Под светом Суздаля

В приоткрывшуюся щелку вижу мамино лицо и закрываю книгу.

– Доченька, ужин готов, – говорит она, входя в комнату. Как всегда элегантная и красивая… Мне порой кажется, мама – единственный человек в мире, которому идет все что угодно, любая прическа или одежда. Вот и сейчас на ней простые джинсы и белая футболка, каштановые короткие пряди забраны на затылке крабиком, а ее хоть на конкурс красоты отправляй!

Иногда я ей завидую. Потому что сама пошла в папу и, чтобы добиться хотя бы сотой доли ее красоты, провожу в ванной часы, укладывая непослушные волосы, делая-переделывая макияж и подбирая нужные образы. А ей стоит только встать с кровати, умыться – и уже красивая. Несправедливо!

– Я не голодна, – резче, чем рассчитывала, говорю я и тут же жалею об этом.

Ну почему я злюсь и на маму? Она ведь не виновата. В конце концов, она единственная, кто абсолютно всегда на моей стороне, что бы я ни сделала. Мама из тех людей, кто считает, что каждый наступит на свои грабли, если их перед ним положили, – предупреждай или нет.

Она входит и закрывает дверь. Легкий аромат цветочного парфюма шлейфом проникает следом и привычно успокаивает. Рядом с ней я всегда в безопасности. Только к ней могу прийти, что бы ни случилось.

– Прости, мамуль, – тихо говорю я, откладывая книгу и садясь на кровати. Она устраивается рядом и обнимает меня, мягко и бережно, будто я не ее дочка, а фарфоровая куколка, и вот-вот сломаюсь. Ласковые руки проводят по волосам, и злость постепенно испаряется.

– Родная, я понимаю, ты расстроена, – шепчет мама, а я фыркаю. Расстроена – это очень мягко сказано. Вообще-то, я почти в бешенстве. – Но нужно покушать. Ты и так уже почти скелет, а если совсем есть перестанешь…

– Я не хочу его видеть, мам, – признаюсь я и сглатываю. – У нас теперь что ни встреча – то новые претензии. Нет уж. Лучше без ужина. Устрою себе интервальное голодание.

– Не говори глупостей, – мягко просит она и чуть улыбается. – Папа тебя очень любит. Он злится, это факт, но… ты ведь не можешь сказать, что совершенно не виновата?

– Не могу, – вздыхаю я и отвожу взгляд. – Ну почему он не может так же, как ты? Просто понять! Я ведь уже взрослая, мам. Если и совершаю ошибки, то…

– Должна уметь за них отвечать, – ласково заканчивает она и поправляет выбившуюся прядь за ухо. – И ты стараешься, я вижу. Просто продолжай, и, вот увидишь, он растает. Главное – держи язык за зубами, хорошо? А теперь поднимайся. Я тебе голодать не позволю!

Она буквально за руки поднимает меня с кровати, и мы вместе спускаемся в столовую по винтовой лестнице. Если я что-то и обожаю в нашем новом доме, то это обстановку. Мы с мамой часами выбирали все для интерьера, советовались с лучшими дизайнерами и тратили кучу денег, но каждая вещь здесь была подобрана неслучайно. Некоторые картины мы покупали в разных странах в то время, пока жили там, и теперь они наконец обрели свое место. Кое-что дарили друзья семьи, и каждая вещь расположилась на виду, гармонично вписавшись в интерьер.

Каждый раз, гуляя по особняку, я любуюсь им, как в первый. Здесь всегда светло, тепло и уютно. Он больше напоминает прекрасный музей, чем настоящий дом, но в те редкие вечера, когда мы собираемся втроем, нам, как и в моем далеком детстве, хватает и одной небольшой комнаты, чтобы просто поговорить обо всем.

Жаль, что в последнее время это случается слишком редко.

С тех пор, как два года назад мы обосновались в Москве, наша жизнь круто поменялась. Если раньше мы все вместе путешествовали, и даже занятый бесконечной работой папа находил время на то, чтобы провести с нами вечер, то сейчас он постоянно на телефоне, а порой и в выходные может уехать на работу. Конечно, высокая должность подразумевает большую ответственность, и мама раз за разом мне об этом напоминает, но я все равно не могу отделаться от мысли, что он бросил нас ради денег. А потому никогда их не жалею.

