Память гарпии

Орфин смотрел на чашу и чувствовал, что сил противостоять искушению с каждой секундой всё меньше. Конечно, он отлично знал, во что превратится, если выпьет хоть четверть этой дряни. Но разве ему дали выбор?.. Разве есть за что бороться? Ведь всё, что его ждет – это лишь новая жатва воспоминаний, на этот раз окончательная.

И всё же он отчаянно не хотел идти на поводу Приюта и становиться покорной марионеткой. Добровольно сдаваться в ненастные руки. Потому то ли из принципа, то ли из пустого упрямства стал цепляться за последний оплот жизни – потянулся взглядом в Бытое. Завеса дрогнула и поддалась. Сквозь переплетение золотых труб, вьющихся по стенам камеры, проступили проржавевшие сваи фундамента. Щебенка, мусор и земля лежали грязными барханами, в которых копошились насекомые и черви… От всего этого поднимался затхлый запах плесени. Но вместо того, чтобы брезгливо отпрянуть, Орфин нырнул глубже в видение. Там, под землей, он смог укрыться от манящего запаха.

***

Тисифона спикировала к просторному острову, на котором возвышался массивный белый собор, похожий на печь с куполом. Поймав восходящий поток пурги, она развела могучие крылья и зависла в небе над зданием – достаточно высоко, чтоб не заметили. Ветер наполнял ее силой и уверенностью.

Облетев церковь по кругу, внимательно осматривая патрули и окна, гарпия снизилась и подлетела к балкону, выходящему из центрального нефа. Она приземлилась на карниз, но когти предательски клацнули по камню. Златокудрый страж, похожий на статую ангела, резко обернулся. Его зрачки расширились. Он замахнулся, чтоб ударить по трубе и поднять тревогу, но гарпия сработала быстрее. Прыгнув на него, она вцепилась когтями в плечи и взмыла вместе с призраком. Его стоны терялись в мелодичном перезвоне.

– Поставь моего человека на землю, – вкрадчиво приказал знакомый голос. Священник в алой мантии стоял во внутренней части балкона, скрытой от посторонних глаз.

Тисифона окинула его взглядом. Кажется, он умудрился растолстеть еще сильней с их прошлой встречи. Поразительно! Он принадлежал к касте крепчих, как и она – но насколько по-разному они используют талант! Ей бы и в голову не пришло перегонять скопленную мнему в жир на брюхе.

Она щелкнула клювом и разжала когти. Призрак усвистел вниз с высоты третьего этажа и со сдавленным хрипом рухнул. Судя по красоте, этот ангелок – еще один крепчий. Преобразил свою призрачную плоть так, чтоб радовать взор настоятеля.

Тис снова села на карниз и поглядела на упавшего парня. Его тело медленно распадалось на лоскуты белых хлопьев и поземкой ускользало прочь.

Повисла неприятная пауза. Несколько секунд они с Лукрецием молча смотрели вниз на истлевающее тело.

– А он не вознесся, нет? – спросила Тис с колкой иронией. – Ладно, отче, не злитесь. Вам понравится то, что мне удалось узнать.

Тис перескочила с карниза на балкон и шагнула в Приют. Она позволила спине расслабиться, и крылья растаяли, обронив пару перьев – обратились в человеческие руки. Но лицо она по-прежнему скрывала за костяным клювом.

Ей открылся вид на центральный зал Приюта, где начиналась месса. Играла гулкая музыка, зал полнился безразличными зрителями, на подмостках ангелоподобные красавцы вроде почившего, укутанные в золотые простыни, двигались в изящном симметричном танце.

На помост, где уже ждал жнец, вывели минора – высокого парня, худого, черноволосого. В его черты Тис всматриваться не стала: толку? Ведь он обречен.

– Очень на это надеюсь, – едко ответил Лукреций. – Но вот что, дорогая моя. Я не прощу тебе больше ни одной души из моих прихожан. Имей это в виду, если снова вздумаешь…

– Ой, да ладно, святой отец! – Тис рассмеялась. – Мы оба знаем, что вам плевать на миноров, – она махнула рукой вниз на сцену. – Вы же их пачками убиваете. Сейчас вот очередной «вознесется».

Тис прекрасно знала, чем закончится месса. До поворота часов память жертвы выкачают, как насосом, плоть рассыпется пургой, а то, что было прежде «душой», послужит обогащению Приюта. Жнец передаст добытую мнему отцу-настоятелю, и она осядет очередной складкой у того на брюхе.

