Камин

скачать книгу бесплатно


Они полностью поменялись местами. К тому же, не только по горизонтали, на которой удача отвернулась от одного и повернулась к другому, но и по вертикали: Антон ощутимо поднялся на несколько ступеней выше своего когда-то удачливого однокашника. Все ошиблись и в нем, и в Федоре.

Вот поэтому-то, приход бывшего друга, когда-то победителя во всем, и вызвал такую бурю эмоций у преуспевающего ныне адвоката. Своим видом куда более чем своей просьбой, Федор дал Антону Альфредовичу повод в полной мере осознать себя триумфатором, прочувствовать взлет каждой клеткой, и воспарить над миром сущим Наполеоном. Несчастные глаза старого друга – были зеркалом его триумфа! Ведь он, в отличие от Федора, стал владельцем двухэтажного особняка на той самой улице, которую они оба подметали. Поэтому, сегодня Антон Альфредович не просто осознал, что покорил вершину, он ощутил триумф! И это в начале пути.

Налил до краев, выпил.

– Не рано ли триумф ты обмываешь? – искрил Камин.

Неожиданно даже для себя самого, впечатление, произведенное на однокашника, вывернуло изнутри всю, скрывавшуюся там гордыню. Справиться с этим Антон Альфредович просто не мог, да и не хотел. Ему до безумия сладостно было сидеть на первом этаже своего двухэтажного особняка, вспоминая затравленные глаза бывшего друга, просящего о помощи. Он упивался его несчастьем.

Вулкан выпущенных страстей бушевал в каминной жаром бо?льшим, чем сам камин.

Камин все впитывал, запоминая.

Еще и еще раз прокручивал хозяин сладостные картины экскурсии бывшего друга по его офису. Он был уверен, что ни один памятник архитектуры не вызывал у Федора такого восхищения и зависти. – Даже кофе пить не остался, – рассмеялся Антон Альфредович. – Не мог пережить того, что увидел. Наверное, только здесь Федор понял, как высоко Антон взлетел и как прочно сидит на своем месте.

– Это действительно триумф! – торжествующе втянул хозяин воздух маленькими ноздрями. – Как хорошо, что Федька пришел. Как это здорово! Как вовремя. А то я будто начал привыкать к обыденности своего владения, – усмехнулся, не держась за маску. И она стала сползать, обнажая натуру…

– Повезло, – сказал Федор.

– Нет, Федечка, каждый сам себя везет, – презрительно бросил в камин новоявленный «Наполеон». – Сколько стоила ему эта постройка, знает только он один. И дело даже не в деньгах, хотя все, конечно, от и ради них. Но поработать ему здесь пришлось о-го-го… Как говаривал великий Суворов: «Раз везение, два – везение, но надобно и умение». И он горд своим умением. И теперь, в отличие от Федора, ищущего пристанище, он может позволить себе отдохнуть, в полной мере ощущая победоносное возлежание на лаврах. И ядовитая улыбка, на мгновение растянув бледное кольцо губ, жестко скрутила рот. Потом будто подумала и растянулась опять.

Затрещал огонь в камине…

Но улыбку треск огня не испугал. Она умиротворено отдыхала, ей было вольготно на свободе. На первый взгляд, ядовитая улыбка не совпадала с мягкой внешностью. Но это на взгляд первый и туманный. На самом деле, выхоленная внешность при сложностях судьбы говорила об умении извиваться, быстро и умело. Одно дело – добиваться цели, преодолевая преграды, покоряя все новые и новые вершины, вырастающие на пути. И совсем другое – увертываться от преград из стороны в сторону. Проницательному наблюдателю внешность Антона Альфредовича многое могла бы рассказать о том, как он изворачивался, объезжал, увиливал, не гнушаясь ни унижением, ни предательством. Он считал, что главное в жизни – цель, а средства могут быть любые. Это и был стержневой девиз его существования: любыми путями до заветной планки и – как можно быстрей. А по трупам или живым головам – разницы нет никакой, по трупам даже легче. Он хорошо запомнил, что победителей не судят, их обожествляют. Значит, главное победить. А достигнутая цель сама оправдает все использованные средства. И какими путями ты пришел к победе, никого уже не волнует. Потому что, ты – есть Ты, и все пред Тобой – ниц.

Как Федор, который смотрел на его богатство, не в силах скрыть чувства.

– Не смог, как ни старался! – закричал триумфатор. – Ха-ха, – выдавливался воздух из нутра победителя. Инстинктивно оглянулся на дверь – не слышит ли кто? Но в офисе никого не было.

