Калейдоскоп рассказов Таши Муляр. Три книги в одной обложке

Вроде бы жизнь стала налаживаться. Удивительным образом всё складывалось само по себе. Как звенья одной цепочки, события последовательно выстраивались друг за другом по нарастающей. Это был такой успех и прогресс, которого никогда не было в его жизни. Только одна мысль тревожила, свербела и не давала покоя – как он поступил со своей Еляной.

Каждую свободную минуту его сердце и совесть напоминали о ней. Мысленно он разговаривал с Елей, советовался, жил с ощущением её присутствия.

Почему же не звонил? Было стыдно за своё решение, оправдывался, что так для неё лучше, а сам знал, насколько больно ей сделал. И ждал, когда она придёт к нему сама. Имея, в общем-то, неоднократный отрицательный опыт отношений с женщинами, которые его использовали, он хотел подтверждения своей нужности. Первый месяц после расставания был уверен в правильности своего решения. Она тогда звонила несколько раз, настойчиво писала, предлагая встретиться, а он считал, что поступает правильно и так будет всем лучше, поэтому не брал трубку и не отвечал на сообщения. Ещё через некоторое время стал сомневаться, болезненно ощущая её отсутствие. Вечером, сидя за письменным столом, вырезая очередную игрушку и посматривая в окно, мечтал, что Еляна сейчас приедет.

Следил за ней в соцсетях, видел, чем она делится с друзьями. Вот фото, как в деревню поехала, смешная такая, с корзиной грибов и в панаме, а вот в парк Горького пошла с подругами, на колесе обозрения встала в кабинке, волосы развеваются, за ней облака – будто летит. С экрана улыбается, а глаза грустные, бездонная печаль в них, от него не скроешь. Витя надеялся, что время вылечит и её, и его. Всё-таки почти год прошёл. Но ничего подобного, становилось только хуже. На самом деле время не лечит, оно разводит ещё дальше и тушит то, что только разгоралось.

Виктор успокаивал себя тем, что она моложе его, натура творческая, увлечённая, переключится на что-нибудь, а там, глядишь, и встретит кого-нибудь стоящего, достойного её, не то что он.

Избегал ходить в гости туда, где парами собираются. Почти все друзья-приятели были уже женаты и с детьми. Конечно, когда тебе за сорок, быть одиноким на таких вечеринках – хуже некуда. Все пытаются тебя сосватать, подбирают тебе подходящие, на их взгляд, варианты, чересчур заботятся. Возникает ощущение собственной неполноценности. Хотя почему ощущение? Он и был неполным, не целым, он был отрубленным куском – без неё. Страдал без неё и привык без неё – тупик.

Казалось бы, они живут в одном городе, час на метро – и всё. Вместе. Но, как правило, в подобных ситуациях люди загоняют себя в какие-то рамки, следуют правилам приличия, берегут гордость. Зачастую ошибочно думают, что им ещё раз выпадет шанс встретить своего человека, а шанс этот вообще не всем выпадает.

Сколько же людей осталось одинокими, руководствуясь условностями, создавая себе собственные тупики в голове, додумывая за других и не решаясь услышать своё собственное сердце, не сделав, может, и безумный, но шаг навстречу другому!

* * *

Еляна вышла из дома. Небо потемнело, собирался дождь, нужно было срочно пойти накрыть клубнику. Ягода в этом году крупная, сочная и тяжёлая, жалко будет, если намокнет. Часть она с утра собрала, потом звонок по работе её отвлёк, и пришлось сидеть, выполнять срочный заказ. Во второй половине дня должен плотник зайти, наконец-то дверь входную поправить, ещё весной повело косяк, и плотно закрыть было невозможно, а жить одной с открытой дверью было как-то не по себе.

Уже полгода, как она окончательно переехала в деревню, в бабушкин дом. Сначала была наездами. Когда Виктор её бросил – да, именно бросил, нужно иметь мужество называть вещи своими именами, – некоторое время она не могла в это поверить. Им было настолько хорошо вместе, как могло всё так закончиться? Первые дни после того самого послания в WhatsApp она почти не могла дышать, ведь он её не просто оставил – он расстался с ней, всего лишь написав сообщение, не поговорив, ничего не объяснив. Она не понимала, что случилось, что она сделала не так. Перебирала в уме каждый день, проведённый вместе, искала ошибки в своём поведении. Может, словом обидела, может, на работе задержалась, а он подумал невесть что, может, перефантазировала, планируя совместное будущее, дом, детей, внуков? Детей испугался?

