Конструкт

А ниже красовалась нетрезвая Маша, сфотографированная телевизором в процессе давешнего общения с чернокожим представителем ООН по имени Дэн Дэн. Смекнув, что теперь не следует разгуливать по улицам в образе Алисы Селезнёвой, Маша сняла с упрекнувшего её в пассивности дедушки шляпец и старенькое пальтишко, пересчитала оказавшиеся во внутреннем кармане деньги и, наполненная радостью освобождения от довлеющей над ней доминанты, – поскакала в магазин за винцом.

– Я очень люблю Алису, – произнёс Геша, самый молодой, если не считать нашего рядового, заточенец после паузы, ознаменовавшей конец истории. – В детстве, бывало, так её любил, что даже сознание на уроках английского терял. Но меня всякий раз приводила в чувство школьная медсестра при помощи нашатырного спирта и скромного поцелуя в висок, и тогда, очнувшись, я ненавидел себя за столь немужественное поведение на глазах у одноклассниц…

– Ибо ты отроком был, – произнёс чернобровый мужичок, по виду – бывший воспитанник Монархического Лицея, – а отроки не поддаются анализу. Вот послушайте…

НУНЧАКИПародируя вопль помоечной чайки,на балконе орёт худощавый подросток.Он на рынке, видать, приобрёл нунчаки —воплощение грёз для детей девяностых, —и теперь колошматит себя по рёбрам…"Молодой человек, ты меня извини, —говорю, – повредишь детородный орган,подражая актёрской игре Брюса Ли".

– Верно молвишь, – одобрительно произнёс длиннобородый дядечка. – Покуда сорока годков не проживёшь – уму, почитай, взяться неоткуда, – и, обратившись к молодому, объявил:

– Твоя очередь, Геша, не серчай. Расскажи нам на сей раз не просто историю, а сказку.

Рядового Пономаренко посетила догадка: молодой Геша был первым претендентом на выбывание из игры с печальными для себя, но благоприятными для коллектива следствиями…

Геша, чтобы скрыть волнение, почесал правый сосок и заговорил встревоженным голосом…

Новое одеяло

Жила-была дружная семья. Мама, папа, маленький сыночек Максимка и некрасивая, но, предположительно, добрая бабушка. Родители, как правило, проводили жизнь на работе. Впрочем, может, и не на работе, да Максимке о том не докладывали; ему представлялось, что в мире есть только Дом и Работа, разделённые злой Улицей, на которую ни в коем случае нельзя выходить одному – без мамы или папы. Но мамы и папы никогда не было дома, а бабушка была настолько некрасива, что Улица не могла её принять… Вот и сидел Максимка целыми днями около окна и ждал родителей, пока бабушка варила суп или пересчитывала свои накопленные «на похороны» деньги…

– Бабуль, – от скуки обратился к бабушке Максимка, – а тебе не всё ли равно: как тебя хоронить будут, и будут ли вообще? Ведь формально ты уже перестанешь числиться в секторе живых людей. Ежели, например, бог есть, и ты, чего доброго, попадёшь в рай, и твоей мудрости будет столько, что такая мелочь, как оградка на могиле, тебя вряд ли заинтересует – стоит ли изводить себя на закате жизни пенсионным стяжательством? С другой стороны, если никакого бога природой не предусмотрено, то к чему вообще тогда переживать о судьбе мёртвых костей своих? А, бабуль?

Произнося эту отрешённую речь, Максимка глядел за окно, а не на бабушку, за что, в конечном итоге, и поплатился. Милые детки, когда разговариваете с человеком, смотрите в его глаза, ибо, возможно, в этот самый момент решается ваша участь!

– А знаешь, внучек, ведь ты прав! Что я, дура старая, считаю да пересчитываю эти бумажки? Ты посиди один пока, поиграй с папиным ноутбуком в «секу», а я схожу в магазин, подарок тебе куплю.

