скачать книгу бесплатно
На обычно спокойном лице Грейга проступило волнение, и стало ясно, насколько адмирал озабочен. Ордынцев не стал давать своему командиру никаких обещаний, это было бы лишним, даже фальшивым. Он откланялся и, не заехав за вещами, поскольку в Одессе собирался жить в собственном доме, отправился на причал. Капитан ждал только его, и шлюп сразу же вышел в море. Стоя на корме, Ордынцев мысленно простился с бухтой Севастополя и вдруг подумал, что теперь, после смерти отца и отъезда матери, только здесь и живут люди, которым есть до него дело.
Он нежно любил отца – тонкого, образованнейшего человека, знатока искусства, а мать свою просто боготворил. В этом чувстве смешались нежность и восхищение: Татьяна Максимовна была на редкость хороша собой и при этом необыкновенно умна, а уж её знаменитая деловая хватка давно обросла легендами. Единственной наследнице заводчиков Лужениных ещё десять лет назад принадлежала половина Южного Урала, и, хотя в дальнейшем её оружейные заводы за баснословные деньги выкупила казна, княгиня очень жалела, что больше не занимается ни железом, ни оружием.
Родители всегда казались сыну дружной парой, и когда отец скоропостижно скончался, подхватив на раскопках крымского Херсонеса ту самую гнилую лихорадку, что в ноябре двадцать пятого года забрала жизнь императора Александра, мать так и не смогла с этим смириться. Она попробовала забыться в делах, но это у неё не получилось, начала ездить по монастырям и церквям, одаривая их без разбора, но и это не помогло. Как ни странно, облегчение своим душевным мукам княгиня нашла в католической общине Петербурга. Дмитрий, не вдаваясь в религиозные тонкости, тогда обрадовался, что мать хоть чуть-чуть приободрилась.
Но за всё в жизни нужно платить: Татьяна Максимовна, со свойственной ей решимостью доводить дело до логического завершения, приняла твёрдое решение принять католическое крещение. Двором это не только порицалось, но и преследовалось. Прослышав от новых единоверцев, что у государя вовсю обсуждается идея о лишении новообращённых католиков их имущества в Российской империи, княгиня Ордынцева на всякий случай подарила все свои огромные богатства сыну. Добавленное к отцовскому наследству состояние матери сделало Дмитрия одним из самых богатых людей страны, но и сильно осложнило его жизнь. Ведь сама Татьяна Максимовна отбыла в сердце католицизма – Рим, и уже не собиралась возвращаться домой, а её сыну теперь приходилось разрываться между службой и надзором за семейными поместьями.
Стоя на палубе идущего в Одессу корабля, Дмитрий прикинул, что уже, наверно, запустил дела, и пообещал себе быстренько разобраться с этой шпионской историей и взять отпуск. Вопросов по имениям накопилось предостаточно, и, хотя подобные обещания он давал себе уже не впервые, на душе стало легче, и Ордынцев попытался сосредоточиться на задании. Где же искать шпиона? В окружении генерал-губернатора Воронцова или в Адмиралтействе? Впрочем, в любом случае начинать придётся с Одессы.
На закате дня шлюп пришвартовался в пёстром, многоязычном одесском порту. Не прошло и получаса, как Ордынцев поднялся на палубу неприметной торговой шхуны «Святой Николай» и попросил о встрече с её капитаном. Филиппов – с виду обычный плутоватый хозяин торгового судна – прочитал письмо адмирала и, поняв, с кем имеет дело, сразу подтянулся, обернувшись собранным и жестким.
– Добро пожаловать! Я рад, что вы возглавите операцию, – признался он. – Может, у нас взгляд замылился, или я что-то недопонимаю. Нам явно нужен свежий ум.
– Вы расскажите мне, пожалуйста, об этом греке, – попросил Ордынцев.
