скачать книгу бесплатно
Полководец все рассчитал правильно: римляне даже не предполагали, что войско пунийцев появится со стороны гор. Это вызвало в римском лагере ужасную панику. Однако римляне очень быстро собрались, заняли оборону, а вскоре отважились и напали сами. Особого результата в конечном итоге переброска армии через горы не дала. Но сколько людей погибло там, в ледяных скалах, среди колючего снега, под холодными бичами злого ветра… Наверное, всем, выжившим в том походе, долго еще будут сниться узкие обледенелые тропинки, по которым им приходилось карабкаться, держась за лошадиные хвосты. С истошным ревом в пропасть падали боевые слоны. Местные варвары, прекрасно ориентировавшиеся в горах, сбрасывали на головы солдат каменные глыбы…
Не дело воина – жаловаться на подобные испытания. Но не замечать всей бессмысленности слишком больших усилий невозможно. Воины Ганнибала страдали… даже их враги, римляне, никогда бы не выдумали столь изощренных издевательств над противником.
Но все же во время всех этих тягот всегда горел свет. Как яркая звезда светит на ночном небе, так и мысли о Софонибе озаряли его чело и придавали юноше сил. Любовь помогала ему, когда из-за неимоверной усталости невозможно было не то что воевать – просто дышать…
А к тому времени, когда слава Масиниссы, как отличного воина, прогремела среди ратников, выяснилось: не нужны ни Ганнону, ни Софонибе его доблестные подвиги!
Софониба отдана другому!
Она выходит замуж за Сифакса – заклятого врага, старого морщинистого царька…
– Приготовления к свадьбе идут полным ходом, – докладывал Ганнибалу Магон, брат полководца, прибывший из Карфагена. – Очень своевременно, конечно, Ганнон устроил этот брак! Наши люди мне рассказывали – в Цирту как раз приезжали римляне. Они собирались склонить Сифакса на свою сторону. Всем нужна нумидийская конница, всадники этого племени – самые лучшие, отчаянные воины, и римляне это понимают так же хорошо, как и мы… И вот, узнав об этом, Ганнон взял с собою дочь и помчался в Нумидию. Конечно, у Сифакса сразу слюнки потекли, когда он увидел красивую молоденькую девушку…
У Масиниссы, присутствовавшем при этом разговоре (Ганнибал как раз вызвал его, чтобы спланировать завтрашнее нападение на римлян, и тут из Карфагена и прибыл Магон), потемнело в глазах.
Оба карфагенянина прекрасно знают о том, что он помолвлен с Софонибой. И они даже не сочувствуют ему из-за того, что все так сложилось! Ведут себя как ни в чем не бывало!
Нет, Масинисса не хватается за меч…
Ему даже удается уловить, что именно говорит Ганнибал о завтрашнем наступлении и в чем будет состоять задача нумидийской конницы.
Но, едва лишь спускается ночь, одним воином в лагере пунийцев становится меньше. Кто завтра будет командовать всадниками, Масиниссе все равно! Он уходит прочь от людей, не умеющих держать слово, от тех, кто предает друзей и не останавливается ни перед чем.
Только бы римляне благосклонно отнеслись к перебежчику, только бы дозволили ему воевать на своей стороне!
Тогда у Карфагена не останется никаких шансов на победу. И они еще заплатят за то, что сделали!
…План нападения на город Сифакса и на лагерь пунийцев разработан идеально. Такой план мог придумать только нумидиец, прекрасно знающий о боевых особенностях как нумидийцев, так и карфагенян.
Утром в лагерь Сифакса тайно прибыл римский консул – Сципион.
Сифакс – тот еще хитрец! Женившись на Софонибе, царь поддерживает карфагенян. Но вместе с тем он понимает: половина Нумидии – еще не вся Нумидия, да и Карфаген не столько союзник, сколько господин.
Это обстоятельство можно весьма выгодно использовать…
Надо пообещать Сифаксу всю Нумидию и полную свободу: отныне никакой дани Рим не получит.
О, Сифакс загорится этой идеей, начнет торговаться, ослабит бдительность. Вряд ли он будет проверять часовых, охрану, укрепления, вряд ли отдаст приказ усилить оборону – ведь римляне прибыли, чтобы начать переговоры. Напасть на лагерь Сифакса будет проще простого! Но предварительно надо бросить хотя бы в одну мапалию горящий факел. Обтянутые шкурами хижины сделаны из веток. Сложно добывать прочный хворост в крутых скалистых горах. Но речь идет не о добыче, а об огне! Горят-то ветки превосходно… И об этом карфагеняне догадываются. Их лагерь разбит поблизости. Они бросятся в Цирту – помогать тушить пожар. Побегут, неся в руках кувшины с водой, – не мечи.
