скачать книгу бесплатно
Вечер второго дня.
Запуск небесных фонариков желаний.
Праздник подошёл к концу, все разъехались, и нам также нужно было возвращаться домой. Одной мне ехать совсем не хотелось, и я пригласила Марину на вечерний ужин в Вену. Её рейс из Будапешта вылетает следующим утром – времени предостаточно.
Уже оказавшись на месте, мы с моими родителями стали выбирать ресторанчик для ужина. В это время Марина решила проверить, когда отбывает вечерний поезд или автобус в Будапешт, – оказалось, последний рейс через полчаса, и всё. Мы и подумать не могли, что в Европе практически нет поздних, ночных поездов. Вылет у Марины ранним утром – даже на самом раннем автобусе она не успеет добраться. В авиакомпании нам отказали поменять рейс на более поздний, ссылаясь на правила и ограничения. Оставался только один вариант: везти Марину в будапештский аэропорт на машине. Чего не сделаешь ради подруги!
После всё же состоявшегося венского ужина на меня навалилась жуткая усталость, я решила лечь пораньше и совсем забыла про то, что обещала пустить переночевать ещё двух своих хороших питерских подруг. Спала я крепко, и только утром на экране обнаружила огромное количество пропущенных звонков от несчастных девушек. Они всю ночь провели у меня в подъезде, пытаясь найти мою квартиру, полузасыпая на ступеньках лестничной клетки, а под утро их выгнала на улицу одна из моих соседок. Кое-как они нашли небольшой отель в центре города, который согласился приютить их этой ночью. Мне было ужасно стыдно! Да и сейчас совесть меня мучает, когда я вспоминаю об этом. Австрийская столица лишь кажется безопасным местом, на самом же деле по ночам и там происходит множество странных событий.
Глава седьмая.
Бурная жизнь в Вене
В Вену я переехала, когда поступила на службу в посольство Российской Федерации в Австрийской Республике. Мне выдали служебную квартиру, вся обстановка – матрас. Мебель привезли позже, и только тогда это помещение стало действительно походить на квартиру, хотя и не очень уютную.
Аттила в это время продолжал учиться и работать в Линце, и я каждую пятницу ехала к нему на поезде, а каждое воскресенье возвращалась к себе. Так прошёл год. Мы решили, что и Аттиле надо переезжать в Вену, искать работу здесь. Но поскольку жить в моей служебной квартире мы не могли (правила запрещают приводить иностранцев), нужно было искать другое жильё.
Как сейчас помню эти изнурительные походы с риелтором в поисках чего-то стоящего. Дело в том, что рынок недвижимости в Вене очень ограничен, так как не разрешаются постройки высотных зданий в центре и определённой удалённости от него. Город разделён на 23 района. Моя работа находилась в 4-м районе, и, по регламенту, жить я должна была в непосредственной близости к посольству. Круг поиска существенно сужался. Мы обошли немало квартир, но всё было не то: или район не очень, или квартира на первом этаже, или необходим срочный ремонт, или… или… Совершенно случайно мы прочли частное объявление в местной газете о продаже квартиры: фотографии не очень, но квартира на шестом этаже, да и ещё трёхкомнатная. Мы решили её посмотреть. И мы влюбились в неё с первого взгляда, были готовы купить в тот же час. Но опять законы Австрии! Мы обязаны вступить в своего рода аукцион с другими покупателями, претендующими на эту квартиру. Все предлагаемые суммы сделки пишутся втайне и передаются риелтору или юристу, который и сообщает через какое-то время решение квартировладельца.
Мы с Аттилой так хотели заполучить эту квартиру, что указали в нашем предложении сумму больше изначально заявленной. Такую же сумму заявила ещё одна пара. Во втором раунде мы повысили цену, и сделка была завершена в нашу пользу. Но чтобы квартиру закрепили за нами, нужно подписать множество документов, внести залог и взять в кредит определённую сумму в банке. Этого мы не могли сделать тогда же, поскольку через два дня улетали на Кубу в медовый месяц. Нам очень повезло с риелтором: она разрешила отсрочить оформление всех документов до нашего возвращения.