– Он по доброй воле примет покой, – возразил священник. – Мне правда нужно пояснять разницу между этим и твоими когтями? – он окинул взглядом свою паству, – Им дана надежда, которой ты лишена. Имей мужество хотя бы признать это. А теперь, будь добра, поведай мне то, с чем пришла.

Тис тянула паузу. Внизу на сцене на лоб минора опустили золотой обруч. Жнец в черном встал тенью за его спиной. Сейчас в лучах золота и славы душу парня порвут в клочки – типичная Пурга. Но всё же какой завораживающий контраст ужаса и великолепия.

– Секрет очень прост, – сказала наконец Тис. – Достаточно растолочь цепень – и вот он, ваш сырой порошок.

– Хочешь сказать, Стилет продавал мне втридорога сорняк, который растет под ногами?

Гарпия рассмеялась над его возмущением.

– Теперь ваша часть сделки.

Забытое

2011

Они собирались по пятницам – иногда в клубах, иногда на лекциях или выездах, которые организовывали светила психологии. Старшекурсники и выпускники, преисполненные амбиций. Без связей дорога им лежала в школьные психологи, а это казалось позорным поражением.

Они были шумной веселой компанией и часто, выпив для храбрости, подходили общаться к бородатым профессорам и преуспевающим коучам с бизнес-улыбками. Те, кому удавалось произвести впечатление, возвращались с новой осанкой и говорили другим тоном.

Орфин встретил свою судьбу на афтер-пати после помпезной лекции именитого зарубежного психолога. Вмешался в чужую беседу – нахально, но как иначе?

– Статистические исследования близнецов ясно показывают, что творческие способности врожденные, и… – говорила женщина.

– Только отчасти, – возражал мужчина. – Слишком легко свести всё к концепции таланта.

Она – высокая блондинка с короткой стрижкой. Он – пониже ростом, с длинным тонким носом и дергаными пальцами музыканта. Орфин знал эту даму и потому вступил в разговор на ее стороне. «Вы, конечно, читали последнюю статью? Автор приводит сравнительный анализ…»

Женщина доброжелательно улыбнулась, ответила, продолжила беседу вопросом. С каждым «пассом» Орфин волновался всё больше, боясь налажать. Это ведь сама хозяйка «Сияния». Если удастся впечатлить ее настолько, что примет на работу – он переплюнет всех приятелей. Разговор шел как по маслу, пока внезапно Медеш не оборвала его.

– Прошу прощения, я временно оставлю вас. Здесь душно, не находите?

Поколебавшись, он купил коктейль со льдом и пошел искать ее на балконе. Расчет оказался верный. Она курила длинную сигарету. Кто знает, может, она правда хочет побыть одна, и настойчивость приведет ее в раздражение? Или же ему не померещилось, и она впрямь одарила его чуть более долгим взглядом, когда прощалась? Отбросив сомнения, Орфин направился к Медеш.

– Вы хотели освежиться? – он протянул ей холодный коктейль.

Женщина рассмеялась.

– Такими темпами я заледенею, но спасибо, – она приняла напиток.

– Простите мою прямоту, – сказал Орфин. – Но я восхищаюсь вашими профессиональными успехами и славой «Сияния». Должно быть, было непросто собрать такую хорошую команду и привлечь столько клиентов.

– Клиенты приходят сами, если специалисты хорошие. Сарафанное радио работает лучше всего.

Он льстил, она врала, но это никого не волновало.

– Я в этом году получаю диплом, и если вы позволите попрактиковаться у вас – это будет просто подарком, фантастической возможностью. Дайте мне шанс, и уверяю: вы не разочаруетесь. Я схватываю всё на лету.

На лице Медеш застыла улыбка, но глаза смотрели холодно. Запоздало Орфин сообразил: она решила, что его внимание вызвано вовсе не карьерным интересом. Чёрт.

– Что ж, – сказала Медеш, пригубив коктейль. – Ты можешь прийти на собеседование. Завтра.

***

Он стал частью постоянного штаба «Сияния». Студенческие друзья сменились коллегами, но тусовки остались прежними, только теперь не нужно было выискивать приглашения. Следующим летом Медеш устроила корпоратив на прогулочном теплоходе. Отдыхая за кальяном и глядя на проплывающую мимо вечернюю Москву, опытные коллеги рассказывали забавные истории про своих клиентов.

