скачать книгу бесплатно
Девушка по имени Йоханан Гелт
Алекс Тарн
Помните Бетти? Девушку из JFK, криминального района Большого Тель-Авива, жертву насилия, родительского пренебрежения и социального безразличия, брошенную на произвол тяжелой судьбы. Девушку, уставшую от всемирного психоза и взявшуюся за работу Богом вместе с Мики. Так вот, спустя время Бетти и Мики отошли от своих «божественных» дел: теперь пара живет тихой семейной жизнью. Казалось бы, сказка с хорошим концом? Вот только житейская идиллия оказывается совсем не тем «долго и счастливо», которого они искали. Супругов мучает тоска по былой жизни, а мирская рутина убивает их – не хуже, чем они сами когда-то. Именно тогда, в момент полного отчаяния, внезапный телефонный звонок дает Бетти и Мики шанс вернуться в мир, который они покинули: мир, полный приключений, откровений… и опасностей.
Алекс Тарн
Девушка по имени Йоханан Гелт
Издание подготовлено при участии литературного агентства «Флобериум»
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© Алекс Тарн
© ООО «Вимбо»
* * *
1
Черные шляпы, черные сюртуки, черные пиджаки, черные брюки, черные ботинки. Почерневшие то ли от времени, то ли из солидарности со своими обитателями стены домов – неряшливых, расхлюстанных, исполосованных дугами на скорую руку навешенных проводов и бельевых веревок. На веревках – унылое, застиранное до серости белье – не бельё, а серьё; наверно, даже самые живописные цвета, попав сюда по ошибке или по недоразумению, немедленно блекнут и вянут от одного соседства с черно-серым окружением. Торопливые женщины в платках, париках, заботах. Серьезные девочки в старушечьих кофтах и длинных выцветших юбках над серыми чулками – старшие дети в семье, сызмальства обреченные тащить на худеньких плечах тяжкое бремя помощи измученной работой, хозяйством и ежегодными родами матери. Маленькие стайки школьниц в форменных серых блузах, которые кажутся почти цветными от оживленных девчоночьих лиц и добавляют малую капельку яркости чересчур чопорным улицам. Здесь, как в рыцарском ордене, не столько живут, сколько служат. Служат Всевышнему, долгу, предназначению…
Заприметив наконец стоянку, я принялась втискивать «Шевроле» в тесное пространство между столбом и большим мусорным баком. Получилось не сразу. От толчков взад-вперед проснулся дремавший на пассажирском сиденье Мики, протер глаза, недовольно осмотрелся.
– Куда ты меня завезла? Это что, Газа? Рамалла?
Я фыркнула:
– Размечтался! Рамалла побогаче будет. Бней-Брак.
– Бней-Брак… – он потянулся. – Напомни только, что мы тут забыли?
– Я же объясняла.
– Ты объясняла, но я не понял.
– Меньше бухал бы, был бы понятливей.
– Ну вот, завела шарманку… – он натянул на физиономию выражение безответной жертвы, смирившейся с ежедневными издевательствами.
– Я хочу, чтобы он вернулся. Чтобы вернулся мой муж Мики Шварц. Поэтому мы здесь. Теила сказала, что если и это не поможет…
– То что? Пристрелишь меня? – Мики горько покачал головой. – Может, оно и к лучшему… Ну зачем ты мучаешь тачку? Она у тебя сейчас на дыбы встанет.
– Так не влезает…
– Не влезает… Подожди.
Он выбрался из машины, уперся в бак спиной и неожиданно легко сдвинул его на полметра. Силищи Мики Шварцу по-прежнему было не занимать. Проблема заключалась в другом: мой партнер никак не мог свыкнуться с нормальной жизнью, на которой настаивала я. Адреналиновые наркоманы еще безнадежней героиновых: вторых иногда вытаскивают, в то время как первые, оставшись без постоянной подпитки опасностью – желательно, смертельной, – попросту увядают и осыпаются. Многие из них в таких ситуациях ошибочно полагают, что увядание лечится обильным поливом – вернее, возлияниями. В последние месяцы Мики пил беспробудно, а позапрошлым утром, вернувшись из очередного кабака, начисто отключился в машине, и мне пришлось звать на помощь соседку Теилу, чтобы затащить его бесчувственную тушу в дом.
– Как он ухитрился доехать? – спросила Теила, когда мы с ней вышли на крыльцо отдышаться. – Человек в таком состоянии может видеть только алкогольных чертей, прости Господи. Надо что-то делать, Батшева. Иначе Мики, не приведи Господь, убьет на шоссе и себя, и других.