На Кубе мы отдохнули замечательно, но там произошёл инцидент, который, как я сейчас понимаю, был связан с моей тревогой по поводу собственного веса. Как-то мы с большой американской группой поехали на один из близлежащих островов, и я всю дорогу возмущалась в разговоре с мужем, как можно быть такими толстыми и питаться всякой дрянью, как можно так себя запустить и не следить за собой. Самое печальное, что некоторым людям я высказала это прямо в лицо, и одна девушка после моего замечания расплакалась. Все они были приятными, милыми и дружелюбно улыбались, и я, конечно, не имела права так себя вести. Но тогда я совершенно не могла справиться со своим осуждением. Собственно говоря, это было возмущение, подсознательно направленное на меня саму.
После отпуска мы занялись подготовкой документов и обустройством нашей новой квартиры. Далось нам это тяжело и заняло достаточно продолжительное время. Помимо этого, для меня стало неприятным открытием, что Аттила – очень далёк от ручного труда, по дому он сделать совершенно ничего не может. Не то чтобы стул собрать, он и не всякую инструкцию умеет разобрать. Да и мебель в Австрии привозят не раньше чем через два месяца после оплаты. В общем, с горем пополам облагородили наше жилище.
Большое неудобство для меня и дополнительная трудность были в том, что мне приходилось жить на две квартиры. Обеденное время и какую-то часть вечера я проводила в служебной квартире, а под покровом ночи перебиралась в наш с Аттилой дом. Наверное, именно в этот период я научилась искусно врать, запутывать следы, создавать истории и вести двойную жизнь.
Камчатка. Возвращение на родину.
Долгое время я собиралась поехать на родину. Мне было интересно, как там мои бывшие одноклассники, чем они занимаются, кто где работает и чего добились в жизни. И вот мне представилась такая возможность – я вновь получила на работе долгожданный отпуск и неплохие отпускные.
Мои родители и другие родственники к этому времени переехали в Москву. Сестра, как и я, осела в Европе, в Германии. Никого из моих близких на Камчатке не осталось. Но были какие-то приятели, одноклассники и давние знакомые. Вообще, поездкой туда мне, наверное, больше всего хотелось потешить своё самолюбие, показать всем, какая крутая я стала.
Мой маленький городок – особая зона Российской Федерации, въезд туда разрешён только по спецпропуску, который благодаря маминым старым связям я смогла получить. Пограничный контроль пройден, и моя машина въезжает в унылое, серое, померкшее пространство, где ходят хмурые и совершенно уставшие от жизни люди. Если честно, эти картины, от которых я уже успела отвыкнуть, успела их забыть, меня ужаснули: облезшие стены домов, полуразрушенные здания, грязные пивные с соответствующего вида посетителями и бары самого низкого пошиба, а самое главное, серые, поникшие лица людей.
На автостанции меня встретила моя одноклассница Катя. Она очень изменилась внешне, но осталась такой же хорошей и умной, какой я её помнила. Она крутится по жизни и изо всех сил пытается управлять своим собственным бизнесом – парой магазинов по продаже детских товаров и продуктов питания. У Кати есть маленькая дочка, ради которой она живёт, ради которой в принципе всё делает.
Мы долго с ней говорили, Катя рассказала о многих наших одноклассниках и друзьях детства: один покончил жизнь самоубийством, другой утонул, третий и четвёртый спились, пятый сидит на наркотиках, все девочки по два-три раза сходили замуж и воспитывают по такому же количеству детей от разных мужей. Вот она – суровая правда маленьких российских городков. Москва и Санкт-Петербург, другие города-миллионники, конечно же, цветут и пахнут, а вот посёлки, небольшие городишки и деревеньки задыхаются и загибаются.
Меня всё это – реальность, которую я открываю там опять, – и ужасает, и вызывает во мне обиду, горечь и сожаление. Я вновь понимаю, какой счастливый лотерейный билет я вытянула, уехав подальше от такой разрухи, такой нищеты, такого убогого существования. Я не перестаю благодарить своих родителей, ведь именно они дали мне путевку в другую жизнь – не такую, как была уготована мне этим местом, где я родилась и выросла, – жизнь, пускай и очень суровой ценой, даже несмотря на то, что она достигнута совсем непростой ценой.