– Я слышу, – сказал Камин. – И вижу все. И знаю то, о чем не знаешь ты еще.

Любимчик Фортуны – Федька ничего не смог и не сумел в этой жизни. А теперь хочет, чтобы бывший друг ему помог.

– Нет! – жестко сказал бывший друг.

И огонь Камина забился в ответ синеватым пламенем.

– Все, приходящие сюда, работать будут только на меня. Все, приходящие сюда, делать будут только то, что надо мне. А иначе, зачем они мне здесь нужны? – сбросила маску жестокость, и в камин глянули сухие глаза ненависти. – Пока он не дал Федору конкретного ответа, но в принципе… – несколько порций триумфаторского смеха вылетели одна за другой. – В принципе, Антон, возможно, и не против, чтобы его бывший удачливый друг увидел, как бегает перед хозяином личная секретарша, склоняют голову работники. И еще ниже склонятся, – ткнул пальцем в пол победитель. – Пусть посмотрит бывший дружок, как передо мной, Антоном Альфредовичем, заискивают все, сюда приходящие. И он, Федечка, будет заискивать, а иначе ему здесь не бывать. Ничего не поделаешь: дружба – это было когда-то, а сейчас – служба. Служба! И пусть служит бывший дружок как все и не надеется на поблажки. И как хозяин, я буду забирать себе лучшие дела, а Федору отдавать невыигрышную мелочевку, если вообще такая сюда приплывет.

И тут преуспевающему адвокату подумалось, что есть кой-какие вещи, которые Федору не стоило бы знать. Значит, присутствие старого друга не всегда желательно. Но он тут же успокоил себя тем, что хозяин он, а значит, сумеет убрать Федора из офиса, когда ему это потребуется.

Камин был прав: хозяин был не прост.

Раздался телефонный звонок. От неожиданности «наполеона» тряхнуло так, будто он выпал из седла. Звонил дурацкий мобильник. Дурацкий, потому что отвечать не хотелось. В этом плане мобильник Антону Альбертовичу не нравился: нельзя скрыться, когда надо. Какое-то время он не брал трубку, но телефон настаивал и, видно, отключатся не собирался. К тому же, этот номер знали только самые близкие. Вдруг жена звонит?

– Да, – ответил «наполеон» назойливой трубке.

– Добрый вечер, Антон Альфредович, – голос был совершенно не знаком. – У меня к вам серьезное дело. Когда мы сможем встретиться?

Никогда Антон Альфредович не отказывался от дел до выяснения обстоятельств. Но сейчас? Не мог он сейчас думать ни о каком деле, а главное – не хотел. Он хотел наслаждаться, и только.

– Завтра, – сказал строго в трубку.

– Но если вы свободны сейчас, то я здесь, рядом…

– Завтра, – прервал наглеца возмущенный «наполеон».

– Хорошо, – спокойно согласился наглец. – Во сколько?

– Созвонитесь с моим секретарем и узнайте, когда я свободен, – недовольно проговорил «наполеон».

– Договорились. До завтра, – и трубка отключилась.

«Каков, однако, наглец!» – возмущался вылетевший из седла «наполеон», пытаясь вернуться в прежнее триумфальное состояние. Но было ощущение, что сладкое вино из триумфального кубка внезапно расплескалось, к тому же много и довольно далеко от того места, где бы это могло быть нужно.

– Ты не ошибся в этом, да, – согласен был Камин.

Из камина выплыло лицо Григория. – Этого еще не доставало в такой момент! – и властной рукой «наполеон» стер ненужное воспоминание, ему хотелось думать про Федьку. – Как он смотрел на камин?! Просто обалдел от завидущего восхищения, даже не сдержался, чтобы не потрогать, – пытался вновь «завести» себя преуспевающий адвокат, но не получалось. Тогда он хозяйски подошел к собственности и погладил резьбу. Потом дотронулся до чеканки в том самом месте, где это сделал его несчастный, раздавленный обстоятельствами друг, и, наконец, рассмеялся от удовольствия: он опять почувствовал себя в седле.

– Надо сказать Марине, чтобы пепел стерла, чеканка совсем не просматривается.

– Уйди! – пыхнул Камин. – А то сожгу.

Как дети все, хотел Камин казаться старше. И возраст свой скрывая от картины, он задымил чеканку пеплом, чтобы казалось будто – седина.

Хозяин отошел от Камина, опять ощутив непонятную неприязнь. Осмотрел внимательно: камин шикарен, мощен. И как это совмещается: доволен, восхищен, и, одновременно, что-то как бы «тянет» за душу, что-то не по вкусу.

