скачать книгу бесплатно
ДУ-ДУМММ!
Поршень спрессованного взрывной волной воздуха ударил в спину, внося старлея в проем подвального входа и обрушивая на спину спускающегося часового. Следом стегануло каменным крошевом, ворвался мощный клуб мутного дыма, ноздри забила едкая вонь сгоревшей взрывчатки. Сорванную с петель створку двери впечатало в боковую стену, круша штукатурку и кирпичи дореволюционной кладки.
«А ничего так полетал, – скользнула самым краешком сознания мысль. – Ни хрена ж себе у меня везение, даже в родном тылу сразу же в проблемы вляпаться ухитрился. Не, точно, неправильный я попаданец, однозначно…»
Глава 3. Сочинение на заданную тему
Геленджик, 10 февраля 1943 года
Сознания Степан на этот раз не терял.
Да и часовой смягчил падение, поэтому больше всего досталось контрразведчику, на которого они навалились уже вдвоем. Так что куча-мала из трех человек внизу небольшой, ступеней в десять лестницы, вышла что надо.
– Может, слезешь уже с меня? – язвительно буркнул Шохин, немилосердно пихая старлея в бок. – Экий ты здоровый, ни вздохнуть, ни выдохнуть! Девка я тебе, что ли, чтобы на мне валяться? Ну, кому сказал?
– Сейчас, Серега, – помотал гудящей после взрыва головой Алексеев, боком сползая на усыпанный мелкими обломками бетонный пол.
– Кому Серега, а кому – и товарищ капитан, – менторским тоном сообщил тот, с кряхтеньем прислоняясь к стене. – Разговорчики, понимаешь…
– Виноват, товарищ капитан государственной безопасности. – Старлей сдвинулся в противоположную сторону, ощутив спиной шероховатую кладку. Протянув руку, помог сесть потихоньку приходящему в себя часовому, ошарашенно мотавшему головой. – Больше такого не повторится.
– Автомат мой не видал?
– Снаружи остался, по ходу, как раз там, где бомба рванула. Сходить поискать? Глядишь, что-нибудь да осталось. Главное, чтобы серийный номер разобрать можно было.
– Сидеть! – рявкнул Шохин, до которого не сразу дошло, что товарищ шутит. – Юморист, бля! Все, потопали в убежище, не ровен час снова бомба упадет… и это, помоги, что ль, подняться, похоже, колено зашиб…
– Давай. – Степан поднял сдавленно шипящего от боли контрразведчика на ноги, протянул оброненную планшетку с лопнувшим ремешком, в которую тот вцепился, словно тонущий – в спасательный круг. Ну, оно и понятно: хрен с ним, с «ППШ», новый выдадут, невелика потеря, но потерять драгоценные бумаги для Шохина было смерти подобно. А в том, что помимо прочитанных им отписок Левчука с Аникеевым там находится и еще что-то не менее важное, старлей ни секунды не сомневался. Поскольку ни разу не идиот и все прекрасно понимает.
– А еще одной бомбы не будет, отработали фрицы. Это ж не «лаптежники», прицельно не бомбят. Вывалили, что в бомболюках имелось, да и улепетывают к своим. Ну, или падают, ежели зенитчики не сплоховали. Двигай первым, я парню помогу, его, похоже, сильно приложило.
Не дожидаясь ответа, морпех подхватил караульного под мышки, поднимая в вертикальное положение. Легонько потряс:
– Браток, ты как вообще? Очухался?
– Н…нормаль…но, – слегка заторможенно выдавил тот, отирая рукавом струящуюся из носа кровь. Подернутый поволокой взгляд бойца откровенно плавал – видимо, и на самом деле прилично ударился головой. – Где… мое оружие?