Лицо его собеседника стало сосредоточенным, как у школяра, вспоминающего урок. Может, это сравнение и не слишком подходило морскому волку, но рассказ его оказался чётким и подробным:
– Зовут агента Аристотель Сефиридис. Он приехал сюда лет десять назад из Константинополя, похоже, что с большими деньгами. По крайней мере, он сразу купил гостиницу и лавку на Итальянской улице. Мы наблюдаем за Сефиридисом более полугода, всех подозрительных людей, имеющих с ним встречи, мы отслеживаем и негласно обыскиваем их жилище и вещи. До сих пор ничего интересного не находили, я уже хотел написать адмиралу рапорт, что пора сворачивать операцию, как случилась позавчерашняя находка. Судно, на котором собирался плыть лакей Сефиридиса, зафрахтовали до Анапы. Мы команду арестовали, а корабль вывели из гавани, чтобы агент ни о чем не догадался, а потом пустили слух о шторме и кораблекрушении. Естественно, что на самом деле судно отогнали в Севастополь, с ним увезли и арестованных. К сожалению, слуга Сефиридиса не знает ничего, кроме адреса анапского связника. О моряках и говорить нечего – обычные контрабандисты. Так что, как ни печально, но нам выпал пустой номер. Удачей считаю то, что пока мы себя не рассекретили, но как выйти через Сефиридиса на шпиона, я совершенно не представляю.
– А с кем встречался этот грек в дни, предшествующие отъезду своего слуги? – уточнил Дмитрий.
– Он же купец – у него множество встреч, – расстроенно заметил Филиппов. – У нас всё записано по минутам за каждый день. Вот списки за последний месяц, смотрите сами.
Он достал из привинченного к стене железного ящика плоскую коробку. В ней лежала похожая на увесистый кирпич стопка аккуратно исписанных листов. Филиппов протянул коробку собеседнику и предложил:
– Занимайте мою каюту, а я пойду спать к помощнику.
– Спасибо, но у меня здесь – собственный дом на Софиевской улице, я буду жить там. Приглашаю и вас погостить у меня, можете взять всех, кого считаете нужным. Дом большой, места хватит.
– Боитесь, что я не позволю забрать с собой отчеты? – догадался Филиппов. – В этом вы правы, бумаги находятся там же, где и я.
– В любом случае приглашение остаётся в силе, – усмехнулся Дмитрий. Ничего не скажешь, новый знакомый и впрямь соображал быстро.
Филиппов не стал раздумывать, он захлопнул драгоценную коробку и объявил:
– Хорошо, я поеду с вами, но больше никого не возьму. Утром вернусь на корабль: не станем менять устоявшихся отношений в команде. Кстати, давайте уж по-флотски – без отчеств.
– Согласен, – кивнул Дмитрий.
Он подождал, пока напарник в очередной раз сменит обличье (Филипов преобразился во франта), и уже через полчаса они прибыли на Софиевскую улицу.
Хоть их и не ждали, но ванны им приготовили, а там и ужин подоспел. Филиппов отправился отсыпаться, а Дмитрий взял отчеты и попытался хоть что-то из них выжать. Через пару часов он понял, что анализ завел его в тупик: встреч у грека оказалось так много, что выявить в них какую-то закономерность было невозможно. Нет, так дело не пойдет! Нужно задать хоть какие-то точки отсчета по времени, отсечь лишнее.
Слугу арестовали позавчера. Если донесение привезли из столицы или передали агенту в Одессе, то Сефиридису опасно хранить такие бумаги дома. Грек должен был от них избавиться, но поездку слуги следовало подготовить, на это могло уйти до трех дней. Значит, нужно смотреть встречи купца максимум за неделю до ареста его слуги, а ещё точнее, дня за четыре, ну, может быть, пять.
Решив проверить свою идею, Ордынцев отобрал листки с нужными датами и начал проверять перечисленных там людей. Но ничего, выбивавшегося из рамок обычного, в списках не оказалось, там по-прежнему мелькали имена одесских купцов, постояльцев гостиницы, крестьян из окрестных деревень. Пожалуй, все встречи Сефиридиса с жителями Одессы, не имевшими доступа в окружение генерал-губернатора, можно было и отбросить. Лучше сосредоточиться на персонах, вхожих в высшее общество или имевших там знакомства, ну и на жильцах гостиницы, если считать, что сведения переправлены из Адмиралтейства. Это выглядело уже разумнее: постояльцы находились под присмотром, ведь в гостинице уже полгода проживали люди из команды Филиппова. Решив, что утром он уточнит у нового товарища фамилии его людей и тогда список сомнительных персон совсем сократится, Дмитрий собрался спать. Погасив свечи, он распахнул окно в благоуханную южную ночь и, взглянув через сад на тёмную громаду соседнего дворца, пожелал себе только одного – чтобы всё осталось по-прежнему и молодая хозяйка этого дома не вздумала бы утром появиться в Одессе.
