Вершина по имени ты

скачать книгу бесплатно

Вершина по имени ты
Татьяна Кононова

Аля всю жизнь мечтала о романтике, и поход в горы воплощает ее мечту. Но романтика превращается в рутину, а спутниками становятся трудности, обиды и страхи, ошибки прошлого и запретные чувства. Влюбившись в того, в кого не следует, дважды оказавшись на краю гибели и едва не став соучастницей преступления, Аля узнает, что выбор не бывает легким, а горы не любят слабых.

Татьяна Кононова

Вершина по имени ты

Маршрут настоящий, герои вымышленные.

Совпадения с реальностью случайны, но не все.

=======

Ты напиши мне, напиши мне,

Не поленись и напиши –

Какие новые вершины

Тебе видны среди вершин?

И что поделывают зори,

Твой мирный путь переходя,

И как Домбай стоит в дозоре,

Подставив грудь косым дождям?

А мне все чудится ночами

Тепло от твоего плеча…

(с) Ада Якушева

=======

Глава 1. Знакомство

– А спорим, я уговорю ее на свидание? – Миша снова наклонился к другу, то и дело поглядывая в сторону девушки в полосатом свитере, которая сидела через проход у стены и сосредоточенно рисовала в углу страницы ромашку. Ее длинные рыжие волосы были собраны в высокий хвост, длинные сережки-перья чуть покачивались, стоило ей повернуть голову или пошевелиться, длинные подкрашенные ресницы бросали тень на щеки, все еще румяные с мороза.

– Зачем тебе? – Рома лениво потянулся и взъерошил волосы. – Потом проблем не оберешься. Ухаживать за девушками, знаешь ли, – только нервы тратить.

– За такую можно и потратить, – недовольно пробурчал Миша и снова покосился в сторону. С первой парты к ним обернулась девчонка с короткими косичками:

– Это клуб туризма, а не знакомств! Давайте потише!

– Ой, какие мы строгие, – усмехнулся Рома и, не успела вспыхнувшая от обиды девочка ему ответить, снова уткнулся в конспект. На четвертом курсе люди уже мало что учат, но он так стремился к красному диплому, что знал: совершенству предела нет. Педантичность и перфекционизм порой ему мешали, а порой наоборот, помогали. После нескольких походных тренировок, где их учили разбираться в снаряжении, оказывать первую помощь, собирать и готовить еду, инструктора и старшие товарищи не раз говорили, что на него можно положиться, как на двоих разумных людей сразу. Роме это льстило, но в настоящем попробовать свои силы ему еще не довелось: в один поход он не успел записаться, в другой не смог пойти из-за работы, поэтому предстоящих объявлений турклуба ждал с нетерпением. Базовый курс уже остался позади, и совсем уж новичками они с Мишей не были, хотя справок так и не получили.

Аудитория была уже полна до отказа, гудела множеством голосов, шуршала листочками тетрадей, пиликала сообщениями в мессенджерах, заливисто смеялась. Среди толпы студентов и не очень мелькали знакомые лица с предыдущего курса, пришло много новичков (Рома догадывался, что половина из них отвалится после первой же сложной тренировки). В углу возле компьютера собрались “старшие”, руководители курса, которые на самом деле были не такими уж и взрослыми: две девушки лет двадцати пяти-шести, мужчина неясного возраста с густыми рыжими усами, над чем-то улыбались двое парней, светленький и темноволосый. На экране проектора уже долго висел слайд приветствия, но собрание школы продвинутого уровня все не начиналось: руководители отделений поминутно оглядывались на двери.

Подняв глаза от конспекта, Рома еще раз посмотрел на две короткие косички, что сидели прямо перед ним. Темно-русые волосы с милыми завитушками на концах, прозрачные резинки, на тонкой шее – серебряная цепочка над низким горлом черного свитера. В отличие от чопорной студентки филфака, которая понравилась Мише, эта девочка выглядела какой-то простой и домашней. Рома уже потянулся было тронуть ее за плечо и вежливо спросить имя, как дверь распахнулась.

