Люби меня, Стамбул!

– Уфф.... О Аллах, йа Раббим....

– Что?

– Я бы на месте твоей Мухайё так не радовалась бы…

– Почему?

– Потому, что ну кто он этот её бойфренд? Босяк без рода и деятельности? Свои то турчанки на него не посмотрят, а трахаться хочется… вот они и липнут на наших наивных приезжих баб, которые запах мужика то забыли со своими проблемами и хлопотами… а тут… молодые серноглазые османы… с крепкой плотью и бурлящей кровью… и твоя Мухайё рот то и открыла, у неё, поди ж, лебединая песня…

Диля смотрела на меня с широко раскрытыми глазами. Половина текста определённо прошла мимо её ушей и восприятия.

– Не знаааююю, – протянула она.

Мне стало стыдно. За свою злость, за сарказм свой. Кому на хрен нужна твоя правда, даже если она правда? Или ты тупо завидуешь этой Мухайё, потому, что у неё есть, жизнь у неё есть, а ты....

– Ладно, закроем эту тему… Бана не?! (мне то что?)

Диля начала хихикать.

– Наргиза опа, вам надо найти кого-нибудь здесь! Вы такая приятная и умная женщина....

– Ну да, ну да.... найти молодого секс-гиганта с мозгом бабуина и без гроша в кармане....

Мне пришло на ум некое озарение, что это мифотворчество о невероятной любвеобильности турецких мужчин, толкает десятки девушек с просторов СНГ искать личного счастья здесь, в этой благословенной стране, азиатской по сути, но европейской по крови....

Вырвав себя из этой дымки всяких похотливых разговоров и мыслей, я поспешила направить Дилю в нужное мне русло.

– Слушай… мне тут такая идея пришла.... , давай как-нибудь съездим, посидим покурим наргиле. Я угощаю!

Услышав это, Диля очень оживилась.

– Ой, давайте! А когда? А давайте в мой выходной! Как здорово, я уже хочу этого! – верещала девочка. Видно, её турецкий узурпатор продыху ей не давал.

– А Мустик твой позволит?

– С вами позволит… – махнула она рукой. – Он вас уважает!

– Ха… с чего бы это?

Диля почесала репку. – Ну вы умная, серьёзная… Он здесь моим знакомым не доверяет, никуда не пускает без него… а с вами пустит!

«Ах ты Мустик, феодал…» – подумалось мне.

– Ну хорошо, договорились…

– Наргизопуууу.... – протянула по-детски капризно Диля. – А можно я вашу плойку возьму уложиться?

– Да, конечно, без проблем…

– Ой спасибо Абламмм…(сестра моя) – она прижалась ко мне. – Как хорошо, что вы приехали!

Через час я уже поднималась по склону улицы, ведущей на площадь Султанахмет.

Мне предстояло посетить ещё одну главную достопримечательность Стамбула – дворец османских султанов Топкапы.

Я не буду много заморачиваться на классически памятных местах Стамбула, ибо о них написаны миллионы статей, постов, блогов от путешественников и туристов всех мастей со всего мира. А на канале youtube можно найти тысячи видеоклипов на эту тему. Так что, как бы ты ни старался, уж более оригинальным тебе не быть…

Но пару строчек, все-таки, напишу…

Ах этот Топкапы! Его дворцы, гарем и сады… окунаешься в незабываемую атмосферу сериала «Великолепный век». Не повезло с погодой, поэтому и настроение было несколько унылым. Когда я посещала этот комплекс в первый раз, стояло лето. Королевский парк цвёл во всем своём пышном великолепии. На зелёных газонах с аляпистым ковром из цветов, спали, резвились и просто сидели десятки кошек. Сейчас парк утерял свой лоск, кошки куда-то подевались, а половина строений в Топкапы, включая знаменитую террасу с видом на Босфор (помните, Хюррем Султан в знаменитом фильме, часто смотрела из этой террасы на бирюзовую гладь залива) были закрыты и облачены в строительные леса.