* * *
На работе мне очень нравилось: прекрасный коллектив, начальник – огромной души человек. Я чувствовала себя востребованной и значимой. Несмотря на это моя болезнь прогрессировала. Поначалу я значительно уменьшила порции еды, потом совсем исключила обед, мой завтрак составляли кофе и маленькая «киндер-шоколадка», ужин – кусочек куриного мяса и салат. Но вечерами я закупалась продуктами по полной и в служебной квартире сметала всё в один присест, а потом, конечно, шла в туалет для отработанной уже процедуры. Однако тогда ещё я понимала, сколько и когда мне нужно есть, я контролировала чувство голода. Пройдёт немного времени, и я этот контроль потеряю.
Тогда же я начала заниматься спортом как обалделая. Каждый день обязательная тренировка в зале и бег вечером. Я стала таять на глазах, и меня это несказанно радовало. Не проходило и дня, чтобы я не встала на весы. Если, не дай бог, я видела небольшую прибавку, на меня находили ужас и паника.
Вероятно, именно эти ужас и паника толкнули меня к алкоголю. Я позволяла себе выпить немного даже в обед.
От мужа мне всё удавалось скрывать, да он и сам не придавал особого значения моим задержкам на «спецквартире» или развлечениям с коллегами в барах и ресторанах. Аттила не находил в моём поведении ничего подозрительного. Наши с ним отношения были довольно крепкими и счастливыми. Мы радовались каждому совместно проведённому дню и наслаждались друг другом.
Пожалуй, не давала моей болезни стремительно развиться культурная жизнь Вены: мы много ходили по музеям, концертам, ярмаркам. Кроме того, я часто была за рулём.
Через четыре года такой жизни – довольно счастливой для меня, замечу, случился своего рода апокалипсис. Моего начальника перевели в Германию, а на его место приехал другой. Если тот был душа-человек, то этот – полное г..! Он не знал и не понимал специфику и направленность нашей работы, при этом позволял себе орать абсолютно на всех, мог позвонить ночью с каким-то нелепым вопросом, швырнуть в человека папку с документами – всего не перечислить. Обстановка на работе накалялась с каждым днём. Мне всё меньше нравилось то, что я делаю, и я всё больше отдалялась от коллег.
В это же время Аттила с небольшим скандалом ушёл с прежнего места работы и начал свою карьеру в крупной деревообрабатывающей компании. Его назначили ответственным за азиатский рынок, и теперь он много летает – только и делает, что летает.
Я всё чаще и подолгу остаюсь одна, у меня нет близких людей. Австрийцы вообще довольно закрытый народ, в какую-либо компанию очень сложно влиться. Они в основном заводят дружбу в университете, а некоторые дружат ещё со школы, их ближний круг очень тесный.
Но вот в моей жизни появляется ещё один очень дорогой (и до сих пор) человек. Нет, у нас с ним не было ничего, кроме дружбы. Мы проводили огромное количество времени вместе, ездили в прекрасные места, ужинали в хороших ресторанах, пили много вина и шампанского, что и подтолкнуло меня ещё больше к алкогольной зависимости. Нет, я ни в коем случаи его не виню, но не могу не осознавать, что наши поездки и встречи прямо способствовали этому.
Новые обстоятельства жизни, колоссальный внутренний стресс привели к тому, что болезнь стала властвовать надо мной. Я всё чаще переедала и блевала, пила и опять переедала, и опять пила… Мне уже не хотелось ни семьи, ни детей, я больше не ставила никаких целей. Мне было весело и легко, трудностей или вызовов судьбы я не замечала или не хотела замечать. Тогда я не могла себе сказать: «Таня, остановись, что же ты делаешь с собой?! Куда это приведёт?»
В это время в России происходит смена руководства, и после пяти лет работы мне не подписывают контракт на дальнейший срок, – надо собирать вещи и вылетать в Россию, а потом как-то возвращаться. Мой контракт до сентября, значит, оказаться в России мне нужно в это же время.
За месяц до предполагаемого отъезда я попала в аварию. Я была на мопеде своего друга. Всё произошло нелепо. Я выезжала с примыкающей дороги на главную справа, и прямо передо мной прошла поливальная машина. По главной дороге ходят трамваи, соответственно, там проложены рельсы – на них-то я и поскользнулась передним колесом и вылетела с мопеда на асфальт.