– Извините, я бежал как мог, – на ходу снимая черную куртку и шапку со смешным помпоном, в аудиторию вошел немолодой человек с потрепанным красным рюкзаком. Окинув взглядом всех собравшихся, он приветливо улыбнулся, поздоровался за руку с парнями-инструкторами, отошел к стене и вдруг сделался незаметным, будто исчез среди ярких свитеров, полосатых рубашек и шумных новичков.

После вступительного слова руководителя школы инструктора помладше рассказывали о своих отделениях, но для знакомства информации было не так много: все они шли на Северный Кавказ в мае-июне и все планировали почти одинаковые тренировки, только разные категории сложности. Кирилл Петренко и Майя Черткова в мае вели “единички” на неделю, Дима Шимилин и Анна Ларина планировали “двоечки”, но не знали, как выйдет. Опоздавший человек с рюкзаком – все почему-то называли его исключительно по фамилии, то ли Войнов, то ли Волков – свою “двоечку” уже запланировал: в прошлом году этот маршрут пройти не удалось из-за плохих погодных условий, в этом году прогнозы на май были получше, хотя, конечно, пока еще туманные. Но для того, чтобы участвовать в весеннем походе, требовалось пройти один или два с будущей группой, чтобы сходиться и свести к минимум конфликты и разногласия: основной поход предполагается довольно долгий и не самый простой технически, а потому идти надо с проверенными людьми.

Роме все это очень понравилось: недавно в редакции ему дали задание написать колонку про популяризацию туризма в России, и сходить в настоящий поход самому казалось для него большой удачей, ведь меньше придется придумывать, а заодно и можно будет расспросить бывалых туристов… Поэтому он, не особенно вслушиваясь в рассказы о планах школы, решил, что запишется в группу к самому старшему инструктору.

К его приятному удивлению, девочка с короткими косичками и рыжая студентка с филфака тоже пошли к самому старшему. Не отводя взгляда от рыжей, за ними потянулся и Миша, который не только планировал познакомиться с новенькой, но и не хотел расходиться с другом по разным группам. У стола их осталось пятеро вместе с руководителем: вероятно, испугавшись обещанной технической сложности и довольно высоких требований к будущей группе, остальные ребята разбежались по другим.

Руководителю на вид казалось лет сорок с небольшим. Он был невысок и подтянут, черные волосы с проседью спадали на две стороны, подбородок и щеки затягивала легкая седая щетина, горбинка на носу выдавала южные корни, а серые глаза, задумчивые и светлые, не скрывали прожитых лет.

– Ну что, кажется, это пока все, – произнес он, окинув взглядом маленькую компанию студентов. – Давайте знакомиться. Меня зовут Георгий Петрович Бойков, мне сорок пять. Работал геологом, механиком, спасателем и кем только не. Хожу в походы, сколько себя помню.

– Меня зовут Марина, мне двадцать два, в этом году заканчиваю филологический. Пишу стихи и научные работы, – на этом моменте все засмеялись. – В походах никогда не была, но очень хочу.

– Я Миша и я программист, – сказал Миша и покосился на Марину, которая в это время впервые с интересом посмотрела на него. – А, да… Мне двадцать пять и я тоже раньше ходил в походы, но очень давно.

– Ну а я Рома, журналист, учусь и работаю в журнале “Travel culture”, – он встретился взглядом с “короткими косичками” и против воли улыбнулся. – Мне двадцать два, и я в походы не ходил, но был на курсе основ вместе с Мишей.

– А вы, барышня? – обратился руководитель к последней участнице, которая одинаково внимательно выслушала всех и смущенно улыбнулась, вертя в пальцах плетеный брелок на молнии кофты.

– Я Аля, мне двадцать. Тоже учусь на журналиста, подрабатываю художником-иллюстратором на фрилансе. В поход ходила один раз с родителями, но это была больше вылазка на природу, чем что-то спортивное.

У нее был мягкий и тихий голос, и она так забавно смущалась и старалась не смотреть в глаза никому конкретно, когда говорила… Рома же не отводил взгляда от нее. И до последнего дня перед выездом, и на тренировках, и на редких встречах вне турклуба все надеялся, что и она посмотрит на него так же, но почему-то не получалось – а может быть, он был слишком строг к себе и чего-то не замечал.

