Гнилые сны окраин

Дом встретил его заколоченными окнами и тишиной. Почтовый ящик ржавел на одной петле, внутри – единственное письмо годовой давности. Но свежие следы на крыльце говорили, что кто-то бывал здесь недавно.

Окно подвала было разбито. Изнутри.

Фонарик выхватывал из темноты знакомые очертания. Тот самый угол, где отец отмечал его рост – зарубки на несущей балке. Марк поднял луч света.

Над последней детской отметкой – «Марк, 18 лет» тянулась новая серия зарубок: 19, 20, 21… Вплоть до нынешнего – 33 года. Свежие срезы, будто их сделали вчера.

Лопата в углу блестела – чистая, будто её только что вымыли.

Новая стена выделялась на фоне остальных – неровная кладка, раствор местами ещё не застыл. Когда Марк тронул её, несколько кирпичей с глухим стуком упали внутрь.

Запах ударил в нос – сладковатый, как разлагающаяся плоть, смешанная с плесенью.

Фонарик выхватил из темноты знакомую детскую рубашку – ту самую, в которой он убежал из дома. Рядом валялись пустые бутылки из-под воды. И аккуратно сложенная стопка его собственных вещей – тех самых, что остались в его квартире. Тех, что он носил на прошлой неделе.

Наверху хлопнула входная дверь.

– Сынок? – донёсся сверху голос отца. – Мы так ждали тебя домой.

Шаги замерли у входа в подвал. Фонарик погас.

Участковый нашёл машину Марка у заброшенного дома. В подвале новая стена выглядела законченной – ровная кладка, аккуратно затёртые швы. На балке красовалась свежая зарубка: «Марк, 34 года».

На полу у стены лежал его телефон. На экране – ненаписанное сообщение: «Они растят нас в стенах, как виноград на шпалерах. Отец был прав – семья это навсегда.»

Челнок

Алёна влюбилась в машинку с первого стежка. «Челнок-37» – тяжёлая, чугунная, выпущенная ещё в тридцатых – шила идеально. Игла скользила по ткани, как по воздуху, строчки ложились ровно, без единого перекоса. За неделю она доделала дипломную коллекцию, которую месяц не могла закончить на своей старой машинке.

– Настоящая находка, – говорила она подругам, поглаживая латунные шестерёнки.

Утром по радио «Рассвет FM» диктор неожиданно прервал музыку:

– Сегодняшний прогноз: не шейте. Особенно из кожи.

Алёна засмеялась и выключила приёмник.

Ночью её разбудил звук работающего мотора.

В мастерской «Челнок» строчил сам по себе. На полу перед ним лежал лоскут кожи – с родинкой, точь-в-точь как у неё на плече. А на месте самой родинки теперь был аккуратный шов.

Куклы начали появляться на третий день.

На лавочках у подъездов. На ступеньках метро. Маленькие, с аккуратными швами вместо ртов, с пуговицами вместо глаз. Один раз Алёна подняла такую – и тут же бросила. Под тканью что-то шевельнулось.

Тёплое.

Соседка снизу пропала через неделю. Дверь её квартиры стояла открытой, но внутри было тихо – только запах формалина да нитки, размотанные по полу. Длинные, чёрные, будто кто-то метил путь.

Когда Алёна разобрала «Челнок», в челноке лежал зуб.

Человеческий.

Она попыталась выбросить машинку, но утром та стояла на месте. С новыми катушками.

А в зеркале Алёна увидела, что губы у неё сшиты красной нитью.

На столе лежало готовое пальто – её размер, её крой. В кармане – фотография девушки с соседнего двора.

И записка: «Ты стала частью узора».

Теперь машинка работала без остановки.

Соавтор по вызову

Виктор Краузе провёл три дня в пьяном забытьи, прежде чем решился на отчаянный шаг. Его последняя повесть о строителях БАМа – та самая, за которую в одна тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году дали премию ЦК ВЛКСМ – теперь вызывала у редакторов лишь снисходительные усмешки.