– Ты чуешь ненависть мою, – искрил Камин.

Старательно восстанавливал «наполеон» заискивающие улыбки, волнение Федора, собственное снисходительно-благодушное не то презрение, не то почтение к старому другу, но! оказаться в том триумфальном потоке, который нес его до звонка, так и не смог. Вместо этого в пламени огня заиграли картины, предшествующие наполеоновскому триумфу: они толпились, накладывались одна на другую, стирались, растекались, расплывались, сгорали, но он ухватывал их сразу, в одно мгновение – то были картины его жизни, дальнего и ближнего прошлого. И ему было все равно, в какой они выплывали последовательности. Он их узнавал в любом контексте, потому что они привели его к тому, что он имеет сегодня.

А имеет он немало, даже, если рассуждать чисто логически, без эмоций. С Харьковом почти все решено, с Киевом, если захочет, тоже: связи жены хорошо поработали и там. Если бы еще не ее бывшие родственнички! Но, к черту их! Придет время, обломает он и киевских родственничков, как обломал харьковских. Все они будут работать на него. Все! – вбил преуспевающий адвокат свое желание в пол. С постройкой этого офиса жизнь вышла на качественно новый виток развития, карьера – тоже.

Залился мрачным хохотом Камин, забегали по стенам блики.

В первую очередь, это триумф его ума, расчета и, – адвокат выпрямился, – характера. Кто бы и что о нем ни говорил, а характер у него оказался сильный, даже очень. Ему есть, чем гордиться.

– Я дам Федору комнату, – сказал он вслух. – И буду унижать его. Унижать на глазах у всех – пусть привыкает, пусть знает, кто есть я, а кто он. Я – победитель, успешно завершивший сражение, а он побежденный плебей. Мой плебей. И он узнает, что такое – быть плебеем. А иначе, зачем он мне здесь нужен? – еще раз произнес приятную слуху фразу восседающий в кресле «наполеон» и с головой окунулся в забурливший с новой силой триумфальный поток.

Странно прыгнул огонь Камина. Как бы пробежал дрожью по всей каминной внутренности.

Белый прямоугольник на камине привлек внимание адвоката. Он поднялся и более с удивлением, чем любопытством взял картонный прямоугольник. Внешне он был похож на визитку, но ни с одной, ни с другой стороны ничего написано не было. Не задумываясь, адвокат швырнул картонку в огонь и вернулся в кресло, не заметив, как на картонке четко проступили два слова.

Долго еще пребывал преуспевающий адвокат в созерцании своих видений, вкушая триумф! Назло всем! На радость себе! Победно усмехаясь, несся в сладостном потоке, упиваясь, расплываясь всем телом и душой, купаясь каждой своей рыхлой клеткой. Время остановилось, оно исчезло. Так бы и плыл, и плыл, никогда не выходя из дурманящего потока, но…

– Пора ехать домой, – напомнила безупречная Логика вконец размякшему от триумфальных плаваний «наполеону». – Победное шествие только начинается. Все еще впереди.

– Все еще впереди, – шуршаще подтвердил Камин. – Все! – и забился синим пламенем.

Хозяин нехотя подошел, чтобы затушить бьющийся огонь. Неожиданно сноп искр выметнулся из-под обуглившейся деревяшки и «оплевал» дорогой «наполеоновский» костюм.

– У, черт, – отскочил хозяин, но было поздно: весь костюм тлел мелкими чернеющими точками. Закипела в груди триумфатора жадность.

Кипела в Камине ненависть.

– Ладно, – успокоил себя триумфатор. – Будем считать – к удаче.

– К удаче, – зашелся Камин дымом от воды, что на огонь его лилась из кувшина. – К удаче, адвокатик, погоди.

Триумфатор этого не слышал, он старательно тушил огонь. Ему было несказанно хорошо от настоящего, но еще более – от предстоящего будущего, где у него должна быть абсолютная власть. Он знал, вернее, слышал, что власть развращает, абсолютная развращает абсолютно. Но этого и хотелось: полного разврата во всей атрибутике власти: в привилегиях, капитале, охране, в страхе и зависти окружающих, в манипуляциях с ними, в давлении на административный аппарат. Вкус власти он не просто любил. У него было невротическая потребность ощущать власть над себе подобными. Именно власть давала так недостающее ему ощущение силы.

– От вкуса власти потекли мозги, – пылал камин от хохота все ярче.