– Милитаристы, блин, – беззлобно фыркнул Степан, подбирая с пола карабин. – Держи свой винтарь. Да не нужно его на плечо закидывать, обопрись, как на костыль, и топай за товарищем капитаном. Вот так, молодец…
Убедившись, что Шохин скрылся в узком проеме и не станет возмущаться его действиями и потрясать пистолетом, морпех метнулся вверх по лестнице. Высунувшись, быстро огляделся, оценивая масштаб постигшей двор местной контрразведки – ну, а куда его еще привезли, не в обещанную же баньку? – катастрофы. Практически по центру курилась дымом обрамленная пластами вывороченного асфальта и земли воронка. Окна в здании вынесло начисто, местами вместе с рамами и выполнявшими функции светомаскировки ставнями; землю усеивали обломки черепицы и битый кирпич. А в нескольких метрах лежала на боку давешняя «эмка», весь левый борт которой вмят внутрь, словно после столкновения с тяжелогруженым самосвалом.
Вымахнув наверх, Алексеев рванулся было к автомашине, намереваясь помочь словоохотливому сержанту, однако почти сразу же и остановился, разглядев то, чего не мог видеть раньше. Сдавленно выматерившись, торопливо отвел глаза и повернул обратно. Жаль парня, нужно было не тачку спасать, а себя. Но что уж теперь – в пяти метрах от эпицентра не выживают, особенно когда взрывается авиабомба весом килограммов в сто, если не больше. Вон как рваный металл топорщится, машину не только ударной волной приложило, но еще и осколками в полный хлам изрешетило…
Внутри бомбоубежище оказалось самым типичным подвалом, какие обычно и встречаются под зданиями дореволюционной постройки – сложенный из светлого местного камня сводчатый потолок и стены, несколько массивных перегородок, выполнявших роль несущих опор. Как именно его использовали до войны, Степан понятия не имел – возможно, хранили уголь или дрова для печей или сносили какую-то отслужившую свое рухлядь, но сейчас ничего лишнего внутри не наблюдалось. Только сколоченные из толстых досок грубые нары-лежанки вдоль стен, на которых ютилось с полдесятка человек, все как один в военной форме. Насколько понимал старлей, персонал местной контрразведки. Не весь, понятно, а лишь те, кому не посчастливилось заночевать на рабочем месте. Под потолком горела пара тусклых электрических лампочек в решетчатых плафонах, света которых едва хватало, чтобы размывать царящую в подземелье темноту.
– Вернулся? – мрачно осведомился сидящий на ближайшей от входа лавке Шохин. – Все-таки наверх лазил? А на мой приказ тебе, значит, наплевать?
Морской пехотинец неопределенно пожал плечами, тяжело опускаясь рядом с контрразведчиком. Уложив на колени автомат, устало оперся спиной о стену. Спать, несмотря на раннее утро, хотелось просто неимоверно, пожалуй, даже больше, чем есть. Хоть сведенный голодом желудок как скрутило еще на катере, так и не отпускало.
– С Федором что? Живой?
– Федор – это тот шофер, что нас сюда привез? – не поворачивая головы, осведомился старлей. – Если да, то нет его больше, погиб. Бомба совсем рядом рванула, он как раз разворачивался. Машина всмятку, а его чуть не напополам разорвало. Зато не мучился.
– Понял, – закаменел лицом Сергей. – Жаль, отличный парень был, давно его знаю… знал. А со зданием как? Сильно пострадало?
– Прилично. Окна, считай, по всему фасаду вышибло, да и крыше досталось. В комнатах, полагаю, тоже не шибко весело, особенно на первом этаже.
Помолчав пару секунд, контрразведчик смущенно добавил, легонько пихнув плечом старшего лейтенанта:
– Слушай, Степа, тут такое дело… спасибо тебе, короче говоря. Ты ж мне, как ни крути, жизнь спас.
– Да кушайте на здоровье, – хмыкнул морпех. – Ты мне, кстати, тоже – там, в лесу. И не мне одному. Сами мы с теми егерями никак бы не управились. Так что квиты.
– Все шутишь? – подозрительно покосился капитан госбезопасности.
– Вот как раз сейчас говорю абсолютно серьезно, серьезнее некуда. Короче, не парься, нормально все.
