Дневники фаворитки

Мы дарили друг другу наслаждение, прерываясь лишь на то, чтобы сделать глоток воды из кувшина. Мы забыли о бокалах, пили из широкого горла, обливались, смеялись, слизывали с тел кисловатые капли отвара и любили, любили, любили…

***

Король не уезжал целую неделю. Нам уже не нужен был отвар жедунь-травы, чтобы испытывать страсть друг к другу. Мы не видели никого и ничего кроме себя. Мы потеряли всякий стыд. Мы не одевались, поскольку не терпели даже частицы закрытого тела. Купальни, подземные озера – где только мы ни находили укромных уголков, чтобы насладиться единением. Я даже отдавалась, лежа на жемчуге. Нет, не на нитке бус – это было бы неудобно и больно, а на целой куче, где жемчужин было подобно песчинок в пустыне.

– Откуда столько? – моя рука закапывалась в жемчуг. Белый, розовый, золотистый. Яркий и блеклый, давно не видевший света.

– Хоули натаскал.

– Это твоя виверна? – я смеялась, когда на меня сыпались из рук Таллена жемчужины и упруго ударялись о живот, грудь. – Почему ты скрываешь ящера от людей?

– Хоули стар и слеп. Мне кажется, он ровесник Драконьего замка и видел первую Большую волну. Его легко напугать и тогда… Я не хочу, чтобы кто-нибудь погиб. Иначе мне придется объявить Хоули опасной тварью и убить его.

– Он не летает?

Король покачал головой. Лег рядом, тысячи жемчужин пришли в движение.

– Хоули до сих рвется в небо перед Большой волной. Его разум все еще гонит его искать самую сильную жемчужину. Знаешь, виверны не настолько глупы, как привыкли считать люди. Посмотри, с каким усердием он собирает жемчуг.

– Зачем ему столько?

– Видимо даже у виверн сохранилась мечта вновь стать драконами. Не ездовой тварью, пригодной в бою, а мыслящим существом.

– Это настоящий селлар? – я взяла одну и посмотрела на просвет.

– Да. Но пока он не заговорен, это просто жемчуг. Хочешь, я закажу тебе платье, расшитое этим жемчугом?

– Ох, оно должно быть очень тяжелым, – я перевернулась на живот и заглянула в лучащиеся глаза короля. Он притянул меня к себе и поцеловал.

Мы были счастливы. Я не знаю, что нас сроднило: жедунь-трава, которая сняла все ограничения и страхи, потрясение от гибели Фиордес и Дикрея, озарение, что жизнь может оборваться в любой момент, ощущение гнетущего одиночества, когда хочется, чтобы рядом был кто-то, кто поймет тебя, или… похоть. Раздумывала, прежде чем написать это слово, хотела заменить его на любовь, но… Я знаю точно, что со стороны Таллена любви ко мне нет. Откуда ей взяться? Девочка-провинциалка, которой далеко до столичных красавиц. Толком ничему не обученная, не пригодившаяся даже в семейной жизни. Глупая, наивная… Может быть слабые ростки любви и появились в моей душе, но я безжалостно их вырывала, объясняя свое желание находиться рядом с королем похотью. Я хотела испробовать все, а Таллен охотно делился со мною знаниями. Разве любовь бывает ненасытна до плотских утех? Ей достаточно поцелуев. Нет?

Я сластолюбица, да?

***

– Как ты оказалась в пещере, где мы устроили засаду? – мы впервые за долгое время оделись. Таллену пора было возвращаться в столицу. Меня перекручивало от нежелания отпускать его.

– Случайно. Я сама вызвалась отнести обед охотникам.

– А где в это время находился Палек? Он должен был предупредить мать.

– Он спал, и мы не стали его будить.

– Откуда ты знаешь, что в нижней пещере живет виверна? Когда тебя гнал Дикрей, я не подозревал, что ты догадываешься о существовании ящера, но твой крик «Сожги зверя!» ясно дал понять, что ты задумала. Пришлось спасать тебя.

– А где вы все были раньше? – я поджала губы, вспоминая как мне было страшно. – Почему не остановили Дикрея?

– Для этого прежде всего нужно было остановить тебя, но нам никак не удавалось перехватить столь прыткую девицу. Один твой бег по карнизу едва не сделал меня седым. Я каждую секунду ждал, что ты оступишься, и я не успею протянуть тебе руку. Так откуда ты знала про виверну?