…Колеса стучали убаюкивающе, изредка выхватывая из мерного перестука грохочущие стыки рельс. За окном проносились редкие деревенские домики, поля и перелески, еще не покрытые снегом, но уже облетевшие, острые и черные в своей наготе, мокрые от недавнего дождя. Закат, раскинувшийся во всю синь безоблачного неба, провожал летящий состав бесконечной алой полосой, растворяющейся в золоте, а потом – в черной земле за несуществующей чертой горизонта.

Поезд постепенно погружался в сон. Привычные запахи ужина, дешевого кофе, жареных семечек, чистого белья и горячего железа душили, несмотря на приоткрытое окно, под стук колес кто-то храпел, кто-то посвистывал носом, кто-то на другом конце вагона тихо переговаривался и хихикал. В плацкарте всегда было людно и шумно, а на верхних полках – страшно неудобно и тесно, но весной, под тусклым желтоватым светом вагонной лампы, на хрустящей от свежести тонкой потрепанной постели, после долгого дня в шумном и мокром снегу, лучше места для отдыха, казалось, не будет на свете.

Спать не хотелось. Мерно раскачиваясь туда-сюда вместе с сонным вагоном, Аля задумчиво листала маленький томик стихов, который ей подарили в школе на выпускном. Еще в самом первом походе руководитель их группы, проживший в палатке дольше, чем в городской квартире, учил их собирать рюкзак: объемное – вниз, тяжелое – равномерно к спине, мелочи – по многочисленным карманам, которые каждый пришивал себе, кто во что горазд. Увидев, что участница прячет книжку в рюкзак, и без того не очень вместительный, руководитель выговаривал ей долго и упорно, но, когда спустя три или четыре выхода Аля ни разу не пожаловалась на тяжесть и не отстала, он в конце концов сдался и едва ли не первым приходил к костру послушать, как она читает надрывную Ахмадулину, задумчивого Евтушенко, нежного Рождественского. “Я решусь на все неизвестное, на все безрассудное – в море брошусь, густое, зловещее, и спасу тебя…”

Поезд качался и плыл в темноту, унося маленькую группу туристов дальше и дальше от такой привычной и родной Москвы. По железной дороге ребята должны были добраться до Владикавказа, оттуда – машиной до села Нижний Унал, а потом – пешком в горы. Ночь красила небо в темно-синий, щедрыми горстями сыпала звезды. Острые, колючие и размытые из-за скорости состава силуэты деревьев проплывали мимо, тянули скрюченные лапы, еще не скрытые листвой, и пугали первых ночных птиц.

Але не спалось. Свет давно погасили, и она уже не могла читать: стихи звучали, шуршали и шелестели в ее голове по памяти, и почему-то то голосом мамы, то голосом строгого профессора классической литературы, то голосом того паренька, чей подарок она держала в руках. Со стихами путались мысли: что ждет их впереди, каким будет этот маршрут? Они готовились к нему долго и тщательно, начали за три месяца, еще зимой. Тренировались преодолевать склоны и снежные препятствия, учились вязать узлы на скорость и качество, посещали курсы по медицине (хотя, откровенно говоря, только Аля ходила на них без пропусков, поэтому и взяла на себя ответственную роль походного медика). Ее пугала неизвестность, ведь как минимум один перевал хранил слишком много секретов: ни отчетов, ни четких спутниковых снимков на него не нашлось, и им предстоял теоретический первопроход.

Конечно, всегда была возможность отказаться и пойти другим путем, и, не решаясь судить за других, гордая Аля не сошла бы, даже если бы заблудилась одна посреди белого безмолвия. Ей всегда казалось, что просить помощи означало признаться в собственной слабости, неспособности справляться с трудностями, а ведь именно это и делает Человека из человека – умение прыгнуть выше головы, приложить все усилия и даже больше, только чтобы добиться поставленной цели. Без цели человек не живет, а существует. Но каждой цели, даже самой маленькой, он непременно должен добиваться сам.