Я в шоке. Ко мне подбегают люди и бесконечно спрашивают меня, всё ли в порядке и могу ли я самостоятельно ходить. Боли я не чувствую никакой, вроде всё на месте, поэтому подошедшим ко мне полицейским я говорю, что всё в порядке, сейчас поеду домой. Но тут у меня перестаёт сгибаться правая рука; боли нет, она просто не сгибается, и всё. Я звоню мужу. Аттила приезжает минут через пятнадцать, везёт меня в больницу на рентген. Из одной больницы нас направляют в другую, специализирующуюся на переломах. Рука моя немного распухает и в области локтя начинает синеть.
В больнице народу тьма тьмущая, как во всех подобных австрийских заведениях. Вот она, прекрасная система Евросоюза, когда к любому врачу нужно записываться за два-три месяца вперёд. Только если ты при смерти, тебя, возможно, примут на следующий день, но это не факт.
И вот мы заполняем необходимые документы, проходим регистрацию, часа два ждём очереди на рентген. Рентген показывает перелом локтевой кости и необходимость загипсовки от ладони до плеча правой руки. Это ужасно! Я абсолютная правша, левой рукой ничего вообще делать не могу! Однако выбора нет.
Я на всякий случай отправляю снимки папе (он работает в больнице), он показывает их своим хирургам, и те в один голос говорят: необходимо вставлять пластину, чтобы перелом быстрее сросся. Это означает: в Россию надо лететь срочно.
Несмотря на это мы с Аттилой всё-таки приняли решение остаться в Австрии и просто наложить гипс. Это было в корне неверное решение, но, увы, случилось то, что случилось – отца и российских хирургов я не послушала.
Мне наложили гипс. А дома ночью у меня началась ужасная пульсация в руке. Это не просто боль – что-то действительно не в порядке, так не должно быть. Мы опять едем в клинику. Гипс вскрыли. Врачи говорят, ещё бы чуть-чуть, и я лишилась руки: гипс перетянул подход крови к тканям кожи. На следующий день опухоль спала, и гипс теперь болтается на руке, никак не фиксируя её. Мы опять едем в больницу. После моих долгих уговоров врачи решают снять нынешний гипс и наложить специальный пластиковый, более лёгкий. Такова без прикрас австрийская система здравоохранения.
Разумеется, с такой травмой я должна быть на больничном, но начальник, лишённый всякой эмпатии, постоянно вызывает меня на работу и даёт тупые поручения. Моя рука заживает медленнее, чем мне этого хотелось бы. К тому же мне нужно собрать вещи в служебной квартире и вымыть её, поскольку через месяц у меня заканчивается контракт.
Огромнейшее спасибо моей семье, которая мобилизовалась и всем составом приехала ко мне на помощь. Аттила даже при большом желании в этом деле мне помочь не смог бы. По закону граждане России, находящие на государственной службе при посольствах Российской Федерации в других странах, не могут иметь никаких, кроме деловых, связей с иностранными гражданами, в противном случае они немедленно высылаются обратно на родину.
В это же время я провернула небольшое дельце: заменила рабочую карточку на карточку вида на жительство, что было сделать совсем нелегко, но у меня получилось.
Что касается моей болезни, она набирала обороты. Я или не ела совсем, или объедалась, а потом шла очищаться. С помощью левой руки. И, вообще-то, довольно ловко. Происходило это каждый день.
И вот настал день, когда я попрощалась со всеми своими коллегами. К слову, никто даже не сказал мне спасибо за, как я считаю, отличную работу. Впрочем, это, наверное, действительность нашего времени, из-за которой сначала расстраиваешься, а потом воспринимаешь как что-то обыкновенное.
Я прилетела в Россию, сдала все необходимые документы в своё министерство и стала свободна от всякого рода дипломатической кабалы.
Спустя месяца три после моего обратного возвращения из России в Австрию наши с мужем отношения стали ухудшаться. Он не понимал, что происходит со мной, всё больше и больше раздражался, и, я бы даже сказала, начинал ненавидеть меня. К тому же в моей жизни появился ещё один человек, к которому я испытывала достаточно сильные чувства, оставаясь тем не менее верной своему мужу.
