скачать книгу бесплатно
– К чему эти вопросы? – хмуро спросил Орфин.
Он чувствовал на себе пристальный взор из-под капюшона. Казалось, отец Геласий и не ждет ответов. Он просто набрасывал пищу для размышлений. «Что ты не успел? Кто по тебе плачет?» Цепляясь за эти крючки, воспоминания – те, что еще остались – всплывали сами собой. Орфин сжал зубы и отвернулся. Вместе с памятью подступала непрошеная горечь.
Но вдруг Геласий подался к нему, резко выпростав костлявую руку из черного рукава хламиды, и вцепился пальцами Орфину в лоб. Его пронзило болью тут же, словно вокруг головы сжался замороженный железный обруч. Охнув, он отдернулся, но Геласий резко толкнул его к стене и попытался схватить за шею – Орфин едва успел увернуться.
Его потряхивало, голова раскалывалась, а где-то в самом нутре горела и исходила пустотой рана – словно оторвали кусок самой сути. Он бросился к двери, забыв, что та заперта. Старик ухватил его за локоть, и боль повторилась. С трудом соображая из-за нее, Орфин толкнул исповедаря, но стоило коснуться его груди – и его снова обожгло холодом.
Тощая ладонь на несколько секунд впилась ему в подбородок и щеку, пробороздив новую невидимую рану. Орфин рухнул и не нашел в себе воли подняться. От воспоминаний, которые Геласий своими вопросами заставил ожить в воображении, теперь остались жалкие обрывки. Их драные края трепетали, сочась болью. Орфин забился в угол камеры, прижимая предплечья к груди, словно мог закрыть ими душевные раны.
Геласий медленно подошел к нему и склонился.
– Х-хватит!.. Прошу!..
– Что ты пытался сделать с трубопроводом? – спросил старик почти ласково. Он поигрывал костлявыми пальцами в воздухе недалеко от лица Орфина.
Говорить оказалось сложно.
– Открыть… открыть трубу в дальнее крыло.
– Зачем?
– Чтоб вы… не варили лету… не травили людей.
– Они сами рады избавлению.
На это Орфин не стал отвечать. Два пальца вжались ему в лоб, обрывая новые хвосты воспоминаний. Он заметался, пытаясь высвободиться.
– Я всё сказал! – прохрипел он.
– Знаю. Но ты пытался саботировать Приют – и надеешься на пощаду?
Орфин вскинул руки, защищаясь, но старик схватил его за запястье. Мороз прострелил до локтя, и новый лоскут памяти с треском оторвался от его сущности. Геласий прищурился, словно бы смакуя это воспоминание. Чёрт, да это доставляло ему удовольствие. Гребаный садист!
«Он меня прикончит? Просто по ниткам… вырвет всё, чем я являюсь…»
– Говорят, ты искал кого-то в Пурге. Женщину? Кто же она?
Орфин в панике зажмурился, стараясь не вспоминать. Усилием воли он вызвал в уме другие образы – лица коллег, приключения собственной юности. Что угодно, лишь бы заслониться от этих вопросов.
Геласий впился ему в плечо, и мнема, вырываясь из душевных ран, устремилась ему в пальцы. Образы в памяти гасли и рассыпались в бессмысленное конфетти, а тело парализовало агонией.
Наконец хватка разжалась. Сквозь серый шум Орфин услышал: «Встретимся на Вознесении», затем – как открылась и закрылась дверь. Он лежал в углу обмороженным трупом. Сперва казалось, что в голове ничего не осталось. Но вот перед мысленным взором начали всплывать разрозненные образы прошлого. Связи между ними порвались, и Орфин с трудом мог определить, что происходило раньше, а что позже. И всё же постепенно картина выстраивалась. Да, он всё еще мог припомнить вехи своей жизни и важных людей. Но эту память нашинковали тонкими ломтиками, и он чувствовал зияющую боль прорех.