– Подарок?! Спасибо, бабуля, ты самая добрая из всех некрасивых бабушек на свете! – закричал Максимка. – Но как же ты пойдёшь в магазин? – взволнованным голосом выразил он некстати пришедшие на ум сомнения. – Тебе ведь предстоит выйти на улицу, а ты, судя по всему, давно в зеркало не смотрелась! С такой внешностью на улицах находиться никак нельзя, за такие черты лица в тюрьму сажают, а если и не сажают по причине повальной толерантности, то стоило бы!

– Эх, Максик, умненький ты у меня… Был, – сказала бабушка, что-то прикинув в своей чудовищной голове. Поцокала языком и ушла.

Спустя какое-то время мальчик задремал. Сон его был неспокойным: в голове никак не укладывался намёк бабушки на то, что он, Максимка, дескать, был когда-то умненький. То есть по её словам выходило, что сейчас это не так? Никакой глупости он в своей голове не ощущал, напротив – был как никогда вдумчив и объективен. «Зачем же она так сказала?» – терзал во сне внутренний голос…

Послышался скрип открываемой двери – на пороге стояла бабушка. Максимка вскочил и с нетерпением стал скакать по комнате, не в силах дождаться, когда же она откроет подарок, ведь свёрток-то был ого-го – большущий!

– Любименькому внучку от бабу-у-уленьки, – просюсюкала бабушка и вытащила из упаковки новёхонькое одеяло. Надежды Максимки на рекламируемую вторую неделю железную дорогу рухнули. В горле запершило… «Вот старая скряга», – невоспитанно подумал он, чтобы удержать себя в руках и не разрыдаться.

– Ты не думай, Максик, это хорошее одеяло! – проницательно молвила бабушка. – Вот посмотри: с этой стороны оно бледное, а с этой – красненькое, что твой длинный язычок, а эти белые рисунки на зубки похожи, не так ли? Смотри, сколько зубиков, ай-ай, и не сосчитаешь!

Не глядя на подарок, Максимка процедил:

– Спасибо тебе, бабуля. За всё. Позволь только поинтересоваться: ты когда уже покинешь этот жестокий мир, а?

– Скоро, миленький, ой, скоро! Вот только одеялко на тебя примерю, можно и отходить помаленьку, – произнеся эту околесицу, бабушка быстрым движением расправила одеяло и набросила его на удивлённого внука!..

Доносившееся из-под одеяла чавканье было настолько громким, что у соседки с нижнего этажа, у Нины Аввакумовны, даже разыгрался аппетит, вследствие чего она поспешила на кухню – жарить яичницу с луком и томатной пастой.

Родители же, придя с работы, не заметили пропажи сына, поскольку дома они бывали настолько редко, что в принципе мало на чём концентрировали своё внимание. К примеру, мама была уверена, что живущая с ними уродливая старуха – мать мужа, а папа, соответственно, думал – наоборот. Когда она появилась у них в доме – уже и не вспомнили бы… Да и не до воспоминаний им было – они много работали.

– Молодчага, – похвалил длиннобородый дядечка, – продлил земные свои часы. Я, грешным делом, думал, что ужо совсем не жилец наш Геша, а ты вона какую басенку сочинил!

– Однако, граждане, хочется кушать! – воскликнул Тимофей. – Давайте ускоряться.

– Резонно, – кивнул рядовой Пономаренко, у которого выделение желудочного сока, как правило, сопровождалось портящимся настроением.

– Извольте, – с готовностью заговорил пятый мужичок, охарактеризовать коего можно одним словом: педераст, – я поведаю вам про театр…

ОБИДАОсветитель театра Сенябыл обижен на дирижёрав той связи, что вчера перед всемиобругал его нехорошо он,объявив неспособность рабочихотличать контрабас от бемоля —повреждением функции почекчерез действие алкоголя!..(Избиения в тёмной гримёрнойСене было обидно пуще:дирижёр, оскорбивший Семёна —сам являлся изрядно пьющим!)

– Недурно, – пошамкав губами где-то внутри своей длинной бороды, произнёс длиннобородый дядечка. – Мы на них как на идеальных человеков из зала смотрим, а они как есть загримированные алкаши.