Она пыталась ему звонить и писать. Не отвечал. На работе у неё всё стало валиться из рук. Работа-то творческая, для неё вдохновение требуется. Больнее всего было оттого, что она ему доверилась. В очередной раз в своей жизни так сильно доверилась мужчине – и опять с таким финалом.

* * *

Несколько лет назад у неё был бурный роман с мужчиной старше её на пятнадцать лет. Она тогда влюбилась без памяти. Первая любовь – она не видела берегов и границ. Ей казалось, что он – лучший мужчина на свете. Родителям рассказала – те, хотя всегда во всём её поддерживали, были против и слышать о нём ничего не хотели. Отец сразу, как только познакомился с ним, сказал, что это проходимец и чтобы она думать о нём забыла. Мужчина был очень обеспеченный, возил её всюду – рестораны, отели, курорты, одевал и баловал. По молодости просто голова кругом шла. А потом, как в дешёвой мелодраме, выяснилось, что отец был прав – женатым её избранник оказался, просто, пока жены в стране не было, с Еляной встречался, врал, что одинокий. Потом выяснилось, что его устраивала такая ситуация, планировал так и дальше жить – на два фронта. В общем, вляпалась она тогда, долго в себя прийти не могла.

* * *

Когда с Витей познакомилась, пару месяцев была настороже, не пускала к себе в душу. Но Витя – он совсем другой. Честный, порядочный, добрый… А как он про свою семью рассказывал, про отца и мать! Когда она познакомилась с его мамой, сразу стало понятно, что семья хорошая.

Еляна после расставания работать не могла, всё время слёзы текли. Родители не на шутку перепугались, что с ней как в прошлый раз будет, когда едва до суицида не дошло. Мать настояла, так что Еляна взяла отпуск и уехала к бабуле в деревню.

Стоял солнечный август. Благоухали цветы в саду, в лесу начались грибы, в теплице наливались круглые ароматные помидоры, пахло сеном и разогретыми на солнце соснами. Днём в деревне полно работы. Она вставала рано утром вместе с бабулей: той хоть уже и за девяносто, но она такая же шустрая, как и в Елянином детстве, – не поспеть за ней. С утра – тесто, пирожки, молоко от соседки, потом быстро в лес за грибами и ягодами. Пока грибы переработаешь, уже обед, потом огород поливать и полоть, ужин готовить, дом прибирать. В общем, к вечеру падали без ног. Тут-то и наступало время тоски. Еляна ложилась в постель и уносилась в вихре воспоминаний. Она, кстати, ещё потому в Москве оставаться не могла, что все улицы и маршруты напоминали, как они гуляли с Витей, о чём тут говорили, куда шли.

Садилась за компьютер, специально с собой ноутбук привезла, начинала рисовать. Нравилось ей рисовать диковинных птиц. У неё даже совместный проект был с писателем-сказочником, который к Еляниным птицам писал сказки. Именно так: не она сказки иллюстрировала, а писатель, видя птицу, писал про неё сказку. Очень красивое издание получилось. А теперь даже птицы не удавались, получались грустными и тусклыми – Елянина боль сквозила в их глазах.

Она понимала: чтобы в этот раз тоже выжить, нужно понять, простить и забыть. Ну не могла она поверить, что он вот так просто её бросил! Не похож он на такого человека. Она точно знала, что он любил её. Значит, что-то случилось такое, чего он не мог ей сказать, а потом принял решение за них обоих. Теперь, может быть, и жалеет, а отступиться не может. И она опять пыталась звонить…

Через месяц, когда отпуск Еляны подходил к концу, бабуля умерла. Просто заснула вечером, попрощавшись, поцеловав её перед сном, сказала про счастье, Еляна тогда не поняла, к чему это.

– Внученька, человеку несчастье нужно так же, как и счастье, через него душа учится любить.

Утром она просто не проснулась.

После похорон Еляна совсем застыла, словно заморозилась. Несколько дней лежала ничком на кровати и тихо скулила. Внутри неё соединились две огромные боли, образовав чёрную пустоту. О чём бы ни начинала думать, все мысли возвращались то к Вите, то к бабулечке – обоих не увидишь никогда. Как с этим жить?