– Ну, тогда ладно. А «не парься» – это вот чего значит? Присказка такая? Или ты снова на баньку намекаешь?
– Да какая уж сейчас банька. Просто выражение такое, означает «не переживай» или «не беспокойся». Оттуда, из моего вре… о-ох!..
С силой врезав локтем под ребра, Шохин зло зашипел в ухо:
– Совсем сдурел?! Говорил же, за языком следить и лишнего не болтать!
– Да кто нас тут… ладно, понял я, понял, хватит пихаться! Все, молчу, как рыба об лед!
– Вот и молчи, покуда другого приказа от старшего по званию не поступит, – зло буркнул особист, тут же, впрочем, и остывая. – Все, потопали наверх, отбой тревоги…
* * *
Несмотря на трагически начавшееся утро, следующий час оказался для Степана поистине лучшим за всю проведенную в прошлом неделю. Нет, обещанной бани он, понятно, не дождался, однако нормально вымыться все-таки удалось, причем достаточно горячей водой. Пока шумно плескался в местном санблоке, по счастью, не пострадавшем от бомбежки, яростно, до красноты сдирая с кожи многодневную грязь, Шохин принес сменку взамен задубевшей от пота и намертво въевшейся морской соли и уже откровенно пованивающей одежды. Нижнее белье (здесь его называли «исподним»), общевойсковая гимнастерка с галифе, стеганые брюки и легендарный ватник. Все новенькое, определенно не ношеное, с характерными заломами от долгого лежания на складе. Ко всему этому изобилию прилагались черный флотский бушлат, ушанка, вещмешок, перчатки и даже офицерская портупея без кобуры, поскольку своя имелась.
Окончательно потерявшие былой вид камуфляжные штаны контрразведчик безо всяких разговоров забрал с собой – Степан примерно догадывался, с какой именно целью, потому и спорить не стал. В принципе, понятно, там и на самом деле штампик характерный имеется, с названием фабрики, размером и, самое важное, годом выпуска. Какое-никакое, но все ж таки тоже доказательство его «иновременного» происхождения. Да и к чему морпеху это рванье, давным-давно честно отслужившее свой срок? А вот тщательно выстиранную серым хозяйственным мылом тельняшку особист разрешил оставить – особого интереса для госбезопасности она, вероятно, не представляла. Берцы, после недолгого спора, тоже, поскольку переобуваться в местные сапоги или ботинки не тянуло совершенно – как и любой успевший достаточно долго послужить человек, Алексеев хорошо знал цену удобной и разношенной обуви. В неподходящих по размеру ботинках далеко не уйдешь и боевое задание не выполнишь: боец со сбитыми в кровь ногами – уже не боец, это азы. Правда, вместо привычных носков пришлось накрутить на ноги байковые портянки, но по сравнению со всем остальным это казалось сущей мелочью…
Разобраться со всей этой грудой доставшихся на халяву шмоток удалось достаточно быстро, хоть многие элементы обмундирования (особенно полное отсутствие привычных «липучек» и застежек-«молний») поначалу и заставили почесать затылок. Но справился, моментально ощутив себя впервые посетившим каптерку новобранцем, – необмятая форма сидела как на корове седло, топорщась везде, где только можно и нельзя. А ведь это он еще ватник с бушлатом не надевал! Хотя полузабытое ощущение чистоты откровенно доставляло. Теперь бы еще бритву отыскать, поскольку недельная щетина, знаете ли, отнюдь не элегантная небритость а-ля Брюс Виллис – да и чешется, зараза эдакая, нещадно. Хорошо, стричься не нужно, перед самыми маневрами посетил парикмахерскую: знакомиться с местными механическими машинками не хотелось от слова совсем.
Кстати, любопытно, а новомодные погоны ему что, не положены? Как-то непривычно с голыми плечами служить – раньше об этом просто не думалось, поскольку не до того было, а вот сейчас пришло в голову. О том, что он старший лейтенант, куча народа в курсе – вот и нужно поддерживать легенду. Впрочем, разберемся, наверняка у контрразведчика и на сей счет свои идеи имеются.
