Конец Большого Юлиуса

От душевного подъема, с которым он спешил в Москву, не осталось и следа.

Перед рассветом, когда дети и счастливые люди спят особенно крепко, в стекло окна спальни госпожи Штарке ударился маленький камушек.

Этель Штарке умела просыпаться от ничтожнейших звуков. Она села на постели, провела ладонями по лицу, и пальцы ее стали влажными от пота.

Проснувшись окончательно, она сообразила, что убийца не стал бы предупреждать о приходе, и перевела дыхание.

– Гейнце! – спокойно окликнула Этель, садясь на край постели и отыскивая ногами на коврике ночные туфли. Она знала, что Штарке стоит по другую сторону постели босой, в смятой пижаме и глядит в темноту широко раскрытыми глазами, определяя направление и характер звука, вернувшего его из сна.

– Я, муттерхен, – сейчас же ответил Штарке. – К нам стучатся, муттерхен. Сейчас я выясню, кто наш гость!

– Не подходи к окну, Штарке, я посмотрю сама! – взмолилась Этель, но Штарке усмехнулся коротким щелкающим смешком и побрел к окну.

Он прижался лбом к стеклу и разглядел в темноте под окном на клумбе фигуру человека без шляпы, закутанного в длинный макинтош.

– Я открою! – успокаивающе сказал он Этель. – Я знаю, кто это. Не волнуйся, спи и не вздумай выходить к нам.

Он провел гостя, не зажигая света, в темную комнату, спустил зимние плотные портьеры, не снимавшиеся на лето в доме Штарке, и зажег маленькую лампочку под глубоким бронзовым абажуром. Все это время гость стоял у дверей, засунув руки в карманы плаща и следя за Штарке сонными глазками, похожими на медвежьи.

– Если вам вздумается еще раз навестить меня ночью, ориентируйтесь на третье окно от водосточной трубы слева, – недовольно сказал Штарке. – Бог знает, что вы наделали с моими розами, у вас не ноги, а сани!

– Как поживает госпожа Этель? – вежливо осведомился гость, снимая макинтош и аккуратно складывая его на стуле.

– Она спит, и здоровье ее отлично! – буркнул Штарке. Он достал из шкафа графинчик с коньяком, два маленьких цилиндрика из толстого хрусталя, сел на диван по-турецки, поджав под себя озябшие ноги, и сразу стал похожим на старого, сердитого гнома. – Вы напрасно там вбили себе в голову, что она влияет на меня! Этель здесь ни при чем.

Без макинтоша гость оказался человеком с заметной военной выправкой и невыразительным, глухим лицом. Он подсел в кресло к дивану, отставил хрустальный цилиндрик, прошелся к буфету, взял стакан для воды, налил на две трети коньяку, выпил половину и закурил.

– Так хорошо живется на покое, Штарке? – осведомился он добродушно и покровительственно.

– Неплохо! – усмехнулся Штарке, оглянулся на дверь и налил себе коньяку. – Настолько неплохо, – добавил он, – что я не хочу никаких перемен.

– Чего вам хочется, мне ясно! – сказал гость, приглядываясь к Штарке. – Вы думаете, я опять пришел вас уговаривать? Ничего подобного! Я пришел потому, что вы мне нужны. Но уговаривать я не буду!

– Новый вариант? – усмехнулся Штарке.

Гость допил коньяк и аккуратно отставил стакан подальше от края стола.

– Вы старый дурак, Штарке! – сказал он с сожалением. – Современный химический завод стоит несколько миллиардов. Но завод можно построить много раз. Вас не восстановишь. Вы уникальный инструмент разведки. Вот почему вы до сих пор живы и проживете еще некоторое время, если образумитесь. Пора возвращаться к нам, Гейнце.

– Бессмысленный разговор! – сердито ответил Штарке и лихо глотнул коньяк. – И напрасно вы щекочете меня ком – плиментами. Я не мальчик, чтоб поддаться на эту удочку.