Власть, власть, власть! Как сладок твой вкус, как манящ: всепозволенность, вседозволенность и коленопреклоненность тупой человеческой массы, жаждущей исполнить любое желание господина, даже самое низменное, самое грязное. Для них все, исходящее от властителя, становится прекрасным, все подлежит восхвалению и обожествлению. Это и есть блаженство! О, вкус власти! О, сладостный, недосягаемый для серой массы плод. Власть. И только власть! – с этими мыслями преуспевающий адвокат вышел из офиса.

На небе сияла луна и освещала старый городской двор, в центре которого красовалось новое современное строение. Преуспевающий адвокат блаженно оглядел свой особняк, возвышающийся в лунном свете, и гордость ощутил такую, что чуть не разорвала она его рыхлую оболочку, перехватив дыхание и выступив потом на очках. Еще немного и, наверное, лопнул бы от разыгравшейся гордыни. «Мой офис. Мой! – кричала гордыня. Я – владелец, единственный и полноправный».

Ну и денек у него сегодня! Просто счастье! – смотрел преуспевающий адвокат снизу вверх в ощущении своего наполеоновского величия. – Спасибо Федору, что подарил такой замечательный вечер. Если бы не он… И пошла пластинка крутиться заново.

Плыли по небу тучи, проплывали над преуспевающим адвокатом, его офисом, мечтами. Но он не видел наплыва туч, перед глазами был только особняк.

– И это не предел, – выпустил Антон Альфредович на волю свои наполеоновские мечты, не обуздывая их. – Со временем он скупит все близлежащие дома и будет владеть целым кварталом на знаменитой Пушкинской, которую когда-то подметал. Потом завладеет районом, потом… – Это были тайные мечтания натурой нараспашку, когда никто не видит и не слышит. Они ширились, росли. Им было вольготно рядом с собственным домом. И доросли они до владения всем городом Харьковом.

Но… остановились плывущие над домом тучи, кучкуясь, громоздясь одна на другую, и зависая не столько над домом, сколько над головой преуспевающего во всех отношениях адвоката. Но он этого не видел…

Как и того, что в Поле его Судьбы активизировался Механизм Возмездия.

в это время Федор шел по улице, сам не понимая, куда идет и зачем? И было ему совсем не до офиса бывшего однокашника. Дома голодные мама, жена и дочурка ждали его с деньгами или хоть какими-то продуктами. Мама, которую он очень любил, была, к тому же, больна. А он ничем не мог порадовать, никому не мог помочь, и ноги домой не несли.

На следующий день Антон Альфредович, без всякой на то видимой причины, позволил себе не прийти на работу вовремя. Желал продлить «возлежание на лаврах», а работа – это не возлежание, даже если и происходит все в собственном офисе.

Однако дома задерживаться не хотелось и, отказавшись от завтрака в ссылке на спешку, он остановился возле кафе «Театральные встречи», которое находилось в здании нового Оперного театра и открылось раньше самого театра. Театр строился настолько долго, что харьковчане стали именовать его мавзолеем надежд. Поколение, в год рождения которого заложили фундамент, успело вырасти и родить поколение следующее. Когда театр, наконец, достроился, его надо было уже ремонтировать, смех да и только.

Поставив машину на стоянку, Антон Альфредович спустился вниз (кафе находилось в подвальном помещении), заказал цыпленка «гриль», взбитые сливки с черносливом и курагой, кофе с рюмочкой ликера, и, отключив мобильник, продолжал триумфариться. Он полюбил это кафе еще во времена голодного студенчества, когда скудные финансы позволяли зайти сюда только раз (ну, от силы – два) в месяц, и то не каждый. А хотелось всегда и хотелось очень. Кафе тогда только открылось, и, несмотря на дороговизну, бывало постоянно набито битком. Это сейчас оно пустовало, общая нищета сказывалась на всем. К тому же, рядом выросло множество различных забегаловок: и хороших, и плохих, а тогда всего этого в огромном студенческом городе было маловато, и кафе в центре города долгое время было одним из самых модных, посидеть здесь было попросту престижно. И хотя сейчас преуспевающий адвокат бывал уже в более престижных местах, это кафе ему ностальгически нравилось: приятно щекочущее чувство, что он своего добился, здесь возникало практически всегда. И то, что вместо былого шума, теперь здесь тихо и спокойно, ему тоже нравилось.

О работе не думалось, только об успехе и царственном будущем, мысли текли свободно, вальяжно, без изнуряющих эмоций и страстей. На часы Антон Альфредович не смотрел, и сколько прошло времени – не знал. Но логика нарушила идиллию, напомнив, что надо бы на всякий случай объявиться. Знаменитое «работа – не волк, в лес не убежит» – к его работе не относилось никак. Его работа была как раз тем «волком», который убежать может. – «Выясню, что там, и все дела перенесу на завтра», – решил триумфатор.