Ходила по дому, на автомате прибиралась, работала в саду, потом потихоньку затеяла красить бабушкину печь. Наступила осень, но Еляна не захотела возвращаться в Москву. Несколько раз приезжали родители, пытались её увезти, а она не могла бросить бабушкин дом. Ей было тут хорошо.

* * *

В послевоенное время бабушкина деревня процветала. Многие отстроились заново, приехала молодёжь, лесокомбинат работал, снабжая необходимым для восстановления страны пиломатериалом окрестные сёла и города, узкоколейка шумела почти круглосуточно. Так было до девяностых годов, когда деревообрабатывающее предприятие прекратило работу в связи с убыточностью. Пару раз его пытались выкупить и реанимировать частники, но толку не вышло. От лесозаготовки остались только старые доски. Узкоколейка ещё функционировала и использовалась теперь для пассажирских перевозок. Вплоть до 2008 года местные жители пользовались ею для поездок в райцентр и ближайший городок. А потом и её разобрали, якобы для ремонта. Обещали построить хорошую дорогу к деревне и пустить автобус, но так ничего и не сделали.

* * *

Сейчас доехать в Головачёво можно только на внедорожнике, и то в сухую погоду. Поэтому родители так и переживали, как Еляна там останется одна зимовать. Отец настаивал, чтобы она вернулась, а дочь всё откладывала и откладывала; потом наступила зима, и она вовсе отказалась уезжать.

– За домом нужно смотреть. Печь у бабули хорошая осталась, дом тёплый, если бабушка в девяносто лет могла тут зимовать, что же я, взрослая и здоровая, не смогу?

И осталась. Работала удалённо, благо профессия позволяла.

А потом была зима. Долгие зимние вечера, ворох нарисованных птиц и написанных стихов. Она изливалась в творчестве, лечилась им и постепенно выздоравливала. Так ей казалось.

На качелях любви ты меня прокатил,То взмывая со мной,То бросая одну…Ты, наверное, простоНемного забыл —Мне кататься нельзя,Я болею…Я недавно упала с качели…И разбилась в осколки,И долго потом по кусочкам себя собирала.Шлифовала, лелеяла и оттирала.А потом всю себя я тебе отдала —И надежда во мне засияла.На качелях любви ты меня увези,Только ввысь, где паденью нет места.Будем вместе лететь,Сочиняя в путиНашу самую лучшую песню!* * *

«Мерседес» хоть и старенький, а на трассе чувствует себя уверенно. Скорость хорошо держит, сто сорок совсем не чувствуется – наверное, потому, что гружёный. Зима в этом году выдалась холодная как никогда. В машине тепло, ехать долго, остановки на кофе-чай редкие. Когда едешь один в машине на приличное расстояние, нужно хорошо рассчитывать свои силы, можно ненароком уснуть за рулём. У Виктора не было опыта поездок на большие дистанции. Дальше трёхсот километров от Москвы как-то не приходилось отъезжать одному за рулём. Это был первый такой опыт.

На Рождественскую ярмарку в Таллин его позвали неожиданно. Ещё осенью он посылал свои работы на очередной конкурс декоративно-прикладного искусства, которые стали проводиться повсеместно. Участие в конкурсах было необходимо для продвижения его имени как мастера и преподавателя. После очередной победы с ним связались из оргкомитета ярмарки и предложили участвовать на льготных условиях.

Согласовав своё отсутствие на работе и поручив присмотр за матерью соседке по лестничной площадке, Людмиле Михайловне, работавшей медсестрой в районной поликлинике, решил поехать.

Почти месяц готовился, продумывал, что повезёт, ещё осенью разработал новые модели игрушек – «птиц счастья». Маленьких таких пичужек с красным клювиком и разноцветными перьями. Они были все разные, ни одна не повторялась. Вырезал их сам, а раскрашивали ребята, его ученики. Специальные краски подобрал для дерева, чтобы они не впитывались, не выцветали и оставались яркими, потом сверху матовым лаком покрывали в несколько слоёв. Птички получались – любо-дорого посмотреть.

Ближе к Новому году ещё Деда Мороза вырезал в стиле советской новогодней игрушки. Дед Мороз пользовался огромным спросом у него на сайте и в виртуальном магазинчике на «Ярмарке мастеров». Словом, было что в Таллин отвезти.