Шохин дожидался старшего лейтенанта, сидя на табурете в коридоре. Оглядев преобразившегося морпеха, мрачно буркнул:
– Ну, вот, хоть на человека стал похож. По-крайней мере, в первом приближении. Что так долго, быстрее не мог?
Алексеев хмыкнул:
– Ну, так, ежели бойцу предоставляется возможность нормально помыться, разве ж он ее упустит? А мы что, куда-то спешим? Мне б еще побриться, а то чистый партизан, а не кадровый офицер. Да и перекусить, откровенно говоря, не мешает, кое-кто, не будем тыкать пальцем, обещал накормить от пуза.
– Ох, сколько ж ты все-таки болтаешь, – вздохнул контрразведчик, размышляя о чем-то своем. – Ладно, сейчас организуем что-нибудь, у меня тоже со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. Разносолов не обещаю, но горяченького точно поедим. Согласен?
– Кто бы спорил, только не я, – пожал плечами Степан, подхватывая сидор и верхнюю одежду. На душе было на удивление спокойно, едва ли не впервые с того момента, как он вынырнул из ледяной воды под Южной Озерейкой. Глупо, конечно, но все ж таки: несмотря на недавнюю бомбардировку, вокруг, как ни крути, свои и не нужно ежесекундно ждать какой-нибудь внезапной подлянки вроде фашистской пули или снаряда. Какой-никакой, а все же тыл. Еще бы поспать хоть немного, можно даже и на голодный желудок…
Сбившись с шага, морпех потряс внезапно потяжелевшей головой: блин, с чего это его так накрыло? Похоже, догнала-таки накопившаяся за эту сумасшедшую неделю поистине нечеловеческая усталость, и горячая вода оказалась последней каплей…
Додумать мысль Алексеев не успел. В глазах потемнело, и его откровенно повело в сторону. Старлей тяжело привалился к стене, из последних сил пытаясь не потерять сознание, не вырубиться прямо так, стоя.
Изменившийся в лице особист подскочил, не позволяя упасть. Подхватив под мышки, аккуратно опустил на пол:
– Степа, ты это чего?! Что случилось? Плохо, да?
– Да ничего со мной не случилось… пройдет. Просто устал, наверное, выспаться нужно.
– Точно? Может, медиков позвать? Только где ж я их тут сыщу-то?
– Да какие медики… сказал же, сейчас попустит…
Встревоженная физиономия контрразведчика окончательно расплылась, в животе стало до тошноты щекотно, и Алексеев все-таки отрубился…
В свой первый «взрослый» поход Степан пошел рано, лет в двенадцать. Пошел вместе с отцом и несколькими его армейскими товарищами. Конечно, несколькими годами позже будущий морпех понял, что называть собственно «походом» двухдневную пешую прогулку по невысоким местным горам достаточно смешно, но все необходимые атрибуты тем не менее присутствовали. И ночевка в палатке у загадочно журчащего всю ночь горного ручья, и тяжесть рюкзака, роль которого выполнял до белизны выгоревший под афганским солнцем батин РД-54, и кажущиеся бесконечными переходы между привалами, и ни с чем не сравнимый запах свежеприготовленной на костре гречки с тушенкой…
…который, словно явившись прямиком из детских воспоминаний, и привел морпеха в чувство…
Не открывая глаз, Степан поерзал, убеждаясь, что лежит вовсе не на жестком полу коридора, где он столь позорно вырубился, а на чем-то куда как более комфортном и мягком. Судя по негромкому скрипу пружин – на самой настоящей кровати. Да и под головой определенно подушка, тоже самая настоящая. Поскольку щекочущий обоняние восхитительный аромат, против воли заставляющий рот наполняться голодной слюной, никуда не делся, старлей решил, что самое время окончательно возвращаться в реальность. А то иди знай, как оно дальше будет? Конечно, не исключен вариант, что это – не более чем продолжающийся сон-воспоминание о счастливом детстве… ну, так и фиг с ним. Хоть во сне пожрет по-человечески, впервые за хрен знает сколько дней…
