Двое на краю света

– То есть ко всем твоим достоинствам ты еще и убежденный патриот России, Краснин? – уточнила я.

– Ну, у меня не так уж и много достоинств, и ты просто еще не знаешь о моих недостатках, – рассмеялся он.

– А у тебя есть недостатки? – изобразила я сильное удивление.

– Полно. Могу по секрету рассказать о самом тяжелом из них, – чуть придвинувшись ко мне поближе, предложил он таинственным тоном.

– Ну, напугай, – кивнула я.

– Я глажу, – с очень серьезным лицом сделал заявление доцент Краснин.

Откинулся на спинку дивана, взял со стола чашку, отхлебнул чаю и посмотрел на меня с видом человека, только что открывшего страшную тайну и весьма довольного своей осведомленностью.

– Что именно гладишь? – потребовала уточнений я.

– Все! – усмехнулся Краснин и наигранно «снизошел» до объяснений, снова приняв расслабленную позу, чуть склонившись к столу. – Надо начать с истории. У меня мама – аккуратистка по жизни, с некоторым даже перебором. Она всегда все гладила, в доме не имелось тряпичного изделия, которое бы не было идеально выглажено, вплоть до носовых платков и мужских носков. Однажды она сломала правую руку и ужасно расстраивалась, что не может гладить. Я тогда учился в восьмом классе, и мне надо было к олимпиаде по физике решить десять задач, и никак у меня одна задачка не получалась, я ее и так и эдак, до самой ночи провозился, и все напрасно. И тут мой взгляд упал на стопку неглаженого постельного белья, и я решил, что надо помочь маме, и принялся за дело. И обнаружил, что этот процесс мой разум словно в нужное русло направляет, и задача решилась так легко и просто! За пару часов я решил не десять задач, а пятнадцать, и выгладил все белье. С тех пор дома, когда мне надо подумать, поработать, что-то решить или составить формулу, я глажу все. У меня профессиональная гладильная доска, с овальными вставками для рукавов, профессиональный утюг и даже профессиональный держатель для шнура. За первые годы учебы в институте я спалил такое количество белья, рубашек и утюгов – кидаясь записывать идею и увлекаясь, – что пришлось приобрести суперсовременный навороченный утюг, который сам отключается, если какое-то время находится либо в вертикальном, либо в горизонтальном положении.

– Ну что ж, Краснин, – очень серьезным тоном вынесла я вердикт его признанию, – тайна раскрыта, и обратно ее не закроешь. И эта твоя страшная тайна скорее еще один плюс к твоим достоинствам. Лично я не знаю ни одной женщины, которой бы нравилось гладить белье, а совмещение науки и бытовой рутины – это вообще запредел! Этот факт в десятки раз повышает твой рейтинг на брачном рынке, и как ты еще живой и невредимый ходишь, вопрос? Барышни тебя давно обязаны были на клочки порвать от обожания и желания завладеть твоим ученым телом.

– Я верткий, – рассмеялся Павел Андреевич. – И поверь, в быту плохо приспособляемый, например гладильная доска-то стоит у меня в кабинете, рядом с рабочим столом. Никаких мыслей ассоциативных не вызывает о вменяемости хозяина?

– Нет, не вызывает, – уверила я и для пущей убедительности покрутила отрицательно головой. – У меня есть один знакомый биохимик, мы вместе учились, только он пошел в науку, а я нет. Так вот он, когда обдумывает что-то, кидает теннисный мячик в стену. А так как думает он, как и большинство ученых, постоянно и частенько ночью, то соседи имели веселую жизнь, похлеще грохочущей музыки и соседской пьяной драки. Представь такой монотонный, многочасовой стук в стену. Ему пришлось уже вторую квартиру сменить. Так что твой фетиш безобиден, мало того, это постоянное Восьмое марта у твоей будущей жены.

– Ладно, Павла, про моих будущих жен поговорим как-нибудь в другой раз. Пошли спать-отдыхать, – деловым тоном закрыл наши ночные посиделки Краснин, – завтра трудный день, у нас высадка на Северной Земле, если ты помнишь.

– Я помню.

Мы убрали за собой и, попрощавшись, разошлись по каютам. Я тихо устроилась на койке, закрыла глаза, и перед моим внутренним взором встала комическая картинка – Краснин, разглаживающий женский шелковый пеньюар огромным чугунным утюгом, от которого валит пар. К чему бы это?