* * *

Ранней весной в Головачёво приезжали искусствоведы из краеведческого музея Рязани, ходили по домам, искали старую утварь, картины и прочие ценности, сохранившиеся на чердаках и в подвалах домов – безмолвных хранителей истории и свидетелей жизни не одного поколения деревенских. К Еляне тоже заглянули. На улице было сыро, моросил дождь, её дом – крайний к лесу, а гости уже устали.

Она пригласила их на чай с вареньем. В доме было тепло и уютно, топилась русская печь, Еляна затеяла хлеб выпекать, закваску тоже сама делала. Караваи получались с хрустящей корочкой, ароматные, румяные. Пекла обычно сразу двенадцать штук, благо печь позволяла, семья-то раньше тут большая жила. Она испечёт – и с соседями поделится, и себе оставит, на пару недель хватало.

Домашний хлеб на закваске лёжкий, долго не черствеет и со временем только вкуснее становится.

Приезжие как по музею по её дому ходили: она всё показала, рассказала историю – ту, что бабуля ей передавала. Как родители Марфы Семёновны приехали в Головачёво, про лесокомбинат, узкоколейку, пожаловалась, что власти её разобрали, а дорогу нормальную к ним так и не сделали… Вон автолавка раз в неделю еле доезжает, а зимой – так, бывает, и месяц не приезжает, как отшельники живут. Благо Интернет есть, повезло хотя бы с этим, вышку недалеко поставили. Упомянула и про потомков рыцарей, которые в детстве владели её фантазиями, хотя история эта настолько быльём поросла, что уже совсем не походила на правду.

Сотрудники музея больше всего впечатлились не старой утварью, которой было полно в доме, – бабушкина прялка, протёртое почти до дыр корыто, в котором бабуля капусту шинковала, три самовара, оставшиеся от разных поколений, безупречно начищенные Еляной и сиявшие с высокой деревянной полки в кухне пузатыми боками, гордо выпячивая их вперёд, – мол, вот, какие мы красавцы. Нет, гостей впечатлило не это. Больше всего они заинтересовались её птицами, которые были развешаны по всему дому на прищепках. Она начинала рисовать их на компьютере, делала эскиз, подбирала цвета, а потом перешла на бумагу.

Акварельные птахи были все разные, с огромными крыльями, с переливающимися, словно настоящие, перьями и выразительными глазами. Каждая была со своим характером, который явственно читался, – у них были женские головы, невероятные шляпы и расписные сапожки. Засидевшиеся гости долго рассматривали птиц, уговаривали Еляну передать несколько рисунков в музей, на выставку народных талантов области. Она сопротивлялась: «Никакой я не талант!» Но потом сдалась, заулыбалась и отобрала несколько самых фантастических.

* * *

Мне кажется, что все дальнобойщики – очень уравновешенные люди; в отличие от многих из нас, особенно от жителей больших городов, они имеют возможность размышлять. У них время раздваивается. С одной стороны, ты должен быть сосредоточен и следить за дорожной обстановкой, с другой – с опытом это происходит на автомате… Километры сменяются километрами, за окном пролетают облака, дома, ели и птицы, в то время как твоя голова занята размышлениями, ведь ты имеешь возможность обдумывать многое и подолгу. Представляете, какие мыслители рождаются за рулём?

Дорога – хороший психотерапевт, особенно когда на длинные расстояния едешь.

Через 100–150 километров обычно входишь в ритм, дорога увлекает, ты сливаешься с ней, трасса ещё и успокаивает. Витя ехал и мысленно разговаривал сам с собой. Один Витя задавал вопрос, другой – отвечал. Какой-то из них был прав, какой-то – нет. Один из них назывался совестью, кем был другой – судить сложно.

«Если бы ты не написал ей то сообщение, вы бы сейчас вместе ехали в Таллин, душа бы у тебя так не болела, семья бы уже была», – говорила совесть.

«Ничего ты не понимаешь. Так всем лучше», – второй голос отстаивал Витин выбор.

«Чем же это лучше? Врёшь ты сам себе, Витенька. Сначала ты не подумал, а потом струсил, сам себе признаться не можешь. Ждёт он её, видите ли! Действовать нужно, если забыть не можешь».

«Да у неё уже точно кто-то есть, может, она уже замуж собирается».

«Может. А ты возьми и спроси – позвони, поезжай к ней, в конце концов».