– Странно! – терпеливо вздохнул гость. – Вот никогда бы не подумал, что вы перестанете работать…

– Я болен! – возразил Штарке. – А если бы я был здоров, я работал бы против вас. Слушайте, мы обо всем говорили! Ничего нового вы от меня не услышите…

– Кому вы врете? – неодобрительно покачал головой гость. – Разведчик не болеет. Разведчик только умирает. Вам хочется работать. Как хочется вам работать, Штарке! Разве вы забыли, что безделье для нас гибельно? Послушайте свой голос! Последите за собой в зеркало! Вы суетитесь, дергаетесь, с другими, вероятно, много болтаете. Так всегда бывает с нами, когда мы останавливаемся. Освобождение заторможенных реакций! Может перейти в психоз, если не влезете обратно в привычные рабочие тиски. Помните Бернарда? Вам нравится умирать в сумасшедшем доме? Начинайте работать, Штарке, и все ваши болезни исчезнут сами собой…

– Нет! – упрямо сказал Штарке. – Я вам сказал. Нет!

– Гейнце, вы действительно не мальчик! Вы же знаете, что от нас не уходят! – уже серьезно сказал гость. – Вы живы до сих пор только потому, что я все еще надеюсь вернуть вас к работе. Хотя бы ненадолго.

– Но я болен. Слышите вы? – очень спокойно сказал Штарке, хотя у него набухли жилы на висках. – У меня грудная жаба. Я могу умереть в любую минуту, на задании…

– По моим сведениям, за последние два года у вас не было ни одного припадка! – заметил гость.

– Знаете что? – раздраженно сказал Штарке. – Давайте прекратим этот бессмысленный разговор. Если уж вы пришли и не даете мне спать, расскажите по крайней мере, что делается в нашем родном террариуме! Как поживают Борделез, Шванке, Анри? Как чувствует себя Мари-Роз? – усмехаясь, спрашивал Штарке.

– Борделез процветает, он сейчас далеко, Шванке что-то не дает о себе знать, – по-прежнему терпеливо сообщал гость. – Но были сигналы о том, что он балуется героином, так что может быть просто паралич сердца. – Гость произносил все это размеренным, глуховатым, тихим голосом человека, привыкшего к тому, что его всегда внимательно слушают. Лицо его почти не меняло выражения. Кожа на лице была сухой и землистосерой, не знающей, что такое солнце и кислород. – Ваша ученица Мари-Роз умница, хорошеет с каждым днем и радует нас. Вот видите, значит, все-таки тянет к старым друзьям!

– Друзья? – угрюмо усмехнулся Штарке. – Каждый из них с удовольствием выкроит себе пару подметок из моей кожи! Просто интересно.

– М-да! – суховато кивнул гость. – Вы всегда были трезвым человеком. В общем, пора работать! – новым, жестким тоном, не допускающим возражения, сказал он. – Если бы мы заполучили вас в сорок четвертом году, вы были бы повешены. В сорок шестом мы очень сердились. В сорок седьмом смягчились и вспомнили ваши достоинства. Начиная с сорок девятого мы встречались изредка, как супруги, находящиеся в разводе, но сохраняющие вежливый интерес друг к другу. Теперь обстановка созрела. Нам нужны опытные люди. Вам доверяют.

– Что вы от меня хотите, шеф, я же вам все сказал! – разозлился Штарке. – Если бы я мог работать, я бы отдал последние годы своей жизни Германии. Знаете такую страну? По-моему, и вы произнесли свое первое слово по-немецки.

– Вы очень отстали, Штарке! – внушительно сказал гость. – Германия, Франция, Англия, Италия – все это устарелые понятия. Новые времена – новая география. Теперь существует финансово-политический центр мира и его экономические бассейны…

– Германия… тоже бассейн?

– Германия – это Крупп и «Фарбениндустри». Все остальное ничего не стоит.

– Так… Англия?

– Аэродром!

Штарке закашлялся, вдохнув слишком крутой клуб сигарного дыма.

– А Россия?

– Россия – соперник существующего финансово-политического центра, ее необходимо уничтожить как можно скорее, – деловито сказал гость, – потому что, пока она живет, у других существуют иллюзии, что они могут сохранить самостоятельность.

– Понятно! – задумчиво кивнул Штарке. – Как же, понятно. Бассейн. Интересно! А Франция это, конечно, место веселого отдыха финансовых и политических деятелей центра?

– Да! – вызывающе сказал гость.

