Светлые коты

За три месяца Катя убедилась, что зарплаты кассира хватает на комнату и еду. На ботинки, зубную пасту и прокладки – уже нет. Девочки в «Нулевочке» подкидывали то денег до зарплаты, то бутерброд на обед. Советовали найти мужика. Или подругу, чтобы снимать комнату вдвоем.

Но с подругами на новом месте у Кати не задалось, девочки-кассирши жили кто с двумя-тремя подругами, кто с парнем, а кто – в составе клана, снимающего одну четырешку-хрущ на двадцать человек.

С мужиком тоже не сложилось. После двенадцатичасовой смены у Кати не было сил выбираться куда-то с целью знакомства, а среди покупателей хоть и попадались симпатичные мужчины, но Катей никто не заинтересовался. Бюст, вздымаемый парадным лифчиком (стал великоват за три месяца), никого не привлек настолько, чтобы оценить остальную Катю – с курносым носом, веснушками и мышиного цвета волосами, собранными в простую толстую косу.

Котик-хранитель Кати из шкуры вон лез, чтобы помочь – давал силы виновато улыбнуться покупательнице, недовольной, что сумма на ценнике не совпадает с суммой в чеке. Еще раз потребовать документ у испитого существа неопределенного пола и возраста – но на вид не меньше сорока. Существо нервно сжимало полторашку самого дешевого пива и имело от роду семнадцать лет и шесть месяцев – тридцать тысяч штрафу, если б Катя махнула рукой и выбила чек!

Давал силы сдержаться, опустить глаза и промолчать, не реагируя на мат и слюну, вылетающую изо рта огромного нетрезвого мужика, недовольного, что очередь двигается недостаточно быстро.

– Больше так продолжаться не может, – сказала Катя после смены. Мужик устроил драку, едва выйдя из магазина, кассиры молча смотрели из-за витрин. – Я на пределе.

– Так больше продолжаться не может, – согласно кивнула Муся на небе. – Она на пределе.

– Она же посылала свое резюме в отдел продаж, – воскликнул Маркиз. Этот обмен мнениями происходил в совершенной тишине – коты, утрачивая голос, обретают способность общаться телепатически. Именно потому некоторые люди слышат голоса в голове – это пытаются достучаться ангелы-хранители. В самом крайнем случае.

– Это последний шанс, – согласилась Муся.

Начальница отдела продаж была согласна с кадровиком – девочка им подходила. Провинциальный вуз, русая коса, прямой взгляд… Но директор хотел мужчину – «разбавить бабский коллектив». Отправляясь на разговор, начальница отдела продаж все-таки взяла распечатку резюме этой Кати. Но директор, конечно, выберет парня – Кузнецова. Или Сапожкова. Кузнецова или Сапожкова?

На небе беззвучно вспыхнула маленькая шаровая молния.

Начальница вдруг замерла, выбирая, какое резюме положить сверху. Моргнув, взяла Кузнецова.

Ангел-хранитель Муся победно потерла лапки. Теперь оставалось затаить дыхание и ждать.

– Наталья Игоревна, вы, наконец, определились, кого берем в отдел? – директор в очередной раз обтер шею бумажной салфеткой. – Сколько можно тянуть?

– Да, вот вроде бы неплохой мальчик, – начальница отдела продаж метнула по столу резюме Кузнецова. С оставшейся в руках распечатки грустно смотрела Катя. – С опытом работы.

Директор подхватил резюме. Кузнецов. Артур. Артур?

Память подло сделала подсечку – он снова лежит на полу в раздевалке, во рту мерзкий вкус меловой тряпки, а в ребра врезается бутса. Артурчик… Только он приходит в школу в бутсах, и наплевать ему на всех!

Тогда его спасла математичка, разогнавшая Артурчикову кодлу.

– А других у вас нет? – перекосившись, директор отшвыривает резюме Кузнецова. У того, школьного Артура фамилия была вовсе не Кузнецов. Совсем не Кузнецов. Но слышать это имя директор не хочет больше никогда в жизни.

