николай мог быстро потерять терпение. Именно так произошло на уроке законоучителя М. Муретова во Второй гимназии. Услыхав «царский звонок», он, спрашивавший в это время посредственного ученика Лаубе, сказал, чтобы при входе царя отвечал кто-нибудь другой, из лучших воспитанников. Однако после приветствия и приказания государя всем садиться, Лаубе, видимо, оцепенев от страха, продолжал стоять. Законоучитель не посмел вызвать другого и обратился к нему с вопросом: «Как читается 8-я заповедь?» Лаубе молчал и молчал, минуты две. Наконец вспомнил: «не прелюби сотвори!» Николай крикнул «Дурак!», вышел из класса и уехал из гимназии.

В 1848 г. во время визита в Первую гимназию, Николай явился на урок греческого, на котором изучался «анекдот об Эзопе». Император, задав воспитанникам «глубокомысленные» вопросы «Эзоп ли я?» или «В спине у тебя пусто или много?», остался удовлетворён их ответами; проходя мимо класса, в котором шёл урок немецкого, его величество, сын немецкой принцессы, бросил фразу: «нашему русскому брату не свойствен немецкий язык».

Кроме уроков, император мог посетить столовую, пробовал пансионерские щи, заходил в спальни и лазарет.

Если всё проходило удачно, после уроков гимназистов собирали в актовом зале и там начиналось «неформальное общение». Монарха обступали маленькие: «кто хватает его за ноги, кто за руки, некоторые стараются лезть к нему на спину. Он стоит неколебимо с улыбкой на устах, берёт двух самых маленьких к себе на руки и они целуют ему рукава сюртука, эполеты и воротник». Затем «царственного гостя» «густой» толпой с криками «ура» провожали к сеням, подавали шинель, калоши, вырывали из султана на память пёрышки, окружали лошадей и экипаж. Это знаменательное событие долго обсуждалось учителями и учениками со всеми подробностями, но особую радость доставляло гимназистам высочайшее разрешение распустить их на несколько дней по домам. По имеющимся в литературе сведениям, государь император за время царствования 18 раз удостоил своим посещением Первую гимназию, 14 – Вторую, 15 – Третью, 12 – Ларинскую и один раз Пятую.