Зато, на этот раз у меня появилась возможность, не торопясь обозреть всю коллекцию. Восхитил Гарем – было такое впечатление, что я оказалась на съёмочной площадке «Великолепного Века» и сейчас, через минуту, в резных тяжёлых дверях появится, блистая своим декольте и огромной короной на голове, рыжеволосая Мерьем Узерли, ставшая самой узнаваемой Хюррем в мире.

Проходя по выставочным залам Топкапы, и разглядывая султанские сокровища, или просто, предметы быта, я выразилась бы, ёмко и просто, как это делают американцы:

«Даа.... любили Османы свои задницы, ни прибавить, ни убавить… Роскошь и великолепие, свербящие глаза».

Интересно то, что, оказывается, до того, как завезли в Османскую империю столовые атрибуты и посуду из Европы, у них были свои приборы – ложки и вилки, сделанные из перламутровых раковин улиток или устриц. Так что, неизвестно, кто и что там раньше изобрёл… Помнится, Генрих VIIIвообще не пользовался никакими столовыми приборами…

Я думала, что мои глаза ослепли от богатства убранства и быта в Топкапы, но я ошибалась.

Когда я, в следующий раз, пошла повидать ещё один шедевр османских царей, под названием дворец Долмабахче, я поняла, что последователи средневековых султанов, превзошли своих предков в стремлении достичь последнего уровня роскошного совершенства. Эрмитажу, Лувру, Бельведеру, Цвингеру и прочим барочным строениям Европы рядом делать нечего с этим раздавливающим тебя в лепёшку, сверканием псевдо европейского китча. Обилие золота зашкаливает, как и обилие хрусталя, – хрустальные балясины парадного входа, хрустальная люстра в центральном зале приёмов, весом в четыре тонны. Она серого цвета, ибо за один раз помыть этот гигант невозможно.

Садово-парковый комплекс Долмабахче выше всяких похвал. Сады, прудочки, павлины, чинно шествующие мимо зевак и одаривающие их своим надменным взглядом… Да, это тоже подражание европейским паркам, но… очень приятное глазу. (Кстати, вычитала из книги Орхана Памука, что поздние османы очень поддерживали вестернизацию, думаю, есть над чем задуматься туркам… )

По выходу из этого вычурного великолепия, я решила попить кофе в близлежащем кафе, уютно расположившемся на берегу Босфора. Расположилась на одном из столиков, места ближе к морю, заняли туристы из стран Ближнего Востока и Аравийского полуострова. Отведав действительно хорошего капучино и средненького чизкейка, и расплатившись с нерасторопными равнодушными официантами, поспешила покинуть это место.

Вечером на Истикляль. Шиш и скромные арабские девушки

По возращению в отель, на узенькой скрипящей лестнице я встретила Мустафу.

– Хай, Нергис! – Мустик расплылся в приторно-сладкой улыбке.

На миксе турецкого и английского, Мустафа поинтересовался, куда я захотела выгулять его жену?

Тут у меня напрочь пропало чувство осторожности с турецкими/мусульманскими мужьями. Будучи честным говорителем правды, я выдала:

– Эмм… Мустафа бей, я хотела пойти сегодня вечером прогуляться и посидеть в кафе, покурить это… как его… кальян… наргиле… знаете, я люблю иногда расслабиться....

Мустафа почесал свою лысеющую тыкву.

– Шиш что ли? Да, у нас много мест, где можно попробовать хороший шиш. Только, Нергисчим, своей жене я не разрешаю курить, хорошо? Она может сопроводить тебя, но курить не будет....

Я поняла, что запорола.

– Эээ… нет, Мустафа бей, конечно! Я буду только… я буду курить. Мне то можно же?

– Тебе можно, джаным(дорогая), тебе все можно. Ты же гость! А ей –нельзя! – сказал он, подняв указательный палец вверх.