Но вот ноздри защекотал приторный аромат, и Орфин заставил себя приоткрыть глаза и чуть приподнялся на локте. Прямо перед ним на полу стояла широкая золотая миска, до краев наполненная мерцающей летой. Огромная порция обезболивающего… Она мигом зашьет все надрывы, которые оставил в нём подонок, и прогонит тоску. Вернет блаженную безмятежность.
Орфин смотрел на чашу и чувствовал, что сил противостоять искушению с каждой секундой всё меньше. Конечно, он отлично знал, во что превратится, если выпьет хоть четверть этой дряни. Но разве ему дали выбор?.. Разве есть за что бороться? Ведь всё, что его ждет – это лишь новая жатва воспоминаний, на этот раз окончательная.
И всё же он отчаянно не хотел идти на поводу Приюта и становиться покорной марионеткой. Добровольно сдаваться в ненастные руки. Потому то ли из принципа, то ли из пустого упрямства стал цепляться за последний оплот жизни – потянулся взглядом в Бытое. Завеса дрогнула и поддалась. Сквозь переплетение золотых труб, вьющихся по стенам камеры, проступили проржавевшие сваи фундамента. Щебенка, мусор и земля лежали грязными барханами, в которых копошились насекомые и черви… От всего этого поднимался затхлый запах плесени. Но вместо того, чтобы брезгливо отпрянуть, Орфин нырнул глубже в видение. Там, под землей, он смог укрыться от манящего запаха.
***
Тисифона спикировала к просторному острову, на котором возвышался массивный белый собор, похожий на печь с куполом. Поймав восходящий поток пурги, она развела могучие крылья и зависла в небе над зданием – достаточно высоко, чтоб не заметили. Ветер наполнял ее силой и уверенностью.
Облетев церковь по кругу, внимательно осматривая патрули и окна, гарпия снизилась и подлетела к балкону, выходящему из центрального нефа. Она приземлилась на карниз, но когти предательски клацнули по камню. Златокудрый страж, похожий на статую ангела, резко обернулся. Его зрачки расширились. Он замахнулся, чтоб ударить по трубе и поднять тревогу, но гарпия сработала быстрее. Прыгнув на него, она вцепилась когтями в плечи и взмыла вместе с призраком. Его стоны терялись в мелодичном перезвоне.
– Поставь моего человека на землю, – вкрадчиво приказал знакомый голос. Священник в алой мантии стоял во внутренней части балкона, скрытой от посторонних глаз.
Тисифона окинула его взглядом. Кажется, он умудрился растолстеть еще сильней с их прошлой встречи. Поразительно! Он принадлежал к касте крепчих, как и она – но насколько по-разному они используют талант! Ей бы и в голову не пришло перегонять скопленную мнему в жир на брюхе.
Она щелкнула клювом и разжала когти. Призрак усвистел вниз с высоты третьего этажа и со сдавленным хрипом рухнул. Судя по красоте, этот ангелок – еще один крепчий. Преобразил свою призрачную плоть так, чтоб радовать взор настоятеля.
Тис снова села на карниз и поглядела на упавшего парня. Его тело медленно распадалось на лоскуты белых хлопьев и поземкой ускользало прочь.
Повисла неприятная пауза. Несколько секунд они с Лукрецием молча смотрели вниз на истлевающее тело.
– А он не вознесся, нет? – спросила Тис с колкой иронией. – Ладно, отче, не злитесь. Вам понравится то, что мне удалось узнать.
Тис перескочила с карниза на балкон и шагнула в Приют. Она позволила спине расслабиться, и крылья растаяли, обронив пару перьев – обратились в человеческие руки. Но лицо она по-прежнему скрывала за костяным клювом.
Ей открылся вид на центральный зал Приюта, где начиналась месса. Играла гулкая музыка, зал полнился безразличными зрителями, на подмостках ангелоподобные красавцы вроде почившего, укутанные в золотые простыни, двигались в изящном симметричном танце.
На помост, где уже ждал жнец, вывели минора – высокого парня, худого, черноволосого. В его черты Тис всматриваться не стала: толку? Ведь он обречен.