Но сколько ни утешай себя мыслями о собственной силе, убедиться в ней выйдет только в реальных условиях… Дальнейший путь по железной дороге интереса не представлял: средняя полоса, одноэтажные деревянные домишки с дворами и унылыми огородами, чернеющими в снегу, и чередующиеся с побитыми жизнью пятиэтажками, так же печально желтеющими среди серых дорожных лент. Кавказ еще не скоро: пока что надо набраться сил, выспаться на много-много дней вперед. На верхней полке спала Маринка, так и не вынув из ушей наушники-капельки, слева в купе посвистывал носом Рома, над ним, вопреки поездным законам повернувшись головой в проход, спал Мишка, даже во сне словно желающий быть поближе к Маринке. Георгий Петрович, руководитель их маленького отряда, уступил нижнюю полку беременной женщине, хотя та пыталась отказаться, и забрался наверх.

Снизу Алька видела его растрепанные черные волосы, чуть тронутые сединой, и слегка свесившуюся с краю сильную жилистую руку с двумя простыми и грубоватыми деревянными браслетами. Загадочнее человека за все свои двадцать лет она не встречала: Георгий Петрович не был замкнутым, не отказывался поговорить и ответить на вопросы, но все равно всем одинаково казалось, что никто не знает достаточно хорошо этого сурового и всегда поразительно спокойного человека. Вероятно, именно это его спокойствие и некоторая надежная уверенность покорили с первой встречи юную, наивную и немного взбалмошную Алю, которой самой этого в характере очень не хватало.

Натянув тонкое одеяло до подбородка, Аля устроила подушку поудобнее и, свернувшись клубочком, закрыла глаза. В поезде ей всегда хорошо спалось: мягкое покачивание и далекий перестук убаюкивали, унося дальше и дальше от реальности. Это была крайняя ночь, когда они спали на мягком матрасе, подушке, в относительном тепле и комфорте: так всегда бывало, как ни готовься к суровым условиям, как ни одевайся теплее, никогда не угадаешь с температурой собственного комфорта. Про себя всегда трудно угадать, если привыкаешь заботиться о других.

В январе, в маленькой зимней “единичке”, в предпоследнюю ночь, когда они впервые столкнулись со страшным морозом и невозможностью даже закрыть глаза, чтобы не смерзались ресницы, Аля усвоила одну простую истину: если ты идешь с группой, как бы тебе ни было плохо, тяжело и больно, всегда есть кто-то, кому хуже, чем тебе, и думать надо в первую очередь о других, правило кислородной маски на себя не всегда работает безотказно. Аля и Маришка от холода сходили с ума: не шел снег, не сбивал с ног ветер, не поливало дождем, но мороз ударил такой сильный, что и дышать удавалось с трудом: он сковал все ледяными цепями, не просто колко пощипывал, а когтями рвал кожу на открытом лице, на руках, оставленных на минуту без рукавиц.

Аля в тот вечер должна была дежурить с Мишей, но парни прогнали их с Мариной, велели разобрать палатку и разложить вещи, чтобы рюкзаки и запасная одежда не примерзли окончательно. Марина разворачивала и натягивала тент, Аля щелкала холодными железными дугами, непослушными пальцами в одеревеневших перчатках пытаясь их соединить.

– Алька, д-давай сп-поем, – предложила Марина. Она поминутно прыгала на месте и дрожала от холода. Аля, с трудом превратив несколько железных палочек в дугу, подрагивающим голосом затянула “Коня”. Марина, у которой с вокалом было немного получше, подхватила, и долго еще тянули жилы из хрупкой лесной тишины “золотая рожь и кудрявый клен”. И в этой тишине только поблескивал снег в свете фонариков, молчали деревья, согнувшись под тяжестью снежных шапок, между двух огромных елей, отливающих синевой, сияла единственная на всем небе звезда. И от этого яркого, но такого одинокого блеска, от снежного безмолвия на много километров вокруг и от осознания, что путь закончится нескоро, на душе становилось тоскливо, и особенно высокие ноты вторили душевной тревоге.