Немного подавленная, я ушла в свою комнату. Через некоторое время, пришла раздосадованная Диля. Как и я ожидала, впрочем.

– Эх… Наргизапа.... зачем вы сказали ему, что мы хотим покурить шиш? –Лицо её было красным, видно, повздорила со своим турецким Отелло. – Он мне чистку устроил… Еле разрешил пойти… – Диля надулась, как ребёнок.

Мне было стыдно за свою глупость.

– Слушай, Диля, я такая дура… Он так внезапно спросил меня об этом… и потом, я думала, что здесь ничего такого… все же курят… тем более, что ты при нем куришь сигареты и он тебе разрешает…

Диля достала сигарету, к теме, и закурила.

– Эх… ему же надо себя моим хозяином показать… Ну ладно… Пошёл он на х**, урррод… все равно буду курить вместе с вами! Я давно хотела тоже шиш покурить…

– А ты меня не подставишь? Я ведь ему обещала…

Диля продолжала остервенело дымить.

– А как он узнает? Если только вы не расскажете… Шиш ведь не пахнет… Скажу ему, что не курила…

– А он поверит?

– Поверит, идиот… куда денется…

Я не знала, как загладить вину.

– Прости меня, Дилюш, я не подумала…

Она посмотрела на меня ласково и сказала:

– Да ничего… Озизга олманг (не берите на себя)… Вы же не знали, что он такой уррод… Наргизапууу… я возьму вашу плойку уложиться, хоп миии?

– Конечно бери…

– Ну все. Я сейчас искупаюсь, уложусь, потом поедем!

Диля радостно схватила плойку и умчалась готовиться к вечеру.

Я тоже почистила пёрышки, одела свою майку с волком, выпустить «тюркский флаг», а также, чёрный пиджак и черные скини, купленные в моем любимом H&M.

Позже, я услышала некий шум в коридоре и дилин голос, объясняющий что-то на турецком.

Открыв дверь, я увидела Мустика, Дильку и неизвестную девушку в хиджабе.

Мустик что-то объяснял очень худой, анорексичной девушке со смуглым цветом лица.

Диля подошла ко мне и прошептала:

– Охрану нам приставил… Она с нами едет…

– А кто это?

Тут Мустик обратился ко мне:

– Нергис, это Хедие. Она приехала из Иордании сегодня. Возьмите её с собой на прогулку!

– Хедие, – важно обратился Мустафа к девушке. – Это Нергис – моя подруга, это Диля – моя жена. Они хотят прогуляться сегодня, поедешь с ними?

– Да, конечно… – ответила девушка, смутившись.

Я поняла, что посплетничать нам с Дилей не удастся. Диля не знала английского и мне придётся брать на себя роль переводчика.

Хедие была очень худая и имела коричневую кожу. Благодаря худобе, она выглядела гораздо моложе своих тридцати лет. Хедие была очень скромной и умной девушкой. Её голову плотно облегал светлый хиджаб, не оставляя ни одной волосинки снаружи. Хедие говорила по-английски бегло, но с жутким акцентом, что мне, человеку, в общем-то не имеющему проблем с коммуникацией на английском, приходилось напрягать свои уши, чтобы понять её.

Позже, мы с Дилей поняли, что Мустик просто уговорил бедную девушку, только что спустившуюся с трапа самолёта, сопровождать нас в прогулке. Хедие валилась с ног от усталости, но стойко держала обещание.

– Ну что поделать, значит не доверяет твой муж двум узбекским шалавам…, – сказала я Диле, когда мы сели в машину. Она вспрыснула от смеха.

– Да пошёл он… – было её коронным.

– Вы откуда? Из Кореи? – спросила Хедие.

– Неееее..... – мы дружно взвыли. Ну конечно, глаза у нас узкие, кожа белая и волосы прямые. Мы с Дилей –неправильные узбечки.

– Узбекистан! Узбекистан! Узбекистан знаете? – заорали мы.