Рядовой Пономаренко воскликнул:

– Прочитаю-ка и я вам стихотворение, написанное инспектирующим местный военный округ генералом, по мотивам личного опыта прапорщика Лукойлова! Он ведь не всегда мудаком-то был. Баба сгубила…

* * *Я решил, возжелав колбасы,свой вечерний украсить отдыхи спустился в лабаз… На весыположил приглянувшийся свёрток…Продавец теребил усы,всем нутром выражая зависть(он смекнул, что купил я пузырь,а салями беру на закусь).Я ему показал на часы —мол, когда ты меня отоваришь?Был ответ: "Не обвешу, не ссы,чай, не прежнее время, товарищ".Я плечами пожал и спросил,чтоб расстаться на дружеской ноте:от съедаемой колбасыу него-де кишечник не сводит?Оценить мой шутливый посылпродавец не спешил, напротив,он на весь заорал магазин:– Это что ж это происходит?!Я с восьми отпускаю! Силне жалею, заботясь о каждом,и подобных терпеть "мерси"не намерен от пьющих граждан! —и заплакал, уткнувшись в весы…Я промолвил почти неслышно:"Не купить ли мне лучше сыр,коли тут ни черта не вышло?.."

– Какое замечательное стихотворение! – захлёбываясь слюной, провозгласил возбуждённый перечисленными продуктами питания Тимофей. Остальным стих тоже понравился, это косвенно подтвердили их пусть и скудные, но аплодисменты.

Рядовой Пономаренко, гордый признанием публики, решился задать длиннобородому дядечке мучающий его вопрос:

– Вы, очевидно, человек начитанный. А знаете ли вы что-нибудь научно-фантастическое? Можно даже не очень научное, но чтобы обязательно фантастическое!

– А хватит ли у тебя духу, рядовой? Есть одна историйка… Мне её поведал заблудившийся в лесу студент несколько лет назад, когда никого из вас здесь ещё не было. Быстро он сбрендил от голода и боязни пропустить сессию в институте, но я успел заучить одну процитированную им фантастическую повесть…

Эффект жёлтого ключа

С Аркадием Фридриховичем Гелем приключилась неожиданная для его гражданской позиции, нюансов психологии и социального положения болезнь. Описать её довольно трудно для даже обладающего острой проницательностью и недюжинным литературным талантом автора. Впрочем, сложность поставленной задачи лишь обостряет писательский азарт и обнажает доселе дремавшее желание осчастливить любознательного читателя рассказом об одной из скрытых сторон природы человеческого существа, для чего автор воспользуется столь излюбленными со школьной программы деепричастными оборотами, вводными предложениями и несколькими прочими фразеологическими схемами, отличающими русский – от всяких прочих языков, коими вынуждены оперировать менее везучие народности планеты…

Впрочем, будем последовательны…

В одно осеннее, ничто не предвещающее утро Аркадий Фридрихович проснулся с незнамо откуда взявшимся даром: он вдруг получил возможность существовать одновременно в нескольких временны́х вехах своей жизни. И настолько реальны были эти его перемещения, что сам Аркадий уже не смог бы с уверенностью определить то Настоящее, в коем сей дар был приобретён.

Аркаша сидел в комнате и ждал возвращения мамы. Она ушла за свёклой для винегрета, но ведь магазин находится совсем рядом с домом, а мама отсутствовала уже около часа!

"Напрасно инженеры не разработали такой телефон, который можно было бы всегда носить с собою, и – при непреодолимом желании – позвонить необходимому тебе человеку, например – маме! – рассуждал про себя Аркаша. – Вот случись чего дурное, непредвиденное – как я узнаю? Ведь связывались же специалисты из Центра управления полётом с Юрой Гагариным, когда тот, назло американцам, совершал свой бессмертный полёт вокруг Земли!"

Но развить эту мысль он не успел, потому что из недр входной двери послышался столь знакомый скрежет, получавшийся при помощи двойного прокручивания старенького замка маминым жёлтым ключом. Аркаша, забыв надеть тапки, побежал встречать маму, испытывая при этом чувство глубочайшего облегчения, которое, к слову, быстро сменилось любопытством, переходящим в предвосхищение: а не купила ли мама в магазине барбарисок или (даже страшно предположить!) абрикосов?