– Вот, есть Екатерина Панченко, – обрадованно кивает начальница отдела. – Хорошая девочка, педагогический закончила.

– А при чем тут продажи? – хмыкает директор, изучая на фото курносый нос и вытаращенные глаза.

– Она учитель математики, – решительно говорит начальница отдела продаж. – Думаю, справится.

– Ладно, берем, – директор еще раз глядит на фотографию Кати, вытирает обильный пот. – Пусть справляется.

Ангелы-хранители выдыхают и пускаются в пляс.

Вера работает совсем не в «Нулевочке» и не кассиром. Она верстает рекламные каталоги в огромном холдинге. У нее восьмичасовой рабочий день, большой офис в модном бизнес-центре, корпоративные обеды за счет работодателя. Из окна столовой виден Исаакиевский собор. Если встать вплотную к окну и сильно скосить глаза вправо.

Но лучше смотреть на смугло-золотой купол Исакия, чем на коллег. Опять будут обсуждать свои платья из «Зары» и джинсы из «Манго». Для начала. Потом – Верины джинсы «от бабы Мани с Заречного рынка» и кеды «пытаемся казаться вансами».

– Как ты можешь рядом с ней сидеть, Сережа? – Наталья вываливает на стол немолодое декольте – ей можно, она замужем, это придает ее охоте на Сережу исключительно платонический характер. Сережа – главный приз брачной лотереи. Во всяком случае, в их отделе. Он высокий, красивый, добродушный. Но главное его достоинство – в папе и маме. Зарплаты Сережи не хватит даже на одно колесо его автомобиля или на неделю отпуска в тех местах, где он отдыхает. То что он при таких родителях трудится в офисе на пятидневке, придает ему дополнительное очарование. Сережа вообще не заносчив.

– Рядом с ней? А что такого? Не страшнее, чем корпоративные обеды… – лениво отвечает он, вытягивая в проход длинные ноги.

Хотя корпоративных обедов он не ест – его кормит Маша. Она приносит две порции фалафеля, киноа и прочих деликатесов, и щедро делится ими с Сережей. Остальные дамы смотрят на это с уважением – свою нишу внимания Сережи она отвоевала.

Вера очень любит корпоративные обеды – честно говоря, когда в пятницу приносят меню на следующую неделю, чтобы каждый выбрал рыбу или курицу, борщ или рассольник – для нее наступает самый приятный момент в сорокачасовой рабочей неделе. Особенно Вера любит пятницу – в меню каждый раз есть запеченная свинина.

И Веру удивляет, что большинство офисных дам выбирают не свинину, а паровую треску.

Корпоративный обед – единственный прием пищи за день. Вера не ужинает. И не завтракает. А всю зарплату тратит на шмотки – на ее работе немыслимо два раза в неделю прийти в одном и том же. Дешевые китайские тряпки от частой стирки быстро портятся, а дорогие не по карману – надо же еще платить за съем.

Утром на коммунальной кухне соседка Ариадна угощает ее кофе. Ариадна – коренная жительница коммуналки и просто кладезь полезных советов. Именно она запретила Вере даже думать о Сереже, «чтобы не распылять ментальную энергию». Ариадна знает много таких словечек. У нее два взрослых сына, но ведет она себя с Верой на равных.

Именно Ариадна однажды привела чинить розетку немолодого дядечку с сильным украинским акцентом. Ариадна закончила электротехнический факультет, чем гордилась, и потому маневр с розеткой сразу показался Вере странным.

Да и дядечка не походил на электрика – пришел в костюме и галстуке. Впрочем, в Питере все такие интеллигентные – может, это нормально.

Вере дядечка не понравился – жидкие пряди, зачесанные поперек лысины, скверные зубы, мешки под сорокалетними глазами. Оказалось, Анатолию сорок два, он приехал из Черновцов и за пять лет обзавелся фирмой по продаже вентиляторов. И он холост.

