скачать книгу бесплатно
Подземный Голландец. Странники и пришельцы (сборник)
Татьяна Владимировна Шипошина
Повесть «Подземный голландец» стала обладателем специального приза конкурса «Однажды в Москве», проводимого издательством «Кетлеров» и МТОДА (Международным творческим объединением детских авторов) в 2017 году.
Эту книгу можно было бы назвать «поэмой московских окраин».
Правда нашей жизни – главное в этой книге. Вот в воскресенье утром, движется от окраины к центру вагон метро – обычное дело.
Но обстоятельства вдруг складываются так, что чужие друг другу люди вынуждены познакомиться. И сразу понятно, кто есть кто. Ведь при наступлении опасности уже не важно, какое положение человек занимал до этого. Здесь проявляется человеческая суть.
Читатель вместе с автором шаг за шагом идёт по этому пути.
А вот обычная московская многоэтажка на окраине, в повести «Странники и пришельцы». Первый этаж, и шесть дверей, выходящих на одну лестничную площадку.
За каждой дверью – своя, скрытая от посторонних глаз жизнь.
Мы стали такими обособленными, такими занятыми, что иногда, годами живя рядом, не знаем даже имени соседа.
Жители этой лестничной площадки волею судьбы вынуждены узнать друг друга.
Мы ещё способны к общению. Мы ещё можем сочувствовать друг другу, и даже помогать.
Автор поднимает сложные социальные, семейные и общественные вопросы, затрагивает проблемы мировоззрения, толерантности, гражданской совести.
Татьяна Шипошина – известный писатель, автор более сорока книг для взрослых и детей, многие из которых переизданы. Лауреат многих литературных конкурсов, в том числе «Новая детская книга» РОСМЭН, конкурса им. С.Михалкова. Обладатель знака «Золотое перо Руси» и знака Союза писателей России «Орден В.Маяковского»
Издано при поддержке Московской региональной общественной организации «Москва и москвичи».
Татьяна Шипошина
Подземный Голландец
Странники и пришельцы
© Шипошина Т., текст, 2018
© Шипошина М., иллюстрация на обложке, 2018
© Издательство Кетлеров, 2018
* * *
Подземный Голландец
Просьба освободить вагоны…
1
Не совсем лирическое отступление № 1
(вступление)
Случалось ли вам ездить в московском метро ранним утром или поздно вечером? Так, почти ночью, перед самым закрытием?
Если случалось, то вы должны знать… должны помнить это ощущение. Оно бывает, конечно, не всегда, но очень часто.
Такое ощущение, что все, кто собран в этом вагоне как бы случайно в этот поздний или в этот ранний час, связаны чем-то между собой. Каким-то родством, что ли.
Каким-то высшим родством…
Видишь ли Ты нас, Господи, со своей немыслимой высоты? Зачем Ты собрал нас здесь, в этом вагоне? Нас, незнакомых, неведомых друг другу людей?
Может быть, Ты хотел бы, чтоб мы познакомились? Может быть, тут, на соседней лавке, Ты посадил для каждого из нас самого нужного, самого необходимого в жизни человека? А может, Ты просто хочешь помочь нам разобраться в самих себе?
А может быть, Ты Сам… Ты Сам тут, с нами… Невидимо…
Сейчас, сейчас… я протяну руку и коснусь Тебя.
Какой нежностью наполняется душа!
Собратья мои! Собратья мои по вагону! По метрополитену! По городу! По стране, по самым далёким её уголкам! Собратья мои по всему огромному миру! От Антарктиды до Гренландии… Как же я люблю вас! Мы здесь все вместе, в этом вагоне…
Эх, как меня развернуло!
«Осторожно, двери закрываются!»
Поехали!
2
Итак, ранним воскресным утром поезд метро продолжал свой отмеренный Богом (и расписанием) путь.
Обычный поезд и обычный вагон. Последний вагон раннего воскресного поезда.
Народу в вагоне немного. На каждой лавке оставались незанятые места.
В углу, на самой короткой, трёхместной скамейке, сидел бомж. Он ехал от места своего ночлега до Кольцевой. На Кольцевой спать спокойнее, чем на радиальной. Едешь по кругу да спишь!