Хедие широко заулыбалась.

– Да! Узбекистан! Конечно знаю! Там город есть ещё красивый… Самарканд…

– Да, Да! Самарканд! – закивала Диля. – Я оттуда, из Самарканда!

Хедие стала рассказывать, что, то ли брат, то ли сват её был в Самарканде и остался от него в полном восторге.

Не поняв и половины текста, я одобрительно кивала головой.

– А вы… на каком языке разговариваете? На узбекском? – спросила девушка.

– Нет, на русском…

– На русском? Почему? – в её глазах читалось недоумение. – Вы разве русские?!

Честно говоря, мне не хотелось объяснять ей все эти историческо-колониальные тонкости.

– Нет, мы – узбечки! – крикнула Диля. Это Наргизка не знает узбекского.

Ну спасибо, Диличка… и как мне теперь выпутываться?

– Она сказала, что я не знаю узбекского… – перевела я. Глаза Хедие стали круглыми.

– Ну.... я в России родилась, в Москве… поэтому плохо знаю узбекский и приходится говорить по-русски с ней. – попробовала я соврать.

– А.., понятно, – кивнула Хедие, хотя, по её виду было понятно, что ей ничего не понятно.

Дальше наступила пауза. Дилька вела машину, а ей периодически названивал ревнивец Мустик. Диля давала ему полный отчёт где мы находимся и куда едем.

– На Таксим… да, хотим на Таксим… знаю, что по этой дороге быстрее. Пока Хаятым (моя жизнь)… – Диля положила трубку.

– «Хаятым»…б**.. – я хмыкнула.

– Ну да, надо же роль играть, чтобы он ничего не заподозрил…

– Ясно… ясно все с вами…

Диля была явно впала в кураж от поездки.

– Чего тебе ясно, чего тебе ясно! Опагинам!!! (сестрица) – она наклонилась, чтобы обнять меня.

– Ээээ… на дорогу смотри!

Хедие на заднем сидении закумарила. Радостная Диля поставила на полную мощь музыку. Из динамиков полилась американская попса. Диля начала подпрыгивать и пританцовывать.

– Ах, мне так нравится эта песня! Вот Наргизапа, приеду домой, пойду на дискотеку! Я так люблю танцевать! Я же ещё молодая!

Я смотрела в окно. Сумеречный Стамбул утопал в огнях. Мы проезжали мимо каких-то проспектов, названия которых я не знаю. Мост Героев искрился, переливаясь светящимися гирляндами. Небо было невероятно звёздным, словно кто-то уронил свой тайник с бриллиантами, а они улетели на небо и не захотели больше возвращаться к хозяину. Залитые светом прожекторов, мечети, напоминали строгих воинов Света, что безмолвно наблюдали, как окружающий мир утопает во грехе. На улицах шли куда-то, торопились, или гуляли тысячи и тысячи людей. Как этот город вмещал в себя столько народа, и не утерял свою уникальность, оставалось ещё долго загадкой для меня.

Я впёрлась в окно, стараясь запомнить картинки, мелькающие перед моим взором, и в душе моей просыпался восторг. Опять тот же восторг, что накрыл меня с головой в первый день моего приезда. Как же он прекрасен, мой Стамбул!

Оставив машину в подземном гараже, мы отправились на Таксим. Невероятная толпища людей образовала нескончаемый бурлящий поток, уносящий тебя вдоль улицы Истиклал. Туристы, гости, зеваки и местные, словно рой насекомых заполонили эту знаменитую улицу, половина которой и без того, была в строительстве. Нам троим нужно было держаться вместе, иначе, людской поток может унести, словно брёвнышко, заблудшее в дикой горной реке.

Уставшая Хедие еле поспевала за Дилей, на которую, вдруг напал волнительный кураж. Она была так рада, хоть на несколько часов избавиться от опостылевшего мужа. Тем, не менее, Мустафа названивал каждые пять минут, волнуясь о своей ненаглядной жёнушке.

