Жестокие забавы

Он помазал в воздухе какими-то листочками, заполненными машинописным текстом.

Они втроем сидели в Аркашкиной комнатушке над пачкой цветных банкнот иностранной валюты.

– Давай уж деньги что ли делить… – предложил Олег Прокопович.

– Я знаю, что делать, – бормотал Аркашка, отсчитывая купюры. – У меня всё на мази… а ты, Перископов, будешь на подсосе. Таким как ты я денег не доверю…

– Да я бы и не взял! – возмутился Иннокентий.

– Я знаю! – не унимался Аркашка. – Ты всё заносишь в тетрадку. Зачем? Огурцевичу доносишь, а?

Но Иннокентий уже сделал два необходимых шага к двери, на выход.

– Вали! Вали отсюда, рыжий! – сказали ему в спину. – Отдыхай пока не поступят новые распоряжения!

Глава 11

Олег же Прокопович, ещё плохо соображая после выпитого и съеденного, машинально сунул в карман двадцать пять синеньких бумажек номиналом в двадцать евро каждая и отправился восвояси, а именно в Бирюлево к «женушке». Только так и никак иначе Олег называл свою супругу.

Через несколько минут он уже погрузил и своё тело и не разлучный с ним баул в троллейбус, а из троллейбуса в метро. На всём этом пути Олег, подрёмывая, лениво размышлял о том, стоит ли зайти именно сегодня в приёмный пункт стеклотары или отложить это дело до завтра. Выйдя из метро на станции «Царицыно» уже изрядно протрезвевшим, Олег Прокопович вспомнил о задании, полученном утром от женушки. В супермаркете, у кассы, с полной корзинкой товара в руках, он опомнился. Рука, словно действуя помимо его воли, обнаружила в кармане кожаного макинтоша пачку банкнот, перетянутых резиночкой. Тут-то Олег вспомнил и о задании Огурцевича. И о дележе денег вспомнил он. В смятении чувств Олег Прокопович вернулся в торговый зал и присовокупил к продуктам в корзине чекушку водки. Чекушка была выпита в подворотне родной многоэтажки и заедена ломтём варёной колбасы. Однако выпитое горячительное не прояснило ума Олега Прокоповича.

На четырнадцатом этаже, в однокомнатной квартирке, Олега Прокоповича уже заждалась его женушка.

Супруги Награждённовы походили друг на друга и внешне, и по темпераменту. Так как супруг, Светлана Награждённова была чрезвычайно ревнива. Впрочем, этим душевным переживанием исчерпывалась вся её эмоциональность. Разумеется, при виде пьяненького супруга у Светы Награждённовой началась дежурная истерика.

– Я всем рассказываю, что ты не пьёшь, Олег, а ты опять выпил, как на прошлой неделе, – начала Света, заливаясь слезами. – Ты опять пил на работе с этими длинноногими девицами!

Олег Прокопович за двенадцать лет жизни с женой привык выслушивать одни и те же упреки, слышать всхлипы и причитания. Поэтому, он молча снял шапку и макинтош, разулся и попытался уединиться на кухне. Однако это Олегу Прокоповичу не удалось. Сначала затихли всхлипы. Потом за застеклённой кухонной дверью зашуршала возня. Олег Прокопович знал – это любящая жена рылась в бауле и карманах его макинтоша.

За годы брачной жизни Света Награждённова сильно располнела и несколько опустилась. Свои седеющие курчавые волосы Света красила в тёмные оттенки. Огромное свое тело Света обычно прикрывала тёмными балахонами, белое лицо её обрамляли буйные локоны длиной до плеч, глаза она обычно подводила густой черной тушью. В целом Светлана Награждённова выглядела пугающе экзотично. При весе в сто четыре килограмма так-то просто покидать жилище, тем более что лифт в их шестнадцатиэтажке часто ломался. Водрузить себя на четырнадцатый этаж без его помощи у Светы не получалось. Бывало, она подолгу просиживала у подъезда в компании пенсионерок, ожидая прихода лифтёров. Света давно уже не работала, хотя, как и её муж, закончила фармфак. Детей у супругов не было. Ежедневные занятия Светланы сводилась к приготовлению обильной и разнообразной пищи и ожиданию прихода мужа с работы. Большая часть жизни супруги Олега Прокоповича протекала в обществе упитанной собаки породы ротвейлер по имени Джульетта. Носительница вычурного, не пёсьего, имени вносила некоторое разнообразие в жизнь четы Награждённовых.

