скачать книгу бесплатно
Свет чужих фонарей
Татьяна Капитанова
Пашка хотел бы быть обычным подростком – учиться в школе, гулять с друзьями, встречаться с девушкой. Но однажды жизнь вносит свои коррективы: отец Пашки погибает в ДТП, мать начинает пить, и главная Пашкина задача теперь – позаботиться о младшем брате и не дать забрать его в детдом. Оказывается, взрослая жизнь не такая простая, ведь теперь подростку самому приходится зарабатывать, готовить, покупать одежду. И оказывается, даже это не самое страшное. Наташина жизнь выглядит абсолютно благополучной со стороны, но сама Наташа чувствует, что ее прекрасный стеклянный замок скоро разобьется на мелкие кусочки: некогда любящий муж ее больше не замечает, дочь из милого ангелочка превращается в трудного подростка, а сама Наташа перестала понимать, что правильно, что нет и как ей дальше жить. "Свет чужих фонарей" – причудливое переплетение двух сюжетный линий, герои каждой из которых пытаются нащупать верный путь и выжить в хмуром февральском мире, освещенном светом надменных фонарей.
Татьяна Капитанова
Свет чужих фонарей
Глава 1. Холодные ноги, досадная встреча.
Прежде чем сделать звонок, который окончательно разделит их с братом жизнь на до и после, Пашка еще раз посмотрел на Ваню, лежащего с закрытыми глазами на старом диванчике. Тот беспокойно и поверхностно дышал, периодически постанывая, лоб покрыт испариной, губы подрагивали. Тянуть больше некуда.
Пашка дрожащим пальцем разблокировал экран смартфона и открыл окно набора номера. Нужно нажать лишь три цифры – 1, 0, 3 – это так просто и так тяжело одновременно. Три цифры, и жизнь больше никогда не будет прежней. Пашка вдруг ощутил, что на самом деле его прежняя жизнь была совсем не такой плохой, как он привык ее считать. Жаль, поздно понял.
Один… ноль… три… осталось нажать зеленую, такую не к месту жизнерадостную, кнопку вызова, давай, Паша, последний рывок.
Вместо этого Пашка коснулся значка «Контакты» и нашел там номер человека, кому захотелось напоследок сделать тот самый единственный звонок, на который даже преступник имеет право. И пусть Пашка не был уверен, что хоть на что-то теперь имеет право, пугливым движением пальца он прикоснулся к дорогому для него имени на экране и поднес трубку к уху.
Тремя неделями ранее
Пашка шел улице не торопясь, что было ему совершенно не свойственно, и улыбался во весь рот. Во все тридцать два зуба, говорится в таких случаях, но зубов у Пашки было пока только двадцать восемь. Несмотря на середину зимы, вместо трескучих морозов вот уже вторую неделю стояла противная, если не сказать мерзкая, слякоть. Неторопливо тающий при температуре плюс один градус снег, перемешанный с песком и реагентами, был цвета старой половой тряпки из мешковины, которой тетя Зоя – техничка в школе – до сих пор мыла полы.
А Пашка все равно улыбался. Даже когда наступил правой ногой в самую жижу по щиколотку и почувствовал, как холодная жидкость проникает сквозь неприспособленные к прогулкам по лужам дутики. Пашкина обувь, несмотря на то, что была самой дешевой из всей зимней обуви, представленной в магазине, вполне подходила для зимы – ноги в ней не мерзли – но категорически не была годна для межсезонья, а также слишком теплой по местным меркам зимы.
Однако даже мокрая правая нога и влажная левая не смогли испортить парню настроение. Досадливо крякнув, в следующую же секунду Пашка снова заулыбался.
Много ли человеку для счастья надо? Оказалось, для Пашкиного счастья было достаточно Полиной улыбки.