– Ты пойми, Вера, он хороший вариант, – сквозь огонек зажигалки зрачки соседки отливают красным. – Ну посмотри на себя! Кожа да кости!

Вера отмахивается – на что там смотреть! Она знает наизусть и свое кукольное лицо с огромными серыми глазами, и длинное тощее тело. Выпирающие тазовые косточки, ключицы, щиколотки можно обхватить ладонью – вот это вот все, за что девицы-коллеги готовы ее растерзать. Если б она была маленьким кривомордым колобком – ее бы не травили. Но стать маленьким кривомордым колобком она не может. И сказать девицам из отдела, что обзавестись такой фигурой очень просто – не есть ничего кроме корпоративных обедов – тоже не может. И не может перестать вздыхать по Сереже.

– Анатолий старый. И страшный, – в сотый раз говорит Вера.

– Нормальный он, – выпускает Ариадна клуб сизого дыма. – Хочет семью, детей. Квартиру купил, евродвушку.

– На Парнасе, – поводит плечами Вера. Девочки-коллеги считают неприличным жить где-то кроме Петроградки. Сережа живет на Кронверкском проспекте, в доме, где висит мемориальная табличка с перечислением заслуг его дедушки.

– У тебя давно ли фурункулы прошли? – не сдается Ариадна. – И зубов коренных скоро не останется с голодухи. А потом и передних. Кому ты тогда будешь нужна?

Это удар ниже пояса. Вера до сих пор должна соседке три тысячи – с той ночи, когда у нее разыгрался пульпит, и не помогали ни нурофен, ни водка на зуб, ни трехчасовые рыдания. Пришлось бежать в ближайшую стоматологию, в которой оказался безумный ценник. Зуб Вере вылечили, но пришлось отдать все деньги, отложенные на зимние сапоги. И еще занять у Ариадны.

– Сколько ты еще сможешь голодать и радоваться каждому дерматиновому сапогу? – рука Ариадны с папиросой задирается вверх, к трехметровому потолку и щедро рассыпает пепел. – Я добра тебе хочу, Вера. И Анатолий тебе тоже хочет добра, между прочим.

Не дождавшись ответа, Ариадна растирает в окурок в пепельнице и говорит тоном ниже:

– Не хочешь в кино? Новая серия «Мстителей» вышла… Анатолий предлагал тебя сводить. Хоть попкорна поешь.

Вера смотрит в пол, на свои старые тапочки, правый просит каши – запнулась о порожек и подошва отклеилась – Китай… Глубоко-глубоко вздыхает, откидывает назад жиденький хвостик пепельных волос и уныло соглашается:

– Давай… Скажи ему, что пойду.

Разворачивается и выходит из кухни, опять запинаясь о порожек.

Ариадна глядит на ее выпирающие лопатки, на крупные бусины позвонков, слышит шаркающие, как у старушки, шаги – и прикуривает еще одну.

Пятничная свинина под сыром как обычно примиряет Веру с жизнью – и даже Анатолий с бегающими глазами не кажется таким уж противным. Весь кинофильм она грызет попкорн из огромного ведра – Анатолий запасся с размахом. Сидел тихо, не пытался ее полапать, хотя весь сеанс ощущать на себе его взгляд было неприятно.

Попкорн еще остался, и Вера не собиралась с ним расставаться. Зажав ведро под мышкой, она шаркала по Невскому, не поднимая глаз на спутника, что-то без передышки бубнящего.

– Вот о чем она думает? – ангел-хранитель Бася в отчаянии прижала уши лапами.

– Ну а что? Он же правда стар для нее, – лениво приоткрыл один глаз Маркиз.

– Молчи! У нее на следующей неделе анемия начнется! – Бася рассерженно теребила кончик хвоста. – Если не решится прямо сейчас!