В столовой царит мертвая тишина. Мы с мамой садимся по бокам от отца, потягивающего любимое вино из высокого бокала и читающего новое сообщение.

– Привет, – выдавливая улыбку, говорю я, и папа задумчиво кивает.

– Здравствуй, дочка, – говорит он, хмурясь. Отставляет бокал и бегло печатает что-то. Затем блокирует телефон и смотрит на меня.

– А я все уроки сделала, – заискивающе начинаю я, накладывая в тарелку мясо. Может быть, он уже не так зол? Все же с происшествия прошло уже несколько дней, можно и остыть немного! – Сама убрала свою комнату. Почти полкниги прочитала. Проверишь?

– Нет необходимости. – Он качает головой. – Наказания все равно в силе.

– Но пап!

– Элис, – шикает мама, и я смотрю в свою тарелку. Ее голос становится мягче и ласковее, и я уверена, что она касается его ладони. Его это всегда успокаивало. – Олеж, она правда старается. Может быть…

– Нет, – резко отрезает папа, и она вздыхает. Я вздрагиваю и поднимаю взгляд.

– Но… – дует губы мама.

– Я не могу быть уверен в ней, Ира? – Папа бросает на меня короткий взгляд, и я снова вижу, насколько темными стали его глаза. – Я прощу ее сейчас. Проигнорирую все ее глупые выходки, как делал это прежде. И что потом? Она ведь так ничего и не поняла. Так, Алиса?

– Да все я поняла, папочка, – качаю головой и подвигаюсь ближе. Сжимаю его запястье и умоляюще смотрю. – И больше так не буду, обеща…

– Вот только не надо. – Он отдергивает руку. – Не обещай того, чего не выполнишь.

Мрачнею и отстраняюсь. Да что на него нашло? Да, сделала глупость, но все же я не настолько глупа, чтобы повторять подобное! Я больше всего на свете мечтаю поскорее обо всем забыть и никогда больше ни во что не ввязываться! Но он все никак не угомонится. Сердится и сердится, будто только всю жизнь и ждал, пока я накосячу. А теперь наконец получил карт-бланш и срывает все зло на мне. Будь у меня доступ к карточке, я бы уже записала его к психологу, честное слово!

– А знаешь, что я тут выяснил, Ир? – вдруг улыбается он маме. И в улыбке этой нет ни капли тепла. Может, папу кто-то подменил? А что? Я смотрела «Сверхъестественное», не удивлюсь, если и в самом деле есть какие-то оборотни! Этот мужчина похож на папу только внешне. Мой папуля обычно добрый и мягкий, во всяком случае, с нами. А сейчас слишком уж холодный и почти каменный, будто он не дома с семьей, а на работе ругает своих подчиненных.

Все внутри холодеет. Что еще он там узнал?

– За последние два года наша доченька потратила по меньшей мере около двух миллионов на шоппинг с подружками, посиделки в кафе и бессмысленные подарки, – говорит папа, кидая на меня недобрый взгляд.

Мамино лицо бледнеет, и она смотрит на меня с изумлением.

– Но я же и тебе подарки покупала, – сглотнув, произношу я, отодвигаясь еще немного дальше.

– Спасибо, конечно, – усмехается он. – Но речь не о том. Аль, скажи, ты падка исключительно на эксклюзивную коллекцию Gucci? Или ты своих подружек с ног до головы одеваешь?

Снова сглатываю и отвожу взгляд.

– Я просто…

– Милый, это ведь не так плохо! У нас очень щедрая дочка, – пытается смягчить мама, только вот взгляд папочки становится еще более недобрым.

– Я жду ответа от тебя, Алиса, – с нажимом, требовательно цедит он, а у меня начинает шуметь в ушах.

– Что в этом такого? – в ужасе шепчу я. – Это просто подарки для друзей, к тому же мы здорово проводили вместе время. Близняшки, например, тоже дарят мне недешевые подарки. А у Надюши нет таких денег – неужели она должна быть хуже нас? Она ведь моя подруга!

– А, так у тебя есть такие деньги? – Он скептически поднимает бровь. – Я настолько отстал от жизни, что ты уже научилась сама зарабатывать?

Спасибо, папочка, за прекрасный ужин. Да здравствует скандал!