За спиной вдруг раздался треск ломающихся веток и скрип снега. Яркий свет ударил в глаза, ослепив на мгновение, и песня прервалась, девчонки с визгом отскочили в разные стороны, однако ночной кошмар оказался всего лишь руководителем с охапкой хвороста.

– Вы бы помолчали пока, – заметил он. – И натянули бы шарфы на нос.

– А что, очень плохо? – пошутила Марина, снова стуча зубами от холода.

– При всем уважении и к вам, и к Расторгуеву, на морозе петь не стоит, можно застудить горло и подхватить ангину. Вот в электричке до Москвы я с вами и сам с удовольствием спою.

– Договорились! – улыбнулась Аля, пряча под шарфом щеки, зарумянившиеся то ли от мороза, то ли от смущения.

У дежурных уже потрескивал слабый огонек. Бойков помахал на него разделочной доской, и пламя, громко фыркнув ему в лицо и чуть ли не целиком проглотив большую щепку, взвилось выше колен, набросилось на поленья и затрещало ровнее и смелее. В это время девочки только разобрались с палаткой и еще не успели ее обустроить, как положено.

– Девчонки, идите погрейтесь! – позвал Миша и повалился на спину, вдавив в снег коврик. Аля и Марина подошли, скрипя сугробами и коленками, устроились отогревать замерзшие пальцы и носы. Рома сразу же оказался рядом, плеснул Але чаю из термоса: тот уже остыл, но все еще оставался чуть-чуть теплым, и приятный вкус горьковатой заварки и утреннего лимона словно побежал по венам вместе с кровью. По коже промелькнули тысячи маленьких острых игл, будто облило кипятком, жар тянул в лицо так, что стало горячо дышать, дым ел глаза, но даже это казалось Але приятным: только бы не мерзнуть больше, только бы не чувствовать, как медленно и неотвратимо немеют ноги в затвердевших от мороза ботинках, как не можешь согреться, даже прыгая на месте и растирая щеки варежками, потому что холодно уже изнутри…

Глава 2. Начало пути

…В вагоне было тепло. Мягко покачиваясь головой по подушке в такт поезду, Аля долго лежала без сна, задумчиво глядя в окно, где отражалась вагонная лампа, чужая бутылка воды на столе и размытым пятном – ее лицо с острым подбородком, неаккуратно отросшей челкой над высоким лбом, точеной переносицей и неожиданно курносым носом в конце, пухлыми и вечно обветренными губами. Показав язык отражению, она закрыла глаза и поглубже закуталась в тонкое казенное одеяло: одно только воспоминание об их зимней единичке заставило ее вздрогнуть от внезапной прохлады.

Говорят, трудности закаляют. Но ей казалось, что у каждого есть свой предел: река, которую не переплыть, холод, которого не вытерпеть, перевал, которого не преодолеть. Да… Есть предел, перед которым либо придется сдаться, либо отступить и вернуться на шаг назад – чтобы потом прийти с новыми силами и опытом.

На одной из тренировок в Подмосковье они учились спускаться со снежных и ледяных склонов. Это было тем еще приключением: порой спуститься сложнее, чем подняться, потому что на спуске все устают, успевают наесться этими горами по горло и выбиться из сил физически и морально. Алька читала о трагической статистике гибели альпинистов – значительная часть срывалась, замерзала и падала в трещины именно на пути вниз.

Но та тренировка была всего лишь технической. Подниматься с ледорубами на три такта было не очень сложно, но довольно занудно: с размаху вбить в плотный снег ствол, перенести вес на одну ногу, затем на другую, и все сначала, – а вот спускаться оказалось куда веселее и быстрее. Пока все группы подтягивались и учили бытовые вещи вроде постановки палатки и разжигания костра, Георгий Петрович Бойков отвел свой маленький отряд тренироваться на склоны, пообещав, что быт покажет на следующий день, когда все будут заняты склонами – чтобы не мешаться. Нетронутый снег походил на мягкую пуховую перину, далеко внизу, на дне карьера, торчали припорошенные молодые сосенки, наверху осыпались края суглинком.