– А что я могу сделать?
– Возьми его и езжайте к раву, – твердо проговорила соседка. – Рав, с Божьей помощью, поможет.
– К какому такому раву? – изумилась я. – Теила, ты что-то перепутала. Мы с Мики не знаем никаких равов. Ты часто видишь нас в синагоге?
Теила, религиозная воспитательница местного детсада, узкая специалистка по четырехлеткам и мать пятнадцати детей, сурово кивнула:
– Нечасто, и это плохо. Но к раву ехать надо. Скажи, я когда-нибудь давала тебе плохие советы?
Я призадумалась. Советы Теилы касались в основном воспитания моего сына Арика, который в ней души не чаял и упорно считал родной бабушкой. Пусть больше рисует. Давай ему поменьше пасты. Хорошо бы записать парня на плавание. Запрети ему смотреть телевизор по вечерам. Мошик с параллельной улицы – плохая компания… Все по делу, все правильно, хотя и не все выполнимо. Конкретно меня соседка одарила лишь одним-единственным советом, и было это почти три года назад, когда я втихомолку оплакивала Мики, считая его погибшим. Тогда она отправила нас с Малышом к Котелю – писать записочки Вседержителю. Помню, я возразила, что не знаю, о чем Его попросить, а Теила ответила, что это неважно. Чтобы я не парилась, а там, мол, будет видно.
И мы поехали, и в итоге действительно получилось неплохо: Мики воскрес из мертвых. К тому же именно там, возле Котеля, я познакомилась с «ангелом» Ниром Шаашуа, с которого потом пошла-завертелась дальнейшая эпопея с лотереями. В общем, жаловаться на качество советов Теилы не приходилось. Напротив.
– Хорошо, – сказала я. – Тогда научи, куда ехать.
Соседка мягко, но решительно взяла меня за руку.
– Можно устроить тебе визит к раву Каменецки… – сообщила она, понизив голос до благоговейного шепота. – Ты ведь слыхала о святом раве Каменецки?
Я понятия не имела, о ком идет речь, но кивнула, чтобы не разочаровывать Теилу.
– Конечно, конечно…
– Вообще-то к нему не попасть, записываются за год вперед, – продолжила соседка. – Но, говорят, в особых случаях выходит быстрее. Одну из моих невесток приняли всего через три месяца, но это очень, очень большая редкость. Очень.
– А как они отличают особый случай от не особого?
Теила пожала плечами:
– Этого никто не знает. Само получается. Рука Всевышнего.
– Понятно, – улыбнулась я. – Надеюсь, через год Мики еще будет жив.
– Так я вас запишу, – сказала соседка. – Если Бог позволит.
– А потом?
– А потом жди звонка. Может, с Божьей помощью, через полгода, а может, и через год.
Они позвонили тем же вечером. Мужской голос скороговоркой назначил день и час встречи с равом Каменецки.
– Но это же послезавтра… – изумленно отметила я.
– Завтра рав не принимает, – с некоторым смущением произнес мой собеседник. – Только послезавтра, если Небеса захотят. До свидания.
Я положила трубку и в панике бросилась к Теиле. Та сначала не поверила и решила, что я что-то не так поняла. Потом, куда-то отзвонив по своим каналам и убедившись в моей правоте, пришла в состояние полного оцепенения, то есть опустилась на стул и долго молчала, уставившись в неведомые мне священные дали. Примерно через полчаса, когда Теила оттаяла, выяснилось, что на ее памяти никто и никогда еще не получал от великого рава Каменецки столь быстрого приглашения. В дальнейшем, подробно расписывая, куда, собственно, ехать, как одеться и что говорить, Теила поглядывала на меня странным взглядом, в котором читалось то ли боязливое любопытство, то ли благоговейный страх, то ли еще что-то, специфически религиозное, а потому в принципе непонятное таким невежественным дурам, как я.
Так вот и вышло, что через день, усадив в «Шевроле» похмельного, а потому абсолютно беззащитного Мики, я привезла его в Бней-Брак и с десятой попытки припарковалась между мусорным баком, довольно точно символизирующим текущую стадию нашей семейной жизни, и столбом, который наверняка намного лучше меня понимал, что мы тут, черт побери, делаем. Теперь оставалось найти нужный адрес. По словам Теилы, на поклон к раву ходили министры и президенты, так что в моем представлении его резиденция должна была выглядеть ничуть не хуже дворца. Наверно, поэтому мы несколько раз миновали этот обыкновенный двухэтажный дом, не отличавшийся от своих почерневших соседей ни захламленным балкончиком, ни серостью вывешенного на просушку белья.