«Ничего ты не понимаешь! Не нужен я ей, раз до сих пор сама не приехала…»

* * *

Каждый год на Ратушной площади в центре старого Таллина проводится грандиозная Рождественская ярмарка. Она считается одной из самых красивых в Европе. А как хороши улочки старого города! Каждый дом, двор, дерево – всё украшено светящимися гирляндами. Нарядные витрины сияют, словно соревнуются между собой, приглашая заглянуть в волшебный мир магазинчика, купить подарки и унести домой кусочек Рождества.

Везде продаются ароматные пряничные домики – все разные, каждый украшен по-своему: так и кажется, что сейчас в окошках загорится свет, дверь распахнётся, и маленькие человечки высыпят в заснеженный двор и закружатся в праздничном хороводе.

Рождество в Таллине начинают отмечать в середине ноября, и до конца января город остаётся нарядным, пахнущим корицей и имбирным печеньем. По улицам разъезжает важный Санта, машет прохожим рукой и фотографируется с малышнёй на коленях, к их пищащему удовольствию.

Витя расположился со своими игрушками в одном из ярмарочных домиков. Внутри всё было организовано для удобства мастеров – полки, ящики, обогреватели. На ночь закрывались ставни и выставлялась охрана – организация мероприятия была на высшем уровне.

В одном домике размещались два мастера. Соседом Вити был таллинский художник по дереву Кристьян. Организаторы очень грамотно подошли к подбору пар мастеров.

Виктор с Кристьяном отлично поладили. Они были почти ровесниками, оба увлечены резьбой с самого детства, много учились, знали разные техники, прекрасно дополняли друг друга и находили общие темы для разговора в те моменты, когда наплыв покупателей уменьшался. По очереди бегали в соседние ряды, где торговали рождественскими угощениями. Приносили друг другу горячий глёг – традиционный пряный напиток на основе вина – с имбирными пряниками, а вечером, после закрытия, Кристьян провожал Витю до отеля, по пути заводя его то в один, то в другой ресторанчик.

Когда работаешь рядом с человеком часами бок об бок, да и ещё и совпадаешь с ним характерами – а они оба были открытыми, разговорчивыми и трудолюбивыми, – узнаёшь о нём много, а рассказываешь о себе ещё больше. За почти полтора месяца совместной работы мужчины подружились: Виктор звал Кристьяна к себе в гости, рассказывал, какие у них в городе и окрестностях проходят выставки и ярмарки, поделился опытом торговли в Интернете.

– Спасибо тебе за приглашение, Витя, я давно хочу приехать, Москву посмотреть. Был там один раз в детстве с родителями, на летних каникулах. Конечно, уже ничего не помню, только Кремль в памяти остался – и то, наверное, потому, что на фото и видео его часто вижу.

– Отлично! Договорились! Буду тебя ждать. Приезжай в июне – моё любимое время в Москве, у нас почти белые ночи.

После таллинской Рождественской ярмарки потекли обычные школьные будни. Зима закончилась, а за ней почти пролетела и весна. В том году май выдался неожиданно тёплым. Учебный год подходил к концу. Витя всерьёз подумывал уйти из школы в свободное плавание.

Игрушки его работы хорошо продавались, ярмарки отнимали много сил и времени, но приносили неплохой доход. Нужно было принимать решение и двигаться дальше, но ему жалко было бросать ребят, к которым он прикипел душой. Раздумывал, как же лучше поступить.

Как раз в конце мая позвонил Кристьян. Договорились, что он приедет в середине июня и приятели проведут вместе пару недель, посмотрят Москву, поездят по окрестным достопримечательностям, а может, и в Самару махнут. Виктор там никогда не был, один ехать не решался, всё-таки долго за рулём в одиночестве сложно, а тут – компания.

* * *

Живя в деревне, Еляна полюбила огородничать. Тем летом клубника у неё особенно удалась – ещё только близилась середина июня, а уже был такой отличный урожай! Наморозила, варенья наварила, пироги с ягодами каждый день пекла и соседских детишек угощала. Они вообще от неё не вылезали. Задумала с ними занятия по рисованию проводить, краски и кисточки на всех купила. Места в Головачёве живописные, путь отдохнут приезжие детки от своих гаджетов. И им хорошо, и ей: так не хватает общения с детьми, своих нет, а уже очень хочется – природа даёт о себе знать, годы-то идут.