Мама права. Стоит держать язык за зубами. И чаще всего мне это удается. За последние годы я научилась сдерживать эмоции и преуспела в этом не меньше английской королевской семьи. Но даже самая толстая броня треснет, если задеть за живое, верно?

– Ой, ты еще скажи, что, пока я живу в твоем доме и ем твой хлеб, у меня нет ничего своего! – фыркаю я.

– Нет, что ты. – Его лицо перекошено, щеки горят огнем. – Твоего у тебя предостаточно. Только вот на этом все. Я чересчур много тебе позволял эти годы и сейчас понимаю, что это не лучшим образом на тебе сказывается.

– Что ты имеешь в виду? – Мама с осторожностью гладит его по плечу. – Олеж, ты ошибаешься. Наша девочка всего лишь…

Но он не слушает ее. Кажется, даже не чувствует прикосновений. Темные глаза смотрят на меня с прищуром, губы искривились от злости.

– Что ты из себя представляешь? Мешок денег? И, кроме них, у тебя внутри нет ничего. Пустота!

– Олег! – вскидывается мама. – Как ты можешь!

Я встаю из-за стола. Теперь и мои щеки пылают, а злость становится в сотни раз сильнее страха.

Будь что будет. Он уже почти все у меня отобрал. Не запрет же он меня дома на всю жизнь!

– Да? А что есть у тебя? – усмехаюсь я и скрещиваю руки на груди. – Теперь ты только и можешь, что читать нотации! А ведь раньше ты был другим. Ты сам не лучше меня, папочка! Ты же и добился всего, что у тебя есть, гоняя чаи с нужными людьми и делая все, что они просят! И это я еще очень сильно смягчаю!

– Алиса! – ахает мама. – Да что вы, в самом деле, перестаньте…

Папина улыбка становится по-настоящему страшной. Он тоже встает.

– Знаешь, доченька… Я долго думал, как бы показать тебе реальную жизнь. И понял, что единственным правильным решением будет отправить тебя на все лето в мой родной город. Чтобы ты поняла, как мне приходилось жить до шикарных особняков, кучи денег и влияния. Может, тогда ты поймешь, что все в этом мире достигается трудом и упорством, а не словами: «Пап, дай!»

– Да когда ты стал таким злобным? Тебе мало того, что я и так уже под домашним арестом? Хочешь…

– На все лето, Алиса. Три месяца. А если и это тебе не поможет, то я буду вынужден забрать тебя из школы здесь и оставить учиться там, – холодно говорит он.

– Что?! – синхронно кричим мы с мамой.

– Что слышали. На этом все. Как только учебный год закончится, сразу же собирай чемоданы.

Мои пальцы дрожат, как и голос. Слезы катятся по щекам, и я больше не могу держаться. Я думала, хуже уже не бывает, но, оказывается, может быть все что угодно.

– Тебе мало того, чего ты уже меня лишил? – всхлипываю я, хватаясь пальцами за ворот его рубашки. – Конечно, давай! Забери у меня все. Пусть у меня совсем друзей не останется, это же лучше!

– Не утрируй. – Он мягко разжимает мои пальцы и заставляет сесть обратно за стол. – Тебе ни к чему друзья, которым нужна не ты, а твои деньги. Даже не так. Мои деньги. Алиса, может быть, тебе кажется, что я жесток…

– Олег, пожалуйста, – шепчет мама. – Прошу тебя, не надо. Я обещаю, что прослежу за ней как следует, только не отправляй ее из дома.

– Ир, – папа устало потирает пальцами виски. – Ты и сама понимаешь, что другого выхода у нас нет.

– Ты идиот! – кричу я, а мама крепко меня обнимает. Даже любимые духи больше не успокаивают. – Ты ничего не понимаешь!

Но он больше не смотрит на нас. Пока я заливаю слезами мамину футболку, он разрезает мясо и ест так спокойно, будто не разрушил только что мою жизнь.

V

За целую неделю мне так и не удается смириться с папиным решением. Я так зла на него, что каждый раз, когда при встрече он пытается со мной заговорить, разворачиваюсь и ухожу. Может быть, это совсем по-детски, не спорю, но… Я просто не могу поверить, что мой любимый папочка, человек, который был героем моего детства, самым близким другом долгие годы, вот так легко взял и решил от меня избавиться. И все почему? Потому что я люблю своих близких? Потому что мне для них ничего не жалко?