Вход во двор загораживал широкоплечий парень в шляпе и сюртуке. На меня он не смотрел, только на Мики, но я была к этому готова. Теила предупреждала, что главные тут – мужчины, а тетки при них – так, типа необязательного украшения.
– Кто такой?
Мики мрачно молчал, по-видимому прикидывая, куда бить сначала – в кадык или по надкостнице.
– Мики Шварц, – поспешно вставила я. – Нам назначено.
Парень сверился с блокнотом и посторонился. Мы вошли в тесный маленький дворик, где было черно от шляп и сюртуков. Вдоль одной из стен поднималась к двери второго этажа узкая металлическая лестница, забитая людьми от нижней до верхней ступеньки.
– Кто такой?
Я обернулась. На нас, то есть на Мики, смотрел еще один широкоплечий гвардеец – точная копия первого. Меня, как и прежде, игнорировали.
– Мики Шварц, – еще раз ответила я.
– Пойдем… – парень взял Мики за рукав и подвел нас к лестнице. – Стой здесь, жди своей очереди.
Мики смотрел еще мрачнее, и мне стало страшно, что он вдруг выкинет какой-нибудь фортель или просто плюнет и уйдет. Я ласково взяла его под руку.
– Милый, потерпи, ладно? Ну что тебе стоит?
Очередь продвинулась на одну ступеньку, мы тоже шагнули вверх.
– Ты мне за это ответишь, – хмуро пообещал Мики. – Знал бы я, что придется ждать так долго…
Стоявший ступенькой выше мужчина в светлом дорогом плаще понимающе улыбнулся:
– Да, к раву так просто не попадешь. Сколько вы ждали?
– Восемь месяцев, – соврала я.
– Еще повезло, – тоном знатока сообщил плащ. – Меня в первый раз пригласили только через год с лишним.
– Так вы здесь уже бывали? – обрадовалась я. – Что там внутри? Почему дом такой маленький?
– Маленький? – озадаченно переспросил мужчина. – В таких домах по четыре квартиры. Раву принадлежит одна, на втором этаже. Кухонька, гостиная и две спальни. Всего метров сорок, не больше. Во время приема он сидит в гостиной.
– И что? Надо рассказать ему, в чем дело?
– Поднимайтесь! – крикнули сзади.
Мы поднялись еще на одну ступеньку. Мужчина в плаще рассмеялся:
– Нет, рассказывать ничего не надо. Рав и так знает, что к чему.
Мики явственно скрипнул зубами. Это был совсем плохой знак, и я поспешила заглушить скрежет следующим вопросом:
– Знает? Откуда?
– Оттуда… – мой собеседник многозначительно ткнул пальцем в небо. – Поэтому он заранее знает всё. Хотя иногда нуждается в небольшом пояснении. В таких случаях Берко шепчет ему на ухо.
– Берко?
– Его внук. Он всегда стоит рядом с креслом. Но обычно пояснений не требуется. Рав благословляет, желает удачи – и дело в шляпе! – мужчина опять рассмеялся и похлопал себя по кипе. – Браха ве-ацлаха! И тогда уже можно смело заключать любую сделку! Я за этим сюда и прихожу. Как-то раз хотел подписать важный договор без благословления – и что вы думаете? Сорвалось!
– Поднимайтесь, чего встали! – снова подтолкнули нас задние к столу, мужчина примерился было усесться, но рав едва заметно шевельнул указательным пальцем, и второй гвардеец немедленно потащил просителя к выходу – в сопровождении, впрочем, заветного однократного «буа». Услыхав благословение – скорее, спиной, чем ушами – мужчина обернулся. Лицо его сияло, глаза блестели радостью; прежде чем исчезнуть за дверью, он еще успел вымолвить начальные слова глубочайшей благодарности. Поразительно, сколько счастья может доставить взрослому, солидному и явно небедному человеку обычное старческое рыгание…
– Чего встали? – прошипел входной гвардеец. – Проходите! Ты садись, ты стой. Ну?! Вперед, вперед!
Первое – сидячее – «ты» относилось к Мики, второе – стоячее – ко мне. Не слишком вежливо, но я уже поняла, что присутствие женщины тут замечают лишь по безвыходной необходимости. Мы вошли. Мики недоверчиво потоптался возле табуреточки, явно сомневаясь в ее надежности, но в итоге все-таки сел. Мы одновременно вздохнули: я – с облегчением, табуреточка, напротив, – под тяжестью моего мужа. Рав Каменецки молчал, зато зашевелился благоговейный черный угол сзади и слева от его кресла. По изумленному выражению бородатых лиц я поняла, что происходит что-то экстраординарное.