Глава четвёртая
Ольга Потоцкая
Утро в Одессе! Вот уж где оно всегда бывает ранним и шумным. Солнце ещё только показало свой алый краешек над гладью моря, а резкие крики возниц и шум экипажей за открытым настежь окном беспардонно прогнали сон Ордынцева. Он открыл глаза и прислушался. Шум становился всё сильнее, казалось, что колёса стучат по брусчатке прямо у крыльца, но это было невозможно, ведь дом отделял от улицы розарий, а его решётку Дмитрий самолично замкнул на ночь цепью. Странно!..
Ордынцев шагнул к окну и отогнул занавеску. Шум доносился со двора соседней усадьбы: у крыльца стояла запряжённая гнедой парой лаковая коляска, а в широко распахнутые ворота одна за другой въезжали нагруженные сундуками подводы. Дмитрий мысленно чертыхнулся. «Не повезло», – констатировал он. Ольга его как будто чуяла: стоило князю Ордынцеву покинуть гарнизон, как она сразу же оказывалась рядом.
Ольгу Потоцкую он знал с тех самых пор, когда впервые приехал в крымское поместье своей матери, Кореиз. Потоцкие оказались владельцами соседнего имения Мисхор, и, хотя мать этого знатного семейства княгиня Софья Константиновна, имевшая в свете сомнительную славу и прозвище Прекрасной гречанки, не нравилась Татьяне Ордынцевой, мать всё же позволила Дмитрию сойтись покороче с этим гордым и богатым семейством. Успокаивая себя тем, что выбирать не из кого, Татьяна Максимовна принимала соседей у себя, иногда ездила к ним и часто отпускала в Мисхор Дмитрия – повидаться с друзьями.
Там четырнадцатилетнего князя Ордынцева ждали совсем юные, но уже прекрасные, как белый день, княжны Потоцкие. Одиннадцатилетняя София гордым нравом и преданностью Польше сильно напоминала своего отца – крупнейшего польского магната, а десятилетняя Ольга сокрушительным обаянием и полным пренебрежением к нормам морали пошла в мать.
В то первое лето подросток так и не сумел выбрать, какая же из сестёр лучше. Ему нравились обе. Не смог он разобраться в своих чувствах и семь лет спустя, когда вернулся из Англии и впервые за многие годы появился в Крыму.
Тогда мать дала ему короткий совет:
– Не питай иллюзий относительно княжон Потоцких: ни одна из них не принесёт своему мужу счастья.
– Почему, мама? – удивился Дмитрий.
– София слишком горда и будет плохой женой, а Ольга любит только саму себя, но крутить мужчинами умеет отлично, попомни мое слово – через несколько лет она затмит свою мать по количеству и скандальности любовных приключений.
Совет матери Дмитрий услышал, но противостоять очарованию роскошных черноглазых красоток не смог. Он так бы и метался, не зная кого выбрать, если бы сёстры не решили всё сами: старшая вышла замуж за героя войны генерала Киселёва, а Дмитрий, как спелое яблоко, упал в цепкие руки младшей.
Ольга не рассматривала князя Ордынцева в качестве претендента в мужья – слишком мала была разница в их возрасте, да и вся карьера у Дмитрия была ещё вперёди, а при всём своём очаровании младшая Потоцкая замечала лишь тех, кого считала «важными». Дело было в другом: он просто ей нравился. Ольга даже поссорилась с матерью, захотевшей отказать Ордынцеву от дома, когда тот зачастил в Одессу.
Состарившаяся Прекрасная гречанка не смогла противостоять сильной молодой дочке. Видно, силы были на исходе, или уже дала себя знать болезнь, которая вскоре свела её в могилу, только княгиня оставила всё как есть, и молодёжь наслаждалась полным очарования и флирта летом. Они даже не стали выяснять отношений, когда осенью мать увезла Ольгу за границу, так и не выбрав ей достойного жениха. Занятый службой, Дмитрий быстро утешился и не вспоминал о подружке, пока год спустя не получил письмо с сообщением, что его мать приобрела у Ольги полученный ею в наследство дом в Одессе. Дворец Потоцких на улице, названной в честь уже покойной Прекрасной гречанки, отошёл старшей из дочерей, и сёстры решили, что будут жить вместе, а соседний дом продадут. Татьяна Максимовна писала:
«Митя, ты стал взрослым, но, помня твои детские увлечения, прошу, когда будешь останавливаться в новом одесском доме, не попадись на старую наживку. Ольга, похоже, уже перещеголяла свою мать, поскольку при дворе вовсю обсуждают её отношения с собственным зятем. Все очень жалеют бедную Софию, а генерала Киселёва за эту связь корят».