– Очень на это надеюсь, – едко ответил Лукреций. – Но вот что, дорогая моя. Я не прощу тебе больше ни одной души из моих прихожан. Имей это в виду, если снова вздумаешь…
– Ой, да ладно, святой отец! – Тис рассмеялась. – Мы оба знаем, что вам плевать на миноров, – она махнула рукой вниз на сцену. – Вы же их пачками убиваете. Сейчас вот очередной «вознесется».
Тис прекрасно знала, чем закончится месса. До поворота часов память жертвы выкачают, как насосом, плоть рассыпется пургой, а то, что было прежде «душой», послужит обогащению Приюта. Жнец передаст добытую мнему отцу-настоятелю, и она осядет очередной складкой у того на брюхе.
– Он по доброй воле примет покой, – возразил священник. – Мне правда нужно пояснять разницу между этим и твоими когтями? – он окинул взглядом свою паству, – Им дана надежда, которой ты лишена. Имей мужество хотя бы признать это. А теперь, будь добра, поведай мне то, с чем пришла.
Тис тянула паузу. Внизу на сцене на лоб минора опустили золотой обруч. Жнец в черном встал тенью за его спиной. Сейчас в лучах золота и славы душу парня порвут в клочки – типичная Пурга. Но всё же какой завораживающий контраст ужаса и великолепия.
– Секрет очень прост, – сказала наконец Тис. – Достаточно растолочь цепень – и вот он, ваш сырой порошок.
– Хочешь сказать, Стилет продавал мне втридорога сорняк, который растет под ногами?
Гарпия рассмеялась над его возмущением.
– Теперь ваша часть сделки.
Забытое
2011
Они собирались по пятницам – иногда в клубах, иногда на лекциях или выездах, которые организовывали светила психологии. Старшекурсники и выпускники, преисполненные амбиций. Без связей дорога им лежала в школьные психологи, а это казалось позорным поражением.
Они были шумной веселой компанией и часто, выпив для храбрости, подходили общаться к бородатым профессорам и преуспевающим коучам с бизнес-улыбками. Те, кому удавалось произвести впечатление, возвращались с новой осанкой и говорили другим тоном.
Орфин встретил свою судьбу на афтер-пати после помпезной лекции именитого зарубежного психолога. Вмешался в чужую беседу – нахально, но как иначе?
– Статистические исследования близнецов ясно показывают, что творческие способности врожденные, и… – говорила женщина.
– Только отчасти, – возражал мужчина. – Слишком легко свести всё к концепции таланта.
Она – высокая блондинка с короткой стрижкой. Он – пониже ростом, с длинным тонким носом и дергаными пальцами музыканта. Орфин знал эту даму и потому вступил в разговор на ее стороне. «Вы, конечно, читали последнюю статью? Автор приводит сравнительный анализ…»
Женщина доброжелательно улыбнулась, ответила, продолжила беседу вопросом. С каждым «пассом» Орфин волновался всё больше, боясь налажать. Это ведь сама хозяйка «Сияния». Если удастся впечатлить ее настолько, что примет на работу – он переплюнет всех приятелей. Разговор шел как по маслу, пока внезапно Медеш не оборвала его.
– Прошу прощения, я временно оставлю вас. Здесь душно, не находите?
Поколебавшись, он купил коктейль со льдом и пошел искать ее на балконе. Расчет оказался верный. Она курила длинную сигарету. Кто знает, может, она правда хочет побыть одна, и настойчивость приведет ее в раздражение? Или же ему не померещилось, и она впрямь одарила его чуть более долгим взглядом, когда прощалась? Отбросив сомнения, Орфин направился к Медеш.
– Вы хотели освежиться? – он протянул ей холодный коктейль.
Женщина рассмеялась.
– Такими темпами я заледенею, но спасибо, – она приняла напиток.
– Простите мою прямоту, – сказал Орфин. – Но я восхищаюсь вашими профессиональными успехами и славой «Сияния». Должно быть, было непросто собрать такую хорошую команду и привлечь столько клиентов.