Вера смотрела под ноги, чтобы не вдыхать кислый воздух, идущий изо рта Анатолия, увлеченного рассказом про Мармарис, где он был в прошлом году и собирался в нынешнем. Разглядывая ноги прохожих, она пыталась различить, где настоящие вансы и конверсы, а где поддельные. Контрафакт, как говорят девочки на работе.

Вот обертка от мороженого. Урна. Остановка автобуса. Чужие ноги приходят в движение – подошел автобус. Двери шипят и открываются. Из автобуса появляются новые ноги – вансы, конверсы, шпильки, опять вансы. Потертые боты «прощай молодость» и резиновый наконечник палки. Видимо, наконечник стерся – так громко палка клацает о тротуар. Клац! Клац! Кла…

Одна нога в растоптанном боте вдруг подворачивается. Палка пропускает удар и валится на плитку, грохоча и подскакивая.

Бася на небе закрывает лапами мордочку. Беззвучно вспыхивает шаровая молния.

Вера поднимает голову и видит, что Анатолия рядом нет – он держит под руку бабушку в панамке. Осторожно идет к скамейке. Люди соскакивают со скамейки, освобождая место. Бабушку усаживают, Анатолий что-то говорит ей, не отнимая руки. Девушка в вансах – кажется, настоящих – подает оброненную палку.

– Спасибо, сыночек! – лицо старушки собирается морщинами, которые складываются в улыбку. – Дай бог тебе здоровья!

Анатолий на прощание гладит бабушку по руке и возвращается к Вере.

– Вот это реакция! – Вера и вправду удивлена.

– Я ведь, Верочка, в военном училище два года оттрубил. Хотел летчиком стать. Дурак был, что бросил, – суетится вокруг нее Анатолий.

Вера вздыхает, покрепче перехватывает ведро с попкорном и решается:

– Так, говоришь, в Мармарисе нормально?

Бася ликующе кувыркается по облакам.

Света нашла приличную контору и приличную зарплату – бухгалтер на первичке, ничего сложного. Та же работа, что и в ее тьмутаракани, только платят в четыре раза больше. На радостях Света купила абонемент в спортклуб, новый смартфон и стала копить деньги на Таиланд – как вдруг в соседней комнате сменились жильцы. Вместо тихого студента-медика, после заваленной сессии отчалившего в родной Мурманск, за стеной появились четверо гостей с юга. Утренний кофе пришлось забыть, пробежка до туалета превратилась в квест, а сам санузел стремительно приобретал сходство с хлевом.

Желание Светы съехать хозяйка комнаты восприняла философски, а желание вернуть залог – скептически. С суммой за непрожитый остаток месяца тоже пришлось попрощаться.

В следующей коммуналке южан не было, но была придурошная тетка, приревновавшая к Свете своего потрепанного мужа. Скандалы Света игнорировала, но после особенно шумной разборки обнаружила подпаленную дверь. Бабуля из другой комнаты сообщила, что Каринка – «со справкой» и раз в пару лет «ложится на Пряжку». Рассудив, что этак она и сама крышей поедет, если не сгорит ночью, как Джен Эйр, Света вновь начала нового жилья.

Следующую комнату она сняла у бабули фасона «божий одуванчик». Две недели продолжалась идиллия, Света вновь начала откладывать деньги на отпуск в тропиках, а потом явился внук одуванчика. После его ухода Света обнаружила исчезновение отложенной на Таиланд суммы, а также сережек, подаренных родителями на восемнадцатилетие. Бабуля умоляла не обращаться в полицию и обещала возместить ущерб. Получив деньги (о сережках пришлось забыть) Света подхватила сумки и стала ночевать в офисе, заручившись согласием начальницы. Мыться в раковине и спать на коротком диванчике было неудобно, но терпимо. Самым ужасным стало нашествие мышей. Шуршание и писк, сопровождавшие Светин отход ко сну, однажды завершились падением сверху мышиной тушки. Света заорала и вскочила с дивана. Холодный голый хвост, скользнувший по лицу, не дал ей заснуть ни в ту ночь, ни в следующую.