В июне 2017 года мы с Аттилой поехали на отдых в Румынию, где я, скорее ради прикола, умудрилась заполнить рабочую анкету в одну из австрийских фирм. Позиция была вроде бы неплохая, да и работа достаточно интересная. К большому моему удивлению, мне тут же позвонили и попросили прийти на собеседование. Вторым моим удивлением было то, что меня согласились подождать до моего возвращения из отпуска.
Мы вернулись домой через две недели. В конце заключительного собеседования меня попросили выйти на работу как можно быстрее. Я не могла поверить своей удаче. В работу я бросилась с головой. Она очень мне нравилась. Но болезнь всё больше и больше ей мешала. Не только работе – всей моей жизни. Я слишком много выпивала: просто не мыслила свой вечер без двух, трёх, четырёх бутылок пива. При этом я пробегала в день по десять километров и делала множество физических упражнений. Оглядываясь назад, я не понимаю, как мой организм смог это всё вынести. У меня был полный разлад со своим телом. Я относилась к нему как к вещи, а не к чему-то по-настоящему ценному, невосполнимому. Я рассматривала своё тело не как естественную и неотъемлемую часть себя, а так, словно оно было моим костюмом.
Глава восьмая.
SoWhat. Моя терапия
Однажды я всё же решилась рассказать всё мужу. У меня просто кончились силы, я больше не могла справляться со своей болезнью сама. Я надеялась, что он всё поймёт, поддержит и поможет, и я наконец выкарабкаюсь из трясины, которая затягивала меня всё глубже. Муж реагирует достаточно спокойно. Говорит, он давно подозревал, что со мной что-то не так, а теперь, когда всё выяснилось, готов бороться и помогать мне.
Совершенно случайно-специальным образом мой муж наткнулся на небольшую статью в интернете об организации sowhat[1 - Ориг. нем.: Kompetenzzentrum f?r Menschenmit Essst?rungen sowhat. URL: http://www.sowhat.at.], помогающей девушкам и женщинам с такими расстройствами, как булимия и анорексия.
Организация полностью государственная, поэтому помощь оказывает на безвозмездной основе. Конечно же, я сразу обратилась туда.
Эмблема организации sowhat.
Прежде всего нужно было пройти обязательную консультацию терапевта и общего психолога – они дают заключение о необходимости занятий со специалистами sowhat как в индивидуальном, так и в групповом порядке. Мне назначили курс терапии без госпитализации, так как мой вес на тот момент не переходил черту минимального индекса массы тела. Я весила примерно 50 кг на протяжении двух последних лет. Тем не менее для меня это был вес крайне недостаточный, дефицит вызвал аменорею (пропали месячные). Гинекологи прописали мне специальные гормоны, которые я должна была принимать каждодневно (я продолжаю это делать и сейчас).
В sowhat я занималась с личным психологом два раза в неделю и посещала групповую терапию. Помогло ли мне это? Скорее, болезнь замедлилась, перестала прогрессировать. С психологом мне было достаточно тяжело общаться. Хотя я и знаю немецкий на очень хорошем уровне, но высказать всю глубину своих переживаний на неродном языке оказалось совсем не просто. К тому же австрийский менталитет, традиции и уставы довольно сильно отличаются от российских.
Групповые занятия, наоборот, очень мне нравились. Мы учились расслабляться, чувствовать себя в гармонии с телом, больше его понимать и давать ему отдых. Очень часто, или практически всегда, при расстройствах пищевого поведения человек работает на износ, не давая себе никакого отдыха, напрочь забывая о восстановлении, накоплении растраченных сил.
В sowhat я всё больше узнаю о своей болезни. Я начинаю видеть, что не одна такая, что вокруг меня тысячи девушек и женщин, страдающих тем же недугом, что и я. Собирая информацию о своём заболевании, я не раз наткнусь на официальные статьи о нём, опубликованные в известных австрийских информационных изданиях и на интернет-сайтах.
Каждая третья девочка-подросток и каждый седьмой мальчик подвержены риску развития расстройства пищевого поведения, такого как анорексия и булимия. Это новые данные крупномасштабного исследования Венского медицинского университета о расстройствах пищевого поведения и психических заболеваниях среди подростков.