Скоро все будет кончено!
Только радости никакой от этой мести он не чувствует…
Перегорело все в его душе, умерло.
Софониба и Сифакс вот-вот сгорят в огне, но уже не важны их смерти, не важно, что ему удалось их перехитрить, что он победит…
Только себя ему жаль, глупого, наивного, влюбленного, порывистого. Прежнего себя…
Вот наконец-то! Началось…
Пылают хижины. Огонь охватывает мапалии мгновенно. Кажется, еще совсем недавно занялась только одна хижина… Но вот уже весь город превращается в огромный, разгорающийся на ветру костер.
Карфагеняне бросаются на помощь: сосуды полны воды, оружия в их руках нет!
Очень важно выстоять, не напасть сразу. Пусть карфагеняне думают, что это – обычный пожар. Пусть бросятся на помощь, оставят свой лагерь и оружие без присмотра. Нужно выждать, пока карфагеняне увлеченно гасят пожар. И потом…
Получилось! Отлично сработало римское войско!
Отсюда, с гор, все прекрасно видно: римляне быстро окружают ничего не подозревающих пунов, их кольцо сжимается.
– Довольно наблюдать! – прошептал Масинисса, похлопывая своего коня по теплой, вздрагивающей шее. – Мое место там, где идет битва, и…
Он хотел было пришпорить скакуна, но вдруг обессиленно замер в седле.
Кусты раздвинулись, и на площадке, откуда открывался вид на пылавшую Цирту, вдруг появилась Софониба.
В горле у Масиниссы застрял горячий тугой комок. Даже вскрикнуть от изумления он не сумел.
Бывшая невеста ничуть не изменилась.
Все та же светлая туника, очерчивающая ее тоненькую фигурку с красивой упругой грудью. Все тот же золотой венец с сапфирами и изумрудами в волосах. Те же бездонные карие глаза, манящие губы…
Она вдруг бросилась перед ним на колени:
– Любимый мой, я вся в твоей власти! Ты можешь убить меня, и только об этой сладкой смерти я мечтаю! Но сначала послушай… С того дня, когда ты ушел с войском Ганнибала в поход, я думала только о тебе! Я думала о тебе и утром, и днем, и вечером, и ночью… Представляла себе нашу будущую жизнь. Помнишь, мы мечтали об этом – как ты уходишь на охоту, а я жду тебя, и в нашей мапалии зазвенят детские голосочки… А потом отец принес мне печальную весть, что ты погиб. Я все глаза выплакала, я чуть не умерла! Идти замуж за Сифакса или за кого-то другого – мне было уже все равно! Вся жизнь моя была в тебе… А раз тебя больше нет, то и я как будто не живу… Обман отца открылся неожиданно. Слуги донесли мне: в Карфагене все обсуждают, что ты покинул отряды Ганнибала и ушел к римлянам. Народ говорил, что ты – предатель. А мне было все равно! Я просто обрадовалась тому, что ты жив… Я радуюсь и теперь… Моя любовь привела меня к тебе! Я нашла тебя ночью на этой горе… Когда Цирта загорелась, словно бы какая-то сила вытолкнула меня из мапалии и направила прямо сюда – к тебе… Можешь убить меня! Но сначала поцелуй меня, любимый…
Масинисса спрыгнул с коня и бросился к Софонибе.
Обнять ее, вдохнуть, оказывается, не забытый им запах розового масла, которым она умащает волосы…
Поцеловать ее, прижаться, вобрать в себя ее всю – целиком и полностью… поглотить ее своим телом… так рассохшаяся от жгучего солнца земля пустыни жадно поглощает влагу…
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, – шептал Масинисса, покрывая поцелуями заплаканное личико.
Ее сладкие губы.
Прерывистое дыхание.
Какая она горячая и нежная!