Мустик проинформировал жену, что где-то в конце улицы Истиклал есть кафе с дешёвым шишом. Диля, запутавшись в направлениях, повела нас в другую сторону. Наконец, пройдя несколько раз по одной и той же дороге, чуть ли не смываемые толпой, мы нашли это место.

– В Стамбуле очень много женщин в хиджабах, – явно не без удовольствия заметила Хедие.

– Да… стало…, – ответила я обречённо.

– А в Иордании женщин заставляют носить хиджаб?

Хедие не поняла моего вопроса.

– Женщины должны покрывать голову, если они мусульманки.

Я ушла от продолжения этой беседы, чтобы не испортить себе настроение.

В маленькой кафешке, было странно немного народа. Несколько мужчин увлечённо смотрели футбол и не обратили на нас никакого внимания.

Мы расположились за столиком у выхода. Снаружи было гораздо больше посетителей, чем внутри. Наверное, потому, что в Стамбуле было ещё очень тепло и приятно. Я стала оглядываться по сторонам. В кафешке сидело много женщин, большая часть из них была в хиджабах. Может быть, это были местные, а может и туристы из мусульманских стран. Но, что интересно, мужчины курили сигареты, а женщины –кальян. И никто не видел в этом никакого элемента разврата или неподобающего поведения.

Мне это понравилось, поскольку, в Узбекистане, у более консервативной части населения, кальян считается неким символом женской распущенности, на мой взгляд. Женщины, если и курят его, то курят в определённых местах, не на публике. Возвращение к своим религиозным корням, после долгих лет прессинга и запретов, имеет несколько болезненный характер, к сожалению.

Здесь же, раскуривание кальяна –это часть культуры мусульманского Востока, поэтому, турецкие мусульмане не видят в этом ничего зазорного.

Однако, мне вспомнилось, что Мустафа запретил жене курить шиш. Но Мустафа причисляет себя к светскому населению Турции, религия для него – лишь часть его культуры и традиций. Значит в нем говорила больше его мужская суть собственника, нежели стремление мусульманина уберечь свою жену от склок.

К нам подошёл молодой парнишка и поинтересовался нашими желаниями. Мы заказали шиш с запахом жасмина и базилика. Поняв, что Хедие арабка, он очень бегло заговорил с ней по-арабски. Хедие оживилась, и стала активно поддерживать беседу.

Диля сделала вывод, что он мигрант.

– Он говорит по-турецки с акцентом, – резюмировала она. – Он точно приехал оттуда.

– А я, что-то не заметила акцента… Ну да… я в турецком профан…

Я спросила Хедие, насколько хорошо парень разговаривает по-арабски. Девушка ответила, что очень хорошо.

Когда парень вернулся, чтобы узнать все ли у нас хорошо, Диля спросила его прямым текстом:

– Ты турок или араб?

Парень немного опешил.

– Я турок, – немного взволнованно ответил он.

– А откуда арабский тогда знаешь?

Парень, зачем-то, посчитал, что перед нами надо оправдываться.

– Я не из Стамбула, я из… (какая-то юго-восточная часть Турции), у нас много арабов живёт, оттуда знаю… , – ответил парень виновато.

– Врёт! – опять резюмировала Диля. – Не хочет говорить…

– Почему?

– Так легче…

– А ты откуда знаешь?

– Вай! Здрасьте! – Диля недоуменно посмотрела на меня.

– Знаю! Живу, потому что тут!

«Веский аргумент», – подумала я.

– Некоторые их не очень жалуют, – шёпотом сказала мне Диля.

«Да, а вот узбеков вот очень «жалуют»…», – подумалось мне.

Мы выкурили весь кальян, говорили обо всякой ерунде. Вспоминали Ташкент, разговаривали о Мустафе, так как это была дилина больная тема.