– Понятно, понятно! – торопливо сказал Штарке. У него снова обозначились темные узлы вен на висках. – Да, знаете ли, Гитлер был щенком! Он все-таки действовал под вывеской немецких национальных интересов!

– Будет новый хозяин мира, – усмехнулся гость. – Это надо понять. И пора бы начать вести себя благоразумно, Штарке! Пора бы понять!

– Да, да, я понимаю! – Штарке вскочил, взъерошил обеими руками волосы на голове и забегал по комнате, шлепая босыми ногами.

– Понятно, понятно… – повторял он на бегу. – Вести себя разумно. Обитатель бассейна! Интересно звучит. Значит, будет несколько категорий обитателей? Одну – уничтожите. Другую – кастрируете. Третью… Знаете, а думаю, что третьей-то не окажется!

– О деталях пока говорить преждевременно! – заметил гость. – Но, конечно, не весь человеческий материал на земле пригодится!

– Слушайте, Вальтер, вы действительно все это думаете? – с ужасом спросил Штарке, останавливаясь перед гостем. Сейчас Штарке казался очень старым и больным. – Я понимаю, – продолжал он скороговоркой, – эти мысли можно употреблять как политический шантаж… Но оставаться с ними наедине? Верить им? У вас трое сыновей, Вальтер, значит, это им придется корчиться в страшном мире бассейнов, душегубок и кастратов…

– Ну, мы-то с вами можем не беспокоиться о своей судьбе! – рассудительно сказал гость. – Без нас они не обойдутся. Нужно только разумно вести себя и заниматься делом.

Он положил перед Штарке развернутый клочок бумаги. Штарке взял клочок, долго перечитывал коротенький список из пяти имен, потом сжег его на спичке по многолетней привычке и, устало хрустнув пальцами, сказал:

– Зря все это… Я ничего делать не буду.

– Штарке, хватит валять дурака! – жестко сказал гость и положил на стол узкую металлическую коробочку. – Вы знаете этих людей. Вам легко найти предлог встретиться с каждым из них!

– Конечно, знаю, – кивнул Штарке. – Хорошие люди, простые немцы. Народ выбрал их на государственные посты, и они отлично работают. Один из них – врач с мировым именем. Он ежедневно спасает человеческие жизни. Номер третий – учительница. Во время войны она спасла много голодающих детей.

– Слушайте, что вы там бормочете! – перебил гость и раскрыл коробку. На дне лежали черные горошинки, похожие на обыкновенный перец. – Информация о них не нужна, мы знаем все, что требуется. Это растворяется в любой жидкости, лучше всего – алкоголь. Следов в организме не оставляет, человек умирает от будничного паралича сердца.

Штарке долго смотрел на горошинки. Потом просто сказал:

– Я, знаете ли, разведчик. Убийством в прямом смысле никогда не занимался. Бывали неприятные столкновения с людьми, пытавшимися мне помешать. Но то – другое…

– Стало трудно с вами, Штарке! – раздраженно повысил голос гость. – Мы изменились за последние годы. Конечно, мы по-прежнему изучаем сейфы политических деятелей. Но гораздо важнее убрать многих из них. И вот этим мы сейчас занимаемся главным образом. Хороший разведчик перестраивается в неделю.

Штарке встал.

– Уходите, генерал, – сказал он ровно, без интонаций. – Мы не договорились.

Некоторое время гость молчал, потом пожал плечами, встал и принялся надевать макинтош.

– Старый идиот! – сказал он через плечо, не глядя на Штарке. – Замаливаете грехи? Он, видите ли, не желает убивать! А чем вы занимались всю жизнь? Бросьте ломаться! Одно ваше донесение отправляло на тот свет больше, чем полк бомбардировщиков. Ханжа!

Штарке молча вывел его через кухню в заднюю часть сада, превращенную в огород. Генерал ушел в темноту не прощаясь. Штарке вернулся в дом и по привычке закрыл двери на все замки и засовы.

– Гейнце? – тихо окликнула через комнату фрау Этель.

– Спи, спи, муттерхен, – громко ответил Штарке и прошел в кабинет.

– Ты взволнован? – спросила Этель.