На них обрушивается поток ослепительных звезд… И как хорошо потом просто лежать обнявшись, разглядывая другие звезды – те, что горят в высоком темном небе…
– Мы поселимся с тобой в Цирте, – говорит Масинисса, поправляя венец на волосах любимой. – Мы объединим Нумидию в единое государство! Я многое хотел бы перенять у Карфагена. Вы растите хлеб, и фрукты, и овощи. А нумидийцы только охотятся, а муку покупают. Я дам своим людям хлеб!
– Ты кого больше любишь – меня или свою Нумидию? – ревниво интересуется Софониба, крепко прижимаясь к Масиниссе.
– Не знаю… Разве это можно сравнивать? Ты – женщина, а земля – это земля. Я хочу, чтобы ты была счастлива. И чтобы люди Нумидии были счастливы.
– В Нумидии людей много. А я – одна. Получается, что страну ты любишь больше?
Он засмеялся. И вместо ответа закрыл ее ротик поцелуем.
Если бы только знать, чем обернутся эти его слова…
Если бы только предугадать, какие страшные выводы сделает его любимая…
…Шел вполне обычный разговор со Сципионом.
Римский консул прибыл в Цирту через несколько дней после сражения. Трупы врагов убрали, кровь с мостовых смыли, повсюду кипело строительство: город восстанавливали, избавляли его от следов пережитого, как змея избавляется от старой кожи.
Сципион прошел в мапалию Масиниссы, поклонился и бросил на Софонибу неприязненный взгляд.
– Нам надо поговорить. Наедине!
Втянув голову в плечи, девушка быстро удалилась, а Сципион принялся расхаживать взад-вперед, гневно размахивая руками.
– Что ты надумал, Масинисса? Ты решил жениться на карфагенянке?! На дочери своих врагов?! Неужели в твоем племени или в самом Риме мало красивых девушек? Я прибыл, чтобы предупредить тебя: если ты хочешь быть с Софонибой – никогда не получишь корону с перьями! Подумай, определись, что тебе дороже – женщина, которая тебя уже однажды предала, или земля, которую ты любишь больше жизни?
У Масиниссы невольно вырвалось:
– Больше жизни я люблю только Софонибу. Без нее ничего мне не нужно – ни корона, ни родная земля!
Может, дочь Ганнона подслушивала разговор, однако не расслышала, что именно сказал ее любимый?
А может, она решила, что царская власть важнее любви?
Получить ответы на эти вопросы Масиниссе было не суждено никогда…
Проводив консула, он отправился на поиски Софонибы. И нашел ее за шатром.
Девушка лежала на земле, освещенная ярким солнцем. Золотой венец, сиявший на светлых волосах, бросал на ее спокойное лицо яркие отблески. В этих разноцветных бликах ему не сразу удалось различить лежавший на земле металлический перстень. Такие перстни носили знатные пунийцы. Камень был повернут в оправе, углубление для яда оказалось пустым.
Софониба решила: она не будет препятствием на пути любимого к власти. Ушла – очень далеко и навсегда…
* * *
– Лика… Лика, приди в себя! Все уже закончилось! Все в порядке. Лика…
Голос…
Голос Андрея… ощущение присутствия рядом любимого мужчины.
Какие знакомые прикосновения – теплая ладонь легла на ее висок.
А вот света нет.
Глаза ее открыты, можно хлопать ими, смотреть, но…
Чернильная темнота заполняет пространство.
А еще у нее очень сильно кружится голова…
– Андрей, почему так темно? – простонала Вронская, и из черной пустоты до нее донесся чмокающий звук. – Ох, что ж ты меня в лоб целуешь, как покойницу!.. Вроде бы я жива еще и…
Вспыхнувший огонек зажигалки осветил лицо Андрея, какие-то странные трубы-балки, а еще какого-то высокого худощавого парня и девушку.
Похоже, они русские, у парня – типичная славянская внешность: светлые волосы, голубые глаза. Девушка, брюнетка или шатенка, молодая, худенькая, лежит на полу, и даже небольшого огонька хватает, чтобы понять: рядом с ее плечом – лужа крови. Парень держит зажигалку.
Ах да… недавние события потихоньку «проявляются» в памяти…
Рука, огонек, внезапный удар по голове…
Как жутко захрустел ее череп!