Хедие с осоловевшими глазами, улыбаясь смотрела на нас, не понимая ни слова. Турки тоже не обращали на нас внимания, они привыкли к русской речи и привыкли видеть женщин не русского вида, но говорящих по-русски, которые приходят покурить кальян в одну из забытых богом, кафешек Истиклаля.

Прогулки по городу. Стамбул Тет-а-Тет – воспоминания о прошлом и взгляд в настоящее

Следующую пару дней я была предоставлена себе. Я решила пойти в те места, где я обитала семь лет назад, когда приезжала сюда летнюю школу американской программы. Мы жили в общежитии университета Бильги в районе Каракёй. Мне вспомнились также, забавные моменты той поездки, например, список запретов, которым нас снабдили координаторы летней школы. Среди пунктов были такие «По-русски не разговаривать». Иначе, тебя примут за «Наташу» и будут соответственно относиться.

Да, я вспоминала набережную Каракёй с Галатинским мостом и бесконечными кафешками под ним. По Каракёй можно было идти-идти вдоль Босфора, смотря на его голубую гладь и на толстых чаек, что летали над самой водой, задорно крича. Так, любуясь и вдыхая запах Стамбула, слушая его голос, можно было дойти до самой пристани Кабаташ.

В этом районе, в одной из кафешек под мостом, можно было выпить холодного пива и съесть вкуснейший сандвич с жареной рыбой. Везде красовались вывески «Хлеб и рыба за 4 лиры». Тогда, мы часто гуляли по этому месту, глазея на рыболовов, что цепочкой выстраивались вдоль всего галатинского моста, а также, вдоль набережной Каракёй. Стаи кошек приходили к рыбакам полакомиться свежей рыбкой. Кто-то их угощал, а кто-то гонял, и даже, бил по кошачьим мордам, что совали свои носы в их улов, норовя его украсть. Тогда я не могла ругаться с ними, ибо не знала ни одного слова по-турецки.

Я упорно не желала, ни тогда, ни сейчас, видеть негативные стороны жизни Стамбула, так как влюбилась в этот город с первого взгляда.

Вообще, надо сказать, тогда, семь лет назад, я открыла для себя Турцию и её народ. Моё открытие меня удивило, так как первый опыт общения с турками я получила ещё на родине много лет назад. И надо быть откровенным, этот опыт был весьма неприглядным.

Дело в том, что в 90-х годах, когда наш бывший президент взял на вооружение турецкую модель развития – светский ислам и светская страна, в Узбекистан буквально повалили турецкие компании, работающие в различных сферах, от просто «купи-продай» и ресторанов, до крупных компаний наподобие Демир Холдинг. Даже, какое-то время, у нас транслировался турецкий государственный канал TRT1. Помню, я смотрела его, так как испытывала жуткий интерес к этой стране, её культуре, её языку и музыке. Именно тогда, благодаря трансляции этого канала, состоялось моё первое знакомство с Сезен Аксу, что станет главной моей турецкой любимицей на долгие долгие годы.

Для нашей бедной, ничего не видавшей постсовковой страны, турки стали чудом чудесным, вроде, как бы свои, а вроде, совсем европейцы.

Но, среди них не все были позитивно и дружественно настроены по отношению к нам. Скорее всего, они вели себя, как имперцы. Они считали нас вторым сортом, а себя белой костью, и всем видом это показывали.

Возможно, многие со мной поспорят, и видно, карма моя не столь чиста, но я вспоминаю, то, что вспоминаю.

Сразу поползли нелестные слухи о них среди нашего населения. Об аферах и обманах, и о том, что они брали на работу в свои фирмы только европейских девушек, а узбечкам доставались вакансии уборщиц. И главным мерилом квалификации считалась внешняя привлекательность, но никак не образование и профессиональные навыки.

К слову, таким подходом к набору кадров, тогда страдали не только турки, но и часто, местные нувориши, примерившие на себя роль крутых бизнесменов. Время было такое – лихое, тёмное, мрачное. Время девяностых, которое мне не хочется даже вспоминать.