Мельком подивившись странноватой логике собственных мыслей, Алексеев повернул голову и осмотрелся. Неярко освещенная комната с высоким потолком, по центру которого – нет, вовсе не люстра, просто лампочка под полукруглым абажуром, сейчас выключенная. Пара плотно занавешенных тяжелыми светомаскирующими шторами окон. А свет тогда откуда? Ага, настольная лампа, в полном соответствии с названием стоящая на краю стола. Самого обычного двухтумбового письменного стола, разве что излишне массивного, как и принято в этом времени, когда еще не экономили на материалах и вещи делались если и не на века, то уж на парочку поколений – точно. Ну да, ведь даже само понятие «общество потребления» с его одноразовыми вещами появится только спустя добрых полвека…
Возле лампы – круглый солдатский котелок, накрытая салфеткой, под которой угадывается что-то угловатое, видимо, нарезанный ломтями хлеб, тарелка и алюминиевый чайник. Ну, и финальным штрихом внушающего нешуточный оптимизм натюрморта «кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста» – уткнувшийся лбом в сцепленные руки капитан госбезопасности, очень на то похоже, в этой позе и задремавший. Прикинув, что если локти Шохина вдруг разъедутся, то головой он неминуемо сбросит на пол котелок, да еще и об чайник умным лбом приложится, Степан решил обезопасить товарища от столь печальной участи. Тем более под угрозой уничтожения оказался его собственный то ли завтрак, то ли обед. «Или ужин, – подсказал отоспавшийся вместе с хозяином внутренний голос. – Ты ж не в курсе, сколько времени продрых? И на часики не поглядишь, поскольку нету их, фрицы сперли, клептоманы еврогейские».
Кстати, любопытно, что это за помещение такое? Как на первый взгляд, так определенно рабочий кабинет, что подтверждается и наличием этого самого стола, и нескольких стульев, и книжного шкафа у дальней стены. Но откуда тут, в таком случае, эта кровать, куда более уместная в спальне или армейской казарме? А тут куда как более уместным оказался бы какой-нибудь массивный кожаный диван, словно в старых фильмах «про войну»… впрочем, ему-то не все равно? Ну, кровать, ну, в рабочем кабинете… Может, хозяин этого самого кабинета – уж не Шохин ли? – тут днюет и ночует, у госбезопасности рабочее время не нормированное, война ведь идет, а дивана не нашлось, вот и притащили, что на складе имелось.
Решительно сев на протяжно заскрежетавшую койку, Алексеев убедился, что он по-прежнему в гимнастерке и галифе. А вот берцы с него кто-то стянул, аккуратно пристроив рядышком и накрыв портянками.
Разбуженный шумом контрразведчик поднял голову, с силой проведя по лицу ладонью.
– А, очнулся, наконец? Хорош же ты дрыхнуть, старлей, завидую прямо! Почти пять часов как с куста, только похрапывал. Выспался?
– Да, пожалуй что… – тактично отозвался морпех, прислушиваясь к собственным ощущениям. Последние откровенно радовали: похоже, он и на самом деле отдохнул. Причем куда лучше, нежели в палатке санбата, где он познакомился с одной из легенд Малой земли, санинструктором Тамарой Ролевой. Той самой, которой Аникеев собирался подарить доставшийся от «хера майора» трофейный пистолет. И неважно, что там он провалялся в отключке куда дольше, почти половину суток: тогда была контузия или просто сработавший от перенапряжения «внутренний предохранитель», а сейчас – полноценный сон, да еще и на нормальной постели. Так что чувствовал себя Степан вполне выспавшимся и полным сил.
Вот только голод так никуда и не делся, наоборот, усилился, подстегнутый заманчивым запахом. Который, очень хотелось надеяться, ему все-таки не приснился.