Почему-то Дмитрий сразу уверовал в эту историю, Ольга просто не могла отказать себе ни в одной прихоти, да и беднягу-генерала он понимал – сам ведь долго метался между сёстрами, не в силах выбрать. Поэтому Дмитрий не удивился, когда до него дошли слухи о том, что новороссийский генерал-губернатор граф Воронцов и его супруга лично подыскали жениха для младшей Потоцкой, дабы сохранить мир в одной из знатнейших семей Одессы. Ольга стала княгиней Нарышкиной и родственницей Воронцовых и теперь была признанной звездой пёстрого общества, кочевавшего между Одессой и поместьями на Южном берегу Крыма. Капитана Ордынцева новоявленная княгиня окончательно завоевала именно в Мисхоре. Это имение отошло ей по завещанию матери, и когда Дмитрий приехал в свой Кореиз, он с удивлением обнаружил, что много лет пустовавшее соседнее поместье вновь стало обитаемым. Решив утром пройтись, он неожиданно узрел вереницу экипажей, катящих вдоль моря. Ордынцев узнал многих сослуживцев по флоту, были там и его приятели из Одессы.
– Дмитрий, откуда? Ты здесь живешь? – засыпали его вопросами.
Он объяснил, что ближайшее имение принадлежит его матери, а сам он сюда иногда наведывается из Севастополя, чтобы отдохнуть от службы.
– Князь, присоединяйтесь к нам, мы все будем очень рады, – услышал он знакомый низкий голос и поднял глаза.
Совершенно неотразимая, Ольга призывно улыбнулась ему из-под кружевного зонтика. Теперь она стала раскованной и опасной, грешные страсти полыхали в её чёрных глазищах. Ольга вела пустой светский разговор, а её взгляд при этом сулил райское блаженство. Кто бы смог устоять?.. Через несколько часов Дмитрий оказался в Ольгиной постели, и эта ночь одарила его такими радостями, что он уже и не помышлял от них отказываться.
От этого адюльтера Ордынцева спасло море. Он ушел со своим «Олимпом» в рейд вдоль турецких берегов Кавказа. Это хорошо его встряхнуло, с тех пор Дмитрий старался лишний раз не появляться в Одессе, а в Кореиз приезжал без огласки, боясь вновь потерять волю в постели своей прежней подруги. До Севастополя дошли слухи, будто Ольга начала обхаживать генерал-губернатора, как видно, ей вновь не давал покоя «важный» мужчина, принадлежавший другой женщине. Ордынцев тогда порадовался, что сам не попал в скандальную историю. Вчера он так надеялся, что княгини Нарышкина не появится в Одессе. Не получилось! Высокую фигуру с великолепными покатыми плечами нельзя было спутать ни с чьей другой – Ольга, собственной персоной, стояла на крыльце дворца Потоцких, громко командуя прислугой.
«Дело – дрянь, – оценил Дмитрий. – Филиппову нельзя здесь оставаться». Всё осложнялось тем, что Ольга никогда бы не приехала в Одессу одна. Её появление здесь означало лишь то, что в город прибыл генерал-губернатор, обычно проживавший в Крыму. Скоро здесь станет тесно от наплыва чиновников, приближённых Воронцова и его прихлебателей, кочующих вслед за всесильным графом по Новороссии и Бессарабии.
«Может, это и неплохо, – задумался Ордынцев. – Чиновники приедут в город, и я смогу сам присмотреться к окружению генерал-губернатора. Ольга сразу же потащит меня на приёмы, она ещё ни разу в жизни не отказалась от лишнего кавалера. Правда, тогда мне придётся изображать мальчика на побегушках или комнатную собачку, но ради дела можно и потерпеть».
Решив, что так рано будить Филиппова не стоит, да и самому можно ещё поспать, Ордынцев снова лёг в постель. Но уснуть не удалось. Дмитрий поднялся, вынул из коробки вчерашние бумаги и принялся составлять список фамилий, которые хотел обсудить со своим новым товарищем. Кое-что у него уже вытанцовывалось.
«Ничего, справимся как-нибудь», – написав последнее имя, пообещал себе Ордынцев.
Вот только отпускать из дома Филиппова было почему-то жалко.
Филиппов вполне предсказуемо засобирался на шхуну и согласился задержаться лишь на полчаса, чтобы кратко обсудить соображения по гостям Сефиридиса. Дмитрий разложил отчеты на столе так, как распределил их ночью, и начал свой рассказ:
– Я определил ваших людей. Их четверо, они живут по паре недель, потом съезжают, уступая место друг другу.