В том месте острова Большевик, где мы высадились, было намного интереснее, разнообразнее и веселее для меня лично, чем на мысе Желания. Здесь обнаружилось гораздо больше территории, покрытой растительностью.

И она цвела!

Цветущие лишайники насыщенного терракотового цвета, фиолетовые вкрапления пятен мхов и круглые нашлепки чуть выступающих над землей цветочных островков со странными и загадочными названиями – полярные маки, лисохвост, камнеломка, крупка. Они совсем небольшие, но яркие, удивительные…

Про свои непосредственные обязанности я не забывала, и как ни рвалась бросить все и снимать, пришлось попридержать подхлестывающее нетерпение и помогать ученым, что-то носить, устанавливать аппаратуру, брать образцы на анализ – одним словом, отрабатывать свое присутствие на берегу. Как и положено. Довольно скоро они дружно надо мной сжалились, видя, что я совершенно невнимательна и, вместо того чтобы взять образец помета чайки, засмотрелась на какие-то цветы.

– Иди уж, – отпустил меня Дудин, Зиночкин начальник, – твори, а то наработаешь нам тут.

– Да, можно? – загорелась я радостью, только копытцем в землю не била от нетерпения.

– Можно, можно, – рассмеялся он, подозвал к себе Зиночку и напомнил мне: – Только далеко не отходи, соблюдай безопасность.

– Да, да! – пообещала я и помчалась к тому месту, которое давно уже присмотрела.

Невысокий холм, у подножия которого скопилась целая россыпь цветочных островков, а за ним поднимался еще один, чуть повыше, там тоже интересное место, надо будет кого-нибудь уговорить со мной туда сходить потом.

Участники экспедиции, с которыми я высаживалась на берег, уже давно привыкли к моим немыслимым гимнастическим выкрутасам в погоне за удачным кадром – один раз я улеглась на живот и свесилась над обрывом, чтобы сфотографировать гнездо розовой чайки, устроенное на небольшом выступе скалы прямо на цветочном острове камнеломки. Краснин самолично оттягивал меня за ноги от края и ужасно отчитывал потом со всей строгостью грозного начальника.

Кадр, кстати, получился классный! Так что строгое предупреждение можно было и потерпеть.

И в этот раз я совершенно потеряла счет времени, занятая своим делом, меня только окликали, а в особо тяжелых случаях, когда я не слышала окриков, полностью погрузившись в съемку, брали за руку и переводили на другое место. Задач, как всегда при высадке, было поставлено много, и ученые перемещались по побережью, ну а я следом за ними, в поисках новых кадров и вдохновения.

Снова полярные маки, мне они очень нравятся – такие, казалось бы, нежные, хрупкие и беззащитные, но такие стойкие и сильные, умудрившиеся вырасти в этих суровых краях. Эта большая цветная кочка стояла весьма удачно – можно было перспективу снять от нее, вдаль на рыжие лишайники, раскрашенные кляксами мхов разного цвета, узким языком пристроившихся между двух каменных насыпей с темно-серым гравием.

Примеряясь, я встала на колени и почти улеглась щекой на землю – да, вот так! Я сняла с шеи камеру, накрутила ее ремень себе на руку, поставила на землю рядом с «цветочной клумбой», понемногу двигая, нашла самый удачный, с моей точки зрения, ракурс и сделала несколько кадров.

Я поднялась с колен и просматривала в камере отснятые кадры. Есть! Вот то, что я хотела, здорово!

Ба-ах!! Громко и, казалось, совсем рядом раздался выстрел!

От неожиданности я подскочила на месте и чуть не выронила камеру из рук, хорошо, что ремень был несколько раз накручен на запястье.

Да в чем дело?! Я посмотрела и увидела, что ко мне бегут несколько человек, впереди Михаил Тимофеевич, зоолог и Зиночкин начальник. Сразу за ним, чуть приотстав и перезаряжая ружье, Краснин, значит, это он стрелял, а за ним спешили другие члены группы, и почему-то все смотрели на меня и активно жестикулировали, показывая что-то руками совершенно непонятное. Они все что-то кричали, но сильный ветер, постоянно дующий в этих широтах, схватывал звуки и уносил в море, по-настоящему балуясь словами.

«И что я опять такого натворила?» – сразу же подумала я.

Ба-бах!