Но, стереотипы относительно турок и Турции, как-то сложились у меня в голове. Совсем не лестные стереотипы, которым суждено было рухнуть только спустя пятнадцать лет.

И вот я, гуляла по району Каракёй, понимая, что все в этом мире относительно, и чтобы узнать страну и людей, надо, как минимум, её посетить. Стамбульцы мне показались очень милым добрым и гостеприимным народом. Продавцы даже самых захудалых лавок говорили по-английски, и узнав, что мы из Узбекистана, широко улыбались и называли нас «кардешлер» братья, значит.

Увы, в сегодняшнем Стамбуле, такого радушия я не ощутила. Все изменилось, многое произошло. Наши народы прошли через социальные и исторические перипетии, иногда, не совсем внушающие оптимизм и радость.

Но тогда, меня откровенно удивила галантность турецких мужчин, их ненавязчивость, даже тогда, когда они предлагали вместе пообедать в ресторане и на отказ, реагировали весьма адекватно, без лишних слов и эмоций.

«Ээхх, Наргизаопа!» – сказала бы сейчас Диля. «Они все такие воспитанные и галантные сначала. А потом, когда поймут, что ты попалась в ловушку, сразу показывают свой характер! Вот мой тоже был таким, так красиво ухаживал, а потом, как стала его женщиной, так тут же изменился, урррод!» Я прямо слышу в голове её раскатистое «ррр», чтобы сделать ещё большее смысловое ударение на этом слове.

В принципе, такие претензии можно предъявить любому мужчине, не зацикливаясь на нации. Но так как сегодня я пишу о Турции и турках, значит, и быть посему.

Но… о чём это я? Я ведь пишу о Стамбуле – городе, где навсегда осталась частичка моей души.

* * *

Я вышла из отеля и направилась пешком по трамвайной линии по направлению «Эминону-Кабаташ». Идя по тротуару, я пыталась слиться с этим городом, его душой, раствориться в этой многомиллионной разноликой толпе. На моем пути попадались бесконечные магазинчики, кафешки, сувенирные лавки. В магазинчиках продаётся всякая ерунда, начиная от зарядок и чехлов для гаджетов, и заканчивая, турецким золотом. Огромная масса людей шла по обе стороны течения, разные лица, типажи, они мелькали перед глазами, для которых я была невидимкой, лишь одним мгновением в их жизни.

Я направлялась в сторону проспект «Сыркиджи», одной из больших и многолюдных улиц Стамбула. Эта улица выводит прямо на набережную Босфора, к пристаням паромов.

Так, я шла, удивлённая сама себе, не веря в то, что я нахожусь в городе, который имеет для меня особое значение. Я разглядывала людей, вдыхала запах города, состоящий из микса кофе, кебабов, сладостей и жаренных каштанов. Я вела бесконечную философскую беседу внутри себя, мне было по-настоящему хорошо и легко. Давно я не ощущала такого приподнятого духа и настроения. Неужели, во всем виноват Стамбул?

Я бы и шла себе так дальше, радуясь жизни и стамбульскому солнцу, если бы не пример человеческого убожества, вернувший меня в реальность.

Со стороны спины я почувствовала толчок, словно чья-то рука пыталась отстранить меня от дороги. Я обернулась и увидела перед собой существо, громко говорящее по мобильнику и размахивающее руками. Существо разговаривало явно не на турецком, мои скудные познания в языках позволили мне предположить, что это был какой-то диалект узбекского или туркменского языка. Существо шло по узкому людному тротуару, распихивая всех, кто шёл ему навстречу. Если бы мы были бы в Узбекистане, то я не оставила бы от наглого мерзкого безмозглого существа и мокрого места, обложив его отборным русским матом. Но здесь, в благословенном Стамбуле, мне не хотелось портить себе мой взлелеянный праздник. Я сделала правильно, не став провоцировать конфликт, и существо исчезло в одной из лавочек.