Спать на улице или в неотапливаемом подвале становилось всё холоднее и холоднее. Осень всё-таки.
У бомжа ещё не совсем опустившийся вид, и бомж не сильно пьян. Можно даже сказать, что он трезв. Всё, что он выпил за ночь, для сугреву, давно уже выветрилось. Вернее, ушло по назначению. Согрело бомжа, как могло.
Но запах чувствовался. Поэтому места на лавках, рядом с бомжом, а также напротив него оставались пустыми.
На длинной скамейке, с краю, сидел молодой парень в синей шапочке с козырьком. Можно было подумать, что он спит: глаза его оставались закрытыми.
Но он периодически мелко вздрагивал, иногда почёсывался. То закидывал голову, то низко сгибался. Вертелся, крутился…
Мужик напротив то поглядывал на него, то и сам закрывал глаза. У мужика лицо… как бы это сказать, чтобы не сильно обидеть… лицо человека, который лет тридцать пил не переставая, а потом завязал. Причём завязал сам, именно так, завязав в неразвязываемый узел свою собственную железную волю.
Тридцать прошлых лет просвечивали сквозь благообразную трезвость этого лица, и ничего нельзя было с этим поделать.
На коленях у мужика располагался квадратный портфель, весьма объёмистый.
Рядом с мужиком сидела женщина средних лет, в длинной юбке и в платке, повязанном назад. Она как вошла, так сразу вытащила небольшую книжку, обёрнутую в белую бумагу, и принялась читать. Иногда губы её шевелились, а иногда она отрывалась от книги, прикрывала глаза и словно повторяла что-то про себя. Потом смотрела вокруг – взглядом, почти невидящим, – и снова погружалась в свою книжку.
Через два свободных места от неё, на другом конце лавки, сидели два гражданина кавказской национальности.
Они лениво переговаривались на своём языке. Младший из них баловался с мобильным телефоном, и тот жалобно попискивал в его руках. Старший же сидел развалясь и вытянув в проход ноги в дорогих ботинках.
3
Женщина в платке
Я не стала ждать лифта и спустилась по лестнице со своего четвёртого этажа.
Так неспокойно всё колышется внутри, что хочется нагрузить ноги. Надо хоть немного потопать, постучать по ступенькам, пройтись по грязным лестничным пролётам и выглянуть на улицу сквозь мутные стёкла лестничных площадок.
Нет, не помогло. Я нажала кнопку и под пиканье домофона толкнула тяжёлую дверь подъезда.
Я вывалилась на улицу. Странная мысль промелькнула в моей голове. Мысль о том, что мы живём, то есть вообще мы живём свою жизнь под это самое пиканье.
Пикает домофон, пикает лифт, пикает микроволновка. Даже холодильник, и тот пикает: «Закрой меня!»
Всё, всё вокруг пикает! Всё предостерегает, все предупреждает или заграждает. И даже непечатную речь, как это говорят… «запикивают».
Хорошее слово!
Вот и этот, сосед. Телефоном своим пикает! Азербайджанец, что ли? Небось на свой рынок едет. Торговать!
И правда, на этих рынках – только они. Если стоит продавщица славянской внешности, то сзади обязательно – они.
Как тут быть? Что делать, что думать?
Какая только ерунда не лезет в голову! Искушение! Легче думать о том, как всё вокруг пикает, чем просто сосредоточиться на молитве.
Или думать о том, сколько вокруг этих… как их называли-то раньше? Иноверцев? Инородцев? Вот-вот! И иноверцев, и инородцев. А наши-то где? Не там ли, где этот… бомж на лавке? Ну кто он такой? Откуда он взялся? Ведь не старый ещё! Как он мог так опуститься? Ведь был он ребёнком, и мать у него была… Может, и жена была, и дети… Ну почему? Почему такое происходит с нами, Господи?
Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня, грешную.
Успею ли акафист дочитать?
Успею. А на душе-то как… тяжело. Просит душа исповеди. Больше трёх месяцев, как я не исповедовалась. И не причащалась. Никак не могла собраться. То одно, то другое. А поститься как трудно! Так и подмывает съесть что-нибудь вкусненькое. А в пятницу – обязательно какой-нибудь праздник. День рождения у кого-то, особенно на работе, или просто соседка придёт и принесёт кусок торта.