– Случайно получилось. Следила за Палеком, а потом… потом уходить было поздно. Ящер вышел за подношением, – я не стала рассказывать, что видела, как Таллен плачет. Мне кажется, ему не понравилось бы узнать, что в минуту горя, когда он впервые показал, что у него есть сердце, за ним наблюдают.

– Все у тебя случайно…

– Мы даже с вами встретились случайно. Разве не так?

– Так, – он наклонился и поцеловал меня. Взял за подбородок и прижался сухими губами. Обыденно, без объятий, без слов «Я вернусь, жди». Повернулся и ушел.

А я принялась отсчитывать дни.

Глава 14. Фатальная случайность

Короля не было вот уже шесть недель. На седьмой я поняла, что меня отравили.

Велица застала жертву отравления стоящей на коленях перед ночной вазой. Недуг сгибал пополам.

– Позови доктора Фурдика! – крикнула хозяйка замка кому-то за спиной.

– Я сейчас! – отозвался взволнованный Палек. Видимо это он доложил драконихе, что я не могу подняться.

– Враг во дворце, – прошептала я, ложась на пол, но оставляя горшок в зоне видимости.

Велица стояла надо мной каменным изваянием. Уперев руки в бока и внимательно рассматривая мою скорчившуюся фигуру.

– И давно у тебя это началось?

– Всю неделю подташнивало, но я думала, что объелась сладостями. А сегодня вот…

Я едва успела дотянуться до ночной вазы.

– Когда в последний раз были очередники?

Я рукавом вытерла мокрый рот. Задумалась.

– Не помню. Кажется, тогда, когда вы сказали, что ребеночка у меня не будет.

– Теперь, кажется, ребеночек у тебя все же будет.

От такого предположения я даже села.

– Но как? Я все время пью отвар доктора Фурдика…

Дракониха подошла и понюхала воду в кувшине, плеснула чуть-чуть в бокал, посмаковала, потом сплюнула.

– И ты не почувствовала, что отвар уже не пахнет, как прежде?

– У меня с нюхом вообще что-то странное происходит…

– Что у нас? – доктор был деловит. Несмотря на ранний час блестел драгоценностями.

– У нас девка беременная. Голову тебе оторвать надо. Не уследил! – она сунула под нос Фурдику мой кувшин.

– М-да. Надо бы новый сбор гиблой травы раздобыть. Этот явно вышел из годности. Выдохся, должно быть.

– И-э-эх! Выдохся! И где ты его зимой раздобудешь?

– В столицу надо ехать.

– А мне что делать? – я смотрела на них снизу: на хмурящуюся Велицу и нервно дергающего ножкой доктора.

– Пока трудно сказать, – доктор потер сухонькие ручки, и этот шелестящий звук вызвал новый приступ рвоты. Когда я подняла голову, Фурдика в комнате уже не было.

После отъезда короля я перебралась к себе. Не посчитала возможным оставаться в опочивальне Таллена. Едва пережила укол ревности, когда подумалось, что в следующий раз он может вернуться не один. Проплакала, уткнувшись лицом в пахнущую королем подушку, собрала одежду, которую прислали с торговым обозом (брат трактирщика постарался выбрать все самое красивое), и перебралась в свое крыло.

Чтобы заглушить неприятное чувство, с головой ушла в рисование. Уединение помогало не замечать настороженные взгляды обывателей замка. От меня шарахались кухарка и Палек. Стоило появиться во дворе, замирала по стойке смирно стража. Велица и остальные были предельно вежливы, но уже без той дружеской теплоты, когда я была никем. Теперь же ко мне приклеилось звание «Фаворитки Его Величества». Наша недельная связь ни от кого не скрылась. Да мы особо и не прятались. Где мы только не засветили свои обнаженные тела! Это Вокан и прочие не попадались нам на глаза, но могу представить, кто только не смотрел на нас во время наших безумных любовных игр.

Я и сама избегала общества, испытывая смесь стыда и затаенной радости. От воспоминаний, что мы творили с Талленом, кидало в жар. Я трогала свою грудь, и та отвечала всплеском желания. Хотелось вновь почувствовать на сосках губы короля.

Не стану скрывать, я хотела Таллена и ждала его.

Но кто же знал, что гиблая трава перестала охранять меня от беременности? И что будет теперь?

Велица уходила от ответа, и я представляла всякие ужасы. В деревне девки, не желая внебрачного ребенка, чего только не делали. Ложились в лохани с горячей водой, заливали внутрь себя отвары непонятных трав, поднимали непосильные тяжести. Лишь бы скинуть дитя. Иногда их желание освободиться заканчивалось смертью.

