banner banner banner
Гимназические «казусы». Сборник рассказов
Гимназические «казусы». Сборник рассказов
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Гимназические «казусы». Сборник рассказов

скачать книгу бесплатно

Гимназические «казусы». Сборник рассказов
Татьяна Пашкова

В книге, основанной на опубликованных и архивных документальных источниках, читатель найдет смешные и драматические, таинственные и обыденные истории из жизни дореволюцонных петербургских гимназий. Эти рассказы не только вносят новые штрихи в биографии известных исторических персонажей, но и воскрешают эпизоды из казалось бы навсегда канувшей в небытие жизни самых обычных "маленьких людей".

Татьяна Пашкова

Гимназические «казусы». Сборник рассказов

Неудавшийся академический "эксперимент"

Первая светская гимназия для мальчиков открылась в Петербурге в 1726 г. при Академии наук и носила узковедомственный характер. Для руководства ею из Пруссии был приглашён проректор Кенигсбергской кафедральной школы профессор древностей Готлиб Зигфрид Байер. Первыми преподавателями были в основном немецкие учёные, сыгравшие в том числе большую роль в становлении петербургской Академии наук, – Г. Ф. Миллер (вместе с Г.З. Байером известный большинству читателей лишь как создатель «норманской теории»), И. Э. Фишер, И. Х. Буксбаум и другие. Практически сразу после своего открытия Академическая гимназия столкнулась с большими трудностями. Количество учеников из года в год сокращалось (это было связано, в частности, с переездом императорского двора в Москву, а также с тем, что некоторые мальчики поступали в школу только для изучения отдельных предметов), не хватало квалифицированных учителей, особенно умевших говорить по-русски, не было стабильных учебников и программ.

В 1737 г. была создана специальная комиссия, предложившая разделить гимназию на русское и немецкое отделения и ввести 10-летний курс. Академики-немцы сетовали на то, что «в Германии процветают языки латинский, греческий и еврейский, Аристотелева философия, римское право и спекулятивное богословие; все это мало ценится в России, за исключением латинского языка», где «напирают главным образом на практичность, в особенности на науки математические, полезные для страны в военное и мирное время». В 1747 г. был составлен Академический регламент, в соответствии с которым гимназия рассматривалась как профессиональное училище, готовящее к академической службе. В 1758 – 1765 гг. учебным заведением руководил М. В. Ломоносов. Наряду с латинскими классами он впервые учредил русские классы, в которых изучались русский язык и история

В 1770 г. появилось особое «Академическое всеучилище», объединившее под одним руководством Академическую гимназию и университет. Однако это обстоятельство не помогло предотвратить упадок академических учреждений в конце 1770-х – начале 1780-х гг. Одворянить гимназию так и не удалось, поскольку дворяне в большинстве своём хотели давать свои детям не гражданское научное образование, а военное.

В 1805 г. в столице открылось первое всесословное учебное заведение – С.-Петербургская губернская гимназия (располагалась на углу Большой Мещанской ул. и Демидова пер. (ныне – Казанская ул. и пер. Гривцова), а Академическую гимназию закрыли. Руководство Академии, видимо, все еще не оставляло надежд растить в недрах новой школы достойную смену «для пользы своей» из «приуготовленных к наукам воспитанников», поэтому стала выделять средства на обучение в пансионе около ста человек. При этом специально оговаривалось, что в число таких пансионеров должны были помещаться преимущественно дети господ академиков, адъюнктов и других чиновников Академии. Начальство школы не имело права самостоятельно исключать этих учеников или принимать в их ряды кого-либо со стороны. Однако из любого правила, как известно, бывают исключения и уже в 1805 г., судя по списку пансионеров, наряду с детьми академических чиновников в школе учились сыновья таможенного досмотрщика, гравёра, купца, придворного музыканта, ювелира и т.д. Часть из них была принята по личной просьбе кого-либо из академиков, часть – по приказу министра просвещения. На детях академиков природа, похоже отдыхала – большинство оказалось не в состоянии продолжить дело своих отцов, некоторые были исключены из гимназии за дурное поведение и бездарность.

В 1810 г.министр просвещения А.К. Разумовский докладывал императору, что по-прежнему "в число гимназистов принимаются большей частью дети сторонних … чиновников и разночинцев и по окончании в гимназии наук или и прежде сего отпускаются по собственному их произволению". В результате академические суммы "издерживадлись" без всякой пользы для Академии. Министр предлагал изменить правила приема и потребовать от родителей, чьи дети воспитывались на иждивении Академии, давать подписку, что они не заберут своих сыновей из учебного заведения раньше времени. Кроме того, те из учеников, которые "покажут способности к наукам", должны были поступать в Педагогически инстиут на казенное содержание, а после его окончания либо перейти на службу в Академию (если будут того достойны), либо прослужить шесть лет в учтельском звании или других должностях по ведомству Министерства народного просвещения. При несоблюдении этих требований А.К. Разумовский предлагал взыскивать с родителей суммы, потраченные на обучение их детей. Похоже, что эти суровые меры так и не были введены в действие и остались лишь на бумаге.