– Клиенты приходят сами, если специалисты хорошие. Сарафанное радио работает лучше всего.
Он льстил, она врала, но это никого не волновало.
– Я в этом году получаю диплом, и если вы позволите попрактиковаться у вас – это будет просто подарком, фантастической возможностью. Дайте мне шанс, и уверяю: вы не разочаруетесь. Я схватываю всё на лету.
На лице Медеш застыла улыбка, но глаза смотрели холодно. Запоздало Орфин сообразил: она решила, что его внимание вызвано вовсе не карьерным интересом. Чёрт.
– Что ж, – сказала Медеш, пригубив коктейль. – Ты можешь прийти на собеседование. Завтра.
***
Он стал частью постоянного штаба «Сияния». Студенческие друзья сменились коллегами, но тусовки остались прежними, только теперь не нужно было выискивать приглашения. Следующим летом Медеш устроила корпоратив на прогулочном теплоходе. Отдыхая за кальяном и глядя на проплывающую мимо вечернюю Москву, опытные коллеги рассказывали забавные истории про своих клиентов.
– Она уже давно не носит бюстгальтеры на сеансы, независимо от погоды, – вещал рыжеволосый психолог с залысиной. – А бюст у нее дай боже, и блузки всегда тоньше некуда. Светит, значит, своими бидонами и говорит: «Ой, доктор, я просто обязана сделать пластику. Они неправильной формы и никому не нравятся. Вот даже вам». «И как вы это определили?» – спрашиваю. А они, и правда, у нее «косоглазые», эдак по бокам раскинулись. И знаете, что она ответила? «У вас на столе всякий раз стакан воды. И вы ни разу его на меня не разлили».
Взрыв смеха.
– Ты предложил ей облиться самой? – подначил полноватый коллега с усами.
– Думаешь, стоит? «Чтоб полюбить свое тело, вы должны отделять собственные фантазии от действий окружающих и осуществлять их самостоятельно. Это будет первым шагом».
– Слушай, может, направишь эту дамочку ко мне на пару сеансов? – усатый скабрезно ухмыльнулся.
– Не-е, не выйдет. Она совершенно убеждена, что я единственный могу ей помочь. Через раз говорит, что хотела бы такого мужа.
– Разве это не перенос? – осторожно спросил Орфин.
– Конечно, перенос. Но кто тебе сказал, что это плохо? Терапевтический перенос может быть о-очень эффективен, – коллега дернул бровью, и все засмеялись, будто старой шутке.
Орфин засмеялся тоже. У него мурашки шли от их цинизма, но он боялся, что начав спорить, потеряет и уважение, и должность. В конце концов, некорректные шутки в кругу друзей еще не значат, что они неэтичны на самих сеансах. Ведь так?
Коллеги продолжили потешаться над клиентами. Один портит воздух, другая пискляво разговаривает и повторяет одни и те же фразы, третий – подкаблучник-мазохист и всегда затягивает галстук так, что едва дышит.
В ход пошел алкоголь, и с каждой рюмкой истории становились всё похабней. «Что я здесь делаю?» – спросил себя Орфин. Нужно было поддержать разговор, но как можно так свысока смотреть на людей, которые доверили тебе самое сокровенное?
Он извинился, кивнул коллегам и поднялся на крышу теплохода, навстречу промозглому ветру и запахам реки. Оперся на фальшборт, глядя в темную воду и погружаясь в тяжелые мысли. Но его быстро прервали.
– Скучаешь? – Медеш чуть улыбалась ему. Он и не заметил, что она тоже тут. Дама изящно курила в другом углу крыши, в бежевом кожаном плаще поверх узкого платья.
– Нет, просто… вышел немного подышать. Всё в порядке.
Что-то сверкнуло в ее взгляде, в серых, как небо, глазах, но он не смог прочесть эмоцию. С прежней улыбкой Медеш кивнула ему, докурила сигарету и выкинула в реку. Начал накрапывать дождь. Звеня каблуками, дама покинула верхнюю палубу, по пути едва ощутимо коснувшись его локтя.