Последним уроком в 9 Б была сегодня история. Елена Михайловна что-то монотонно рассказывала (кажется, ее лекция была связана с реформами Александра второго, но это не точно), а Пашка в это время любовался Полиной, точнее, Полиным затылком, а иногда, когда девушка поворачивалась к соседке по парте, Полиным профилем. Полина сидела за второй партой первого ряда, а Пашка – за четвертой партой второго, и это было прекрасно, так как парню открывался прекрасный обзор. Полины длинные светло-русые волосы, убранные в хвост, очень красиво струились по спине при каждом движении головой , и Пашка многое отдал бы, чтобы вечно вот так сидеть и просто любоваться Полиниными волосами. И иногда – Полининым профилем.
А потом случилось удивительное. Полина вдруг повернулась к Пашке, внимательно на него посмотрела и улыбнулась. Лишь на каких-то пару секунд улыбка коснулась лица девушки, обнаружив скрытые до сих пор наивные ямочки на щеках, после чего Полина отвернулась и стала внимательно рассматривать страницу в учебнике, но этих секунд было достаточно, чтобы сделать Пашку самым счастливым человеком. Пашка расплылся в такой сияющей улыбке, что даже близорукая Елена Михайловна ее заметила.
– Казаков, ты какой из реформ – земской или судебной – так сильно радуешься?
– Обеим, – нашелся Пашка.
Елену Михайловну, собирающуюся выспросить у Павла подробности таких прекрасных, по его мнению, реформ, перебил звонок. Седьмой, последний на сегодня, урок был закончен, и класс загудел, как потревоженный пчеловодом улей.
– Учить семнадцатый параграф, – попыталась перекричать двадцать пять старшеклассников Елена Михайловна. – На следующей неделе контрольная!
И идя сейчас на нелюбимую работу, с мокрыми ногами и вагоном других проблем в анамнезе, Пашка тем не менее улыбался.
Полина училась в их классе с начала этого учебного года, три года до этого она с родителями и братом жила в США, и только летом вернулась на родину. Пожалуй, это была любовь с первого взгляда. Увидев Полину в первый раз первого сентября, Пашка широко раскрыл глаза – то ли от изумления, то ли от восторга – и с тех пор украдкой любовался на уроках Полиными волосами. И иногда – Полиным профилем.
Если бы у Пашки спросили, он вряд ли смог бы объяснить внятно, что такого замечательного было в Полине. Она не была такой яркой красоткой, как Настя Куликова, их одноклассница – блондинка с густо накрашенными ресницами, алыми губами и ногами, растущими от ушей (к слову сказать, Полина вообще не красилась). Не была такой артистичной и остроумной, как другая одноклассница, Вика, которая мастерски ставила все сценки и танцы для школьных мероприятий. Поля была тихая скромная отличница, каким-то непостижимым образом в первый же день знакомства поразившая Пашку в самое сердце.
Шансов у Пашки не было никаких, он это понимал и старался не мечтать попусту. Полина являлась существом другого мира. У нее была полная благополучная семья, ее папа каждое утро подвозил дочь в школу на шикарном черном внедорожнике, ее мама носила сумку за семьдесят тысяч рублей (Пашка слышал, как одноклассницы однажды обсуждали стоимость кожаного изделия). Сама Полина знала в совершенстве два иностранных языка и к своим пятнадцати годам уже побывала в восемнадцати странах. А Пашка… Он не мог себе позволить даже два билета в кино, не говоря уже о том, чтобы купить в зал еще и попкорн с газировкой. Лучше было даже и не мечтать.
Но перестать любоваться Полиной с четвертой парты Пашка не мог, да и не хотел. Могут же у него быть хотя бы маленькие радости?
В мыслях о девушке прошла вся дорога до Пашкиного рабочего места – трехподъездного десятиэтажного дома, лестничные пролеты которого парень мыл три раза в неделю.