У меня желания потерять дитя не было. Его существование даже как-то примирило с мучительной тошнотой и прочими неприятностями, которые свойственны беременным. Я жила затаенной радостью, что жизнь моя обретает смысл. Я буду мамой. Я в этом и на миг не сомневалась. Даже готова была сбежать и спрятаться, лишь бы меня не лишили этой радости. Куда? К кому? Пока не думала, но копила деньги. Картины, которые я рисовала с особой страстью, раскупались еще не высохнув. Палек бегал в деревню каждый день, и уже не мальчишка мастерил для них рамки, а самый настоящий умелец – плотник Нихандр.

***

Доктор вернулся через десять дней.

– Я был у короля, – буркнул он на мои расспросы. Я не дала ему войти в дом, пока не услышала, как решили мою судьбу. – Он сказал, ребенка не трогать.

Я, держась за радостно бьющееся сердце, отошла в сторону – пропустила стражника, несущего огромный короб. Удивилась, когда тот потрусил не в комнаты Велицы, где она хранила всякий нужный скарб, а прямиком в мое крыло.

– Что это? – я ходила кругами, пока дракониха расстегивала ремни. Очень уж коробка была похожа на ту, в которой Фиордес привезла свой гардероб

На свет явилось платье, сплошь расшитое жемчугом. Я заплакала. От счастья, от любви, от нежности. Я теперь часто плачу. По любому поводу. У меня будет малыш.

***

Подарки от короля следовали один за другим. Драгоценности, наряды, меха. Но вот сам он не появлялся, и я никак не могла понять, что его держит в столице. Доктор часто уезжал, как я догадывалась, докладывать о моем состоянии, а возвращался с неизменным «Король думает о тебе, но обстоятельства не позволяют…»

Летели дни, недели. Падал снег, выли ветра, все чаще говорили о Большой волне, которая придет, если я правильно подсчитала, как раз перед родами. Я волновалась, но совсем не думала о стихийном бедствии, которое замок за тысячелетие пережил и не раз. Все мои мысли были направлены на того, кто живет во мне. Кто он? Какой он?

***

Я не хотела подслушивать. Честное слово. Я шла к Велице, чтобы она расстегнула колье – подарок короля, которое от нечего делать я примеряла, но замочек запутался в волосах и теперь мне требовалась помощь.

– И какой у королевы срок? – дракониха говорила тихо, но я, стоя у самой двери, разобрала все до слова.

– Примерно такой же, как у нашей Милены. Сам проверял. Сейчас о беременности Ее Величества на каждом углу трубят, а поначалу скрывали. Мало ли, вдруг скинет?

– Тебя до тела королевы допустили? – удивление Велицы было безмерным. Еще бы – опального доктора да к практике во дворце.

– Личным медикусом государыня избрала. От того и мотаюсь в столицу часто, – в голосе Фурдика чувствовалась затаенная гордость. – Никого другого, кроме меня, к осмотру не допускает.

– Видать, мордой ткнуть хотела того, кто громче прочих кричал, что Донна бесплодна. Ну дела-а-а. То-то я думаю, почему король махнул рукой на бастарда? А, оказывается, вона как! Королева тоже на сносях. И как странно все совпало!

– Да, ей теперь не до фавориток супруга. Носится со своим животом, как курица с яйцом. Капризы, истерики, требование, чтобы Таллен не отлучался. Хотя спят порознь. Не дай боги, наш жеребец от полового усердия чем-нибудь навредит. Я сам рекомендовал полное воздержание. И чтобы даже руками не трогал. И не дышал.

– А он, наверное, рад.

– Всему рад, – подтвердил доктор. – И что наследник родится, и что в спальню супруги потребность наведываться отпала. Он теперь полностью в государственных делах погряз. Даже спит иногда в кабинете. На северной границе неспокойно. Кто-то огонь смуты разжигает.

– А что говорят другие лекари? Как могло произойти такое чудо? Столько лет не получалось, и на тебе. Чего молчишь, Фурдик? – скрипнул стул. Видимо, дракониха повернулась всем телом к доктору. – Ты же первый уверял, что в яде роза не распустится?

– Я подозреваю, что виной всему жедунь-трава, которую я здесь королю заваривал. Она обновила его кровь…

– Какие глупости ты говоришь. Даже я знаю, что жедунь-трава только похоть и вызывает. А вот то, что он до жены кувыркался здесь с Миленой, могло сыграть решающую роль.