– Ну и хорошо, тогда обувайся да двигай к столу, – широко зевнув, сообщил Шохин. – Каша еще не совсем простыла, я ее меньше получаса назад притащил. В тарелке хлеб, а кипяточку я сейчас нового раздобуду, горячего чаю вместе попьем. А после уж за работу.
– За работу? – возясь со шнурками, без особого интереса осведомился старлей.
– А ты как думал? – пожал плечами контрразведчик, поднимаясь на ноги. – Я тебе и бумаги чуть не целую пачку раздобыл, и прочие, так сказать, писчие принадлежности. Так что придется все то, о чем ты мне на катере рассказывал, в печатном виде изложить. Ну, и все остальное, что знаешь и помнишь, разумеется, тоже. Кстати, карту я тоже принес, подробнейшим образом отметишь все касающееся летнего танкового сражения. Отдохнуть ты отдохнул, сейчас еще и покушаешь. Да и времени-то всего пять вечера. Не против, надеюсь?
– Не против, – тяжело вздохнув, смирился с неизбежным морской пехотинец. И добавил вдогонку внезапно пришедшей в голову мысли: – Слушай, Серега, а пишущей машинки тут не имеется? Может, я сразу напечатаю?
На самом деле на печатной машинке старлей никогда не работал да и видел в реальности буквально пару раз, просто прикинул, что ее клавиатура, скорее всего, должна худо-бедно соответствовать обычной компьютерной раскладке. Вроде бы даже в интернете о чем-то подобном краем глаза читал. Так что и время сэкономит, и проблем с его, мягко говоря, не шибко разборчивым почерком не будет. Ну, теоретически, понятно…
– То есть ты и на пишмашинке работать умеешь? – Шохин, покачивая чайником, замер возле двери.
Никакого недоверия в его голосе не отмечалось. Приняв как должное тот факт, что Алексеев, скорее всего, и на самом деле попал сюда из нереально далекого будущего (кое-какие сомнения и нестыковки, понятно, имелись, но озвучивать их капитан пока не спешил, поскольку всему свое время), капитан госбезопасности вполне допускал, что тот знаком с большинством технических приборов прошлого. Вон, как ту же «Энигму» с ходу опознал! Ну, не может же так случиться, чтобы там, в будущем, где технический прогресс наверняка достиг поистине немыслимых высот, кадровый офицер не был обучен пользоваться обычной пишмашиной?! Даже он умеет – правда, всего двумя пальцами по клавишам барабанит, – но умеет же? А у них эти самые машины, поди, и вовсе какие-нибудь электрические. Сунул вилку в розетку и пиши хоть рапорт, хоть мемуары! Кстати, любопытно, свершилась у них в двадцать первом веке Мировая революция или пролетариат все еще борется с гнетом капитала и прочего империализма? На катере спросить об этом как-то ни времени, ни возможности не имелось.
– Ну, как сказать… – смутился морпех, даже не подозревая, о чем размышляет контрразведчик. А если бы каким-либо образом узнал, то сильно напрягся, пожалуй, даже с приставкой «очень». Поскольку даже приблизительно не мог представить, как отреагирует Шохин на информацию о том, что его страны больше просто не существует. Там, на борту «морского охотника», Степан по всей форме так и не представился, просто к слову не пришлось – сначала его неожиданное признание, затем непростой разговор и внезапная атака немецких торпедных катеров. И непонятное с точки зрения советского офицера сороковых годов словосочетание «Российская Федерация» вместо привычного «РСФСР» так и не прозвучало…
– Ни разу не пробовал, если честно. Просто, понимаешь, у нас есть такие электронные… гм… электрические устройства, компьютеры называются, и у них клавиатура похожа… ну, скорее всего похожа, на ваши… – Окончательно запутавшись, Степан обреченно махнул рукой. – Короче, ладно, забудь. Это я, по ходу, глупость сказал. Не нужно никакой машинки искать, лучше и на самом деле от руки напишу, так оно надежней выйдет, да и быстрее, скорее всего.