Действительно, судя по движению очереди, редко кто задерживался тут больше чем на тридцать-сорок секунд, а некоторым и вовсе не давали присесть – как, например, светлому плащу. А мы с Мики… Конечно, я не осмеливалась смотреть на часы, да и время, похоже, текло в этой комнате иначе, но, судя по всеобщей неловкости, минута уходила за минутой, а рав все молчал и молчал, бессмысленно уставившись в обшарпанную противоположную стену. Наконец он шевельнул пальцем. «Сейчас нас вытурят! – мелькнуло в моей голове. – Возможно, даже без рыгания…»
Но выходной гвардеец даже не пошевелился; вместо него пришел в движение Берко. Он приблизил ухо к старческим губам и вслушался в их шевеление, а затем, выпрямившись, что-то коротко прошептал стоящему рядом бородачу. Тот кивнул и повторил действие со своим соседом. Так, от бороды к уху, указание постепенно добралось до двери, ведущей, наверно, в спальню, и исчезло за ней. Внешне это очень напоминало беспроволочный телеграф – небыстрый, зато кошерный. Воображение принялось рисовать мне нескончаемую шеренгу черных бородачей, тянущуюся из дома рава Каменецки по улицам Бней-Брака – и дальше, на тель-авивские проспекты – и еще дальше – по обочинам скоростных магистралей – и еще, и еще, и еще – поверх границ, стран и континентов, к некой неведомой цели…
Как раз в момент, когда я задумалась о том, каким макаром они преодолевают океан, из комнаты вынесли стул. Обычный стул с гнутой спинкой – из тех, какие называют «венскими». Гвардеец почтительно установил его между креслом и табуреткой, увеличив таким образом количество мебели в комнате сразу на тридцать процентов. Гм… на тридцать или на двадцать пять? Я еще занималась подсчетами, когда рядом послышалось:
– Госпожа. Госпожа, пожалуйста, садитесь.
Садиться? Мне? Мне, которую прежде упорно не замечали? Это приглашение казалось настолько невероятным, что я на всякий случай огляделась. Нет, во всей окрестности, тесно уставленной столбами беспроволочного телеграфа, не наблюдалось ни одной госпожи кроме меня. Что ж, гулять так гулять. Я с достоинством уселась, перевела царственный взор на рава и остолбенела. Из его рассеянного старческого взгляда исчезла прежняя белесая муть; теперь на меня смотрели ясные, острые, пронизывающие, поразительно молодые глаза. Если бы стул не был венским, они бы пришпилили меня к спинке, как бабочку, а так всего лишь парализовали. Не снимая меня с этой невидимой булавки, старик поднял руку и тихо, но явственно произнес, указывая в нашу сторону кривым от артрита пальцем:
– Йоханан Гелт! Буа!
В следующее мгновение взгляд погас, рука упала на стол, а ко мне вернулась пропавшая было способность двигаться. Берко мигнул гвардейцу, и тот похлопал Мики по плечу:
– Быстрее, вставай, быстрее…
На выходе я оглянулась; венский стул тоже уносили назад, возвращая комнате ее изначально скупую обстановку: стол, кресло, табуреточка…
– Буа… – прошелестел рав Каменецки, то ли еще раз благословляя нас, то ли уже выпроваживая следующего посетителя, из тех, кому не посчастливилось даже присесть. Потратив на нас как минимум десять минут, старик наверняка сильно выбился из графика.
В молчании мы дошли до машины. Мики не произнес ни слова, даже когда вытаскивал из-под «дворника» извещение о штрафе за стоянку в неположенном месте. Он открыл рот лишь на скоростном шоссе:
– Скажи, Бетти, ты совсем чокнулась? На кой черт ты меня туда приволокла?
– Это всё Теила, – поспешно выдала я заранее заготовленный ответ. – Убедила меня, что хуже не будет. Прости, милый.
– Хуже не будет… – мрачно повторил он. – А что, сейчас настолько плохо?
– Мики, ты бухаешь, не просыхая, – сказала я. – В прош-лый раз мне не удалось в одиночку вытащить тебя из машины, пришлось звать Теилу, чтобы занести в дом твою бессознательную тушу. Не знаю, как ты вообще доехал в таком состоянии. Я не хочу потерять мужа, хотя все к этому идет. Я так больше не могу.
Он возмущенно фыркнул:
– А я могу? Ты же знаешь, мне нужна работа. Моя работа. Я не могу сидеть дома возле твоей юбки. Я погас, Бетти. Да и ты тоже…
– Я? Я тоже?