Во время летних каникул из далёкой Москвы и близкой Рязани в Головачёво всегда съезжаются горожане: одни снимают дома, пустующие зимой, другие приезжают в свои, но только летом, вывозя детвору на чистый воздух.

В июне всё в деревне преображается. Сосны купаются в лучах полуденного солнца, подставляя рыжие бока стволов тёплому ветру, мечтая о недоступных им корабельных странствиях. Расцветают поля и луга, напоённые талой водой ушедшей снежной зимы, бегут ручьи, весело играя камушками и с шумом вливаясь в местную речку Горяву, где ребятишки, весело взвизгивая, плещутся с утра до вечера…

Картины, которые она в начале весны передала в рязанский краеведческий музей, очень понравились посетителям. О художнице заговорили и настоятельно звали её приехать, чтобы обсудить сотрудничество с городом по оформлению местного театра. Звонили уже несколько раз, настаивали, говорили, что очень ждут. Ну, она и решилась. Договорились, что приедет на День России, 12 июня. Как раз праздник будет в городе. Концерт в центре, около кремля, а потом культурная программа, экскурсия по реке Трубеж на водном трамвайчике.

* * *

За неделю Витя показал гостю почти все достопримечательности Москвы, которые знал и любил сам. Не туристическую столицу, а город глазами местного жителя. Когда ездили на машине по ночной Москве, пару раз брали с собой маму: она прекрасно ориентировалась и провела им обоим маленькую экскурсию. Вечерами ходили по барам, один раз даже на концерт попали – в клубе «16 Тонн» выступал Сергей Мазаев. Нельзя сказать, что кто-то из них был его поклонником, но посмотрели с интересом.

Двое молодых одиноких мужчин в клубах вызывали интерес у женщин. На дворе начало лета – время открытых платьев, загорелых тел и бурлящей крови.

– Вить, ты извини, я тебя не спрашивал, неудобно как-то было… А что за девушка у тебя на фото в комнате? Жена или сестра? Случилось что-то? Я к тому, что, может, познакомимся с кем-нибудь? Вон, смотри, девчонки какие симпатичные за соседним столом.

– Это моя девушка, только история у нас вышла тяжёлая для меня. Не могу понять до сих пор, как быть. Знакомиться пробовал несколько раз, но не могу. Не готов ещё, видно, всё время её вспоминаю.

– Так она в Москве?

– В том-то и дело, что не знаю, а позвонить не могу. Давай не будем об этом.

Нагулявшись по Москве, решили ехать в Самару. Проложили маршрут. Решили, что будут ехать не торопясь, с остановками, по принципу «куда глаза глядят». Собирая вещи, Витя взял с собой несколько резных игрушек – вдруг попадутся магазины, где ремесленные товары берут на реализацию, сможет предложить, совмещая приятное с полезным. Собирая сумку, достал и Перевёртыша. Привычно сомкнул концы палочек, ожидая, что деревянный человечек доберётся быстро до верха и улыбнётся ему наконец-то. Жизнь-то его перевернулась и стала совсем другой. Раз, два, три оборота, опа… Не хватило чуть-чуть, человечек обиженно рухнул вниз и печально смотрел на Витю исподлобья.

– Ага, и ты туда же, – вздохнул Витя и убрал игрушку обратно в дипломат.

Выехали засветло, летом на выезде из Москвы всегда пробки. Дачники спешат покинуть родной город, и начиная с четверга выехать беспрепятственно невозможно. Тем более что предстояли длинные выходные. Двенадцатое июня, День России, выпал на воскресенье, поэтому у многих было три выходных, о чём Виктор с Кристьяном заранее не подумали.

Первые пятьдесят километров не ехали, а буквально тащились. Зато хорошо разглядели достопримечательность Новорязанского шоссе – дом-слон. Это невероятное сооружение стоит прямо возле дороги примерно на четырнадцатом километре от Москвы, в городе Островцы. Если трафик хороший, то мимо него пролетают, не заметив, а когда плетёшься в пробке, а тебе навстречу вдруг вырастает огромный, высотой с пятиэтажный дом, слон в расписной цирковой попоне – настолько величественный и красивый, насколько и неуместный в окружающем пейзаже, – впечатление создаётся сильное.

Витя сидел за рулём, ожидая, когда же сможет тронуться дальше, смотрел на слона и думал, что есть в нём самом что-то от этого слона – то же одиночество и неуместность, какая-то бессмысленность существования… Трус он всё-таки редкостный!