– Как это? – голос подал Вокан. Значит, не двое их беседовало.

– А так. Таллен до Милены на блондинок смотреть не мог. Они вызывали у него отторжение на физическом уровне…

– О как наша Велица заговорила! Прям сижу, заслушиваюсь, – крякнул Вокан. – А теперь, стало быть, когда король к одной конкретной блондинке страстью воспылал, он и жену свою под эту страсть с умом оприходовал.

– Хотите верьте, хотите нет, но такое случается, – обиделась Велица. – Достаточно представить во время соития другого перед глазами, так сразу происходит то, чего желаешь именно от него.

– И кого это ты во время наших соитий представляешь? – стул с грохотом отодвинулся. – Кузнеца своего?

– Ой, да уймись ты со своей ревностью. Не о том сейчас речь. Желал наш король ребенка? Желал. Сильно желал. Ему Донна матерью того ребенка казалась? Нет. Иначе не ходил бы в ее спальню как на повинность. А тут попутал Донну с Миленой, закрывши глаза чего только не представишь, и вот вам ребеночек!

– Глупости ты говоришь, женщина! – не унимался Вокан.

– Разумное зерно в твоих, Велица, фантазиях есть, – задумчиво произнес Фурдик. – Там, где мы подспудно ставим себе ограничения, мало что дельного может произойти. А вот если эти ограничения снять, то сознание запустит дремавший механизм…

– Велица, ты честно скажи, ставишь ограничения или нет?

– Вокан, уймись. Нет у меня никаких ограничений. Просто возраст уже не тот, чтобы с дитем нянчиться. Одно оно у меня на всю жизнь – мой Таллен.

Я сняла колье, вырвав клок волос.

***

– И чего ты, глупая, ревешь?

– Он не любит меня. Совсем не любит.

– А говорил, что любит? – Велица гладила меня по голове. Прошло еще три месяца, а король так и не появился. Распустились первые цветы, ветер играл с изумрудной листвой, воздух пах весной, живот рос на глазах, и живущий в нем ребенок проявлял себя толчками.

– Нет, не говорил, но мог бы приехать. Я тут одна…

– А мы? И не может он приехать. Сама знаешь, королева ребенка ждет, радость во всем королевстве. Как он может сейчас все бросить и приехать к фаворитке? Да и зачем злить супругу? А ну как узнает, что у него еще одно дитя зреет?

О том, что королева ждет ребенка, судачили везде. Наследника ждали так, словно с ним мир переменится.

– А и переменится. Разве люд не задавался вопросом, отчего боги не дают королю дитя? Может, мудрые божественные старцы чувствуют, что династия неугодна, пора другим на трон садиться? А тут такое подтверждение, что боги не серчают! И королева мягче стала, меньше ее брат по провинциям рыщет, недовольных властью сестры отыскивает. Все по чину у них теперь.

– А я?

– А ты радуйся, что боги и тебе счастья выделили. Не одна ты больше. Будет забота о чаде. С ним и любовь настоящая придет.

– К королю?

– К ребенку. Теперь эта любовь у тебя на первом месте будет.

Я успокаивалась на время, но все равно ревность скручивала меня. Стыдно признаться, но я ревновала Таллена к королеве. Злилась, что держит у себя, не дает нам увидеться. Я так хотела, чтобы он прижал ладони к моему животу…

***

– Да если бы король захотел, никакая юбка его рядом с собой не удержала бы.

И вот почему доктор Фурдик такой злой? Видит, что меня всю выворачивает, все равно яду подсыпает. Я уже устала слушать, как он докладывает о самочувствии королевы. И все-то у нее хорошо. Ребенок ножкой дергает, совсем как у меня, и на животе растяжки такие же, и грудь из маленькой такой же большой сделалась. Прямо сестры-близнецы мы.

– Сын будет, наследник, – Фурдик мечтательно закатывал глаза. – Все данные о том говорят.

– А у меня?

– А какая тебе разница, кто будет у тебя? Ты молись, чтобы о твоем ребенке не прознали, иначе не увидишь никогда, – ляпнул и схватился за рот ладонью. Велица его тогда по плечу лапищей своей огрела.

– Нечего девку пугать! Если сам пасть не раскроешь, никто и не догадается.

Однако напугал. И задумалась я о том, как сложится моя жизнь через три месяца.