– Ничуть! – храбро ответил Штарке. – Все идет как надо! – И повернул ключ в замке.

Уловив что-то в голосе мужа, фрау Этель вскочила с постели и подбежала к дверям кабинета.

– Ты опять уходишь, Гейнце? – испуганно сказала она. – Ведь ты обещал мне, что никогда больше…

– Не мешай мне, спи! – раздался резкий голос из-за дверей, и фрау Этель умолкла. Это был чужой голос чужого человека, которого она никогда не видела, к которому временами испытывала острую ненависть, как к врагу, загубившему ее жизнь.

Она лежала, укрывшись с головой одеялом, и, плача, трясясь от озноба, ждала, когда скрипнет половица перед входными дверями в кухне и звякнут замки.

Это будет означать, что чужой ушел из дома и что у нее опять есть занятие, поглощающее все ее мысли и чувства. Она будет ненавидеть того, чужого, и ждать Гейнце.

Может быть, случится чудо и Дева Мария, у которой давно распухла голова от всех людских горестей, сохранит и приведет его домой.

Замки звякнули через несколько часов, когда стало уже совсем светло.

Фрау Этель встала и пошла в кабинет.

В кабинете все было, как всегда после ухода Штарке на задания. Клубы сигарного дыма под потолком. Горсть пепла в камине. Тихо и очень пусто.

Но на этот раз на столе белела записка. Фрау Этель, задыхаясь от боли в груди, прочла:

«Этель, поцелуй Маргариту. Не жди меня на этот раз, продай дом и переезжай к девочке. Там тебе будет теплее доживать.

Все умирают, что ж с этим поделаешь. Ты хорошая женщина и была достойна лучшей участи, хотя мне ты помогла. Гейнце».

Выйдя из дома, Штарке долго бродил по улицам. Деревья, отяжелевшие от росы, фиолетовая дымка над асфальтом, розовое небо, деловитый стук башмаков первых прохожих на тротуарах, сонные коты, устало плетущиеся домой, зализывая свежие царапины, ссоры первых воробьиных стай, вылетевших на промысел, – улица жила своей обычной жизнью.

Штарке не оглядывался и не вслушивался. Проплутав некоторое время в переулках, он поднялся на чердак безобразного девятиэтажного дома, занимающего целый квартал, и постучался в дверь, обитую куском старого пледа. Комната была узкой, грязной и удивительно напоминала нору. Как в норе, в ней валялись на полу и на подоконнике, заменяющем стол, остатки пищи и обрывки книг и одежды. Чудовищно толстый человек, хрипя, выбрался из-под замасленной перины.

– Это вы, Крюгер? – спросил Штарке, вглядываясь в распухшее, почерневшее лицо, в котором не осталось ни единой определенной черты – все раздавили складки жира.

– Как видите! – задыхаясь, сказал Крюгер, сидя на краю постели и силясь удержать равновесие. – Что, хорош? А вы не меняетесь, Штарке! – с завистью продолжал он. – И я бы не изменился, если бы не астма! Она не дает мне двигаться! Садитесь, где хотите, всюду одинаково грязно и неудобно.

Штарке сбросил какое-то тряпье с табурета и сел около кровати. Энергия, затраченная на приветствие, вызвала у Крюгера приступ. Он принял две плоские, напоминающие пуговицы, таблетки. Прислонился к стене, потел и страдальчески мигал. Вскоре лекарство подействовало, и Штарке, уловив момент, когда глаза Крюгера прояснились, заговорил:

– Мы не ходим в гости друг к другу. Я не буду притворяться, что меня интересуют ваши дела, тем более что не вижу у вас ничего хорошего. Скажите, Крюгер, вы когда-нибудь слышали имя Горелл?

Щелочки, заменяющие Крюгеру глаза, сомкнулись. Некоторое время он молчал, потом тихо сказал:

– Штарке, вы знаете, мы живы, пока молчим…

– А зачем вам жить? – просто спросил Штарке, и кровать затрещала и заколыхалась. Крюгер смеялся, держась за сердце и охая от боли.

– Я вспомнил, что мне нравилось в вас тогда, тысячу лет назад, в молодости! – сказал он. – Вы всегда говорили прямо то, что думали. Вас интересует Горелл? В самом деле, зачем мне жить?