По приблизительным оценкам, около 200 тыс. человек в Австрии один раз в жизни заболевают расстройством пищевого поведения – анорексией, булимией (пристрастия к еде и рвоте) или же другой формой пищевой зависимости, с наибольшей вероятностью связанной с ожирением[2 - URL: https://clck.ru/3CSb5R (https://clck.ru/3CSb5R)].
(Радиовещательная компания ?1)
Каждая пятнадцатая женщина в Австрии страдает расстройством пищевого поведения в течение своей жизни, многие в юном возрасте[3 - URL: https://clck.ru/3CSb7Y (https://clck.ru/3CSb7Y).].
(Австрийский провайдер цифрового телевидения APA-OTS)
Здесь, в sowhat, я встретила двух знакомых, которые также проходят лечение. Одна зациклена на подсчёте съеденных килокалорий (не более 1300 в день), другая, наоборот, страдает от бесконтрольных приёмов пищи. Она могла съесть «целого поросёнка» на обед, запить его сладким йогуртом, колой и на десерт съесть булочку.
У меня же случаи переедания с провоцированием рвоты стали учащаться. Я всё больше и больше ограничиваю себя в еде и просто не понимаю, что такое моя порция. Какой она должна быть по размеру, какие ингредиенты включать? Я почти не испытываю чувство голода, мне всегда кажется, что я сыта, даже если целый день вообще ничего не ела и подвергала себя физической нагрузке словно сумасшедшая. Наконец мой вес снова снизился, теперь это 49 кг – минимальный порог для меня.
В sowhat я проходила около шести месяцев.
Глава девятая.
Вьетнамская жизнь
Пока я усердно тружусь на благо Австрийской Республики, при этом любя свою работу (и есть за что, к тому же вместо оплачиваемых 40 часов в неделю я остаюсь в офисе примерно часов двадцать), встречаюсь с разными людьми, совершенствуя свой немецкий, болезнь вцепляется в меня мёртвой хваткой.
Осенью мужу предлагают перевестись во Вьетнам и возглавить азиатский рынок. В принципе, он этим и занимался, но не так плотно. Мы, взвесив все за и против, решаем, что это, наверное, наш шанс оставить все проблемы позади и начать жить заново.
Отъезд назначен примерно на март месяц, чтобы не спеша собрать вещи, закончить банковские и другие дела и попрощаться с друзьями. И вот мы с тремя тележками багажа готовы отправиться в путь.
Знали бы мы, с какими трудностями столкнёмся во Вьетнаме!
Обыкновенное каждодневное обмундирование
для выхода на улицу и поездки на мопеде (в маску вставлены специальные воздухоочистительные
фильтры из-за очень сильного загрязнения воздуха).
В Хошимине мы нашли прекрасную квартиру в районе экспатов на 29-м этаже. Вид открывался просто великолепный – на весь город. Портила впечатление только стройка, которая, казалось, была везде, куда ни посмотри, но это глобальная азиатская проблема. Вся Азия – большая стройка.
На территории нашего комплекса был большой бассейн и фитнес-зал, в которых я проводила по три-четыре часа в день, и сауна, в которой я в течение минут пятнадцати – двадцати сгоняла накопившуюся воду и, как мне казалось, подобравшийся жир.
Вечерний вид с балкона нашей съемной квартиры.
Я перестала есть углеводы – я забыла их вкус. Я питалась только овощами и кое-какими молочными продуктами. На самом деле с молочными продуктами всё было плохо: на вьетнамских прилавках практически нет молочного, а то, что есть, – сплошной сахар.
Всё это не могло не усугубить моего состояния. Страдает не только моё тело, но и психика. Нашим отношениям с Аттилой это точно не на пользу. Мы чаще ругаемся, я больше нервничаю, гашу это перееданиями с рвотой или алкоголем.
Каждый день я встаю с убеждением, что вчера был последний такой день, а сегодня всё будет по-другому. Но вечером, после тренировки, я снова иду за пивом и, спрятавшись в туалете, украдкой его выпиваю, зажёвывая жвачкой.
Я прячу алкоголь дома в самые разные укромные места, я всячески изощряюсь во вранье, и это происходит регулярно. Муж находит одну за другой мои заначки, злится, но в то же время жалеет и старается мне помочь. Но он не авторитет для меня, он ничего не может сделать. Мой порабощённый болезнью разум не считается с Аттилой, с моими чувствами к нему.