Бежать надо. Разродится королева от бремени и полюбопытствует, не появилась ли на горизонте новая фаворитка. А тут кто-нибудь и проговорится, что есть одна, которая в Драконьем замке затаилась, истерики устраивает, что король ее не навещает. И вскроется, что фаворитка больше не одна, а с дитем на руках.

***

– Бежать надо.

– Тю! Опять бежать надумала. Куда с таким животом?

– Не сейчас, так потом, – я не унималась. И план уже придумала. – Велица, только ты мне можешь помочь. Надо сделать все тихо, чтобы никто не догадался, куда я делась.

– Думаешь, искать не будут?

– Не будут, если пеленки на скалы бросить. Мол, не в себе после родов была, взяла дитя в руки и в море бросилась.

– Ну ты дурная…

– Я жить хочу. Где-нибудь далеко-далеко, даже, может быть, не в этой стране. И не говори, что жить не на что. Посмотри, сколько у меня королевских подарков.

– А о Таллене ты подумала? Ведь его дитя в тебе.

– Бастарда никто не защитит. Даже отец. Наведут порчу, как на Фиордес, и виноватых не найдешь. А не дай боги, у меня сын родится, да раньше законного, так и вовсе смута может начаться. Ну и что что бастард, и бастарды королями становятся.

Хоть и училась плохо, но на меня произвела впечатление история бастарда, захватившего власть в соседнем королевстве. Кто встанет против сильного сына короля, на сторону которого перешла армия? Настоящий-то чудил, чуть страну не разорил, вот и пришло как нельзя кстати обнародование известия, что не один у короля сын. Есть постарше и поумнее.

То ли приведенный пример на Велицу подействовал, то ли слезы мои, что могли навредить ребенку, но согласилась она с первой частью плана.

– Ладно, перевезу я драгоценности к своей сестре. Никто не подумает, что у нее такая ценность дома хранится. Живет ее семья скромно, детей трое, скоро четвертый появится.

– Вот и хорошо! Никто не станет допытываться, откуда пеленки во дворе сушатся. Сначала к ней переберусь, а потом, как дитя окрепнет, новое место найдем. И документы мне бы какие сделать, а, Велица?

Дракониха с сомнением покачала головой. Я ее понимаю. Какая-то девчонка толкает против воли короля. А ну как дознается, что не погибли мы на скалах, а прячемся у сестры Велицы?

***

Вещи собирали вместе. Сложили в ларец все драгоценности, сунули его на дно короба, сверху платье, расшитое жемчугами.

– Может, его не надо отправлять? – Велица придержала мою руку. – Вдруг Таллен заявится, скажет, надень?

Я рассмеялась.

– На такой-то живот? Да и не заявится, пока супруга благополучно не разродится. Разве же я не понимаю, что не она его силой в столице держит. Ему показать надо, что они вместе к великой радости готовятся. Хватит ей унижений с его фаворитками.

– А после?

– А после нас уже здесь не будет. Тут жемчуга на три жизни хватит.

Перед тем, как затянуть ремни на коробе, я остановила Велицу.

– Подожди. Давай я еще туда одну вещицу положу.

– Ценная?

– Только для меня, – я вытащила из-под подушки дневник.

– Тю! Книжка!

***

Я заканчиваю писать. Трудно сказать, как сложится моя жизнь. Переживу ли роды? Если все случится, как задумано, буду в старости перелистывать страницы этого дневника, и вспоминать, как круто изменилась моя жизнь после всего лишь трех слов незнакомца, произнесенных в день моей свадьбы: «Право первой ночи!». Любила ли я короля? Сейчас трудно сказать, чувства переполняют меня. Наверное, я его просто простила. И благодарна, что вновь не подверг унижению, позволив почувствовать себя женщиной. Женщиной, ждущей дитя.

Глава 15. Дочь непокорная

– Нет! Не может быть! А где продолжение?! – София вертела рукописную книгу так, будто непременно должно отвалиться второе дно, способное явить описание дальнейшей жизни знатных любовников, и при этом чувствовала себя глубоко обманутой. Она ненавидела истории с открытым концом, порождающие кучу вопросов, а тут как раз такая. Что стало с Миленой? Осуществила она побег или так и осталась жить в Драконьем замке? Кого родила? Встретилась ли с королем? И где описание, как пережила Большую волну?