В 1822 г. Губернская гимназия была преобразована в особое Высшее училище, которое принимало только детей родителей «свободного состояния», т.е. не состоявших в подушном окладе, и готовило чиновников для гражданской службы. Плата за обучение существенно повысилась, и Академия наук не пожелала дальше финансировать своих учеников. Еще в 1818 г. ее президент граф С.С. Уваров предлагал навсегда упразднить класс академических воспитанников, так как «сия мера не только не приносила никаких выгод Академии, но была еще разорительною». В результате на имя министра духовных дел и просвещения А.Н. Голицына пошли жалобы и прошения. Одно из таких «покорнейших прошений» исходило от ученика первого касса Петра Шаунбурга, в котором мальчик, испытывавший «пламенную приверженность к наукам» и желавший окончить курс, сообщал: превращение его в полупансионера «к моему прискорбию повергает меня непреодолимым трудностям, ибо я не имею ни родителей, ни состояния, которые могли бы обеспечить меня в содержании; сам же не нахожу никаких средств к оному и с горестию вижу только тёмную будущность, которая неминуемо должна замедлить или совершенно остановить ход моего образования». В других документах говорилось, что ученикам было велено «идти из гимназии, кто куда хочет», поскольку «казённое содержание на них прекратилось», у них отобрали форменное платье и учебники. Жалобы родственников были признаны основательными, и министерство обязало Академию наук довести оставшихся семь учеников до выпуска, обеспечив их полное содержание.

В дальнейшем в петербургских гимназиях было много учеников, обучавшихся за счет разных благотворителей и учреждений. Разочарованная Академия больше не вкладывала в это средства и стала искать другие способы для пополнения своих кадров.

Действующие лица

Г.З. Байер (1694 – 1738 гг.) – историк, филолог, исследователь русских древностей

Г.Ф. Миллер (1705 – 1783 гг.) – естествоиспытатель и путешественник, исследователь Камчатки

И.Э. Фишер (1697 – 1771 гг.) – историк, археолог

И. Х. Буксбаум (1693 – 1730 гг.) – естествоиспытатель, ботаник

М.В. Ломоносов (1711 – 1765 гг.) – учёный – энциклопедист, с 1745 г. – действительный член Императорской академии наук, почётный член Королевской Шведской и Болонской академий наук

А. К. Разумовский (1748 – 1822 гг.) – сын последнего гетмана Войска Запорожского, в 1805 – 1810 гг. – попечитель Московского университета, министр народного просвещения в 1810 – 1816 гг.

С.С. Уваров (1786 – 1855 гг.) – автор знаменитой формулы «православие, самодержавие, народность»; попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1811 – 1821 гг., министр народного просвещения в 1833 – 1849 гг; президент Академии наук с 1818 г.

А.Н. Голицын (1773 – 1844 гг.) – близкий друг императора Александра I; в 1803 – 1816 гг. – обер-прокурор Синода; в 1816 – 1824 гг. – министр духовных дел и народного просвещения

Дело, «покрытое во многих местах непроницаемым мраком»

В декабре 1809 г. во время болезни директора С.-Петербургской губернской гимназии барона И.И. Дольста, занимавшего эту должность с 1807 г., к попечителю учебного округа графу Н.Н. Новосильцеву явились подрядчики с жалобой о «неплатеже им принадлежащих денег за разные работы по училищам и поставку припасов в гимназический пансион». Через некоторое время попечителю пожаловались и учителя гимназии Острогорский, Романов, Назимов и Козловский. Они сообщили, что директор в течение трех месяцев (октября, ноября и декабря) получил 14 425 руб., но до сих пор никому не выдал жалованья. Учинённое начальством расследование показало, что хозяйственная часть по гимназии и училищам находились в «расстроенном состоянии», приходо-расходные книги велись в совершенном беспорядке, учителя и служащие по два месяца не получали жалованья и терпели крайнюю нужду. Директор был отстранён от должности до окончания следствия. Постепенно выяснилось, что он самовольно издержал до 36 тыс. рублей, сделал долг по гимназии, пансиону и прочим училищам до 46 тыс. рублей и совершил «значительные издержки» по Институту слепых. По тем временам это были какие-то совершенно фантастические суммы… Кроме того, начальник гимназии в феврале 1808 г. поместил одного из своих сыновей в пансион, не заплатив за его содержание.