– Мама, почему ты так долго? – прокричал Аркаша, но не стал дожидаться ответа: он с головой погрузился в мешок с продуктами.

– …ты меня слышишь? – спросила мама.

– Чего?

– Я говорю, заходила в недавно открывшийся районный Дом пионеров. Записала тебя в кружок!

– В какой ещё кружок? – насторожился Аркаша.

– В кружок юных портных. Там ты научишься шить спецодежду и комбинезоны для колхозников! Это очень древняя и уважаемая профессия. Я очень за тебя рада!

Потрясение было настолько велико, что Аркаша на какое-то время потерял дар речи. Все его мечты в это мгновение разбились, как разбиваются сердца у иных некрасивых девушек, в том или ином возрасте с удивлением обнаруживающих свою непривлекательность… Слёзы ещё не успели должным образом скопиться в эволюцией предусмотренных для подобных случаев резервуарах, но лицо уже искривилось в гримасе обиды и непоправимости, что ли… Мы хотим уточнить, что это был первый раз в недолгой Аркашиной жизни, когда он испытал на себе столь очевидное для нас, стареющих мужчин, несовершенство мира.

– Ма… ма… н-не… я н-не…

Однако мама его была хоть и не без чертовщинки, но – мудрой женщиной. Она вовремя поняла, что на сегодня достаточно поиздевалась над сыном, поскольку – как ни крути – подобный юмор он сможет оценить лишь спустя многие годы.

– Да шучу я, шучу! Чуть не расплакался – как маленький, право! Неужели поверил? Что ж я, по-твоему, – фашистка какая-нибудь? Записала тебя в кружок игры на шестиструнной гитаре! Поэтому быстро одевайся и едем в магазин музыкальных инструментов: Любовь Петровна говорит, что вчера был завоз, и пообещала придержать одну гитару для тебя. Ну, что стоишь? Марш!

С разбегу запрыгивая в вельветовые брюки, Аркаша понял, что несовершенство мира вполне поправимо, надо лишь вовремя получать жёлтые ключи к скрежещущим замкам его, и, желательно – сразу!..

– Задерживаем на полчаса! – кричит тур-менеджер, тыльной стороной ладони утирая липкий, жирный пот со лба, своими размером и массой напоминающего вымя…

– Архангел, не гневи народ! Народ алчет, – привыкший выражаться витиевато, гундосит Фауст. "Хороший он парень, – не спеша соображает Аркадий, – но как басист – говно".

– Хо-ший… ты… но го… нво, – не задействуя голосовые связки, произносят его губы, однако три пары глаз следят вовсе не за сутью сказанного. С какой-то коллективной торжественностью они наблюдают тонкую нитку слюны, свисающую с подбородка своего художественного руководителя… При этом думают обладатели глаз очень разное:

"Надо бы её отщипить. Но как? Посредством пальцев или просто сдуть? А может, она наберёт должную массу и под воздействием гравитации – сама отслоится?.." – это рассуждает Фауст (вне сцены – Вася Устинов).

"Нажрался перед концертом, обезьяна! Дать бы ему по сопле с оттяжкой!" – страстно мечтает тур-менеджер, но помимо худосочного Фауста в гримёрке расположился внешне спокойный, но исключительно опасный в запое барабанщик Саня Романов (сценический псевдоним – Саурон)… Вдруг тур-менеджер замечает, что Архангел (Аркадий Гель, автор всех восемнадцати хитов молодой северностоличной панк-группы "Невыдуманные Персонажи") – пристально смотрит прямо в лоб ему. "Как будто прицеливается! Или приценивается?.." – неожиданно для себя сочиняет каламбур тур-менеджер и – от греха – делает шаг назад.

– Вымя! – кричит ему в лоб Аркадий своим грязноватым баритоном, коий, к слову, уже второй год сводит школьниц всей страны с ума, и в особенности сейчас – после релиза сингла "На учебнике ПДД – почеломкаемся и т. д.".