– Как знаешь, – с видимым облегчением ответил Сергей. – Ты это, кушай давай, пока вовсе не остыло! А я чаек организую. Только из комнаты ни ногой, договорились? Я быстро.
– Добро, – не стал спорить Алексеев, присаживаясь к столу. Пододвинул поближе котелок с торчащей из него ложкой, взял с тарелки кусок нарезанного аккуратными прямоугольниками сероватого хлеба.
И неожиданно подумал, что если вот прямо сейчас вдруг снова завоет сирена воздушной тревоги, он даже не подумает подниматься с места и топать обратно в бомбоубежище. Как минимум до того момента, пока не выскоблит до донышка этот самый котелок, столь умопомрачительно пахнущий обильно сдобренной мясом и сливочным маслом гречневой кашей…
Глава 4. Решение
Геленджик, 11 февраля 1943 года
Сказать, что капитан госбезопасности Сергей Анатольевич Шохин был ошарашен обрушившимся на него знанием, – значит не сказать ничего. Он был им раздавлен. Особенно последним десятком исписанных не особо аккуратным, но более-менее разборчивым почерком страниц. Тех самых, которые старлей Алексеев озаглавил непонятным словосочетанием «перестройка, гласность и последующие события». Дочитав и спрятав в сейф бумаги и блокнот, где он делал необходимые для дальнейшей работы пометки, контрразведчик с трудом подавил желание немедленно вытащить из кобуры пистолет. И то ли застрелить Алексеева (чтобы больше никому ничего не рассказал), то ли застрелиться самому (поскольку тошно и вообще непонятно, к чему дальше жить), то ли совершить оба этих действия последовательно, благо патронов хватит.
Вместо этого он вытащил из ящика стола початую бутылку водки, налил полстакана и махнул залпом, даже не ощутив вкуса. Подойдя к окну, закурил, сдвинув в сторону светомаскировку и приоткрыв форточку с треснувшим во время одной из бомбежек стеклом – уже почти рассвело, так что на этот счет можно было не волноваться. Или «не париться», как говорил спящий в соседнем кабинете гость из будущего. Выбросив на улицу докуренную папиросу, Сергей вернулся за стол. Налил еще немного водки и выпил, на сей раз в полной мере ощутив и вкус, и обжигающую горечь крепкого алкоголя. Задумался. Что ж, теперь можно сказать абсолютно точно: Алексеев однозначно не вражеский шпион. Поскольку за перечисленную в его «рапорте» информацию о пока еще не свершившихся сражениях и послевоенном мироустройстве любая разведка, хоть фашистская, хоть союзников (о которых старлей, как выяснилось, не шибко высокого мнения – одни только планы Черчилля по развязыванию летом сорок пятого года войны против Советского Союза чего стоят!), заплатит какую угодно, даже самую высокую цену.
Может, он просто сумасшедший? В конце концов, как минимум две подтвержденные контузии у Алексеева точно были – поди пойми, как его мозг после подобной встряски работает? Говорят, настоящие психи полностью верят в свои фантазии, к тому же отличающиеся отменной, не придерешься, логикой. Нет, вряд ли – ну, не тянет Степан на сумасшедшего, никак не тянет! Уж чему-чему, а разбираться в людях Шохина учили, и учили хорошо – для человека его профессии это, можно сказать, азы.
Взглянув на запертый сейф тоскливым взглядом, Сергей тяжело вздохнул. Нет, старлей не сумасшедший, нечего даже надеяться. И все, что лежит за этой металлической дверцей, – ПРАВДА. Страшная, чудовищная даже – но одновременно и многообещающая. Ну да, точно, как же он сразу об этом не подумал?! Как там древние говорили – «предупрежден – значит вооружен»? Нужно срочно отправить сведения в Москву, в главное управление. Если там тоже поверят, если прислушаются, если решатся принять необходимые меры…
Шохин зло выматерился себе под нос. «Если, если, если…» твою мать, какое еще может быть «если», когда на кону вся будущая судьба его страны, его Родины?!