Дело тянулось больше года. Был создан специальный Комитет, который затребовал все дела и счета по гимназии. Барон Дольст при этом не сдал проверяющим две приходо-расходные книги, в которые он вцепился «мёртвой хваткой» под предлогом, что хранившиеся в них расписки, отчёты и другие документы послужат ему оправданием. Бывший директор пытался жаловаться министру просвещения, что Комитет ничего не делает, а только занимается перепиской бумаг и задаёт вопросы ему, а не тем ревизорам, которые его ежемесячно проверяли; что последние сваливают всю вину на него одного. Комитет, в свою очередь, заявлял, что дела были сданы Дольстом не лично, а через секретаря, да к тому же с нарушениями – без описи, номеров и т.д. Барон считал себя виноватым лишь в том, что «передержал суммы противу штатного расписания», но объяснял эту «передержку» ростом цен на все жизненные припасы, ошибками письмоводителя и … сильными морозами. Один из членов Комитета, учитель П. Острогорский, в донесении министру писал, что объяснения Дольста «очень медленны, не определительны, запутаны, слишком с дальними посторонностями, или грубы, исполнены оскорбительных выражений» и характеризовал это дело как очень запутанное и «покрытое во многих местах непроницаемым мраком».

В декабре 1810 г., когда расследование близилось к концу, Дольст стал ссылаться на плохое здоровье и в течение нескольких месяцев не являлся по вызову, чтобы ответить на вопросы по Институту слепых. В феврале 1811 г. последовал именной высочайший указ об окончательном отстранении барона от должности и предании его уголовному суду. Наконец, в апреле 1811 г., он все-таки явился в Палату уголовного суда, куда были переданы материалы дела, и был «обязан в несъезде … из города подписью», т.е. дал подписку о невыезде. Главное Правление училищ выплатило пострадавшим суммы, которые задолжал бывший директор. Они пошли на оплату съёмных квартир и свечи учителям, канцелярских принадлежностей, пива гувернерам гимназии; выплаты жалованья кастелянше пансиона за починку и мытье белья, за стекольные и малярные работы крестьянам, за чистку нужников, за кожевенные товары, плотницкие и печные работы, за продукты, книги, тюфяки и сукна купцам, лекарства аптекарю, жестяные работы фонарному мастеру; эконому гимназии за издержанные им собственные средства на казённые надобности и т.д.. Из служебной записки следовало также, что эконом не получил 20 якобы закупленных для пансиона пудов сахара, прованское масло, бочонок изюма; куда-то подевались заказанные диван и кресло, тюфяки и подушки, полотно батист и платки, белье для воспитанников и т.д. Кое-что из этого обнаружилось впоследствии в квартире директора Дольста, расположенной при гимназии. Интересно, что эконом гимназии Пётр Мольтрах спустя несколько лет пропал без вести и отыскать его так и не удалось.

Уголовная палата в апреле 1813 г. присудила к взысканию с И.И. Дольста 52 819 руб. 52 коп. с процентами по день уплаты. В обеспечение долга палата потребовала представить имение самого виновного в Эстляндской губернии, купленное им за 100 руб. серебром, а также имения поручившихся за него взрослых сыновей, Александра и Николая. Однако барон (возможно, от пережитых волнений) внезапно умер, и младшие Дольсты были освобождены от ответственности.

Дальше дело несколько лет кочевало из Палаты уголовного суда в Сенат и обратно, и на каком-то этапе часть суммы долга хотели взыскать с Совета гимназии за «оплошность и излишнее доверие» директору. В конце концов 22 августа 1826 г. вышел царский Манифест, по которому дела, продолжавшиеся больше 10 лет, были «прощены и оставлены».

Точка в истории казнокрада барона И.И. Дольста была поставлена только спустя четверть века после ее начала. 23 сентября 1835 г. высочайшим указом министру народного просвещения графу С.С. Уварову, хорошо осведомлённому об этом деле, было велено его прекратить.

Действующие лица

Н.Н. Новосильцев (1761 – 1836 гг.) – близкий друг императора Александра I, один из членов его «Негласного комитета», попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1802 – 1810 гг.

граф С.С. Уваров (1786 – 1855 гг.) – попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1811 – 1821 гг., министр народного просвещения в 1833 – 1849 гг; президент Академии наук с 1818 г.

барон И.И. Дольст – директор С.-Петербургской губернской гимназии в 1807 – 1810 гг.