Очередная агентша по недвижимости, показывая Свете очередную коммуналку и слушая о ее злоключениях, вдруг предложила:

– Иди к нам работать, в агентство. Сапожник без сапог редко бывает, что ни говори. Будешь через год при комнате.

Света вздохнула: работа бухгалтером ей нравилась. Но вспомнив мышиный хвост, она еще раз вздохнула и согласилась.

Хозяйка агентства – ухоженная дама лет тридцати, которые при ближайшем рассмотрении оказались полновесным полтинником, сразу предложила Свете комнату в двушке, в хорошем районе.

– Не бойся, у этой бабули никаких внуков нет, – улыбнулась хозяйка. – Мы проверяли.

Глафира Афанасьевна оказалась подслеповатой седой бабкой в байковом халате с сильным запахом мочи. Если не считать запаха, она оказалась идеальной соседкой – тихонько шуршала за стеной, изредка шаркала по коридору. Даже телевизор не включала. Продукты ей приносила соцработник, которую Света никогда не видела.

Света воспряла духом. Хоть новая работа почти не приносила денег, за жилье с нее пока не требовали ни рубля. Света полюбила новый район и даже стала узнавать собачек на улице и кассирш в ближайшей «Нулевочке».

Пока ее не вызвали на ковер.

– Света, ты в курсе, на каких правах ты живешь? – выкатила глаза хозяйка. После уколов ботокса ни лоб, ни щеки у нее не двигались, так что вся мимическая нагрузка доставалась глазам. – Двушка в центре! У бабульки девять долей из десяти.

– И что? – насторожилась Света.

– И то, – хозяйка оскалилась. – Нам надо, чтобы она продала нам свою долю. А лучше – подарила.

– Ну она вроде не хочет, – похолодела Света.

– Сделай так, чтоб захотела, – вновь вытаращилась Анна Львовна. – Ты меня услышала, Светлана. Срок – две недели. Иди.

– Ты что смурная такая? – зацепил Свету в коридоре юрист Вася – сын хозяйки. – Что, опять мать-царица нахлобучила?

– Вася… – Света обнаружила, что ей трудно проталкивать слова сквозь сжатое горло. – Она хочет, чтобы Глафира Афанасьевна…

– Что, бабке жирно одной в двушке, да? – хмыкнул Вася и взял Свету за локоть. – Айда покурим!

Света не курила, но покорно глотала вонючий дым, стоя рядом с Васей.

– Ты из какой тьмутаракани к нам свалилась? – выпустил Вася очередную струю сизого дыма. – Зачем бабке такие хоромы? Пусть дарственную пишет и сваливает!

– Куда ей сваливать, Вася? – подняла Света заблестевшие глаза. – Она одинока, ей восемьдесят четыре года!

– Ой, только не реви! – Вася нахмурился. – Закон джунглей – выживает сильнейший! Все так делают! Ты про микрокредиты слышала?

Света помотала головой. Из глаз полились слезы.

– Там вообще по беспределу людей обувают, – Вася придвинулся, обдавал ее теплым табачным дыханием. – Дают договор займа подписать, а потом на глазах у лоха листы меняют – и чел подписывается под продажей квартиры, так-то. Приходят выселяторы и выселяют. И никто ничего сделать не может. А тут…

Всмотревшись в Светино лицо, Вася удивленно приподнял брови:

– Ну Светка, ну ты добрая душа! Хочешь – бери эту Глафиру Афанасьевну к себе, паси ее, памперсы меняй! Все равно она долго не протянет. Только пусть квартирку на тебя перепишет.