– Она уже давно не носит бюстгальтеры на сеансы, независимо от погоды, – вещал рыжеволосый психолог с залысиной. – А бюст у нее дай боже, и блузки всегда тоньше некуда. Светит, значит, своими бидонами и говорит: «Ой, доктор, я просто обязана сделать пластику. Они неправильной формы и никому не нравятся. Вот даже вам». «И как вы это определили?» – спрашиваю. А они, и правда, у нее «косоглазые», эдак по бокам раскинулись. И знаете, что она ответила? «У вас на столе всякий раз стакан воды. И вы ни разу его на меня не разлили».

Взрыв смеха.

– Ты предложил ей облиться самой? – подначил полноватый коллега с усами.

– Думаешь, стоит? «Чтоб полюбить свое тело, вы должны отделять собственные фантазии от действий окружающих и осуществлять их самостоятельно. Это будет первым шагом».

– Слушай, может, направишь эту дамочку ко мне на пару сеансов? – усатый скабрезно ухмыльнулся.

– Не-е, не выйдет. Она совершенно убеждена, что я единственный могу ей помочь. Через раз говорит, что хотела бы такого мужа.

– Разве это не перенос? – осторожно спросил Орфин.

– Конечно, перенос. Но кто тебе сказал, что это плохо? Терапевтический перенос может быть о-очень эффективен, – коллега дернул бровью, и все засмеялись, будто старой шутке.

Орфин засмеялся тоже. У него мурашки шли от их цинизма, но он боялся, что начав спорить, потеряет и уважение, и должность. В конце концов, некорректные шутки в кругу друзей еще не значат, что они неэтичны на самих сеансах. Ведь так?

Коллеги продолжили потешаться над клиентами. Один портит воздух, другая пискляво разговаривает и повторяет одни и те же фразы, третий – подкаблучник-мазохист и всегда затягивает галстук так, что едва дышит.

В ход пошел алкоголь, и с каждой рюмкой истории становились всё похабней. «Что я здесь делаю?» – спросил себя Орфин. Нужно было поддержать разговор, но как можно так свысока смотреть на людей, которые доверили тебе самое сокровенное?

Он извинился, кивнул коллегам и поднялся на крышу теплохода, навстречу промозглому ветру и запахам реки. Оперся на фальшборт, глядя в темную воду и погружаясь в тяжелые мысли. Но его быстро прервали.

– Скучаешь? – Медеш чуть улыбалась ему. Он и не заметил, что она тоже тут. Дама изящно курила в другом углу крыши, в бежевом кожаном плаще поверх узкого платья.

– Нет, просто… вышел немного подышать. Всё в порядке.

Что-то сверкнуло в ее взгляде, в серых, как небо, глазах, но он не смог прочесть эмоцию. С прежней улыбкой Медеш кивнула ему, докурила сигарету и выкинула в реку. Начал накрапывать дождь. Звеня каблуками, дама покинула верхнюю палубу, по пути едва ощутимо коснувшись его локтя.

Через пару минут, к удивлению Орфина, на крышу вылез рыжий коллега с залысиной. Он похлопал Орфина по плечу и склонился над парапетом рядом с ним.

– Смотришь на нас и думаешь: ну и мудаки, да? Ты не смущайся, Андрюх, ты хорошо держал лицо. Просто я за столько лет научился читать мысли, – он рассмеялся и хлебнул пива. – Можешь не притворяться старым циником раньше времени. Как говорится, молодость – это недуг, который быстро лечится. Это нормально, что ты осуждаешь, вчерашний студент. Годик-другой поработаешь – и поймешь, откуда в нас столько желчи.

– Этого я и боюсь.

– Напрасно. В этом нет ничего страшного, это просто опыт и немного профессиональной деформации, – он хохотнул. – Не будет ведь сапожник молиться на каждый ботинок?

– Но разве смысл не в том, чтоб разобраться в проблеме клиента, найти подход?..

– Конечно, вот только подход – он всегда один. К нам ведь обращаются в основном люди одного сорта – зависимые. Те, кто физически не в состоянии принимать решения сам. Приходят и плачутся, как у них всё по жизни хреново – ну еще бы! Только прикол в том, что их нельзя ни вылечить, ни научить. Забудь свои учебники, Андрюх, никто не приходит к нам для «личностного роста». Никому это всё нахрен не сдалось. Людям банально нужен совет, как жить. Так что лучшее, что ты можешь, как спец – это взять шефство над их судьбами и направлять их. Вот и вся песня.