В то, что история из реальной жизни, София безоговорочно верила. Во всяком случае, ей очень хотелось, чтобы герои имели своих прототипов. Главным аргументом в сторону правдивости была Большая волна, которая когда-то на самом деле накрывала южное побережье Дамарии. О ней рассказывал отец. Он искренне сожалел, что грандиозное стихийное явление больше не повторяется, хотя гигантский Селлар все также в положенный срок появляется на небосклоне рядом с крошечным Кархом. Магические жемчужины, даже самые слабые, из года в год дорожали. Их становилось все меньше, а новые без Волны не обладали достаточной силой.

– Да, смотреть на Большую волну было жутко, но до чего же красиво! Дух захватывало! – отец большим пальцем приминал табак в трубке, совал ее в рот, но так и не разжигал. Матушка ревниво следила за тем, чтобы отец не курил при детях.

«Ха! При детях! Младшему Дарилу уже пятнадцать, старшему Вазеку так вообще под сорок», – София согнала с босой ноги божью коровку. Прикусила стебелек, легла на траву и мечтательно уставилась в небо. Ей до жути хотелось оказаться в том самом Драконьем замке на смотровой башне в миг, когда над головой несутся тонны воды.

– Софи! Софи!!! Дрянь такая!

София резко села, схватила книгу и судорожно заметалась, не зная куда ее деть. Сначала бросила на нее венок из одуванчиков, но алый корешок выдавал с головой. Подумала было зашвырнуть в кусты, но побоялась, что переплет не выдержит полета и развалится – тогда точно не отвертеться, и Гелена поймет, кто выкрал у нее личную вещь, поэтому не нашла ничего лучшего, чем прикрыть дневник юбкой.

– Это ты рылась у меня под тюфяком? – на поляне появилась разъяренная сестра-близнец. София до сих пор не понимала, почему их считают близнецами: она против Гелены выглядела как породистая лошадка против изящной козы. Единственное, что можно было с натяжкой назвать одинаковым в сестрах – белокурые локоны. На этом сходство заканчивалось. Одна с хрустально-голубыми глазами (в главу семейства Паву Вежанского), другая с темными, будто намокший камень – точно такие же у матушки Радуцы. И эти глаза метали молнии. Но сестре совсем не было страшно: гнев близняшки все равно, что гнев блохи, направленный на собаку. Неприятно, но не смертельно. Софи могла остановить ее одним движением – просто упершись ладонью в плоскую грудь, и Гелена ничего не смогла бы сделать. Разве что изрыгать проклятия. В кого она уродилась тонкокостной и хилой, ломала голову вся родня. Про таких говорят – плюнь, переломится. Саму Софи трудно было переломить. Переломить, переспорить, переиначить.

– Под каким тюфяком? – она удивленно вскинула брови.

– Ты дуру из меня не делай. Признавайся, куда спрятала книжку? Иначе…

– Иначе что? Маме расскажешь? Тогда я покажу ей твой альбом с рисунками. Ей очень понравится, каким ты там предаешься мечтам…

Сестра задохнулась от негодования. Близняшка и близко не догадывалась, что София обнаружила ее тайник, куда она прятала альбом с неприличными рисунками. Влюбленная в сына старосты, Гелена рисовала сценки поцелуев, объятий и прочих откровенных действий, где главными героями была она сама и божественно красивый Бохарт. В реальности ничего такого не происходило: «возлюбленный» был гораздо старше шестнадцатилетних близнецов, а потому вовсю гулял с девушками посочнее и побойчее.

– Корова! – Гелена топнула ногой и сжала пальцы в кулаки: бессильная злоба не находила выхода. В косу вцепится не сможет, как бы без своих волос не остаться, ударить тоже – ответ не замедлил бы прилететь. Вот и оставалось только шипеть: – Чтобы тебе рожу твою наглую перекосило!

– Что тут у вас опять? – из-за кустов выросла медвежья фигура Дарила. Хоть и был он младшеньким в семье Вежанских, обскакал ростом не только близнецов, но и старших братьев, двое из которых служили в егерских войсках. А туда мелких не берут.

– Она опять рылась в моих вещах! – Гелена выставила указательный палец, радуясь внезапной подмоге. Брат жалел «убогую», поэтому всегда держал ее сторону.

– Верни то, что взяла, – сурово произнес он. – Иначе…

– Что иначе? – София с беспокойством наблюдала, как брат закатывает рукава. Гелена противно хихикала, что уже совсем никуда не годилось. – Побьешь? Я это, Дарусик, переживу. Но переживешь ли ты, когда Бохарт узнает, что ты подглядываешь, как они с Ялей голышом в озере купаются? Лично видела твой зад в кустах.