С завистливым вздохом Пашка смотрел обычно на парней и девушек с огромными рюкзаками желтого, зеленого или розового цветов, доставляющих продукты. Он и сам с гораздо большим удовольствием стал бы курьером, нежели поломойкой. Но имея несчастные два – три часа в день с момента окончания последнего урока и до шести вечера, когда Пашка должен был забрать брата из садика, было невозможно работать курьером. Никому не нужен курьер на два часа. Мойщик полов – нужен.
Подойдя к двери подсобки в торце дома номер восемнадцать, Пашка достал из кармана ключ и открыл дверь. Сбросил куртку – в подъезде было теплее, чем на улице, – взял ведро, открыл кран, торчащий из стены, и налил две трети ведра. Если ему повезет и Марина Витальевна из десятой квартиры будет дома, то она дольет ему горячей воды в ведро, и морозить руки не придется. Затем Пашка взял швабру, тряпку и вышел.
Открыл дверь подъезда своим ключом и первым делом поднялся на лифте на второй этаж. Нажал на звонок десятой квартиры, подождал две минуты. Дверь никто не открыл. Пашка вздохнул. Так и придется мыть полы холодной водой. Никого больше из этого подъезда он не знал, а звонить в двери незнакомых людей с просьбой о горячей воде стеснялся.
Пашка опустил руки с тряпкой в ведро с водой и постарался побыстрее прополоскать и отжать тряпку – вода была такой холодной, что казалось, будто сотни острых кровожадных иголочек вонзились в Пашкины кисти. Затем подросток поднялся на лифте на десятый этаж, протерев быстренько при этом пол в самой кабине, и далее этаж за этажом спускался по лестнице вниз, оставляя после себя сверкающую чистотой поверхность бетонного пола. Помыв за полчаса лестницы и пролеты на трех этажах, Пашка вновь спустился на первый, чтобы сменить воду. Это была неприятная процедура, так как вода в ведре за это время успела чуть нагреться, а налить пришлось снова ледяную. Пашка еще раз позвонил в дверь десятой квартиры в надежде на то, что Марина Витальевна вернулась, но безуспешно. Мыть дальше придется все также холодной водой.
Чтобы как-то поднять себе настроение, Пашка старался удерживать в голове образ улыбающейся ему Полины, но минута за минутой, час за часом этот образ уходил от него все дальше и дальше, а ежедневные заботы и проблемы снова заняли свое обычное место в Пашкиной голове – главное место, не оставляющее для других вещей почти никакого свободного пространства.
Если бы у него были беспроводные наушники, он бы с удовольствием воткнул их сейчас в уши и врубил какую-нибудь музыку погромче, чтобы не слышать назойливых беспокойных мыслей, но наушников у Пашки не было. И вместо музыки в его голове сейчас гудел целый рой этих самых мыслей.
Ноги, мокрые ноги – что бы надеть дома вместо дутиков перед тем, как идти в сад за братом? Другой зимней обуви у Пашки нет, в мокром идти не хочется, а Ванька точно захочет после садика погулять, как и всегда. Ладно, наденет носки потолще, может, спасут хоть немного.
Ужин… Черт бы его побрал. Надо что-то приготовить, а для этого нужно что-то купить – остатки картошки с сосисками доели вчера, и в холодильнике, скорее всего, пусто. А чтобы что-то купить, нужны деньги – хотя бы рублей триста – четыреста, у Пашки же в кармане было только сто.
Следом за мыслями об ужине и необходимости идти в магазин в Пашкиной голове мелькнуло неуловимо пахнущее чем-то затхлым воспоминание о вчерашнем вечере.
То, что короткая передышка закончилась, Пашка понял вчера сразу, как только переступил вечером порог квартиры. Не успев ничего не услышать, еще не видя мать, парень уже был уверен на все сто процентов, что она спит на диване в неестественной позе, свесив одну ногу вниз и шумно сопя носом, а на журнальном столике стоит открытая бутылка водки. Или, может, бутылка уже лежит под столом.