В описываемый же мною вечер, Олег Прокопович уже принялся было поедать приготовленный Светланой французский луковый суп с крутонами, когда в поле его зрения вдруг возникли пачка голубых банкнот и надкусанный батон вареной колбасы.

– Что это? – на влажных ещё щеках супруги виднелись потёки антрацитовой подводки.

– Я колбасой закусывал, – печально ответил Олег Прокопович.

– Я про деньги. Олег! Я тебе всю молодость отдала! Посмотри на кого я стала похожа из-за тебя? – привычно заныла Светлана и из её уже и без того припухших глаз опять потоком потекли слёзы. – Ты от меня деньги прячешь! На девиц длинноногих собрался их тратить!

После этих слов надкусанный батон колбасы, кувыркаясь в воздухе, пересек кухню и прямой наводкой ударил по очкам Олега Прокоповича. Очки слетели с его лица и исчезли где-то под столом.

– Эти деньги дал мне шеф для дела, – пробубнил Олег Прокопович с набитым ртом.

Он пытался нашарить под столом очки, надеясь, что они всё же не сломались. Обычно очкам на носу Олега Прокоповича удавалось просуществовать недели две-три, не более. Учитывая дороговизну оптики и оправ, ежемесячное приобретение новых очков вносило существенную брешь в семейный бюджет Награждённовых. По этой причине очки, находившиеся на носу Олега Прокоповича в каждый конкретный момент времени, всегда несли на себе следы ремонтов. Ремонт, как правило, производился с применением или лейкопластыря, или разноцветной изоляционной ленты.

– Для какого дела? – Света всё ещё плакала

– Старуху одну прибить хочет, – отсутствующим тоном ответил Олег Прокопович

– Как убить? – Света внезапно перестала плакать и зашмыгала носом.

– Он сказал: «Вы должны решить проблему». Раз вся проблема в старухе, значит надо её прибить, – ответил муж жене.

– Как же ты собираешься это делать? – всё больше изумлялась жена.

– Как старух убивают? Обычно это делают топором. Но топора у меня нет. Может быть, ты у отца спросишь? У него-то наверняка топор есть, он же дачу строит.

Олег Прокопович был неплохо образован. Знания о способах убийства старух он почерпнул непосредственно из первоисточников. Говоря «отец», он подразумевал не своего отца, который давно умер, а отца Светланы или «тестюшку», как он его чаще называл.

– У тебя, наверное, белая горячка. Или твои девки тебе гадости какой-нибудь в водку подсыпали – вот и ты и бредишь,

Светлана снова начала возбуждаться. Однако, несмотря на волнение, пачечку голубеньких банкнот она уже незаметно засунула в кармашек своего балахонистого одеяния. «Они обычно афродизиаки подсыпают, а не отраву», – сказал муж жене и отправился в ванную комнату смывать с себя прах двукратной поездки на общественном транспорте и дневного труда в «Научно-техническом продукте».

Там, наедине с собой, он размышлял о планировавшейся в выходные поездке на дачу к «тестюшке» и о топоре, который надеялся там раздобыть.

Глава 12

Осенние деньки в самом конце октября ещё иногда одаривают любителей дачного отдыха возможностью пожарить шашлыки и выпить рюмку – другую в семейном кругу, не вымокнув при этом под дождём до нитки и не налепив на обувь мощные оковалки мокрой глины. В такой вот октябрьский денек чета Награждённовых вместе со старшим братом Олега Прокоповича и его юной подругой прибыли на дачу к родителям Светланы.