Ордынцев протянул товарищу листочек с четырьмя фамилиями.
– Точно, – хмыкнул Филиппов, – плохие мы конспираторы, если нас так легко выявить.
– Если знать, что искать, всегда найдёшь!
– А что ещё вы из моих бумаг смогли вытащить?
Дмитрий попытался изложить свои умозаключения:
– Я решил отбросить всех местных, не входящих в окружение генерал-губернатора, и для начала сосредоточиться на чиновниках и приближенных Воронцова, а также на постояльцах гостиницы, да и по времени ограничиться последней неделей перед обнаружением донесения. Теперь, когда я точно знаю ваших офицеров и изучил отчёты об обыске номеров, у меня остались лишь две сомнительные фигуры: начальник канцелярии генерал-губернатора граф Булгари и постоялец гостиницы Алан Гедоев. Первый дважды посещал Сефиридиса в его лавке. С чего он туда зачастил?
– Как сообщил нам приказчик, он оба раза покупал отрезы шёлка. Один раз для графини Воронцовой, а второй – для княгини Нарышкиной.
– Это может оказаться только предлогом, – отозвался Дмитрий. – Но важного чиновника я предлагаю оставить на потом – постараюсь сам незаметно понаблюдать за ним. Поговорим о втором подозреваемом. Возможно, что мы имеем дело с посыльным, доставившим донесение из Адмиралтейства. Тогда посыльный должен представляться торговцем или ямщиком, в любом случае ему нужен какой-то предлог для путешествия, а я не понимаю, кем считать этого Гедоева, ведь в отчёте есть запись об обыске его повозки, но нет ни слова об обыске в его номере. Кто этот человек?
– Он не снимал комнаты. Гедоев – всего лишь бедный странствующий торговец, он спал в своей кибитке на конюшне. Её-то мы и обыскивали, когда он уходил в город, – вспомнил Филиппов.
– С номером понятно, но и на торговца этот Гедоев не похож… – продолжал рассуждать Ордынцев. – Где же его товар? В описи перечислена какая-то ерунда: бусы, два мотка лент, пара женских шалей – и всё. Чем же он торгует?
– Может, уже расторговался?
– Возможно, но почему тогда он не закупил товар на обратный путь?
– Хочет в Одессе взять. В порту полно контрабанды, я сам видел, – объяснил Филиппов.
– Нужно ещё раз посмотреть его вещи. Как, сможем?
– Да, сегодня же и обыщем. Пойдёмте на корабль, вызовем моих людей и поговорим с ними.
Так они и сделали. В порту своего командира уже ждали трое участвующих в операции подчиненных. Филиппов познакомил их с Дмитрием и спросил самого старшего из моряков – высокого здоровяка со звучной фамилией Закутайло:
– Павло, ведь кибитку этого Гедоева обыскивал ты?
– Я, – откликнулся Закутайло, поднимаясь во весь свой богатырский рост. – А что?
– Надо бы её снова посмотреть. Товар-то он уже купил?
– Один кусок шёлка в лавке Сефиридиса взял, больше ничего не покупал, но он к отъезду готовится – лошадь к кузнецу водил.
Дмитрий со значением посмотрел на Филиппова, и тот распорядился:
– Павло, ты обыскиваешь кибитку, а остальные следят за этим Аланом.
– Я тоже помогу с обыском, – вмешался Ордынцев.
Филиппов кивнул, и вся команда отправилась в гостиницу на Итальянской улице.
Сыщикам повезло: Гедоева в конюшне не оказалось. Его лошадь тоже отсутствовала, но повозка стояла на месте. Двое моряков выдвинулись в противоположные концы улицы, чтобы не пропустить возвращение постояльца, а Закутайло и Дмитрий взялись за обыск. Товара у странного купца действительно почти не было. По сравнению с описью вещей, сделанной при предыдущем обыске, прибавился только кусок алого шёлка.
– Глядеть не на что, – раздражённо отметил Закутайло, – понятно, почему он номер не заказывал. Голытьба!
Дмитрий молча осматривал почти пустую кибитку. Он приподнял кусок шёлка, потом потряс его – среди складок материи тайников не оказалось. Несколько линялых шалей даже сложно было считать товаром, настолько они были плохонькими.
– Может, мы чего-то не замечаем? – пробормотал Ордынцев.