– Народу нужен мрачный детектив, – говорил Владимир, редактор «Чёрного издательства», облизывая губы после глотка капучино. Пена осталась у него на чёрной бородке, как ядовитая слюна. Его новый «Макбук» с наклейкой «Я люблю Сатану» мерцал в полутьме кабинета. – Кровь, кишки, мистика. Ты же мастер слова, Вить, просто смени пластинку!

Но Виктор не знал, как писать о преступлениях. Он тридцать лет описывал трудовые подвиги, а не расчленёнку. Пока не вспомнил о старом библиотекаре, который перед смертью сунул ему в руки потрёпанный манускрипт: «Вызов Того, Кто Шепчет Истории».

В ночь на четверг Виктор сидел на кухне своей однушки. На столе – бутылка «Белого орла», ноутбук с потрескавшейся клавиатурой и кухонный нож. В три семнадцать он открыл новый файл. Лезвие блеснуло, и капля крови упала на клавишу Enter.

– Дай мне историю, от которой забудут про Стивена Кинга, – прошептал Виктор, набирая текст левой рукой. Пальцы странно похолодели.

Экран вспыхнул синим – неестественным, ядовитым. Буквы поползли сами, будто кто-то водил его пальцами по клавишам: «Тело нашли, когда разбирали аварийную школу номер семнадцать. Странно – здание построили всего пять лет назад, но стены крошились, как в столетней развалине. Когда экскаватор вскрыл фундамент, ковш вывернул наружу… не просто труп. Куклу. Человеческого роста, сшитую из детской кожи, с набитой опилками головой. Вместо глаз – пуговицы от школьной формы. Во рту – записка: "Учительница сказала молчать"».

Виктор хотел закрыть файл, но рука не слушалась. Текст продолжал набираться: «На груди куклы был выжжен номер – семнадцать. Ровно столько детей пропало в этом районе за последний месяц».

Утром Володя, попивая свой чёртов капучино из бумажного стаканчика (Виктор теперь ненавидел этот запах – сладковато-гнилой), закатил глаза от восторга:

– Гениальный чернушник! Берём!

Книгу приняли в печать за день. А через неделю в новостях показали сюжет: в Подмосковье при сносе детсада нашли три аналогичных «куклы». Та же кожа. Те же пуговицы. Та же записка во рту.

Виктор выключил телевизор. Руки дрожали так, что он не мог налить виски.

– Совпадение, – прошептал он пустой квартире.

Но в зеркале за его спиной кто-то усмехнулся. Контракт на три книги лежал на столе. Аванс – пятьсот тысяч – уже потрачен на долги.

Володя звонил каждый день:

– Где продолжение, гений? Читатели жаждут!

В ночь на среду Виктор снова сел за ноутбук. Лезвие, кровь, левая рука: «Как написать продолжение без новых смертей?»

Экран погас. Потом вспыхнул красным.

«ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЖЕРТВА»

«Редактор Владимир не понимал, почему Виктор так сопротивляется. Редакторская дочка Катюша (7 лет, школа №17, 1 «Б») любит кукол. Особенно ту, что теперь лежит в её шкафу. С пуговицами вместо глаз»

Виктор вскрикнул. Он никогда не видел дочери редактора.

Новые строчки появлялись быстрее: «Виктор знал правду: демон жаждал не продолжения, а финала. Не третьей книги – третьей жертвы. Той, что подпишет контракт кровью».

На улице завыл ветер. За окном у детской площадки, стояли три высоких силуэта. Слишком высоких. Слишком худых.

Они ждали.

Утром Владимир ворвался в квартиру без стука.

– Где текст, придурок?!

Комната была пуста. На столе – открытый ноутбук. Последний абзац гласил:

«Автор исчез, став кульминацией собственного романа. Его кожа идеально подошла для переплёта. А его история – для эпилога»

Редактор усмехнулся и закрыл крышку. В кармане зазвонил телефон.

– Да, – сказал он, глядя на пустую квартиру. – Новая рукопись готова.

За его спиной в зеркале мелькнуло движение. Послышался звук – будто кто-то набрал на невидимой клавиатуре: «Конец? Нет. Теперь твоя очередь, Владимир. Готов ли ты стать главным героем?»