Константин Награждённов – крупный, не первой молодости мужчина, трудился редактором в одном из «желтых» изданий. Подруга Константина Прокоповича именовалась Натальи Потёмкиной, была молода, хороша собой и любила выпить рюмку другую в хорошей компании. Столь похвальные свойства её натуры сплачивали разнокалиберное семейство Награждённовых – Рядовых и делали семейные сборища оживлёнными и содержательными. Внешность Наташи полностью соответствовала стандартам женской красоты, принятым Олегом Прокоповичем: длинные ноги, худощавое телосложение, юный возраст. Наташа запивала водку дешевым коньяком наравне с мужчинами и на полную катушку радовалась жизни. Все эти обстоятельства слегка раздражали и Светлану, и Константина. Впрочем, поскольку совместное пьянство Олега Прокоповича и Натальи не влекло за собой никаких далеко идущих последствий, то и противодействия ему со стороны остальных-прочих членов семейства не возникало.

В конце октября темнеет рано, на улице холодно и неуютно выпивать и закусывать. Веселые собутыльники начинают стучать зубами и проситься в тепло. Что до супругов Рядовых, так те и вовсе пошли спать, оставив молодёжь веселиться, как им заблагорассудится. Молодёжь же перебралась из-под хмурого осеннего неба на веранду. Веранда дома Рядовых представляла собой небольшую и разнообразно меблированную в стиле ретро комнату. Тут приютились и бабушкины стулья из клееной фанеры, покрытые облупившимся лаком, и драное всеми поколениями котов семейства Рядовых кресло, и засаленный и продавленный диван, на котором в обнимку расположились Константин и Наталья. В низеньком, лакированном серванте позвякивали старинные стопки и фужеры. На полочке в углу примостилось несколько растрёпанных томиков. Украшал интерьер огромных размеров телевизор, с экрана которого интеллигентного вида мужская голова хорошо поставленным голосом вещала о загадках неопознанных летающих объектов. Под столом, покрытом клеёнчатой скатертью, мирно посапывала толстопузая Джульетта. Компания уже опорожнила пару бутылок коньяка и Света изрядно устала. Она всерьёз подумывала о том, чтобы отправиться спать. Константин и Наталья периодически взасос целовались на диване.

Константину давно уже пора было жениться. Но женитьба всё как-то не складывалась. Наталья любила весёлые компании, поездки на моря летом, походы по шмоточным магазинам в любое время года. Стоять у плиты, мыть полы и закупать в магазинах продукты на всю семью Наталья категорически не хотела. Захмелев от выпитого коньяка, подруга Константина Награждённова произносила тост за тостом, обращаясь преимущественно к интеллигентного вида голове в телевизоре. От этого увлекательного занятия её могли оторвать только страстные поцелуи Константина. Константин же, напротив, пил как обычно мало, а напитков крепче сухого вина, желательно белого, вообще не употреблял. Да и табака он курил. Наконец Свету, захмелевшую и усталую, уложили на диван, завалив сверху старыми пальто и телогрейками. Наталья и Константин пересели на стулья. Это перемещение позволило отвлечь пьяненькую Наташу от говорящей головы в телевизоре, и парочка с ещё большим увлечением принялась целоваться.

***

В течение всего застолья Олега Прокоповича не оставляли мысли о топоре, который он уже приметил в сарайчике, хранившем в своём чреве садово-огородный и строительный инвентарь. Улучшив момент, когда брат Константин и Наталья слились в очередном страстном поцелуе, он взял в руки фонарик и вышел в промозглую октябрьскую ночь. По тропинке между перекопанных под зиму грядок, Олег Прокопович доплёлся до сарая и осветил его фанерную дверь. В размытом пятне света на обшарпанной поверхности двери он прочитал следующую надпись:

«Орудие лежит на полке!»