Тут не было ничего нового. Просто до этого случились несколько недель, когда в квартире не пахло водкой, а мать, пусть и не была в это время матерью в полном смысле этого слова, но хотя бы не выпрашивала у Пашки денег на бутылку, даже сама ходила подрабатывала уборщицей в магазин, иногда покупала какие-то продукты и почти каждый день готовила.
Но самое паршивое заключалось даже не в том, что теперь она точно не будет готовить, а Пашке придется хорошенько прятать деньги, чтобы мать их не нашла в его карманах или рюкзаке. Пашку заставляла скрежетать зубами мысль о брате. Когда мать чуть приходила в себя после запоя, она вдруг вспоминала, что у нее есть дети – по крайней мере, она вспоминала про Ваню, Пашка-то ее к себе не подпускал. Нина сажала младшего сына рядом с собой на диван, гладила по голове, читала ему книжки, целовала на ночь и помогала собраться в садик утром. Когда же это все в единочасье заканчивалось – так, как закончилось вчера, стоило матери принести домой бутылку водки, – Ваня еще несколько дней ходил по квартире, пытаясь получить по праву причитающиеся ему мамины объятия, но получал лишь запах перегара и взгляд, который не мог ни на чем нормально сфокусироваться, не то что сложить слова в детской книжке в предложения.
И думая теперь о том, что ему придется каждый вечер видеть несчастную моську младшего брата, не понимающего, чем так сильно болеет мама, что не может даже почитать ему, Пашка непроизвольно скрежетал зубами. Он как-нибудь решит вопрос с ужином, в конце концов ста рублей ему хватит на пачку макарон и плавленый сырок, но вот решить вопрос с ребенком, которому жизненно необходима нормальная трезвая мать, а в наличии только пьяная, Пашка абсолютно бессилен.
В этих безрадостных мыслях прошли еще полтора часа. Как-то совсем далеко отодвинулись воспоминания о Полиной улыбке, будто и не было ее. Мысли о деньгах, о матери, об ужине и о брате тоже постепенно отошли на задний план, на передний же вышло чувство холода, который к моменту окончания мытья полов буквально раздирал на куски и Пашкины руки, вынужденные отжимать половую тряпку в холодной воде, и Пашкины ступни, уже даже не просто мокрые, а заледеневшие.
Когда Пашка домывал пол на лестнице между вторым и первым этажом, мечтая лишь о том, как он дома сунет ноги под горячую воду, за спиной он услышал до боли знакомый противный голос.
– Это кто это у нас тут, вы только посмотрите!
Пашка разогнулся и нехотя повернулся на голос. На самой нижней ступеньке стоял Пашкин одноклассник Димка и мерзко ухмылялся. Дмитрий Горчаков являлся самым гнусным сукиным сыном из всех, кого Пашка знал. У него были дорогие брендовые шмотки, последняя модель айфона, несколько тысяч на карманные расходы и совершенно не было ни совести, ни уважения к другим, да и ума, по правде говоря, было не много. Он не считал нужным прилагать хоть какие-то усилия в школе, ведь папочка должен был оставить ему семейный бизнес.
Пашка специально выбирал для подработки дом, где точно не живет ни один его одноклассник, и ходил на работу пятнадцать минут пешком в одну сторону, хотя мог бы мыть полы просто в соседнем доме.
И надо же было такому случиться, что из всех Пашкиных знакомых именно Димка каким-то образом застукал его за таким постыдным для подростка занятием!
– Иди, куда шел, – процедил Пашка, отворачиваясь от одноклассника. Продолжать мыть пол при нем он не мог, но и уйти, не закончив работу, тоже было нельзя. Пашка достал свой старенький смартфон, делая вид, что что-то очень важное читает на экране.
– А я никуда не тороплюсь, – хохотнул Димка. – Тут поинтереснее зрелище, чем обед дома у моей тетки.