Света посмотрела вверх. По небу плыли облака – как белые круизные лайнеры, взявшие курс туда, где не бывает мышиных хвостов, соседей-наркоманов и беззащитных бабуль в двухкомнатных хоромах… Солнце било в белые борта, кромсало небо на ломти – голубые, как глаза Маркиза…

Света чувствовала, как по щекам льются слезы. Захотелось домой, в тьмутаракань – быть просто маленькой девочкой, обнимающей любимого кота. Не надо спать в комнате с мышами, красться в туалет мимо обдолбышей, грабить беззащитных бабуль…

– Маркиз, ты что?! – на небесах бушевала буря. Кошки окружили Маркиза, глаза их сверкали, хвосты нервно месили воздух. – Что ты делаешь? Ты хочешь помочь ей склониться на сторону зла?

Несколько котиков-хранителей при этих словах в ужасе закрыли уши лапками – они умерли недавно и еще ни разу не были свидетелями такого кошмарного события. Потому что котик-хранитель может вести своего подопечного только дорогою добра. Если человек задумал зло – котик-хранитель не имеет права ему помогать.

–Ты что, хочешь исчезнуть? – кричали кошки Маркизу. – Развоплотиться?

– Ты никогда больше не увидишь свою хозяйку! – заломила лапы Бася.

– Не сможешь больше ей помочь! – вторила Муся. – Развеешься, словно дым!

– Она меня из лужи вытащила, – отбивался Маркиз. – Сама овсянку лопала, а мне путассу покупала! Лечила меня на свою стипендию, когда я ушного клеща подхватил!

– Ты же погибнешь! – заплакали кошки-хранители большими печальными слезами. – Развеешься, как дым – стоит тебе помочь злу!

И Маркиз тоже заплакал.

Что происходит, когда на небе хором плачут? Правильно, происходит дождь. А когда на кону стоит существование одного из котиков-хранителей – то целый ливень.

Света мгновенно вымокла. Во дворе не осталось никого – Вася убежал в офис, кинув в урну тлеющий окурок, вдалеке люди сбивались под крышу остановки, спасаясь от дождя. Один за другим раскрывались зонтики.

У Светы не было зонта – его она оставила еще в первой коммуналке. У нее больше не было денег на залог и на первый-последний месяц. У нее не было друзей, которым можно было рассказать о Глафире Афанасьевне. У нее не было даже кота, чтобы поплакать в его теплую шерсть и пожаловаться, какие дела творятся на работе у взрослых девочек. Из урны тянуло горелым. Вода струилась по щекам, набиралась в кроссовки. Налетел ветер, хлестнул по мокрой спине.

Света подняла глаза к небу – бока небесного лайнера посерели и расползлись. Нигде нет места, чтобы жить счастливо… Сердце кольнуло.

Сверкнула шаровая молния.

– Маркиз! – дружно ахнули коты-хранители.

На небе стало одним котиком меньше.

Света насторожилась. За углом послышался писк – отчаянный, как будто пищащий вырывался из преисподней. Оскальзываясь в намокших кроссовках, она заспешила к источнику звука. Писк прекратился. Света побежала.

В луже пускал пузыри крошечный черный котенок. Собрав последние силы, он поднялся на дрожащих лапках и выдал ор такой силы, что его слипшаяся шерсть встала дыбом.

– Это что за бесенок? – Вася оказался за ее спиной и раскрыл большой черный зонт. – Куда ты его?

– К Глафи… Домой, – спокойно сказала Света, пряча дрожащее тельце за пазуху. – К себе домой.

У каждой приезжей девушки есть ангел-хранитель. Почти у каждой.

Некоторых приезжих девушек охраняют демоны.

Чаепитие в «Бродячей собаке»

Январь 1924 г., Москва

Трофим Рваный мог собой гордиться. На Германской был – немца бил, Деникина бил, Врангеля. Через Сиваш перешел – и всё живой, и руки-ноги целы. Но Трофим не собой гордился, а оберегом заветным – носил его в ладанке на груди, вместе с крестом. Иногда доставал, глядел. Вроде бы монета простая, железная – не золотая, не серебряная. Буквы с одной стороны совсем стерлись, на другой – еле угадывался чей-то профиль. Однако Трофим душу был готов прозакладывать – нет, не простая.