Учреждения

Институт слепых был открыт в 1807 г. на углу 2-ой линии и Большого пр. Васильевского острова. В 1819 г. был передан в ведение Императорского Человеколюбивого общества и переведён в Михайловский замок

Концепция изменилась, или Судьба переводчика

Когда молодой и энергичный граф С.С. Уваров занял пост попечителя столичного учебного округа, он стал поощрять учителей к написанию собственных учебников – «исторических компендиумов или руководств», которых еще было слишком мало.

В 1811 г. преподаватель С.-Петербургской губернской гимназии Егор Константинов, стараясь, по его словам, «сколь возможно быть полезным отечеству, особливо при наставлении юношества», издал перевод с немецкого языка «Сокращение всеобщей истории», сочинённое профессором готской гимназии И.Г. Галлетти и изданное в Готе в 1810 г. К нему переводчик присовокупил краткое обозрение российской истории по системе того же профессора.

Из переписки Е.К. Константинова с С.С. Уваровым следует, что эта книга не только была одобрена последним, но и благодаря его посредничеству «заслужила высочайшее благоволение». В результате за свои труды по переводу и изданию Константинов был награждён бриллиантовым перстнем.

Учебник Галлетти выгодно отличался от аналогичных книг наличием вступления, содержавшего рассуждения о предмете истории, ее источниках (устных и письменных), а также «пособиях» для ее познания, под которыми автор подразумевал географию, хронологию, нумизматику, генеалогию, геральдику и дипломатику. Предметом всеобщей истории профессор считал «только такие приключения, которые имеют действие на весь или по крайней мере на знатнейшую часть рода человеческого».

Удельный вес «приключений» из российской истории был сравнительно небольшим. Так, из древнего периода Галлетти отметил только разделение князем Владимиром своих владений между сыновьями, что в конечном счёте способствовало покорению Руси ханом Батыем. Все остальные важные события, повлиявшие на «род человеческий», относились к XVIII и началу XIX столетий.

Переводчик книги Галлетти Е. Константинов дополнил текст немецкого профессора своим собственным под названием «Обозрение российской истории». Он представлял собой довольно подробное изложение событий, доведённое до кончины императрицы Екатерины II и включавшее 324 страницы. Делопроизводственные документы свидетельствуют, что с момента выхода перевод Е. Константинова использовался в С.-Петербургской губернской гимназии как руководство.

Спустя восемь лет, убедившись, что его труд «получил благосклонный приём в российских общественных и частных учебных заведениях при первоначальном наставлении юношества», Константинов приступил ко второму изданию, которое он «исправил, пополнил и довёл до 1819 г.». Своё произведение, видимо надеясь на дальнейшее покровительство, учитель благоразумно посвятил С.С. Уварову, как «любителю и достойному покровителю наук» и попросил предложить его на рассмотрение Учёного комитета. Книга вышла в 1819 г., увеличившись в объёме на 20 страниц за счёт краткого изложения основных вех царствования Павла I и Александра I. На этот раз автор закончил свой рассказ о российской истории конгрессом в Ахене, т.е. фактически довёл изложение до современных читателям событий, что для учебных книг первой половины XIX в. было большой редкостью.

Таким образом, именно сочинение Е. Константинова стало первым учебником по отечественной истории (хотя и являвшимся частью учебной книги по истории всеобщей), использовавшимся для преподавания петербургским гимназистам.

Однако в апреле 1822 г. начальство внезапно сочло, что некоторые руководства, в том числе учебник Галлетти, «по духу, в каковом они написаны и совершенному несогласию и противоречию Священному Писанию, как учебные книги приняты быть не могут». Преподавание по ним велено было немедленно остановить и отобрать у воспитанников имевшиеся у них на руках экземпляры, т.к. книги эти «более вредные, чем полезные». Контекст этих событий хорошо известен и связан с приходом к управлению столичным учебным округом Д.П. Рунича, начавшего преследование ряда профессоров Петербургского университета.

Один из тогдашних учеников столичной Губернской гимназии, будущий сенатор К.И. Фишер, в своих воспоминаниях рассказывал, что почерпнутое им из учебника Галлетти рассуждение о природе власти категорически не устроило явившегося на экзамен Рунича. Вот как Фишер описывал этот эпизод.