– Что такое ледоруб и для чего он нужен, вам объясняла Анюта на прошлой тренировке, – Бойков выбрался на пригорок повыше, чтобы ребята его лучше слышали. – Сегодня мы поучимся спускаться разными способами: ледоруб будет первым, потому что он самый легкий и понятный. Способ простой, называется зарубание. Когда вы идете по склону с ледорубом и чувствуете, что есть шанс сорваться, нужно взять инструмент одной рукой за рукоятку, другой – за середину клюва, и поднять к плечу наискосок.

– Как винтовку, – хихикнул Миша, в восемнадцать лет отслуживший в армии. Бойков взглянул на него неодобрительно, но, поджав губы, натянуто улыбнулся. Шуток на военную тему он не приветствовал.

– Да, как винтовку, если так понятнее, – продолжил он. – Нужно как следует размахнуться и клювом вогнать ледоруб как можно глубже в снег. За счет вашего веса он войдет в покров достаточно глубоко и сможет вас удерживать. Недолго, но выигранного времени вам должно хватить, чтобы подумать, как вы будете выбираться. Ну что, надевайте каски и пробуйте.

Рома помог Але разобраться с запутанными ремешками, почти не случайно прикоснулся к ее теплому от шарфа подбородку, пока затягивал их, и подошел к склону первым:

– А как?..

– Катись, как с горки, и проверяй на практике, – Бойков встал рядом. – В реальности падение будет неожиданным и, скорее всего, вверх тормашками. Так что тренируйтесь по возрастанию своего страха.

Осторожно подобравшись к самой кромке и спустив из-под тяжелых треккинговых ботинок пласт снега, Ромка ухватил ледоруб, как было велено, посмотрел вниз и вдруг с веселым криком прыгнул в снег и покатился кубарем.

– Зарубайся! – закричал Георгий Петрович, сложив руки рупором. Ромка ухитрился выставить вперед руки и с размаху воткнуть ледоруб в снег. Проскользив по инерции еще пару метров, он повис над склоном, лежа на животе и держась за голубую рукоятку.

– Круто! – крикнул он в ответ, поднимаясь и отряхиваясь. Пока Ромка лез обратно, больше похожий на йети, чем на туриста зимнего обыкновенного, к краю робко подошла Аля. Топталась она там долго, то поправляя каску, то лишний раз спрашивая руководителя, правильно ли она взяла ледоруб. Она и представить не могла, что Мишка столкнет ее в шутку, да еще и крикнет сверху:

– Зарубайся!

Снег! Снег! Земля! Больно ударившись плечом, Аля воткнула в снег клюв ледоруба, но то ли веса не хватило, то ли силы: проскользив еще немного вниз, ледоруб вырвался, и она полетела дальше. Подошвы ботинок бесполезно скреблись по корке наста, крик рвался из груди против воли, и когда ей наконец удалось зарубиться по всем правилам, ребята наверху уже казались яркими цветными пятнами…

Как она лезла обратно, набрав полные гамаши снега, запомнилось плохо. Зато запомнилась всепоглощающая эйфория полета, свист ветра в ушах, колкие льдинки в лицо и непринужденно, почти профессиональное резкое движение входа в снег железного клюва после нескольких неудачных падений. Счастье – чувствовать свободу и знать, что полет не оборвется плачевно. Теперь же ледоруб покоился сбоку от рюкзака, привязанный специальной стропой, и ждал своего часа, правда, Алька надеялась, что кроме как ходьбы на три такта, он не пригодится: “в любой непонятной ситуации – зарубаться” всем, конечно, понравилось, но проверять в реальной ситуации не хотелось.

Утром в окно заглядывала серая дождливая хмарь. Мелкие капли бежали по стеклу, шумели деревья свежей майской зеленью, на перрон высыпали все, кто коротал сутки в вагонах, и среди них мелькало очень много рюкзаков: май в Осетии – один из самых популярных туристических сезонов. Мелкая морось вскоре превратилась в нечто более серьезное; ребята принялись надевать капюшоны и вытаскивать из клапанов непромокаемые накидки. Руководитель включил телефон и, пока все перетягивали поудобнее ремни на рюкзаках и перекладывали “самое необходимое”, набрал координатора.