Жизнь моя стала проклятым замкнутым кругом, из которого невозможно выбраться: подъём – плавание – преподавание английского или русского – тренировка – алкоголь – переедание – рвота.
Мой каждодневный ритуал не требовал много хитрости. Аттила летает много и часто, я принадлежу сама себе. Когда же он дома, для очищения я нахожу свободный туалет на территории нашего жилого комплекса, а иногда там же, между бачком унитаза и стеной, прячу пиво. Я чувствую глубокое одиночество: родители далеко, Аттила бессилен, профессиональная медицинская помощь недоступна.
Я не встречаюсь с приятелями, потому что больше не могу держать себя в руках: обязательно напьюсь или объемся. Способствовало этому и то, что во Вьетнаме практически нет мест, где можно спокойно пройтись, или отдохнуть в тенёчке на скамейке, или посмотреть спектакль. Всё здесь сводится к разговорам о еде и выпивке. Что у тебя было сегодня на ланч? А ты уже поужинал? О боже, уже десять утра, а мы ещё не позавтракали!
Тем не менее я работаю. И как преподаватель английского и русского языков, и как модель в рекламных компаниях. И никто, никто не замечает, что я не в порядке. Напротив, окружающие восхищаются тем, как много я могу съесть, а при этом остаюсь всегда худенькой.
Глядя сейчас на свои вьетнамские фотографии, я испытываю ужас: как я могла сотворить с собой такое, как я могла так издеваться над своим собственным телом?! И как такое могло кому-то нравиться: кожа да кости – ни капельки женственной красоты.
Один из фотошутингов для рекламы
купальных костюмов.
Из-за постоянной рвоты у меня ломаются зубы, увеличены слюнные железы, которые при каждом приёме пищи ещё больше набухают и болят. Но даже это не останавливает меня от ежедневного переедания и дальнейшего очищения.
Моя жизнь подчинена лишь еде.
Мысли о сексе или ласках с мужем уходят на десятый план. Мне всё это неинтересно: не только секс, но и флирт, и даже уход за собой. Быть красивой и ухоженной молодой женщиной – я не думаю об этом. Этим мыслям, стремлениям не способствует сам образ жизни Вьетнама, где люди ходят по улице чуть не в пижаме, обуты в вечные сланцы на босу ногу, плюются и чавкают без всякого зазрения совести.
Примерно через год такого существования я вешу 44 кг. Мой муж ужасно устал от моих выходок, но всё ещё готов поддерживать меня в борьбе с болезнью. Что бы было, если бы он тогда отстранился от меня? А ведь я даже представить себе не могу, как это – жить с человеком, страдающим расстройством пищевого поведения! Но он оставался рядом, поддерживал меня как умел, и я очень благодарна ему за это.
В конце зимы я еду на пару недель в Москву, чтобы провести плановую операцию на ноге. Меня уже довольно долго мучает непонятная боль в тазобедренном суставе. Она вроде бы несильная, но всё же неприятная и вызывает небольшой дискомфорт при ходьбе.
Мама, увидев меня, заплакала. Родители не понимали, как я могла довести себя до такого состояния. Они ещё не знали о моей болезни, а лишь догадывались, что у меня анорексия, а булимию даже не предполагали. Они и сейчас не хотят верить, что люди могут страдать такой болезнью.
Despair. Eating Disorder.
Рисунок Юли Г.
Прописанный врачами после операции покой я всячески нарушаю. Мне кажется, если я буду просто сидеть, то сразу же поправлюсь до слоновьих размеров. Я много хожу и делаю небольшие физические упражнения, что совсем не полезно моей ноге. И конечно, я по-прежнему пью украдкой и занимаюсь обжорством. Однажды ночью мама чует от меня запах алкоголя и впадает в ярость. Она ищет припрятанные мной бутылки пива и, к моему ужасу, находит. Такой я не видела её никогда – фурия!
Этот инцидент приводит родителей к решению выкрасть мой паспорт и все документы, чтобы я не смогла вылететь из России и осталась здесь на лечении. К этому я не готова совсем. Я умоляю папу отдать мне паспорт, но он непреклонен. Тогда я в свою очередь додумываюсь до того, чтобы сделать второй загранпаспорт и в срочном порядке вылететь во Вьетнам.