«Позвали меня к столу и спросили, как я объясню по естественному праву, что государь может награждать, наказывать, рубить головы своим судом, а он, Рунич, такой же человек, этого права не имеет. Товарищи шипели мне издали: «помазанник», – но я не дослыхивал и потерялся… Я между тем понадумался и, в убеждении, что сделаю отлично, объяснил конференции, что Франц II имеет власть по праву наследства. «А как же приобрёл первый монарх такое право?» Я стал объяснять, что сначала люди избирали себе сами главу только на время войны с соседями, но избранные укрепили за собой власть с помощью войска. Рунич слушал меня с удовольствием; тем более удивился я, когда Плисов (преподаватель естественного права – Т.П.) дрожащим голосом прервал меня, уверяя, что он никогда подобного не говорил своим слушателям. Рунич же доказывал, что ребёнок не может сам выдумать подобные вещи…Когда я увидел, что профессор мой собирается выйти, я возмутился и тоном негодования объявил, что профессор никогда не говорил того, что я сказал; что я читал это в сочинениях исторических, между прочим – в истории Галетти, которая была у нас учебником официальным. Потребовали историю Галетти, велели мне отыскать то место, в котором выражена мысль, мною высказанная. Я нашёл фразу, выражавшую почти то же…».

Попечитель заявил, что учеников учили всякому «вздору», внушались понятия «превратные» и что естественное право они знают без всяких профессоров, если знают десять заповедей и символ веры. Подводя итог этой истории, Фишер писал, что своей ссылкой на учебник нанёс невольный удар учителю Е. Константинову, так как тот якобы в возмещение своих трудов по переводу Галлетти получил несколько сот экземпляров, а после запрета книги остался с «макулатурой» на руках.

К сожалению, на этом несчастья старшего учителя Высшего училища и смотрителя училищ Ораниенбаумского уезда Константинова не закончились. Он был родом из посадских детей, поступивших в число дворян петербургской губернии. Константинову было около 40 лет, от двух браков он имел семерых малолетних детей, находившихся на его иждивении. В жизни успешного переводчика началась какая-то черная полоса: в ноябре 1822 г. Константинов был внезапно уволен от должности, несмотря на все прошлые заслуги, летом 1823 г. – уволен от учительского звания по «собственному прошению». Можно предположить, что все эти неурядицы были следствием описанной выше истории. Константинов был еще мужчиной в полном расцвете сил и не выслужил пенсии, так что увольнение по «собственному желанию» было, скорее всего, вынужденным. Бывший учитель перешел на службу в Министерство финансов и был определен на службу в Департамент Государственных имуществ "журналистом".

Действующие лица

граф С.С. Уваров (1786 – 1855 гг.) – попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1811 – 1821 гг., министр народного просвещения в 1833 – 1849 гг; президент Академии наук с 1818 г.

Д.П. Рунич (1778 – 1860 гг.) – реакционер, казнокрад, попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1821 – 1826 гг.

К.И. Фишер (1805 – 1868 гг.) – сенатор, директор Департамента железных дорог

М.Г. Плисов (1783 – 1853 гг.) – экстраординарный профессор С.-Петербургского университета, читал политическую экономию, римское право и другие дисциплины. Был уволен в марте 1822 г. наряду с прочими профессорами

О благородном поступке Н.И. Греча и незавидной судьбе капитала "Сына Отечества"

Известный журналист и издатель Н.И. Греч в течение многих лет служил учителем русского языка и словесности в различных учебных заведениях столицы, в том числе С.-Петербургской губернской гимназии. В своих мемуарных записках Греч писал, что «решился сделаться учителем», потому что его влекла к тому «собственная охота» . Интересно, что его матушка с трудом дала свое согласие на такой род деятельности (как писал Греч, «дворянская кровь в ней заговорила»). Не только мать, но и другие родственники, и товарищи молодого человека досадовали, что он избрал «несовместное с дворянским званием учителя» .

В 1812 г. Н.И. Греч, будучи учителем Губернской гимназии, стал издавать свой знаменитый журнал «Сын Отечества». В январе 1814 г. он дал подписку о ежегодном внесении с доходов от издания трех тысяч рублей на содержание и воспитание неимущих сирот, детей штаб и обер офицеров, «положивших живот свой за Отечество в кампании 1812 и 1813 годов».

Спустя три года Николай Иванович в письме к попечителю округа графу С.С. Уварову, пожаловавшись на расстроенное здоровье, с явной обидой упомянул, что Министерство просвещения «не только не удостоило ни малейшим вниманием» его многолетних трудов, «но даже не рассудило за благо довести до высочайшего сведения» о сделанном пожертвовании. Греч пояснял, что желал на проценты с капитала от доходов журнала воспитывать при С.-Петербургской губернской гимназии двух сыновей убитых офицеров в течение шести лет, выделяя по 500 рублей в год на каждого.

Вплоть до 1827 г. проценты с капитала, как объясняли чиновники, "по незначительности своей" оставались нетронутыми. В результате выбор сирот Греч предоставил уже военному начальству, настаивая, чтобы капитал был назван не по его имени, а капиталом «Сына Отечества». После создания в Петербурге в 1828 – 1830 гг. трех мужских гимназий, эти деньги достались Третьей гимназии, которая больше других школ принимала детей «недостаточных родителей» и сирот.