А потом Штарке сидел в высоком, полутемном и прохладном кабинете уполномоченного по особо важным делам.

– Сегодня ночью меня опять навестили, – говорил Штарке, раскуривая сигару. – Старый знакомый, и разговор шел о тех же предметах. Вот…

Он набросал карандашом на клочке бумаги пять имен.

– Берегите этих людей, – сказал он. – Вчера я отказался убить их, но завтра какой-нибудь подлец может согласиться.

Уполномоченный прочитал список и сжег клочок бумаги на спичке.

– У меня просьба к вам! – сказал Штарке. – Я прошу вас передать вот это органам советской госбезопасности… – И он протянул уполномоченному листок бумаги, на котором было написано несколько фраз мелким старческим почерком.

– Почему бы вам не сделать это самому? – спросил уполномоченный, пригибаясь к бумагам и откладывая листок Штарке в сторону.

– Я могу не успеть! – деловито сказал Штарке. – Господин уполномоченный, – продолжал он, – я хочу кое-что сказать вам на прощанье. Настало очень ответственное время. Мы часто говорим: «Надвигается новая война». Нет, то, что может случиться, если мы оплошаем, – не война. Уничтожение наций, бросок назад, к каменному веку. Надо защищаться вместе. Понимаете? Надо работать вместе, особенно нам! Надо во что бы то ни стало сломить в себе проклятое предубеждение перед дружбой между народами, которое в нас столько веков воспитывали… Смотрите, что получается. Даже вы, немец нового склада, гражданин демократической Германии, поморщились, когда я передал вам этот листок. Вот что страшно, господин уполномоченный!

– Господин Штарке, вы становитесь политиком, – усмехнулся уполномоченный. – Вас интересуют весьма сложные вопросы!

– Это случилось со мной в последние часы жизни… – сказал Штарке. – Ужасно драматически звучит, – заметил он, виновато улыбаясь, – но вы-то понимаете, что я говорю правду.

– Мы можем дать вам убежище!

– У меня есть семья, – тихо сказал Штарке. – Дочь недавно вышла замуж. Племянники. Всех не защитишь! Но не думайте обо мне, сейчас важно другое. Простые люди всего мира воевать не хотят, а спекулянтов человеческой кровью ничтожно мало по сравнению с ними, и потом у них гнилые души, они не выдержат настоящей борьбы. Страшны колебания в нас! Опасны наши ошибки. Устраните недоверие, неприязнь друг к другу, и мы победим…

– Вы говорите серьезные и правильные вещи, – тихо сказал уполномоченный, внимательно разглядывая Штарке. – Вы действительно начали кое-что понимать. Ваша просьба будет выполнена! – Он взял листок бумаги, исписанный почерком Штарке, сложил вчетверо и спрятал во внутренний карман пиджака. – Я обещаю вам сделать это в ближайшие полчаса.

– Очень хорошо, – облегченно вздохнул Штарке. – Потому что мой старый нюх подсказывает мне кое-что… Благодарю вас, господин уполномоченный…

И, пожав руку, протянутую ему через стол, Штарке круто повернулся и выбежал из кабинета.

Днем он поспал несколько часов в сквере. Ему ни о чем не хотелось думать. К вечеру устал и забрел в кафе. Он не чувствовал вкуса еды. Он выпил стаканчик коньяку, и ноги перестали дрожать. Он попробовал припомнить свою жизнь, вся она состояла из непрерывной цепи усилий, всегда превышающих обыкновенные человеческие способности.

«Да, здорово я старался… – с удивлением подумал Штарке. – Вот если бы знать раньше. Если бы я с самого начала жил ради того, чтобы сохранить этот веселый, светлый мир, в котором так много тепла и молодости! На что ушли мои годы?»

– Что-нибудь еще, господин? – нетерпеливо спросила официантка.

– Нет, благодарю вас… – устало сказал Штарке, расплатился и вышел.

Теплый прозрачный вечер, наполненный огнями, звуками и людьми, встретил его за дверями кафе.