Постояв в раздумье несколько секунд, Пашка снова повернулся к однокласснику, задев ведро ногой – как будто случайно, и поток мутной холодной воды хлынул оттуда прямо на ноги Димки, который стоял ниже Пашки. Звук радостно прыгающего по бетонным ступеням железного ведра разнесся по подъезду.
Димка с матерным криком отскочил, но было поздно – его щегольские зимние светлые кроссовки и низ широких голубых джинсов были намочены и испачканы.
– Ах ты… – Димка грязно выругался, бешено вытаращившись на Пашку, однако в драку не полез – Пашка был хоть и худым, но на голову выше Димки, и, что самое главное, с детства занимался самбо и мог в два счета уложить на лопатки пухлого неспортивного одноклассника.
Пашка довольно усмехнулся. Ничего хорошего эта встреча ему не сулила, он это понимал, но вид испачканного и злого Димки вдруг немного поднял ему настроение.
– Пардон, месье, случайно вышло, – ухмыльнулся Пашка, чем разозлил Димку еще больше. Однако не найдя, что тут можно сделать, Димка прошипел себе под нос: «Ответишь у меня, сволочь» и предпочел ретироваться – вызвал лифт и поехал куда-то на верхние этажи, видимо, к тетке на обед.
Пашка вздохнул и решил домыть пол той водой, которая была сейчас разлита по лестнице и площадке около лифта. Идти наливать ведро заново не было никакого желания.
Закончив мыть пол на первом этаже, Пашка забросил ведро, швабру и тряпку в подсобку и быстрым шагом двинулся домой. Рукам стало чуть легче, когда Пашка надел на них варежки, а вот ноги, наоборот, страдали ужасно. Всю дорогу до дома парень не мог уже думать ни о чем, кроме ног – ни Полина улыбка, ни пьяная мать, ни мерзкий одноклассник уже не были так важны, как ощущение, что в сапогах у Пашки две ледышки вместо ступней.
Глава 2. Домашний вечер.
Открыв ключом квартиру, Пашка тихо, как будто был тут не хозяином, а вором, проскользнул в прихожую. Он сам не мог бы сказать, откуда у него эта привычка, но ему были абсолютно необходимы несколько секунд для приблизительной оценки обстановки. Если он понимал, что мать дома и нетрезвая, то максимально бесшумно просачивался в свою комнату или ванную, лишь бы не встретиться с ней даже взглядом. Смотреть на нее ему было противно. Если матери не было, или он слышал, что она не пьяна – к примеру, когда с кухни раздавались звуки шкворчащего на сковороде масла, – Пашка спокойно раздевался и не скрываясь шел туда, куда ему было нужно.
Сейчас в квартире стояла полная тишина. Заглянув к матери в комнату, Пашка убедился, что той дома нет, и с облегчением направился в ванную. Матери не было и тогда, когда Пашка забегал после школы бросить рюкзак, а это было почти три часа назад – значит, она не просто в магазин пошла, а куда-то к своим собутыльникам. С кем конкретно и где его мать проводит время, Пашка не знал, но видел ее периодически в компании не очень трезвых людей рядом с магазином алкогольных напитков.
Раньше Нина приводила время от времени этих сомнительных личностей к себе домой. На вид они были безобидными, один мужичок даже носил очки, наизусть читал Пушкина и приносил Ване конфетки; сидели у матери в комнате, тихонько переговаривались, чокались и пили. Но некоторое время назад, года примерно полтора, Пашка, придя домой с тренировки, застал в гостях у матери дома типа, которого никогда раньше не видел. Невысокий мужик этот был совершенно мерзкий на вид – непонятного цвета штаны в жирных пятнах, порванная на локте рубаха, грязные нестриженые патлы, свисающие на глаза. Он размахивал руками, что-то громко говорил, обильно перемежая речь матом, дикими глазами оглядывался вокруг. Мать сидела, вжавшись в кресло, а Ваньки не было видно. Пашка бросился в свою комнату в поисках брата, но там его не было. Ваня нашелся в темной ванной, он стоял там, спрятавшись за шторку, и тихонько плакал.