Из документов известно, что в августе 1828 г. капитал был употреблён на содержание ученика этой гимназии Михаила Виддера. Правда, уже в 1832 г. директор В.В. Шнейдер докладывал министерству, что денег на содержание воспитанника недостаточно. Виддер, судя по всему, учился плохо: спустя десять лет он был только в пятом классе (т.е. в среднем сидел по два года в каждом) и в конце концов был уволен из гимназии.

Поскольку плата за пребывание в пансионе была повышена, денег снова стало не хватать, и министерство решило оставить вакансию "праздной" до лучших времен.

В 1842 г. на нее был принят Владимир Шмидт, но и у него учеба не задалась: через шесть лет он был уволен "по болезни".

В 1857 г. особый комитет, созданный еще 18 августа 1814 г. для помощи инвалидам, вдовам и сиротам воинских чиновников, отчитался, что детей (офицеров, сложивших свои головы в кампанию 1812 – 1813 гг. – Т.П.) гимназического возраста уже нет, поэтому деньги должны выделяться либо на содержание внуков, либо просто сирот погибших военных. О вызове таких сирот для подачи соответствующих прошений стали объявлять в газете «Русский инвалид».

Один за другим вакансию занимали еще несколько человек, но только один из них, Сергей Шнейер, доучился до конца курса и даже получил в 1871 г. золотую медаль.

Н.И. Греч, скончавшийся в 1867 г., так и не увидел плодов своего благородного поступка. Такой оказалась судьба капитала "Сына Отечества"

Действующие лица

Н.И. Греч (1787 – 1867 гг.) – журналист, издатель, педагог

В.В. Шнейдер – директор Третьей гимназии в 1828 – 1837 гг.

Учреждения

«Сын Отечества» – исторический, литературный и общественно-политический журнал, издававшийся сначала Н.И. Гречем единолично, затем совместно с Ф.В. Булгариным, далее – другими лицами.

Третья мужская гимназия – была преобразована в 1830 г. из С.-Петербургской гимназии и первоначально предназначалась преимущественно для детей бедных чиновников и сирот. Получила статус учебного заведения при Университете, поэтому в ней на протяжении всей ее истории преподавались в обязательном порядке два древних языка -латынь и греческий.

Ленивые воспитанники Высшего училища

21 декабря 1823 г. попечитель С.-Петербургского учебного округа Д.П. Рунич известил министра А.Н. Голицына, что по донесению инспектора Высшего училища И.И. Берловского, из 34 воспитанников трое «не подают надежд на дальнейшие успехи в науках и исправление своего поведения». Этими «героями» были сын придворного камердинера Константин Шатлев, сын секретаря Придворной конторы Александр Тимофеев и сын придворного певчего Андрей Привицкий. Кроме того, пришлось оставить на второй год двух братьев Зубинских, детей еще одного камердинера. Попечитель, вслед за инспектором Высшего училища, тревожился, как бы эта ситуация не вызвала нареканий в адрес учебного заведения. Об этом случае пришлось доложить самому государю императору.

Из документов известно, что Константин Шатлев поступил в училище в 1817 г. и «пробыл в двух начальных классах около 6 ? лет без всякой пользы». Александр Тимофеев, поступивший в том же году, вплоть до 1823 г. не продвинулся далее третьего класса. В том же третьем классе находился и Андрей Привицкий, принятый на учёбу чуть позже, в 1819 г. Начальство Высшего училища утверждало, что исправлять этих безнадёжных учеников уже больше нет никаких средств и просило предоставить возможность занять их места кем-нибудь другим. В частности, прошение о помещении на казённое содержание своего сына по «причине недостаточного состояния» подал царскосельский брандмейстер коллежский секретарь Резе. Александр Резе был полупансионером и за его обучение отец платил 360 рублей в год, а полный пансион стоил гораздо дороже – 1000 руб.

В январе 1824 г. руководство заведения решило, наконец, исключить хотя бы Андрея Привицкого, но его отец просил поступить иначе: «уволить…для поступления в службу, дабы не преградить ему дальнейшего пути по оной». В результате все три лентяя по прямому повелению Александра I были уволены 20 января.