От кафе до офиса было рукой подать, и будущий хозяин Харькова решил оставить машину возле театра и пройтись пешком. Он не сомневался, что вскоре вернется.

На работе, кроме различной текучки, в общем-то, совершенно не важной, Марина сказала, что звонил клиент.

– Кто именно?

– Какой-то мужчина. Сказал, что вы с ним вчера договорились, но конкретно не обговорили время.

– И что?

– Я сказала, что раз вы меня ни о чем не предупредили, значит, скоро будете. Он в половине десятого звонил, – посмотрела она на часы, которые показывали 13.40.

– Понятно.

– В 10.00 он звонил еще, – продолжала Марина, – а больше нет.

Антон Альфредович не знал, о ком идет речь, но почему-то сразу вспомнил вчерашнего наглеца.

– Он не представился?

– Нет.

И только сейчас всплыла деталь, которую логика должна была высветить еще вчера: номер мобильника. Знали его лишь самые близкие, а значит, «наглец» знаком с кем-то из них. Друзей у преуспевающего адвоката не было давно, только карьера и родственники жены (своих в далеком захолустье он уже родственниками и не считал). Может, зря он с ним вчера так строго? Может, надо было помягче? Кто-то ведь дал ему телефон. Интересно, кто?

«Конечно, надо было мягче, – сползал с вершины «наполеон». – Чем теперь может обернуться его вчерашняя твердость?»

Телефонный звонок прервал рассуждения. Не зная, почему, но Антон Альфредович был уверен, что звонит вчерашний наглец.

– Да я, – ответил на приветствие. Это действительно был тот, о ком он подумал. – Почему я сразу понял, что это он? – Но вопрос завис в воздухе, не разрешившись ответом. А сколько их еще повиснет!

– Мне надо с вами встретиться, – настойчиво произнес клиент сразу после приветствия.

– Может, завтра? – предложил не совсем уверенно преуспевающий адвокат. – Сегодня я очень занят. – До чрезвычайности не хотелось ему ни с кем встречаться, и он попросту тянул лямку.

– Дело серьезное, – прозвучало в трубке. – Лучше, если мы не будем откладывать.

– Хорошо, – нехотя согласился Антон Альфредович. – Приходите. Жду.

– Я уже здесь.

Антон Альфредович даже вздрогнул, так просто и близко прозвучала эта фраза. И тут же по коридору раздались шаги. Появилось жгучее желание спрятаться. Внезапно шаги замерли. Антон Альфредович прислушался, и уже облегченно вздохнул, но… дверь кабинета открылась.

– Здравствуйте, – сказал вошедший тоном давнего знакомого. – Очень рад, Антон Альфредович, что вы мне не отказали, – и жесткий взгляд замер на лице преуспевающего адвоката.

– Проходите, садитесь, – сказал хозяин, заливаясь липким страхом, непонятно отчего возникшем. – Бросил косой взгляд на посетителя: высокий, темноволосый, и как бы вытесан из чего-то твердого, именно вытесан, а не вылеплен. Все в нем было угловато, резко: лицо, туловище, особенно плечи, – но сильно и красиво.

– Испугались? – спросил посетитель без хитрости и улыбок.

– Марина, ко мне никого не пускать! – командно повысил голос Антон Альфредович. – Я занят.

В ответ тишина.

– Марина!!

– Она вышла, – сказал посетитель, не меняя угла зрения.

– Кто вы? – неожиданно вырвалось у преуспевающего адвоката, и он начал покрываться пятнами. – «Куда могла деться Марина, которая только что заходила в кабинет?»

– Меня зовут Аркадием, – невозмутимо начал посетитель. – По отчеству – Дмитриевич, по фамилии… Да, вот мои документы, – протянул он паспорт. – Бояться меня не надо. У меня к вам серьезное дело. Если вы за него возьметесь, я стану вашим клиентом. – Слова исходили ровно, не прерываясь ни заискивающими улыбками, ни попытками угроз. – Для меня дело важное, хотя вам оно может показаться не очень интересным. Поэтому скажу откровенно: я очень бы хотел, чтоб вы за него взялись. – Помолчал, не отводя жесткий сканирующий взгляд, и неторопливо-размеренно добавил: – плачу хорошо.

– Какое дело? – автоматически спросил адвокат, не в силах унять нервный тремор.