«Надо убедиться… – и Вронская осторожно потрогала пальцами затылок, – что все в порядке… Ну, по крайней мере, кости целы… А ведь какой был треск! Голова кружится, но думать я вполне в состоянии. Уже неплохо…»
– Лика, прости меня! Я растерялся, не смог вовремя сориентироваться… Их было пятеро! Наверное, они что-то заподозрили… еще в ресторане и стали следить за нами. Я разделался бы с этими уродами в два счета! Но все произошло так быстро… А потом к твоему горлу приставили нож… Они потребовали ключ от номера, деньги и сотовый. Я все им отдал. Они отобрали и твой мобильник, сняли с тебя кольца, сережки, даже крестик! Потом сказали, чтобы я спустился в этот подвал, и тогда они с тобой ничего не сделают. Я занимался боксом, поверь: я умею бить морды! Но все эти навыки бессмысленны, когда видишь у горла любимой девушки нож! Этот ублюдок был готов тебя прирезать! Не уверен, что сумел бы выбить у него нож раньше, чем он пустил бы его в ход. А если бы я решил сначала раскидать его дружков – вдруг он прирезал бы тебя?.. Дверь закрыта на засов с той стороны. Сергей выдавил оконное стекло. Окошко узкое, выбраться через него невозможно. Только и остается – кричать во все горло. Сережины крики мы и слышали… Ребята тут уже давно кукуют. Девушка ранена. Здешние аборигены – полные отморозки. Ничего человеческого!
– Преступники существуют среди представителей любых национальностей. – Лика, придерживаясь за руку Андрея, медленно села. – На родине с нами тоже запросто могло бы случиться что-нибудь подобное. Да любой наркоман в Москве за сто рублей человека прирезать готов!
Окружающие предметы завертелись, как в хороводе, но ненадолго.
– Вроде бы меня не тошнит, – констатировала она, прислушиваясь к своим ощущениям. – Да что ж это за день такой: все время я падаю и по голове получаю! Елки-палки, и платье любимое порвала!
– Прости, не смог я тебя защитить… Никогда себе этого не прощу! – воскликнул Андрей.
Вронская лишь вздохнула:
– Жаль, что я курить бросила. Помогло бы расслабиться…
– Не бойся. Мы обязательно выберемся отсюда. Я обещаю тебе!
– Мне жаль, что нет сигаретного пепла. Засмолила бы я сигаретку, а весь пепел тебе, любимому, высыпала бы на голову, и ты бурчал бы: «Я не смог, я не сумел…»
– Я вижу, с тобой точно все в порядке! Отлично, – заметил Андрей, – синтез яда в твоем организме не нарушен. Продолжай брызгаться: это очень конструктивно действует.
Огонек зажигалки давно погас, но Лика, несмотря на темноту, не сомневалась: Андрей ехидно улыбается.
Пусть уж лучше он ехидничает, чем исходит этим «плачем Ярославны».
Особенно жаль из всех пропавших вещей крестик…
Но ничего не поделаешь, так уж сложились обстоятельства. Главное – что голова у нее цела. Другим наверняка повезло намного меньше…
– А вы откуда приехали? Давно здесь? – Вронская осторожно поднялась и маленькими, медленными шажками приблизилась к светловолосому парню. – Девушка что, без сознания?
– Катя спит. Она устала, ослабела: кровь из ее руки так и хлестала! Спасибо Андрею – он наложил новую повязку, перетянул рану ремнем от джинсов. Я и сам пытался ее перевязать, футболку разорвал. Но повязка держалась слабо… Мне от вида одной капельки крови всегда плохо становится, не могу смотреть даже, как анализы берут… А тут – моя любимая Катя, а у нее ручьями кровь из раны хлещет… Этот козел Ахмет хотел меня ножом испугать! А может, и прирезать вздумал – с такого станется! Катя бросилась на его нож, в прямом смысле слова меня собой закрыла, глупышка… Мы уже три месяца здесь. Не туристы – работаем, клубные танцы преподаем. И отчего нам в Питере не сиделось?! Деньги-то чисто символические нам предложили. Но все-таки тепло, море, все дела… Захотели сменить обстановку – вот и доменялись! Всех этих ребят, кто в отеле работает, мы, естественно, знаем. У нас с ними никогда не было никаких конфликтов. И вот ни с того ни с сего сегодня после обеда они ввалились в наш номер, избили нас, ограбили… Я кричал, на помощь звал! У меня оказалось в руках парео американки Дженни, она его в танцевальном классе забыла. Я промокнул им кровь и выбросил в окно, думал, может, кто-нибудь его найдет и сообразит, что на острове творится что-то не то. Ничего не помогло… Главное, чтобы Катя выжила!