Орфин молча смотрел в воду. От слов старшего коллеги становилось гадко.

– Вижу, ты не рад это слышать, – сказал тот мягче. – Что ж, кто знает. Может, тебе больше повезет с клиентами, и ты встретишь действительно интересные случаи. Может, ты сохранишь этот сияющий взгляд… и будешь лучше нас, – он сделал паузу, давая Орфину посмаковать эту лесть. – Видеть в клиентах людей не возбраняется, покуда они тебе платят, – он снова хохотнул. – Но тут я должен предостеречь тебя от другой крайности. Можешь заботиться о них сколько влезет, копаться в их дерьме, детстве, снах, травмах или чему там тебя учили. Получать их благодарности и любовь. Но какими бы милыми и ранимыми они ни казались – не поддавайся эмоциям. Ни в коем случае не допускай контрперенос. Ты меня понял? Влюбиться в пациентку – это крах. Медеш прощает многие косяки, но за такое она тебя вышвырнет.

Глава 7. Гермес

«Несчастные души ведет за собой сквозь препоны»

Обратный отсчет… Эху его жизни осталось звучать считанные минуты, и они утекали безвозвратно. Его подвели к подъему на эшафот. Зал, из которого еще недавно Орфин сам с трепетом наблюдал мессу, теперь покачивался и подвывал в предвкушении нового зрелища. Гребаная публичная казнь. Это было… за гранью.

Надежды как таковой в нём не осталось – только клокочущая злость, но именно она не давала смириться и подзуживала бороться до конца. Вот только как? Всё, что он мог – притворяться сомнамбулой, не выдавать эмоций, чтоб не раскрыть своего преимущества. И не терять концентрации, чтоб ухватиться за удачный момент, если такой представится.

– …и вознесешься, позабыв земные горечи, – разносилась по собору неизменная речь Лукреция.

Взойдя по ступеням, Орфин осмотрелся сквозь марево полуопущенных ресниц. Четверо ряженых ангелов манерно замерли по сторонам, а в центре под черно-золотым капюшоном Орфин с желчью узнал Геласия. Тот разминал пальцы чуть ли не с аппетитом. Никакого сопротивления жнец не ожидал.

Все чувства Орфина накалились, от страха защемило в груди. У него была всего одна попытка, и неудача означала окончательную смерть.

– Развернись, – тихо, бесстрастно велел исповедарь.

Расстояния между ними было метра два. Внизу под лестницей зал полнился безликими прихожанами, изнывавшими по своей дозе леты.

Другого шанса Орфин ждать не стал – резко вскинул взгляд на Геласия. Глаз его за капюшоном не увидел, но острые плечи под черной тканью едва заметно дрогнули от удивления. Он двинулся к Орфину, насмешливо кривя губы.

– Вот дела. Значит, ты выбрал боль? – едва слышно процедил жнец, вкрадчиво подступая. – Неужели кто-то может быть настолько глуп? Может, ты из тех безумцев, кто находит в ней удовольствие?

Орфин зверем смотрел на него. Геласий приблизился еще на шаг.

– Или ты просто растяпа и разлил?..

Закончить фразу он не успел. Орфин быстрым движением выбросил вперед руку с зажатым в пальцах флаконом. Тем самым, который он подобрал в коридорах, с неразборчивой надписью. Ожидая своей участи, Орфин сообразил перелить в него немного леты из блюда.

Жидкость выплеснулась из горлышка в лицо Геласию, несколько капель упало на язык, и глаза старика помутились. Он невольно слизнул с губ ртутные потеки дурмана и с тихим стоном покачнулся, но устоял на ногах. Всякий интерес к Орфину он потерял, временно растаяв разумом в миражах.

Несколько секунд Орфин в оцепенении ждал, что его схватят. Но нет, выходка осталась незамеченной. Он стоял спиной к залу, и за его рослой фигурой было не разглядеть, что происходит между ним и Геласием. К тому же прихожанам не было дела до реального мира. Однако броситься бежать он по-прежнему не мог: стражей в зале хватало, и это они сразу заметят.

Поэтому, припомнив, что должно происходить на сцене, Орфин снова придал лицу пустое выражение и медленно развернулся лицом к публике. Четверо зодчих свили для него золотой обруч и опустили на голову. Что дальше?