На этот раз выстрелил Дудин из своего странного ружья. Он носил с собой специальное ружье со снотворными стрелами-зарядами – такое здоровое, странное, он же зоолог, и ему нужны были образцы любых живых особей. Это понятно.

Но почему он стреляет прямо в меня?! Ну его, понимаешь, на хрен с его зоологией!

Но, выстрелив, Михаил Тимофеевич принялся перезаряжать ружье, а все остальные продолжали бежать, кричать и что-то от меня требовать. И тут я сообразила, что смотрят они не совсем чтобы и на меня, а куда-то за мою спину, и я начала медленно разворачиваться, боясь увидеть то, что так понадобилось членам нашей группы.

И увидела!! Лучше бы я не поворачивалась!!

Огромный, мне показалось, как гора, белый медведище бежал прямо на меня по холму большущими плавными и, я бы сказала даже, красивыми прыжками, и в боку у него торчала какая-то тонкая серебристая штука с ярко-красным оперением.

Мое затормозившееся сознание подумало, что этот хищный брутал как-то уж очень старается, чтобы его намерения не перепутали с мирными и дружескими.

И вдруг в сознании что-то щелкнуло, и я отчетливо поняла, что этот медведь на меня нападает! Лично на меня!! С явной целью отобедать мною! Что он тупо и прямолинейно собирается меня сожрать!!

И все!! В ту же секунду ногам стало горячо, словно их обдали кипятком, и колени превратились в желеобразную массу, а стопы приросли к земле. Я не могла сдвинуться с места! И только смотрела, как приближается ко мне разъяренная, оскаленная морда, и очень четко видела желтоватые зубы, отлично видные на фоне его черных губ и языка. От страха, что ли, я еще удивилась – надо же, а Зиночка была права, когда рассказывала, что они такого цвета!

Ужас не просто сковал меня, расползаясь по всему телу полным и окончательным онемением, а почему-то еще и странно исказил сознание – я тут же подумала: какие кадры!! И в полном анабиозе подняла камеру, навела на несущегося медведя и нажала на затвор… Между нами оставалось метров семь, когда он как-то неуклюже споткнулся и замедлил движение, потом еще раз споткнулся, но продолжил рваться всей тушей ко мне и как заревел, затряс головой – ужас!! А я приблизила в объективе картинку и так перепугалась, когда эта морда оказалась рядом с моим лицом, что от полной потери ориентации и паники все нажимала на кнопку съемки и нажимала…

Как я не заорала в ответ ему, до сих пор удивляюсь, может, онемела от страха?

Но теперь кричали все, кроме меня, – люди у меня за спиной, которых я уже могла слышать, и бегущий на меня медведь…

«Как же Архипка без меня!» – подумала я, уже осознав, что никто не успеет добежать раньше медведя…

На последних двух шагах он споткнулся, остановился, прислушался к себе, рванулся вперед, пошатнулся, сделал еще один шаг-рывок – почти дотянулся до меня, лицо обдало горячим смрадом из его пасти… я даже не могла отвернуться и смотрела прямо в эту морду… А у медведя вдруг закатились глаза, он застонал и рухнул… На меня?!

Вот тут я зажмурилась, а когда осознала, что никаких перемен в теле не ощущаю, медленно открыла сначала один глаз, потом второй и увидела поистине сюрреалистическую картину – огромная туша белого медведя распростерлась у моих ног. Он практически дотянулся до меня, достал – но, сваленный огромной дозой снотворного, отключился в самый последний момент, и его длинные передние лапы словно обняли цветочный островок и мои стоящие рядом с ним неподвижные от страха ноги, и огромная башка впереди.

Как чудище поганое в детской сказке обнимало клумбу с аленьким цветочком!

Я навела камеру и нажала на затвор в полном отупении и бессознанке…

И тут меня кто-то развернул на месте и сильно-сильно прижал к широкой груди, так что камера, которую я продолжала держать в руке, больно уперлась объективом в ногу, а в ухо мне проорали:

– Он тебя зацепил?!! Зацепил?!

Меня отодвинули от груди и принялись ощупывать с ног до головы. Быстро и довольно чувствительно даже через толстые слои одежды.

– Где он тебя задел?!

– Нигде… – просипела я чужим, незнакомым мне голосом

– Нигде?!

– Нет, – сипела я, не понимая, с кем разговариваю, – нигде, он до меня не дотянулся.

Меня снова резко и сильно прижали к груди и успокаивающе принялись гладить по спине.