Слова были написаны неровным, детским почерком какой-то странной фосфоресцирующей краской. Олег Прокопович, дрожащими от холода и душевного смятения руками, распахнул дверь. Луч фонарика нашарил в темноте верстак и полку с инструментами над ним. На верстаке, ничуть не стесняясь, восседало странное существо, по виду девочка лет восьми, худенькая и, кажется, белобрысая. Наряд странного создания состоял из полупрозрачного кружевного пеньюарчика. Круглую головку девочки украшала лихо нахлобученная твидовая мужская кепка. Из-под кепки свисали трогательные косички. Козырек кепки бросал на личико существа густую тень. Существо раскачивало в воздухе тоненькими розовыми ножками, обутыми в ботиночки. Игривые помпончики болтались из стороны в сторону. Тонкие пальчики левой ручки существа сжимали дымящуюся сигаретку. «Здорово, Прокопыч, – сказало существо низким, прокуренным голосом. – Меня зовут Ларочка, а топорик – там!»

С этими словами существо оттопырило большой палец правой ручки, которым указало куда-то себе за спину, туда, где отец Рядовой обычно хранил свой топор.

В сильном волнении Олег Прокопович приблизился к верстаку и, стараясь не глядеть на странную Ларочку, схватил топор, сунул добычу себе под телогрейку и в ужасе погасил фонарь.

К дому он пробирался в полной темноте. Мысли путались. То мечталось о стройном теле Натальи Потёмкиной, таком близком и доступном, то оглоушивало неотвязное осознание неотложной необходимости навеки бросить пить.

***

А Светлане Награждённовой всю ночь снился симпатичный и ласковый буланый жеребчик. Приятные прикосновения его бархатной шкурки вызывали в её теле уже забытую сладкую истому. Горячее дыхание щекотало самые чувствительные места её мясистого тела. Утром Светлана проснулась совершенно счастливой и даже не стала ругать мужа за то, что он улегся спать, не сняв с себя одежду, да ещё и с отцовским топором в обнимку. Про разговор, состоявшийся между ней и мужем накануне на кухне Бирюлевской квартиры, Светлана Награждённова напрочь забыла и не заметила, как благоверный супруг утром укладывал в багажник новенького Константинова «Ниссана», бережно завернутый в тряпицу отцовский топор.

***

Поутру отец Рядовой, перекурив на резном крылечке собственного дачного дома, отправился в сарай постругать-попилить чего-нибудь по хозяйству. Дачку свою отец Рядовой отстраивал и достраивал уже лет двадцать.

Ах, этот запах свежих опилок! Ах, эти проекты, которые снова и снова возникают в головах неуемных фанатиков дачного строительства! Ах, эти сложенные тут и там аккуратными стопками строительные материалы, которым не всегда суждено превратиться в готовые сооружения! Видимо, когда не молодой уже мужичек принимается за строительство дачного домишки, его больше интересует сам процесс, нежели его конечный результат.

Сарайчик стоял на краю дачного участка. Его отец Рядовой тоже никак не мог довести до ума. То времени не хватало, то – денег. Отец Рядовой сильно озяб. Осеннее солнце, едва оторвавшееся от горизонта, ярко засвечивало в щели между брусьями и в оконце, полуприкрытое ветхой ситцевой занавеской. На стене над верстаком, прямо на плохо оструганных брусьях, красовалась надпись странного содержания:

«Если топорик лежит в сараюшке – значит скоро он станет орудием,

Если он станет орудием – значит кто-то сильно испугается,

Если кто-то сильно испугается – значит другие горько заплачут».

Слова были написаны неровным детским почерком белой краской. Отцу Рядовому удалось ликвидировать только через месяц, да и то лишь при помощи рубанка.

Глава 13

Тусклое осеннее солнце клонилось к закату, когда в уютном дворике Лилии Гиацинтовны наконец собрались приглашенные с Наиной Генриховной во главе.

Во-первых, Василий Александрович подал серьёзный повод для тревоги: сразу по прибытии на место сбора гостей он залпом употребил поллитровку крепленого пива. Эту поллитровку Василий как фокусник извлек откуда-то из недр багажника своего ржавого «Жигуленка».