Приняв решение, капитан зазвенел ключами, снова отпирая сейф. Вытащив пухлую папку, запихнул ее в плотный водонепроницаемый пакет для спецдонесений, отправил туда же несколько густо исчерканных разноцветными значками топографических карт, заклеил и опечатал. Набросал короткую сопроводительную записку – вполне безобидную на первый взгляд, но содержащую все необходимые «секретки», понятные исключительно посвященным, да и то не всем. Конечно, стоило бы написать и развернутый рапорт, но на это уже просто не оставалось времени. Да и смысл? Если информацией заинтересуются, и без рапорта сойдет, если же нет?
Вот тогда ему придется очень долго отписываться, объясняя, отчего вообще посмел поверить подобной ереси, да еще и отправил ее, минуя соответствующие инстанции, напрямую самому наркомвнуделу. И доказывать, что в его действиях не имелось как минимум не соответствующей занимаемой должности недальновидности, а то и вовсе некоего, гм, умысла. Поскольку в этих документах, помимо всего прочего, упоминались еще и вполне реальные фамилии, порой весьма непростые… И вовсе не факт, кстати, что после всего этого он останется в прежнем звании и на прежнем посту – легковерных в контрразведке не держат, не та, знаете ли, организация. Но в Москву его при любом развитии событий однозначно вызовут, причем не одного, а вместе со старлеем.
Единственное, что Сергей все-таки сделал (не без серьезных колебаний, но тем не менее), прежде чем запечатать пакет, – изъял из папки всего одну страницу. Мысленно порадовавшись, что неискушенный в подобных делах Алексеев даже не подумал их пронумеровать. Аккуратно сложив исписанный чуть больше чем наполовину листок вчетверо, убрал в нагрудный карман – оставлять в сейфе не хотелось, пусть уж лучше при нем пока побудет, так оно как-то надежнее. Да и уничтожить, в случае чего, можно быстро – всех делов только скомкать да зажженную спичку поднести. Нужно будет еще и морпеха предупредить, чтобы об ЭТОМ не болтал. Поскольку дата смерти САМОГО – это вам не фунт изюму, это, знаете ли, вообще не пойми что. Да и касательно Лаврентия Павловича там тоже кое-какая информация имелась, не самая, скажем так, оптимистичная. И что со всем этим делать, он пока не решил…
Скрученные в тугую скатку и перевязанные бечевкой грязнючие камуфляжные штаны с соответствующей поясняющей биркой решил пока оставить в сейфе – тут старлей прав, никакое это не серьезное доказательство. Если начнут разбираться, предъявит, уж больно там штампик на изнанке любопытный, если же нет… ну, понятно.
Подняв трубку внутреннего телефона, Шохин вызвал дежурную машину. Выйдя в коридор, призывно махнул сидящему у соседней двери сержанту госбезопасности:
– Саш, я на аэродром. Если наш гость проснется до моего возвращения и захочет по нужде или умыться, там, проводишь. За старлея отвечаешь головой. Во всех смыслах.
– Так точно, – торопливо вскочив, кивнул тот. – А во всех смыслах – это как?
– Это так, – отрезал Шохин. – Пусть сидит и ждет меня. Все перемещения по зданию – исключительно в твоем присутствии. Только не перегибай, парень он резкий, еще и контуженый, почти неделю по фашистским тылам со своими разведчиками бегал, может и кулаками начать махать. И шансов у тебя при этом, честно скажу, не шибко много. Так что помягче с ним, иначе осерчаю.
Больше не глядя на озадаченного странным, а где-то даже и противоречивым приказом подчиненного, Сергей завернул за угол, без стука заглянув в кабинет, где временно квартировали осназовцы.
Кивнул лейтенанту Лапкину:
– Леха, на два слова. Вольно, товарищи бойцы, я не по вашу душу. Отдыхайте.