– Эй, парнишка, ты чего, все хорошо! – Пашка взял брата под мышки, вытащил из ванной, поставил на пол и прижал к себе.
– Я боюсь этого дядю, – мальчик всхлипнул и уткнулся брату лицом в живот. – Ты почему так долго не шел?
– Тренировался прогонять плохих дядь, – чуть слышно ответил Пашка, отодвинул от себя Ваню и вышел из ванной. В ушах у него зашумело, в горле пересохло, руки сжались в кулаки.
Пашка влетел в комнату, где пьяный мужик навис над сидящей в кресле испуганной матерью, схватил его за шкирку и поволок к выходу из квартиры. Подросток был выше своего оппонента и, видимо, сильнее, так как три раза в неделю занимался боевым самбо, в то время как мужичок ничего тяжелее бутылки давно не поднимал. Мужик хрипел и извивался, но Пашка держал его мертвой хваткой.
В прихожей Пашка на секунду убрал левую руку с одежды мужичка, открыл входную дверь и со всей силы вытолкнул того наружу. Мужчина отлетел метра на полтора и упал на подъездную плитку задницей, громко визгливо матерясь.
– Если еще раз здесь увижу, убью, – пообещал Пашка и захлопнул дверь. От двери ванной на него восхищенно смотрел Ваня, осмелевший настолько, чтобы выйти в коридор.
– Ну ты как супермен, – присвистнул младший брат.
Ничего не ответив, Пашка снова вошел к матери в комнату и закрыл за собой дверь. Затем подошел к креслу, где сидела испуганная женщина, наклонился к ней и тихо, но очень разборчиво сказал:
– Если еще раз я увижу здесь хотя бы кого-то из твоих дружков, я убью их, я тебе клянусь. Меня посадят, Ваньку заберут в детдом, а ты перестанешь получать на нас пенсию. Ты поняла?
Мать медленно кивнула, не отрываясь глядя в глаза сына. Она не выглядела сильно пьяной, скорее чуть выпившей, значит, должна все понимать, решил Пашка.
Он не знал, чего больше испугалась мать – лишиться детей или денег, – но больше к себе домой она никого никогда не приводила, лишь иногда уходила сама.
***
Пашка прошел в ванную, отвернул кран с горячей водой, снял штаны, мокрые носки и устроился на бортике ванной, с наслаждением подставив красные ноги теплой струе. Вода не была сильно горячей, это было вечной темой для обсуждения в домовом чате, но даже такая температура воды для ледяных Пашкиных ног стала настоящим блаженством.
Минут пять сидел Пашка, счастливо улыбаясь, грея под водой и ступни, и руки, шевеля постепенно оживающими пальцами ног; просидел бы и дольше, но ему нужно было спешить за братом в детский сад. С сожалением закрыв кран, Пашка вытер ноги, руки и пошел переодеваться. Носки сухие и теплые нашлись в его комоде, но что делать с обувью? Надевать мокрые дутики не хотелось просто страшно. Натянув джинсы и божественно-мягкие и теплые махровые носки, Пашка поплелся в прихожую.
– Вот балда! – хлопнул себя Пашка по лбу, наткнувшись в прихожей взглядом на резиновые сапоги. Ну конечно же! Осень была дождливая, и обнаружив, что осенние ботинки ему малы, Пашка решил купить вместо новых ботинок резиновые сапоги. Это было дешевле кожаной обуви (да и не кожаной тоже), и ходить в сапогах с теплым носком можно было до самых морозов.
Натянув на ноги сапоги, Пашка схватил куртку и выбежал из дома. Времени было много, почти шесть, Ванька его заждался уже, наверное.
Вопреки опасениям, Ваня в группе был из детей не последний, еще две милые девочки в платьицах и с бантиками играли в кукольный домик. За девочками скоро придут их такие же нарядные опрятные мамочки, пахнущие духами и, возможно, капучино, заберут их в их теплые уютные прибранные квартирки, где будут готовить им ужин, читать книжки и расчесывать шелковистые волосики.