Во-вторых, сам котеджик Лилии привел Наину в смущение и размером светлых комнат, и уютом обстановки. Да и внучка Лилии – миловидная такая девочка с удовольствием ухаживала за гостями, разливая по чашечкам ароматные травяные чаи.

И, наконец, самое главное. Пренеприятное событие произошло при посещении шикарно отделанного будуара Лилии, выдержанного в цвете молодой зелени. Там, в туалетной комнате на облицованной керамической плиткой стене белой чуть фосфоресцирующей краской была нарисована жирная стрелка, указывающая в направлении унитаза. Под стрелкой стояла надпись: «В это позолоченное очко ты, о Наина, можешь опорожнить свой кишечник, переполненный желчью». Дымчатые очки не смогли скрыть смущение и испуг Лилии Гиацинтовны. А моющие средства даже в умелых руках Серкевича не смогли вот так вот сразу уничтожить хулиганскую надпись.

Общество устроилось возле летней кухни, в беседке, увитой диким виноградом. Пурпурный потолок и стены освещала старинная, керосиновая лампа, прикрытая стильным абажуром. Собрались все: и Лилия Гиацинтовна с Вадимчиком и внучкой, и Ангелина Адамовна с супругом, Балдошка с Буланчиком и, наконец, сама Наина Генриховна со своим уже изрядно пьяненьким Василием. Тут же примостился и дед Серкевич, которого пригласила Лилия Гиацинтовна по наущению Вадимчика. Валюшку не приглашали. Наина Генриховна дала понять устроителям застолья, что не намерена проводить свободное от работы время в обществе лиц подчиненных, а именно Валюшки и её подружки – старушки. Катерина где-то запропала и общество уселось к столу, не дожидаясь её приезда.

– Зачем она едет сюда, Ангелина? – рассуждала Наина Генриховна. – И как же это её Артурчик отпустил одну, э?

– Её Лилия пригласила, – смущенно ответила Ангелина Адамовна.

– Зря она это сделала, – авторитетно заявила Наина Генриховна. – Катерина ведь женщина, не пристроенная и молодая. Лилии не мешало бы подумать о Вадимчике. Вдруг он западёт на Катерину. Ты не боишься, Лилия?

Лилия Гиацинтовна безмолвствовала. Вадимчик колдовал над мангалом. Тут же, рядом с ним разместился Василий Убывалов. Оживленно жестикулируя и обильно уснащая речь непечатной лексикой, Василий давал своему более молодому товарищу советы. Хриплые звуки его речи в совокупности со звуковыми дорожками, транслировавшимися по радио «Шансон» создавали неповторимый в своём своеобразии звуковой фон для изысканной вечеринки на свежем воздухе. Между тем Наина Генриховна не унималась.

– Ангелина! Катерине уже давно пора замуж. Это мой Алексей ещё может пару лет подождать – он мужчина! А Катерине ещё надо родить успеть. Тебе давно пора стать бабушкой!

Возле мангала Вадимчик активно потчевал Василия Убывалова из литровой бутылки виски. В тот момент, когда общество начало угощаться шашлыками, а Василий уже не мог сидеть, прибыла наконец Катерина. Она устало опустилась на садовую скамейку, с краю. Кто-то поставил перед ней столовый прибор, налил в бокал красного вина, спросил участливо:

– Тебе, молодка, шашлык из рыбки или лучше мясца наложить?

Катя подняла взгляд на говорившего. Ну что за отвратительная морда! Глаза узкие, нос колбёшкой.

– Кондрат Апофеозов, – представился странный индивид, обнажая со старомодным поклоном плешивую голову.

– Неважно выглядишь, Катя, – вмешалась в их беседу Наина Генриховна с другого конца стола. – Наверное, устала за неделю! И не удивительно, всё время одна, без поддержки! Только в воскресение и есть время на отдых. Что же заставило тебя приехать к нам, старикам? По Вадиму, наверное, соскучилась? Ну, ему сейчас не до тебя, он мясо жарит, а потом Лилией будет занят. Со временем ты поймешь, что и у взрослых женщин есть преимущества…

– Я вас приехала повидать, – не растерялась Катерина.