Что касается Александра и Гавриила Зубинских, то они поступили в училище в 1819 г., «пробыли в первых трех начальных классах с лишком 4 года и в 1824 г. в высший класс переведены» не были. Государю было доложено, что если они «не подают никакой надежды к исправлению себя в поведении и прилежании, то пребывание их в училище вовсе бесполезно» и нужно перевести их в какой-нибудь частный пансион (обучение в частных пансионах стоило от 1500 до 2000 руб. в год). На этом фоне придворный камердинер, видимо, приложил недюжинные усилия к вразумлению своих сыновей (какими способами он это сделал – история умалчивает). Во всяком случае в письмах инспектора заведения И.И. Берловского от 20 января и 4 февраля отцу учеников и попечителю округа говорилось, что если раньше приходилось «в воскресные дни и во время прогулок детских" оставлять Зубинских «в камерах (помещения в пансионе для подготовки уроков, обычно делились на отделения для старших и младших учеников – Т.П.) для выучения урока по предмету, в котором они были ленивы», то с нового года поведение и прилежание братьев улучшилось. В то же время И.И. Берловский полагал, что перемещение в другое учебное заведение пойдёт им на пользу, поскольку не нужно будет изучать такое множество предметов, как в Высшем училище, «в коем по каждому предмету учение взыскивается со строгим благоразумием». Но дело все-таки не задалось: в конце февраля камердинера оповестили, что сыновья представлены к увольнению. Он попросил выдать ему письменное подтверждение, что Александр и Гавриил хорошо вели себя в начале года – чтобы утешить этим жену. Инспектор согласился, но при этом «нимало не полагая, что таковая записка послужит для отца Зубинских поводом для оправдания шалостей».

Итак, для того, чтобы уволить нескольких нерадивых учеников, чиновникам разного уровня пришлось вести бюрократическую переписку минимум два месяца и ставить в известность самого государя императора. А вот инспектор И.И. Берловский потерял своё место из-за проступка подчинённых всего за два дня. Но об этом – следующая история.

Действующие лица

И.И. Берловский – из «Прусских Кенигсбергских уроженцев», сын инспектора при Соляной Экспедиции. Окончил Кенигсбергский университет, служил актуариусом и переводчиком в Коллегии иностранных дел, цолнером (т.е. сборщиком таможенных пошлин); инспектор Высшего училища в Петербурге с 1822 г.

Д.П. Рунич (1778 – 1860 гг.) – попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1821 – 1826 гг.

А.Н. Голицын (1773 – 1844 гг.) – близкий друг императора Александра I; в 1803 – 1816 гг. – обер-прокурор Синода; в 1816 – 1824 гг. – министр духовных дел и народного просвещения

Приключения двух иностранных гувернёров в России и драма их начальника

27 января 1827 г. попечитель С.-Петербургского учебного округа К.М. Бороздин получил от министра народного просвещения А.С. Шишкова следующую депешу: «Государь император вследствие дошедшего до сведения его величества постыдного происшествия с двумя гувернёрами Высшего училища, Дюнерейном и Родацем, которое не только не может быть терпимо в звании наставников и надзирателей за поведением юношества, но подвергло бы даже воспитанников изгнанию из всякого учебного заведения, высочайше повелеть соизволил: инспектора Высшего училища надворного советника Берловского, как ближайшего начальника сего заведения, немедленно отрешить от должности, возложив на члена Главного Правления училищ М.Ю. Виельгорского непосредственный за сим училищем надзор до назначения нового надёжного в должность инспектора чиновника, который бы чувствовал важность своего звания».

В аналогичном письме графу М.Ю. Виельгорскому была сделана приписка: «Прошу покорнейше обратить особенное внимание на нравственность и способность к образованию юношества гувернёров Высшего училища, и о последующем донести мне с означением, кто из них какого происхождения, какие занимал прежде должности, и по каким свидетельствам и удостоверениям в благонадёжности к сему званию принят в училище».

Николай I высочайше повелел соизволить командированному по его повелению в Министерство народного просвещения Корпуса инженеров путей сообщения отставному полковнику П. И. Бенарду быть директором Высшего училища с производством ему жалованья 2000 рублей и столовых денег 1200 в год из сумм училища. Новый директор должен был быть приведён к присяге в Сенате.

Через несколько месяцев, в начале мая, уволенный инспектор И. И. Берловский обратился к попечителю округа с просьбой выдать ему на основании его формулярного списка «надлежащий аттестат». Видимо, опасаясь каких-то осложнений, попечитель затребовал у ректора Университета сведения, точно ли господин Берловский «сдал по принадлежности на законном основании и в исправности кому следует все находившееся на ответственности его».

Все оказалось более – менее в порядке: 28 апреля новый директор Бенард сообщил ректору, что Берловский составил опись имущества училища, которая была им, Бенардом, освидетельствована на месте совместно с помощником инспектора Кестнером и экономом Доброславским; касса и вся денежная часть были сданы еще ранее графу Виельгорскому. В результате император разрешил выдать проштрафившемуся Берловскому аттестат, но с указанием, за что он отрешён от должности («за слабый надзор за двумя худого поведения гувернёрами»).