Орфин осторожно подхватил края черных рукавов Геласия и потянул его руки наверх. В кривом золоте колонн отразилась их черно-белая пара, похожая на морскую звезду, и высокие часы, сквозь перемычку которых медленно капала лета. Оставалось надеяться, что старик не очнется раньше, чем они перевернутся.

Удерживать безвольные руки исповедаря становилось всё тяжелей, как и сохранять маску безмятежности. Сличить подвох не составило бы труда, но никто не пытался.

Наконец последняя капля в часах скатилась вниз, и они начали вращение – всё это Орфин видел в золотом отражении. Будь вся драма настоящей, его бы в этот момент разнесло на крупицы пурги. Он должен был как-то иначе изобразить свою гибель, чтоб сбить церковников с толку. С гулким щелчком часы встали в перевернутую позицию. Отпустив беспамятного исповедаря, Орфин картинно рухнул со сцены. Ощутимо ударился об пол, но зато оказался в толпе одетых в белое, как он.

– Отец Геласий, – гулко разнесся голос Лукреция. Его балахон краснел в нише наверху. – Продолжайте обряд! Помогите сей беспокойной душе вознестись!

Но жнец не реагировал. Поднялась суматоха. Спешно стянув с головы обруч, Орфин водрузил его на черноволосого мужчину с пустым взглядом. «Прости, приятель, – подумал он, – пожалуйста, прости». Стараясь не привлечь внимания, он стал отступать сквозь людское море, а затем бросился по коридору.

– Стой! – донеслось в спину.

Он ускорился, свернул за поворот. Взбежав по белой лестнице, кинулся в лабиринт церковных ходов. Занавеси из стеклянных бус рассыпались звоном, когда он прорывался через них, но этот звук вливался в мелодичный гул церкви и не выдавал его. Большинство пролетов были пустынны, лишь кое-где лежали бесчувственные тела, похожие на саваны. Орфин петлял в отчаянной надежде, что удача вынесет его из лабиринта на улицу.

Наконец сбоку повеяло холодом, и Орфин свернул туда. Впереди забрезжило приглушенное сияние зимнего неба, и через узкую арку он вырвался на воздух. Его окатило колючим ледяным бризом. В коридоре за спиной нарастал гул шагов. Орфин кинулся к мосту, который укрывала завеса спасительного тумана. Но вдруг наверху, на краю зрения, мелькнула броская тень – кто-то спрыгнул с балкона. Снежная рябь смазала детали, но он точно увидел женский силуэт со рваным пятном развевающихся кудрявых волос. Незнакомка приземлилась на корточки, легко подскочила и рванула к краю острова.

«Это она?» Чёрт возьми! Он разглядел лишь стройное телосложение и кудри, которые плясали на ветру, да характер движения – непринужденный и порывистый, как танец. Но она была похожа, действительно похожа. И он хотел верить, что это она!

Потому вместо того, чтоб нырнуть в спасительное облако, он бросился ей вслед.

– Рита!

Он несколько раз выкрикнул ее имя, но девушка будто не слышала. Она стремительно неслась к краю.

– Стой!

Его точно ошпарило, когда она перемахнула парапет и прыгнула вниз. Но в следующий миг из-за черты рывком поднялась огромная птица. Она раскинула мощные бурые крылья и, рассекая воздух, взмыла высоко в небо. Не прошло и десяти секунд, как ее силуэт исчез в густой пурге.

Выходит, он верно заподозрил?.. Гарпия?

Орфин остановился у границы плато. Его ноги пульсировали энергией, а грудь высоко вздымалась. Неужели он был так близко и упустил ее? Как завороженный, он наклонился и подобрал с земли небольшое крапчатое перо, пуховое на ощупь.

В следующий миг за спиной раздались возгласы преследователей. Орфин бросился к мосту, скрытому туманным маревом. Но завеса успела сгуститься, и в ее сердцевине нарождался смерч, тихо стонущий на разные лады. В панике Орфин обернулся и увидел, как трое стражей заряжают громоздкие золотые луки. Задыхаясь от страха, он нырнул прямо в вихрь. Хвосты смерча хлестнули шершавыми языками. Орфин распластался на мосту и ползком двинулся вверх по его дуге. Стрелы просвистели мимо сквозь густой туман.