Паша поймал себя на непонятном раздражении, и тут же запретил себе думать так. Разве эти две девочки виноваты, что у них мамы нормальные, а у Ваньки нет? Неужели было бы лучше, если бы за всеми детьми в садике приходили либо потрепанные тетки с бодуна, либо несчастливые от свалившейся на них ответственности братья – сестры?
Ваня, видимо, уже давно поглядывал на входную дверь, поэтому, когда Пашка зашел в раздевалку, моментально выбежал из группы и бросился брату на шею.
– Пашка, Пашка, ты не какашка, – продекламировал Ваня, хихикая.
– Ну спасибо, – улыбнулся подросток, вынимая из Ваниного шкафчика зимнюю куртку и болоневые брючки.
– А мама дома нас ждет, да? – Ваня прыгал вокруг брата, дергая его за руку.
Пашка вздохнул.
– По делам ушла. А мы с тобой зайдем в магазин, купим макарон, сварим и посмотрим дома мультики.
– А мама? – улыбка сползла с Ваниного лица. За последние пару недель мальчик привык к тому, что мама ждет его дома, и новости о том, что мама куда-то ушла, его встревожили. Когда мама не болела – для Вани мамино «особое» состояние называлось просто словом «болезнь», – то всегда ждала его из садика дома. А вот если «болела», то бывало по-разному.
– Да что ты заладил, мама, мама, – огрызнулся Пашка, стягивая с брата групповую футболку. – Не знаю я, где мама. Одевайся шустрее, есть уже хочется, – у Пашки правда под ложечкой давно сосало, последний раз он ел в школьной столовой поздний завтрак около половины двенадцатого, и больше ему поесть было некогда. Да, в общем, и нечего.
– А погулять?
– Ну погуляем немного, ладно.
Присмиревший и погрустневший Ваня послушно оделся, и, попрощавшись с воспитательницей, братья вышли на улицу.
Забирать Ваню из садика было единоличной Пашкиной обязанностью. Раньше это могла делать и Нина в свои хорошие дни, которых еще год, а тем более два назад, было намного больше, чем сейчас, пока однажды не пришла в сад пьяная. Ребенка ей, естественно, воспитатели не отдали, а позвонили в службу опеки. Благодаря работающей там специалистом Елене Васильевне, которая постаралась разобраться в ситуации со всех сторон, детей из семьи не изъяли, но семью поставили на учет. С тех пор раз в месяц Елена Васильевна наведывалась к ним в квартиру проверить, все ли в порядке, есть ли еда, соответствуют ли условия проживания нормам, а Пашка стал забирать Ваню из сада исключительно сам. Иногда, когда мать была в порядке, он просил ее сходить за сыном, чтобы воспитатели видели, что у них все нормально и мать в наличии имеется, в остальное же время Пашка разводил руками, говоря, что мама много работает и поздно заканчивает, а воспитатели делали вид, что верят.
На улице Ваня первым делом бросился к своей любимой снежной горке сразу за воротами садика. Буквально за десять минут катания с горки на попе и штаны, и куртка мальчика стали сырыми. Воспользовавшись этим, голодный и уставший Пашка утащил брата с площадки.
– Не хватало заболеть, быстро домой пошли, – Пашка стремительно шел по направлению к дому, крепко держа Ваню за руку, а Ваня так быстро, как только мог, перебирал своими пока еще коротенькими ножками. – Только в магазин забежим за макаронами.
– А можно мне вкусняшку? – обрадовался Ваня, услышав про магазин.
– Только чупа-чупс, – прикинув, на что ему хватает, ответил Пашка. Маленькие чупики были самым дешевым лакомством в их магазине.
– Не хочу чупа-чупс, хочу киндер. Или Эмэндэмс. Или сникерс, – скуксился Ваня.