– Ну и как я тебе? – Наина Генриховна тряхнула головкой. – Ты доживи до моих лет, посмотрим, как будешь выглядеть.

– До того времени ты сдохнешь, Наина и ничего не сможешь увидеть, – еле ворочая языком изрек Василий.

– Ну вот! Опять нажрался, козёл, – гордо ответствовала почтенная дама.

С этих двух фраз началась обычная перебранка, из тех, которые не редко происходят между очень давно живущими совместно супругами, которые за долгую жизнь осточертели друг другу до чрезвычайности.

– Бывает, бывает, – бормотал между тем Апофеозов себе под нос. – Как же часто бывает, что за живописным фасадом довольства и благополучия этих счастливых и «полноценных» семейств, скрываются отчуждение, глубоко укоренившаяся взаимная неприязнь и даже ненависть. Чужого человека невозможно возненавидеть так люто, как близкого, как супруга, с которым бок о бок прожит не один десяток лет. Крутенько заваривается бульонец обид, скуки, бытовой неустроенности, нескончаемый поток взаимных упрёков и претензий, физическая невозможность разъехаться, хотя бы на время исчезнуть из поля зрения друг друга. На этой благодатной почве в изобилии распускаются зловонные цветы ненависти.

Катерина прислушивалась к его словам, испытывая странную тревогу и смущение от звуков его голоса. От выпитого вина эта дурнота? Или просто усталость?

«Ах, мама, мама! Ну зачем ты вытащила меня на эти дурацкие посиделки?» – так думала Катя, зябко кутаясь в клетчатый плед, заботливо накинутый ей на плечи всё тем же Апофеозовым.

Тем временем, супруги Убываловы так увлеклись друг другом, что не заметили, как остальные гости удалились из беседки. Разбредясь кто куда. Только Катерина и дед Серкевич, всё ещё сидевшие за столом.

Дед Серкевич, как говорится, ловил момент. Катерина же, пристроившись в углу беседки и грея в руках бокал с вином, присматривалась к супругам. Из радиоприемника доносилась заунывно-пафосная песня о супружеской любви.

– С этой женщиною мы словно Богом венчаннныыы… – подпевали Балдошка и Буланчик. Изрядно подвыпившие, веселые, он притопывали в такт заунывной мелодии и палые листья шелестели под подошвами их ботинок.

Наконец Наина Генриховна, в крайнем раздражении схватила со стола эмалированную миску, в которую общество складывало кости от мяса и, исказившись лицом, ударила донышком посудины по лысой голове супруга. От удара куриные кости, наполнявшие миску, сначала подскочили высоко вверх и затем осыпались на голову, плечи и живот Василия Александровича. Донышко миски при этом прогнулось внутрь. Василий кулем завалился вбок. Катерина и дед Серкевич в немом изумлении взирали на недвижимое тело Василия, усыпанное обглоданными куриными и бараньими костями. Из радиоприёмника надсадно-пафосно доносилось:

– Её величество – женщина, моя жена!

Наина Генриховна, гордо тряхнув головкой поспешно удалилась. Балдошка и Буланчик, весело хохоча поспешили следом.

– Странные же у них фамилии, – растерянно пробормотала Катерина, с неохотой покидая нагретое местечко. – Давай, дедушка, его реанимировать

Она склонилась над Василием Убываловым, озабоченно всматриваясь ему в лицо:

– По-моему он просто мертвецки пьян.

– Да уж, наверное! – изрек дед Серкевич. – Вряд ли эта стервища смогла бы его миской убить.

– Когда-нибудь точно убьёт, – Катерина перевернула Василия на спину. – Она постоянно его дубасит по башке кухонным инвентарем. Он уже и в «Склифе» лечился, и в институте Сербского.