А когда звать гостей, как не в пятницу? Все работают, всем отдохнуть хочется в выходные. И муж…
Как это у меня получилось пропоститься целую неделю – сама удивляюсь. Да нет, не удивляюсь. Просто тяжело на душе. Так тяжело, так много накопилось на душе грязи, что пришлось её выдержать, эту неделю поста.
Слава Богу, хоть села в метро. Даже дома не читается так хорошо, как здесь. Всё, больше ни о чём не думаю! Всё! Читаю!
«Взбранной Воеводе победительная…»
Нет, не могу! Ну есть вообще стыд у людей или нет? Ещё чуть-чуть, и они начнут раздеваться прямо здесь, в метро!
Господи, помилуй!
4
Поезд двигался не очень быстро и довольно долго стоял на остановках. В противоположном углу вагона, на такой же лавочке, как бомж, сидели двое. Парочка. Они целовались.
Место рядом с ними и скамейка напротив, как и в случае с бомжом, оставались пустыми. Возможно, люди не сели туда потому, что им не хотелось смущать целующуюся парочку. А может, потому, что им просто не хотелось или было стыдно на всё это смотреть. Потому что парочка целовалась довольно откровенно. Можно даже сказать, что эти двое целовались просто бесстыдно.
По крайней мере, люди поглядывали в ту сторону. Глянут – и отвернутся. А азербайджанцы скажут друг другу пару слов на своём языке и посмеются… И все молчат, замечаний парочке не делают.
Может, потому, что утро… или потому, что места свободные в вагоне есть. Вот если бы пришлось сидеть напротив, одёрнули бы их, конечно.
На длинной скамейке, рядом с целующейся парочкой, сидели трое. Молодой мужчина, молодая женщина и пожилая, скажем так, тётка. Возле них стояли две сумки и несколько пакетов.
Пожилая всё старалась что-то сказать молодой, перекрикивая шум движущегося вагона. Мужчина же сидел с видом отрешённым, недовольным и невыспавшимся. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что пожилая тётка приходится молодому мужчине тёщей.
Слава Богу, что уезжала, по-видимому, именно тёща. Потому что мужчина напоминал тучу, готовую вот-вот разразиться крупным градом.
Напротив тёщи и зятя, на лавке, с краю, располагался мужчина средних лет, ничем не примечательный, разве что своей небритостью. Какая-то тотальная небритость и помятость читались во всём его нехитром облике. Впрочем, чего не случается утром в воскресенье…
Ещё один мужчина сидел на этой же лавке. Эдакий лысоватый денди. Тонкий запах дорого одеколона был едва уловим, но его можно было ощутить. Кто понимает, конечно.
Даже удивительно видеть столь ухоженного и дорого одетого мужчину на лавке в метро, да ещё и в воскресенье, да ещё и утром.
Но чего в жизни не бывает!
Рядом с тёткой, её дочерью и зятем сидела пара. Видимо, муж с женой. Или нет?
Не очень молодые, усталые. Она положила голову ему на плечо, а руки их переплетены…
Он высок ростом, черноволос и довольно худ. Она значительно ниже его и заметно, по-женски, полновата.
И лицо! Такое миловидное «белобрысое» русское лицо…
Она казалась бы симпатичной, если бы не настороженное и какое-то просительное выражение лица.
Глаза её спутника были закрыты, а она смотрела на своё отражение, в чёрном стекле противоположного окна. Сумочка её лежала рядом на сиденье. Небольшая кожаная сумочка, очень изящная. И по тому, как свободно лежала эта сумочка, и по тому, как сидела и смотрела на своё отражение эта женщина, можно было бы предположить… подумать… А впрочем, зачем нам о них думать?
Сейчас, через пару остановок, выйдут сначала одни, потом другие. Эта пара тоже выйдет, как и все. И новые пассажиры войдут в метро и так далее и тому подобное. И у каждого – своя жизнь. Не правда ли?
5
Не совсем лирическое отступление № 2
А зачем нам вообще друг о друге думать?