– Значит, ничего не куплю! – раздраженно ответил Пашка. Обычно с братом он был более ласков и терпелив, но сейчас слишком устал, чтобы тратить энергию на уговоры капризного ребенка. Может, он и сам не отказался бы от сникерса, а еще лучше, от пачки чипсов с газировкой, только кого это волнует?
Ваня замолк.
Супермаркет приветливо распахивал свое нарядное разноцветное подсвеченное множеством ламп нутро каждому посетителю – заходите, гости дорогие, только и ждал вас целый день. Пашка уверенной походкой человека, имеющего четкую цель, направился сначала к полкам с макаронами, а затем к холодильнику с сыром. Взяв одну пачку, два сырка и не глядя больше ни на какие товары, проследовал на кассу, крепко держа Ваню за руку.
Положив свой скромный улов на ленту после многочисленных баночек, коробочек, контейнеров и бутылочек покупательницы, которая была в очереди перед ним, Пашка в ожидании своей очереди достал телефон и проверил чаты. Было несколько новых сообщений в чате класса (впрочем, абсолютно ничего важного одноклассники там не писали, а только прикалывались над новой несуразной стрижкой их экстравагантной химички) и пара сообщений в чате группы Вани, к счастью, не с требованием сдать деньги.
Вообще-то практически полное отсутствие денег случалось с Пашкой не так часто. Он просто мастерски научился распоряжаться семейным бюджетом, планируя заранее траты на еду, одежду, коммуналку и прочие важные пункты – впору давать уроки бывалым домохозяйкам. Раз в месяц на карту матери приходила пенсия по потере кормильца, которую Пашка снимал сразу и прятал в нескольких тайничках в квартире. Два раза в месяц он получал зарплату в ТСЖ дома, где мыл полы, и также прятал. Он примерно рассчитывал, сколько ему можно потратить за неделю на еду, и от этого уже отталкивался при выборе продуктов, стараясь не вылезти за рамки дозволенного. Одной из статей расхода был пункт «матери» – пряча от стыда глаза, она подходила и просила у Пашки денег на алкоголь, и ему было проще дать, чем переживать, что она полезет искать его заначки. Иногда Пашке даже удавалось скопить немного денег на непредвиденные расходы.
Но в этом месяце этих самых непредвиденных расходов оказалось слишком много. Во-первых, накопленное ранее пришлось потратить на Новый год и праздники. В декабре нужно было купить Ване костюм на утренник, сдать деньги на Деда Мороза в саду, а также Ваня очень просился на новогоднее представление в театре, про которое им рассказали в садике – пришлось пойти – и уехать оттуда на такси, так как Ваньку вдруг неожиданно затошнило. Плюс подарок Ване на Новый год – железная дорога, о которой мальчишка грезил несколько месяцев. Затем – десять дней выходных, когда все питались дома, и на продукты вдруг ушло существенно больше денег, чем обычно. Последней же каплей стала покупка новой зимней шапки и новых ботинок для Вани – он вдруг как-то резко вырос так сильно, что шапка перестала закрывать уши, а нога – влезать в сапоги. По правде говоря, и рукава куртки, и штанины тоже были ему уже коротковаты, но купить еще и новую зимнюю одежду не было просто никакой возможности, к тому же где гарантия, что она не станет Ваньке мала уже к следующей зиме?
Как итог – пенсия будет только на следующей неделе, зарплата в конце недели в пятницу, а денег уже не осталось совсем. Пашке страшно не хотелось просить ни у кого в долг, он вообще не любил просить кого бы то ни было о чем бы то ни было, клянчить же денег на еду было и вовсе унизительно. Но что-то нужно было придумать, до пятницы еще четыре дня, которые нужно как-то прожить. Видимо, придется попросить бухгалтера выдать зарплату на несколько дней пораньше, вроде бы не должна отказать – тетка она была нормальная, а Пашка зарекомендовал себя ответственным работником.