– Зверь – баба, – согласился дед Серкевич.

Катерина и дед Серкевич уже примерились взять Василия под мышки, чтобы отволочить его ближе к дому. Но тут из осеннего мрака беззвучно возникла приземистая и широкая фигура Апофеозова.

– Не трогайте вы его. Идите себе спать спокойно. А я позабочусь об этой куче хлама. Определю её в нужное место, – звук голоса Апофеозова был не то чтобы тих и шепеляв, о как-то даже шуршащее змеист.

Он заползал в уши слушателей и как незримая, но совершенно материальная субстанция, заполнял собою мозг. И Катерина, и дед Серкевич одновременно ощутили какую-то странную апатию и даже сонливость. Оба послушно побрели каждый в свою сторону. Катерина – в комнату, отведённую хозяйкой Ангелине Адамовне и ей. Дед Серкевич – на свой дачный участок к бабе Тане под бочок.

Тем временем на улице стемнело. «Розовый поселок» затопил непроглядный мрак. Даже уличные фонари, дававшие и без того скудное освещение, почему-то почти погасли. Между тем волосистый хвост Апофеозова обвил собою тощий торс Василия Убывалова. Апофеозов повернулся к супругу Наины Генриховны спиной и направился куда-то в темноту. Недвижимое тело Василия пришло в движение и поволоклось следом за Апофеозовым прочь со двора Лилии Гиацинтовны, в темноту.

Глава 14

Придя в отведенную ей спальню, Наина Генриховна ощутила сначала апатию, затем сонливость. Она присела на край кровати. Тут Наину потянуло в сон. Она решила лишь на минутку приложиться головой к подушке, тихо прилегла и проснулась лишь утром. На улице уже расцвело. Ангелина Адамовна её за плечо и умоляла проснуться.

– Нет ни Василия твоего, ни его автомобиля, – твердила подруга в самое ухо Наины Генриховны.

За окном слышались звуки шагов и возбуждённые мужские голоса среди которых выделялся тенорок деда Серкевича. Когда Наина Генриховна и Ангелина Адамовна вышли во двор, Вадимчик и дед Серкевич быстрыми шагами шли по направлению к калитке, которая вела к озеру.

– Они сейчас подъедут туда на тракторе. Мы привяжем трос и вытянем её, голубушку, из воды, – дед перебирал ногами позади Вадимчика, стараясь не отстать. – Васю-то мы из воды уже вытянули. Он-то жив, но толи спит ещё, толи без чувств. Моя Таня осталась с ним.

Наина Генриховна и Лидочка последовала за мужчинами.

Одна из окраин «Розового поселка» примыкала к небольшому озерцу. Озерцо пересекала плотина, по верху которой пролегала дорога в «Розовый поселок». Такое случалось и раньше: подвыпившие индивиды не вписывались в крутой поворот на плотину и съезжали с неё в озеро. Тоже самое, по-видимому, случилось и с Василием Убываловым. Задняя часть автомобиля Жигули цвета баклажан торчала из болотистой жижи небольшого безымянного озерца. Тут же находился хозяин авто. Он лежал навзничь. Лицо его покрывала болотная грязь, руки были раскинуты в стороны, ноги погружены в воду. Иногда дыхание Василия пресекалось надсадным кашлем. Рядом с ним стояла баба Таня, супруга деда Серкевича, с автомобильной аптечкою в руках. Наина Генриховна, Вадимчик и дед Серкевич с изумлением взирали на картину катастрофы до тех пор, пока не услышали клацанье и скрежет. По плотине в сторону места происшествия вихляя колёсами двигался старенький трактор марки «Беларусь», принадлежавший товариществу садоводов «Розового поселка». Управляли трактором Болт и Турдым. Жиянбой и Охахон шагали следом. Каждый нес в руках по лопате. Наина Генриховна, очнувшись от оцепенения, порождённого видом недвижимого тела супруга, занялась привычным делом, а именно руководством. Первым делом, Жиянбой и Охахон вытянули тело Василия из воды.