Штарке остановился, раздумывая, куда бы ему пойти. Домой нельзя. За всю свою невыносимую жизнь Этель заслужила право легко пережить его смерть. Уходя, генерал ничего не сказал, но Штарке понимал, что в ближайшие часы его убьют. Если он скроется, он подвергнет опасности семью. Теперь надо как-то прожить эти несколько часов. Пойти к друзьям? Их у него никогда не было. Да и зачем тащить за собой к людям «хвост», который, вероятно, с утра волочится за ним? Он ни разу не проверил, следят ли за ним, потому что это теперь его не интересовало.

Покончить с собой? В самом деле, почему бы нет?

И вдруг Штарке понял, что не может покончить с собой.

Он отчетливо понял, что у него никогда не хватит храбрости это сделать. Последние обрывки романтических иллюзий слетели с сознания Гейнце Штарке. Какая там романтика! Что, разве так уж интересно было жить страшной жизнью получеловека-полуинструмента? Он боялся, что его убьют, оттого и выжимал из своего мозга и тела все, что мог. Единственные годы, когда он работал без страха, это были годы войны, потому что он работал для народа, для простых людей мира, но потом пришла болезнь, и все кончилось. А ведь он прожил такую долгую жизнь и так много…

– Одну минуту!

Штарке не успел закончить мысль. Его остановил невысокий, плотный человек, чем-то напоминающий боксера. На нем был новый костюм, покрытый сальными пятнами, левое плечо чуть приподнималось. За ним стоял еще один, худой и тонкий, очень молодой. «Слишком молодой для таких дел», – подумал Штарке, опознав в этих людях свою судьбу.

– Ну, давай здесь, пока близко нет людей! – сказал молодой. Лицо у него было синее от дешевой пудры, глаза, помутневшие от волнения, никак не могли взять в фокус лицо Штарке.

– Скорее! – повторил молодой.

– А может, это не он! – возразил тот, что постарше. – Слушай, тебя зовут Гейнце Штарке?

– Да, это я! – устало сказал Штарке, равнодушно глядя на оранжевый круг света вокруг фонаря.

– Тогда пойдем! – сказал тот, что постарше, и первым двинулся к развалинам, прикрытым щитом для афиш. – Он не будет пищать! – сказал он деловито молодому. – Он уже готов. По глазам видно.

Они вошли в тень, и Штарке с отчаянием подумал, что не может уцепиться за какую-либо мысль или чувство, чтоб продержаться на них эти несколько последних мгновений. В голову лезла всякая ерунда о том, на какие деньги живет сейчас Крюгер и что лето в этом году раннее и теплое.

– Скорее! – просительно сказал молодой.

Через несколько минут они вышли из развалин – молодой и тот, что постарше, и вступили в полосу света.

– Чего ты дергаешься? – сказал раздраженно старший. – Разве мы кончили старика? Люди постарше да поумнее нас решили, что он отжил! Ты откуда пришел к шефу?

– Я член организации юных защитников Германии… – борясь с ознобом, сказал молодой. – А ты?

– Ну, я – другое дело! – уклончиво сказал старший. – Я… – Он запнулся и выругался.

Они молча дошли до угла, и старший сказал:

– Я пойду доложу шефу, а ты свободен… юный защитник! – повторил он и сплюнул под ноги парню.

За углом был вход в ресторан, и они, едва разойдясь, сейчас же потерялись в толпе.

Поздно вечером Смирнов докладывал генералу.

Генерал был новым начальником, недавно назначенным в Комитет Госбезопасности. Смирнов никак не мог привыкнуть к его молодости и, докладывая, с интересом поглядывал на него. Тридцать пять лет, две золотые звезды, полученные в мирное время, лицо, тронутое загаром…

В свои пятьдесят лет Смирнов полностью ощущал тяжесть порученного ему труда. Вопреки ожиданиям эта тяжесть с годами возрастала. Прочитывая или выслушивая донесения, Смирнов уже невольно в первую очередь вдумывался не в самый факт, а мысленно прикидывал объем дела, прослеживал уязвимые места, и именно полнота опыта, сразу раскрывающая все трудности, мешала подчас рискнуть там, где требовался риск, побуждала медлить…

Вот почему его не назначили к повышению. На должность, которую он, казалось, имел все основания занять, прибыл веселый и вежливый молодой генерал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.