Через пару минут, к удивлению Орфина, на крышу вылез рыжий коллега с залысиной. Он похлопал Орфина по плечу и склонился над парапетом рядом с ним.
– Смотришь на нас и думаешь: ну и мудаки, да? Ты не смущайся, Андрюх, ты хорошо держал лицо. Просто я за столько лет научился читать мысли, – он рассмеялся и хлебнул пива. – Можешь не притворяться старым циником раньше времени. Как говорится, молодость – это недуг, который быстро лечится. Это нормально, что ты осуждаешь, вчерашний студент. Годик-другой поработаешь – и поймешь, откуда в нас столько желчи.
– Этого я и боюсь.
– Напрасно. В этом нет ничего страшного, это просто опыт и немного профессиональной деформации, – он хохотнул. – Не будет ведь сапожник молиться на каждый ботинок?
– Но разве смысл не в том, чтоб разобраться в проблеме клиента, найти подход?..
– Конечно, вот только подход – он всегда один. К нам ведь обращаются в основном люди одного сорта – зависимые. Те, кто физически не в состоянии принимать решения сам. Приходят и плачутся, как у них всё по жизни хреново – ну еще бы! Только прикол в том, что их нельзя ни вылечить, ни научить. Забудь свои учебники, Андрюх, никто не приходит к нам для «личностного роста». Никому это всё нахрен не сдалось. Людям банально нужен совет, как жить. Так что лучшее, что ты можешь, как спец – это взять шефство над их судьбами и направлять их. Вот и вся песня.
Орфин молча смотрел в воду. От слов старшего коллеги становилось гадко.
– Вижу, ты не рад это слышать, – сказал тот мягче. – Что ж, кто знает. Может, тебе больше повезет с клиентами, и ты встретишь действительно интересные случаи. Может, ты сохранишь этот сияющий взгляд… и будешь лучше нас, – он сделал паузу, давая Орфину посмаковать эту лесть. – Видеть в клиентах людей не возбраняется, покуда они тебе платят, – он снова хохотнул. – Но тут я должен предостеречь тебя от другой крайности. Можешь заботиться о них сколько влезет, копаться в их дерьме, детстве, снах, травмах или чему там тебя учили. Получать их благодарности и любовь. Но какими бы милыми и ранимыми они ни казались – не поддавайся эмоциям. Ни в коем случае не допускай контрперенос. Ты меня понял? Влюбиться в пациентку – это крах. Медеш прощает многие косяки, но за такое она тебя вышвырнет.
Глава 7. Гермес
«Несчастные души ведет за собой сквозь препоны»
Обратный отсчет… Эху его жизни осталось звучать считанные минуты, и они утекали безвозвратно. Его подвели к подъему на эшафот. Зал, из которого еще недавно Орфин сам с трепетом наблюдал мессу, теперь покачивался и подвывал в предвкушении нового зрелища. Гребаная публичная казнь. Это было… за гранью.
Надежды как таковой в нём не осталось – только клокочущая злость, но именно она не давала смириться и подзуживала бороться до конца. Вот только как? Всё, что он мог – притворяться сомнамбулой, не выдавать эмоций, чтоб не раскрыть своего преимущества. И не терять концентрации, чтоб ухватиться за удачный момент, если такой представится.
– …и вознесешься, позабыв земные горечи, – разносилась по собору неизменная речь Лукреция.
Взойдя по ступеням, Орфин осмотрелся сквозь марево полуопущенных ресниц. Четверо ряженых ангелов манерно замерли по сторонам, а в центре под черно-золотым капюшоном Орфин с желчью узнал Геласия. Тот разминал пальцы чуть ли не с аппетитом. Никакого сопротивления жнец не ожидал.
Все чувства Орфина накалились, от страха защемило в груди. У него была всего одна попытка, и неудача означала окончательную смерть.
– Развернись, – тихо, бесстрастно велел исповедарь.
Расстояния между ними было метра два. Внизу под лестницей зал полнился безликими прихожанами, изнывавшими по своей дозе леты.