Всю неделю я хожу как в воду опущенная. И сегодня, когда наступил последний учебный день, которого я безумно боялась и совсем не ждала, настроение и вовсе рухнуло на самое дно.

– Но ведь все же очень просто, Элис. – Надя широко улыбается, пока мы медленно спускаемся по ступенькам к раздевалке, застряв в очереди из тех, кому не терпится покинуть школьные коридоры и наконец отправиться на долгожданные каникулы. Лично я с бо́льшим удовольствием осталась бы здесь на все лето, чем отправилась бы в эту кошмарную ссылку к бабушке! Бр-р, от одной только мысли об этом начинает трясти.

– Шутишь? – Поднимаю бровь и спускаюсь еще на ступеньку. – Просто?

– Ну да, – кивает она. – Нужно придумать план, как доказать отцу, что его идея сработала, а потом вернуться обратно к сладкой жизни!

Я фыркаю. В голове обжигающей молнией мелькает мысль – если бы не ее идиотские идеи и не моя трусость, доказывать ничего бы и не пришлось. Сейчас я готовилась бы к пляжному сезону и радовалась бы жизни!

– Да? А потом что? – вздыхаю я. – Всю жизнь ходить перед ним на цыпочках?

– Хитрить и изворачиваться, крошка. – Надя подмигивает, а затем тянет меня за руку, пытаясь протиснуться. – Мужчины слишком примитивны, и твой папочка не исключение. Ты же не думаешь, что он всю жизнь будет читать тебе нотации? Уже в следующем году ты вырастешь и упорхнешь из его гнездышка. И все, что ему останется, – грызть локти.

– Ошибаешься… В одном он прав – без его денег я ровным счетом никто.

– Не говори так, – хмурится она, а я прикусываю губу.

– Придется смириться с его наказанием. – Качаю головой, сжимая ладонь подруги чуть крепче. – Черт! Сбежать бы из дома, но…

– Не вздумай! – в ужасе шепчет Надя. – Тут при самом худшем раскладе всего три месяца, а сбежишь… Вдруг он еще сильнее разозлится и вообще лишит тебя всего, закроет где-нибудь в интернате на полном пансионе? И выйдешь ты оттуда жертвенной овечкой, готовой на все. Оно тебе надо?

Я качаю головой.

– Вот именно. А вообще, отец у тебя отходчивый. И любит тебя безмерно! Ну злится, подумаешь. Главное, что однажды отойдет. Ты, самое главное, помни, чему я тебя учила. Чтобы выжить, нужно играть, – заговорщически шепчет она. – Подстраиваться, понимаешь? Сразу он, конечно, не купится, но со временем, может, что и получится. Попробуй все же надавить на жалость. Глядишь, передумает?

– Сомневаюсь, – глубоко вздыхаю я и поправляю сумку на плече.

Раздевалка с каждой минутой все ближе, а значит, моя свобода скоро закончится. Близняшки уже убежали – мы попрощались еще на прошлой перемене, так как мама забирала их в салон для подготовки к юбилею бабушки. А вот Надя осталась со мной до самого конца, но, увы, у раздевалки и нам придется разойтись – она уже успела забрать остатки своих вещей на неделе и теперь торопится на фотосессию.

– Почему? – хмурится она.

– Мама уже пыталась, но он непреклонен. Говорит, эта поездка пойдет мне на пользу. Провидец, блин! У нас ведь были такие планы на лето, а теперь…

– Все это из-за меня… – грустно мямлит Надя. – Прости, Элис. Я… слушай, может быть, я все ему расскажу?

– С ума сошла? – Поднимаю бровь и качаю головой. – Во-первых, он не поверит… Не теперь, когда эта поездка – буквально его идея фикс. А во-вторых, тебя отмазывать он не станет. Он вообще не верит в нашу дружбу, представляешь?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Отсылка к сериалу «Дневники вампира», где одна из главных фишек – двойники. Кэтрин Пирс и Елена Гилберт, несмотря на внешнее сходство, полные противоположности: Елена действительно пай-девочка, тогда как Кэтрин чаще всего выступает в роли злодея. – Прим. ред.