Мост сужался к середине. Из воющего тумана свились призрачные детские ручонки и принялись цепляться за волосы и кожу, будто клещи и пиявки – разодрали белую робу, исцарапали лицо и руки, оторвали мочку уха. Пересиливая стихию, Орфин карабкался дальше. Наконец, он преодолел вершину, и вихрь остался позади: последние языки ветра ударили по ногам, и они с Орфином разминулись. Смерч поплыл дальше к Приюту, а Орфин, дрожа от усталости, скатился на твердую землю. Сотня царапин саднила и капля за каплей тянула из него жизненные силы, пытаясь зарастись.

Немного придя в себя, он осмотрелся. Он уже был на этом плато – работал здесь, будучи под дурманом, затем убегал от гарпии. Место сильно изменилось. Фасады Бытого снесли и возвели вместо них внушительные стены из шлифованных белых блоков. Справа от них разрасталась строительная свалка. Ветер сдувал с обломков лоскуты пурги и уносил прочь. Через неделю от них останется только галька.

Не дожидаясь, пока туман отступит, Орфин двинулся вглубь острова в поисках убежища. Блуждая по свалке, он заметил, что некоторые отголоски прошлого еще уцелели: под завалом виднелся старый люк в подвал.

Опасливо приподняв дверцу, Орфин прислушался – кажется, никого – и спустился по неудобной приставной лестнице. Длинный балахон путался в ногах. Тихо выругавшись, Орфин стянул с себя этот драный мешок и словно освободился от груза. Воздух коснулся голой спины, и в следующий миг привычная одежда возникла на теле сама собой: серые брюки, плотное пальто с высоким воротом, узкие черные ботинки. Вещи, в которых он умер – ну и пускай. Они казались теперь такими родными. Орфин с отвращением отшвырнул скомканную робу в угол подвала, но та уже в полете рассыпалась трухой.

На полках вокруг громоздились коробки и свертки, пепельно-серые, наполовину стертые в прах. В Бытом подвал выглядел почти так же, разве что немного просторнее. В дальнем углу, который в мире мертвых закрывали куски бесцветной фанеры, стоял старый пузатый телевизор. Если забраться туда – выйдет отличное укрытие. Не видя Бытого, не догадаешься, что там вообще есть место.

Орфин аккуратно разгреб завал. Под слоями хлама и разломанной мебели обнаружился металлический ящик с задвижкой, из которого шел аппетитный копченый запах. Чужой тайник? Выходит, самому здесь не спрятаться?

Поддавшись любопытству, Орфин со скрипом открыл контейнер. Внутри лежали закупоренные бутылки темного стекла и пухлые шайбочки сыра – молочно-желтые, румяные, даже горячие на вид. Вот уж чего он не ожидал встретить в Пурге.

Борясь со внезапным искушением, Орфин запустил пальцы в волосы. В животе заурчало. Он не был голоден, пока не увидел еду, но теперь просто не мог удержаться. Откусил небольшой кусочек, и его вкус фейерверком взорвался во рту. Он жевал, и рассольная мягкость вытесняла все тревоги. В ход пошел второй круг, потом третий. Наконец Орфин понял, что держит в руке последний кусочек. Он положил его в рот и дал растаять на языке.

Из чего сделаны эти божественные штуки? Ведь нет же в Пурге призрачных коров, которых можно доить?

По телу разливались энергия, сытость и живительное тепло. Все порезы и ссадины, которые оставил на нём вихрь, затянулись без следа. Он больше не чувствовал себя таким разбитым и ничтожным. Опасность никуда не делась, но неожиданно он набрался сил, чтоб с ней бороться.

Он представил Риту – как она прыгает через парапет и взлетает в обличии гарпии. Желание догнать ее захлестнуло, и в воображении он сам почувствовал крылья за спиной и помчался по небу следом за ней. А нагнав – набросился, крепко стиснул. Она вырвалась, и они вступили в схватку – два чудовища посреди холодного неба. Они драли друг друга когтями и кувыркались в каком-то фантасмагоричном смешении страсти и ярости.

Прогнав фантазию, Орфин заставил себя мыслить трезво. Если владелец этой амброзии вернется и застанет его здесь, будут проблемы. Впрочем, если тайник принадлежал тому, о ком он подумал…

Орфин присмотрелся к бутылкам. Точно такую же он подобрал в Приюте и использовал для уловки. На потускневших этикетках читалось красное название «Фантомная горелка», и мельче: «Попробуй аттракцион в бутылке!»

– Фантомы… – шепотом повторил Орфин.

Он сложил всё обратно в ящик, опустился рядом с ним на пол и рассеянно уставился в пустоту.