– Олег, мы доехали. Да, все хорошо, сейчас дождемся машину и забросимся на маршрут. Группа, как настроение? – спросил, отняв трубку от уха, и все, не сговариваясь, показали класс. – Самочувствие отличное, настроение бодрое, снаряжение в порядке. Писать постараюсь каждый день, звонить по необходимости… Понял. Хорошо. Передадим. Связь кончаю.

Закутанные в дождевики ребята сделались похожими на гномов с огромными рюкзаками. Руководитель окинул их задумчивым взглядом:

– Из Москвы передали просьбу встретить наших коллег…

– Коллег или калек? – ввернул Миша. Все засмеялись, филолог Марина и вовсе запрокинула голову и сморщила носик, не сдерживаясь.

– Надеюсь, что коЛЛег, – хмыкнул Бойков и тоже улыбнулся. – Они ехали на нашем поезде и забыли аптечку. Личной им может не хватить, а у нас экстренная с большим запасом. Аля, ты ответственная за медицину – отложи один жгут, четыре шприца, шесть повязок, пластинками ибуклин, нурофен, ампулы четыре дексаметазона, зодак и оптакейр. А я пока найду этих… машей-растеряшей. Запомнила?

– Да, капитан, – вздохнула Аля и, когда Бойков направился к первому вагону, снова принялась разбирать рюкзак. Экстренная аптечка, к счастью, лежала недалеко, и все предметы, которые перечислил руководитель, она передавала на руки стоявшему рядом Мише. Тот, дурачась, раскладывал блистеры по цветам, крутил крышку глазных капель и строил башню из стерильных салфеток, пока сердитая Аля не отобрала их у него. Маринка дремала, положив голову на рюкзак, Рома загружал маршрутную нитку в телефон – он был штурманом и очень переживал, что справится плохо…

– Ты зачем капли вскрыл? – возмутилась Аля, складывая препараты в красную герму, к счастью, оказавшуюся запасной, и потуже закрутила крышку оптакейра. – А если бы они не новые были, вдруг бы испортились?

– Да ладно, у них срок годности месяц, а поход не больше двух недель, – пробурчал Миша и отвернулся. Аля фыркнула:

– Это тебе “да ладно”, а у людей со зрением будут проблемы!

– Да не трогал я ничего, только открыл случайно, – вздохнул Миша. – Не вредничай, Аленький. Я же тебе ничего не сказал, когда ты пряники в вакуум засунула.

Не желая дальше спорить, девушка сердито застегнула ремешок на герме и отложила его в сторону. Когда они упаковывали продукты и тестировали вакууматор, ей доверили сложить сладости, и она допустила ужасную ошибку, в результате которой в вакууме оказались пряники, маршмеллоу, белевская пастила и даже хлебцы. И если последние просто слегка потрескались под давлением, то пряники теперь придется раздавать по количеству крошек и начинки. Миша, отвечающий за питание, был сердит на Алькину недогадливость… А ее, в свою очередь, раздражало его безответственное отношение к медицине: на курсе он даже не пришел на практическое занятие и теперь полагался на знания остальных.

Владикавказ оказался ощутимо теплее, чем Москва: во всяком случае, Бойков отсутствовал уже довольно долго, а сидеть на одном месте и ждать его не было холодно. Дождь то усиливался, то прекращался совсем, в пасмурном небе изредка поблескивала ясная голубизна, густой воздух, насыщенный теплом и влагой, казалось, можно резать ножом. С дороги слышался шум машин и стрекот светофора, голоса таксистов, носильщиков и встречающих звучали с явственным южным акцентом. Но ожидание затянулось не сильно: вскоре к скамейке, которую оккупировали ребята, вернулся руководитель в сопровождении двоих туристов с такой же походной экипировкой: женщина немного за тридцать, моложавая, улыбчивая, с волнистыми русыми волосами и удивительно ясным взглядом, и молодой человек немногим младше ее, неуклюже-высокий, широкоплечий, с веснушками, южной горбинкой на носу и пристроенной к рюкзаку гитарой. Они были одеты в одинаковые белые флиски и улыбались тоже почти одинаково, с ямочкой на одной щеке.