Он ещё раз окинул взглядом полог кибитки – ничего, за что мог зацепиться взгляд, не просматривалось. Дмитрий спрыгнул на землю и стал разглядывать повозку. Та выглядела обычной подводой с прибитыми с трех сторон деревянными бортами, к которым крепились дуги для парусиновой крыши. Повозку давно не красили, она уже начала облезать, краска осыпалась на углах и железных скобах, прежде закрашенных вместе с деревом. Шляпки плотно набитых гвоздей чётким пунктиром окаймляли все борта.
– Павел, смотрите, сколько тут крепежа, – подозвал своего нового помощника Ордынцев. – Такое впечатление, что основание повозки сделано из толстого бруса, а боковины прибиты гвоздями как раз на всю его высоту. Только зачем такое творить – повозка будет тяжелой, и лошадям лишний груз…
– А ведь верно, – тут же насторожился Закутайло, – в здравом уме никто такое не сделает, а доски набиты так, что про эти брусья невозможно догадаться, если заглянуть только внутрь кибитки. Похоже, что мы имеем дело с двойным дном!
Они, не сговариваясь, забрались в повозку и принялись выстукивать её дно и бока. Теперь они уже знали, что ищут, и быстро обнаружили со стороны оглобель выдвигающиеся доски. Когда их сняли, стало понятно, что на самом деле торговец уже полностью закупил свой товар: в тайнике лежали аккуратно завёрнутые в куски холста свёртки, и довершала картину пара новых мягких кожаных сапог без каблуков. Такие сапоги-ичиги носили многие кавказцы, непонятно было лишь то, зачем эту обувь горских войнов спрятали в тайник.
Дмитрий взялся за ичиги. Сапоги оказались на удивление тяжёлыми. Он перевернул странную обувь и потряс. Глухо звякнув, на дно тайника упали два внушительных кошеля и тёмные деревянные чётки с пушистой шёлковой кисточкой.
– Не так-то он и беден, – заключил Ордынцев, развязывая тесемки первого мешка. Там лежало множество золотых червонцев.
– Да, не так-то он и прост, – поддакнул Закутайло, показывая полный золота второй кошель.
Дмитрий успел лишь кивнуть, поскольку в дверь конюшни заглянул оставленный на страже офицер.
– Скорее! Гедоев верхом едет, через пару минут будет здесь! – крикнул моряк и исчез.
– Закрываем! – распорядился Дмитрий.
Он затянул тесёмки обоих кошелей, сунул их и чётки в сапоги и положил ичиги на прежнее место, но Закутайло всё-таки успел развернуть один из полотняных свёртков.
– Гашиш, – коротко объявил он.
– Кладите на место, уходим!
Закутайло молниеносно сунул свёрток обратно и задвинул одну из досок, Дмитрий пристроил в паз другую, они в последний раз оглядели кибитку и вышли из конюшни. Моряки даже успели подняться на крыльцо гостиницы, когда во дворе появился верховой. Стараясь не выдать своего интереса, Ордынцев искоса посматривал на кибиточника. Внешность у того оказалась самой невзрачной: мужчина был маленьким, щуплым, смуглым, как арап, с совершенно заурядным горбоносым лицом. Он явно спешил с отъездом. Пришлось морякам всё решать на ходу:
– Ну, Павел, придётся вам ехать вместе с этим контрабандистом и следить за ним в дороге. Только какую легенду нам для этого придумать?
– Да всё просто: если он – наш столичный связной, ему Москвы не миновать. На больших дорогах сейчас опасно. Торговцы поодиночке не ездят, все в обозы сбиваются. Вот и я объявлю, что собираю компанию до Первопрестольной. Обязательно две-три подводы найдутся, с одной из них я и поеду, словно заказчик.
– Тогда я стану ждать вас в Москве, – сообразил Дмитрий. – Я возьму почтовых, выгадаю на этом дней десять. Думаю, что, пока вы доберётесь до Киева, мне вполне хватит времени присмотреться к начальнику губернской канцелярии в Одессе, а там уж и я пущусь вдогонку.
– Разумно, – согласился новый помощник, – так и сделаем.
Вечером вся компания собралась на шхуне, и Закутайло доложил, что сбил обоз из четырёх подвод, и так громко обсуждал в гостинице путешествие до Москвы, что Алан Гедоев сам попросился ехать вместе. Ордынцев написал Павлу адрес своего московского дома и заметил:
– Надеюсь, что мы всё рассчитали правильно, и я, закруглив дела в Одессе, буду ждать вас уже с окончательным вердиктом по нашему шпиону.