Из-за чего же и из-за кого поднялась вся эта бюрократическая суета? О двух виновниках происшествия из документов известно следующее.

Михаил Дюнерейн, французский подданный из Парижа, прибыл в Россию 1 сентября 1820 г., в службу вступил в Императорский Гатчинский Воспитательный дом и состоял надзирателем и учителем французского языка с 23 апреля 1824 по 21 августа 1825 г. При увольнении получил аттестат, в котором говорилось, что он исправлял должность свою «с усердием и деятельностно, и поведения был хорошего». По этому свидетельству по предписанию правления Университета он и был принят в Высшее училище на должность комнатного надзирателя за воспитанниками пансиона 3 марта 1826 г.

Карл Эдуард Родац, гамбургский уроженец, прибыл в Россию в 1817 г. и был допущен к исправлению должности комнатного надзирателя 3 декабря 1826 г., «впредь до утверждения, по усмотрению способностей его к оной». При принятии его на службу Берловский руководствовался словесной рекомендацией попечителя округа. В виде на жительство, выданном петербургским обер-полицмейстером, содержались сведения, что купеческому приказчику Карлу Родацу в 1826 г. было 28 лет, роста среднего, волосы и брови тёмно-русые, глаза карие, нос и рост умеренные, лицо овальное, особых примет не имел.

25 января, когда Дюнерейн и Родац не явились к столу воспитанников для исправления своей должности, инспектор Берловский тотчас осведомился на их квартире о причине такого поступка, но не нашёл обоих дома. Поэтому он сразу расспросил живших в доме чиновников, не знают ли кто из них, куда они отлучились, но ни от кого не получил удовлетворительного ответа. Огорчённый таким нерадением своих подчинённых в исправлении должности и «побуждаемый прежде сделанными замечаниями насчёт нерадения и ненадёжности их по службе», инспектор решил удалить гувернёров от училища? в тот же день представив рапорт попечителю и в Правление Университета. Вечером ему стало известно от «лица постороннего», что гувернёры в прошедшую ночь «за какое-то приключение взяты в полицию и содержатся в оной».

На следующий день утром явился граф М.Ю. Виельгорский и, взяв сведения о службе Дюнерейна и Родаца, уведомил, что они взяты под арест.

Что произошло в доме генерал-майорши Сталь в роковую ночь с 24 на 25 января 1827 г., документы не сообщают. Следствие по делу злополучных гувернёров было окончено к середине февраля (все это время они находились под домашним арестом). По решению государя «за известный буйственный поступок» они были не только уволены, но и высланы за границу «как люди дурного поведения», а в остальных гимназиях Петербурга поднялся переполох и сбор сведений о «благонадёжности» гувернёров и комнатных надзирателей.

Что касается несчастного инспектора И.И. Берловского, молниеносно уволенного из-за проступка своих подчинённых, то потеря места «и с оным жалованья 2000 и столовых 1200 руб. нанесла ему сердечную рану, при многочисленном семействе». Не выдержав горя, он скончался в 55-летнем возрасте в декабре 1827 г. «от сильного стеснения груди и воспоследовавшей остановки дыхания». У него осталась вдова, которую смерть мужа повергла «во все крайности нищеты», а также три дочери: одна взрослая, но «не пристроенная», и две малолетние, «требовавшие окончательного образования». Кроме того, на попечении вдовы И. И. Берловского находились две девицы-сироты. В семействе имелся еще взрослый сын – подпоручик в Институте Корпуса инженеров путей сообщения, но он по каким-то причинам не мог (или не хотел) оказывать помощь матери и сёстрам.

Луиза Берловская написала слёзные прошения государю и министру народного просвещения А.С. Шишкову, называя последнего «благодетельным начальником и покровителем», и просила о пожаловании ей «пенсии, могущей составить безбедное проживание». Министр сжалился над бедной вдовой. Хотя ее супруг не выслужил полного срока, дававшего ей и детям право на пенсию, он ходатайствовал перед государем о выделении единовременно 2000 рублей и на постоянной основе 1000 рублей в год с тем, чтобы после смерти Луизы выплата производилась дочерям до замужества. Так закончилась эта печальная история для семейства Берловских.

Действующие лица

К.М. Бороздин (1781 – 1848 гг.) – историк, археолог; попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1826 – 1831 гг.

А.С. Шишков (1754 – 1841 гг.) – военный, литературовед, филолог; министр народного просвещения в 1826 – 1828 гг.

М.Ю. Виельгорский (1788 – 1856 гг.) – музыкант, меценат, служил по ведомству Министерства народного просвещения на разных должностях с 1812 г.

П. И. Бенард – директор Высшего училища в 1827 – 1829 гг.

Голодный и буйный пансионер Павлов