Везло ему – что и говорить. Вот, самую наиважнейшую работу доверили – домовину ладить, что ни в сказке сказать, ни пером описать! А и то – плотник-то он золотой, во всей Москве лучше не сыщешь.

После целого дня работы Трофим не пошел вечерять с товарищами – захотелось ему побыть одному, покрутить в руках оберег. Он отошел в тень Сенатской башни и уселся на бревно, что землекопы оставили с краю рва – не дай бог кто-то свалится. Мороз драл щеки, вцепился в руки, когда Трофим снял рукавицы и полез за пазуху за монетой. Крутя ее в руках, он задумался: можно по Алевизову рву добраться в Кремль, али нет? Разбой Трофим уж лет десять как бросил – на войне крови хватило, но мысли то и дело сворачивали на кривую дорожку.

Додумать Трофим не успел – в глазах потемнело. Он свалился с бревна, едва не загремев в ров. Удар по затылку почти лишил его разума, но рука сжимала монету всё так же крепко.

– Отдай! – руку Трофима вывернул какой-то мозглявый мужик с лопатой – как только подобрался? Мужик выхватил монету и наладился бежать. Не тут-то было – подставил Трофим ногу. Мужик споткнулся, уронил шапку, обнажив лысую голову, замахнулся лопатой. Трофим увернулся – двинул в ухо. Мозгляк охнул, выкатил глаза и рухнул. Не удержался на краю, покатился в ров – вместе с монетой!

Тут Трофима опять стукнули по затылку – на этот раз утихомирив надолго.

Миллион лет спустя

Когда товарища Аэлирена вызвали к товарищу Всемиру – главе Коммунистического мира, он испытал гордость. И жгучий интерес – какое ответственное поручение даст ему товарищ Всемир?

– Служу Коммунизму! – вскинул руку в приветственном салюте Аэлирен, входя в апартаменты товарища Всемира.

– Садись, товарищ Аэлирен, – просто сказал ему тот.

Аэлирен сел и приготовился внимать.

– Знаешь ли ты, товарищ Аэлирен, что миллион лет назад коммунизм был провозглашен движущей силой мирового развития? Это все знают. Но в истории есть энергетические точки, которые определяют дальнейшее движение.

Так вот, миллион лет назад был активирован сильнейший энергонакопитель, с колоссальным, невообразимым количеством энергии!

– И этот миллион лет кончается… – Аэлирен не закончил.

– Смекаешь? – товарищ Всемир положил Аэлирену руку на плечо и заглянул в глаза. – Из будущего пришла посылка – с энергонакопителем. Его надо активировать. Взять машину времени, спуститься в прошлое и активировать.

– Как активировать? – спросил Аэлирен.

– Мы этого не знаем, – просто ответил Всемир. – На таком временном расстоянии невозможно делать точные прогнозы. Нашим ученым удалось установить нужное время и место. Услышать пароль. Лингвисты с трудом расшифровали смысл пароля – там говорится что-то о мировом или вселенском пожаре. Ваш отзыв – драгоценные для каждого коммуниста строки: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем».

– Александр Блок, – с благоговением произнес Аэлирен имя классика.

– Да, – кивнул Всемир. – После произнесения отзыва и состоится передача артефакта. Твоя миссия в том, чтобы попасть в нужное время. Координаты известны.

– Служу Коммунизму! – вскочил Аэлирен. Его переполнял восторг.

– Тебе понадобится время, чтобы выучить, насколько возможно, язык и обычаи той эпохи. Внешность мы тебе тоже изменим – станешь больше походить на тогдашнего человека.

– Слу… – привстал Аэлирен.

– Сядь, – прервал его Всемир. – Хочу сразу сказать: миссия смертельно опасна.