– Всем привет! – она окинула взглядом компанию. – Я Ирина, это мой брат Антон. О, Миша, и ты здесь?

– Угу, – буркнул тот, не удостоив и взглядом и эту симпатичную и веселую женщину. Та, ненадолго смешавшись от такого недружелюбного ответа, снова заговорила с ребятами.

– Представляете, такой вот казус, мы так торопились в поход, что забыли аптечку, – ее ясные голубые глаза светились изнутри, будто забытая аптечка была поводом для радости. – Мы когда выходили в Ростове и в Беслане, пытались поискать в ближайших, но успели найти только слабенький анальгетик. Олежка просил, чтобы вы с нами поделились, так что если вас не затруднит… – она снова смущенно улыбнулась и умолкла, по очереди обведя всех ясным лучистым взглядом.

– Конечно нет, – Миша вдруг поднялся и протянул красную герму с отложенными препаратами Антону. Тот молча принял, кивнул в благодарность.

– Спасибо, вы чудо, – просияла Ирина. Очевидно, в этой странной паре контакт с окружающим миром налаживала она, а он отвечал за приземление в необходимый момент… Ну и за тяжелое снаряжение, и за безопасность. – Надеюсь, увидимся на маршруте! Вдвоем немного страшновато, я-то была в походах, хотя уже давно, а вот Антошка впервые…

– Можем держаться вместе, – вдруг предложил Бойков. – Правда, у нас спортивная двойка, и в отчет мы вас вписать не сможем…

– Но вместе веселее, – подхватила Марина, с улыбкой протягивая руку сначала Ирине, потом Антону. Тот осторожно пожал ее хрупкие пальцы с изящным колечком.

– Звучит заманчиво, но я даже не знаю… Удобно ли вам тащить балласт из парочки ничего не умеющих туристов?

– Хорошие люди балластом не бывают, – Георгий Петрович улыбнулся одним взглядом, и Алькино сердце пропустило удар, хотя эта улыбка предназначалась вовсе не ей: его серые глаза из холодных и строгих на миг сделались мягкими и добрыми, к седым вискам разбежались лучики морщинок. – Единственное, что у нас запланирован один достаточно сложный перевал. Я вам покажу альтернативный маршрут через склоны попроще, а вы сами решите, как идти.

– Я уже говорила, что вы чудо? – Иринины глаза засияли ярче фонариков, и все засмеялись. От одного присутствия этой маленькой и светлой женщины, казалось, стало еще теплее, и никто даже не задумался, что новенькие могли отказаться.

Новые знакомые быстро влились в команду, хотя официально и не были ее частью. Хмурый и неразговорчивый Антон больше был незаметным и держался поближе к руководителю; Ира, легкая, веселая, сразу со всеми перешла на “ты”, и несмотря на разницу в возрасте примерно в пятнадцать лет, девочки не ощущали неловкости. С ней все время было легко: даже когда Аля, которая обожала флору и фауну, затеяла спор, какая живность нынче водится на Северном Кавказе, она без подсказок интернета вспомнила врага всех туристов – бурого медведя, а также пугливого кавказского горного тура, тонкорогую серну, индейку, краснокрылого стенолаза, горную овсянку…

Микроавтобус катил по дороге среди горных ущелий, высоких стен, поросших лесами, то с одной, то с другой стороны шумели небольшие реки, по обочинам то тут, то там вырастали валуны размером с небольшой автомобиль. Изредка мелькали осетинские поселки, прижимаясь пестрыми покосившимися домиками и неровными заборами к горам, и из-за величия этих вековых каменных стен они казались несоразмерно крохотными. Дорога петляла, поднимаясь вверх, в салоне становилось жарко, и в то самое время, когда Аля решила вздремнуть, водитель нажал на тормоза. Рюкзаки покатились по проходу, на чьем-то жалобно звякнули карабины.