В сложную ситуацию вмешивается световой техник, которому очень хочется домой, а задержка концерта всегда сулит и нескорое его окончание. Предложенная им идея воплощается оперативно и со вкусом: Архангела кладут на огромный колёсный ящик для хранения всевозможного оборудования и вывозят на сцену под восторги наполненного до отказа зала.

Понимая, что о гитаре не может идти и речи, товарищи по искусству суют ему в руки микрофон, в хромированную решётку коего кумир российских школьниц продолжает страстно повторять с секундными паузами: "Вымя!.. Вымя!..", – но это уже не важно, потому что третий пункт контракта ("об обязательном выходе музыкального коллектива на сцену") – выполнен, да и зал вторит ему всеми известными современной науке диапазонами женских голосов, заглушая барабаны, бас-гитару и гипнотический вокал своего кумира: "Вымя!.. Вымя!.."

К окончанию концерта Аркаше становится немного легче, и он вполне сносно исполняет композицию "Жёлтый ключ", которая два года назад на протяжении пяти недель возглавляла британские хит-парады, повторив успех Ливерпульской Четвёрки, но была занесена во Всемирную Энциклопедию Рок-музыки по другой причине: впервые в истории песня занимала столь высокие позиции в рейтингах, несмотря на то даже обстоятельство, что спета была на иностранном для англосаксов языке. Впрочем, это не совсем так. Для британского музыкального рынка её почти целиком перевели на английский (см. раздел "Yellow Key"), однако произношение исполнителя не позволило донести до британцев ни её фабулу, ни красоту слога…

Услышав из-за кулис первые аккорды "Жёлтого ключа", тур-менеджер присел на гитарный кейс, обхватил ладонями свой вымяподобный лоб (насколько позволяла чудовищная площадь последнего) и – горько заплакал…

Сразу после приземления гражданин в синих вельветовых штанах отыскал свои вещи в соответствующем терминале, заказал по телефону такси и покинул здание аэропорта. Погода в Желтоключникове была самая петербургская для описываемого времени года, то есть – отвратительная (потому что, как город не переназови – географическое его расположение не изменится), что, однако, не помешало означенному гражданину закурить наносигарету и насладиться её сомнительными свойствами.

Такси пришёл вовремя.

Водитель, вопреки присущим своей профессиональной касте правилам поведения, довольно приветливо поздоровался с не по сезону одетому клиенту (проницательно определив по типовому значку "Благодарность тружеников", что вернулся гражданин из командировки откуда-то с Юга), утрамбовал чемодан в багажник и предложил пристегнуться ремнём безопасности, сославшись на участившиеся в последние годы дорожно-транспортные происшествия, оканчивающиеся порою даже не без последствий для внутренних органов их участников.

– Любезный, – обратился пассажир к водителю, – ясен ли тебе адрес промежуточной и конечной точек нашего маршрута?

Таксист молча кивнул, но про себя отметил, что у пассажира знакомый голос.

Парковка около кладбища была заставлена автомобилями, а выходящие из них женщины тотчас раскрывали свои жёлтые зонты, и вся эта одноцветная толпа медленно тянулась куда-то внутрь кладбищенской территории. Впрочем, только пришелец из далёких миров, буде таковые существуют, мог не знать точки стечения паломников со всего мира. Шли они к памятнику, установленному на условной могиле кумира поколения – Аркадию Гелю. Уже два десятка лет его исчезновение во время новогоднего концерта не давало покоя населению Земли, а наследие его в виде восемнадцати песен – уже давно было канонизировано и преподавалось в детских садах всех вступивших в Лигу Жёлтого Ключа государств (пришелец из далёких миров сильно удивился бы, узнав, что лишь одна страна отказалась от участия в работе Лиги, сославшись на свой уникальный музыкальный рынок, за что, кстати, была стёрта с поверхности планеты ядерными боеголовками Объединённой Армии).

Памятник был сработан из чистого золота и своим видом напоминал атрибут ортодоксального буратины. "Идиоты, – прошептал гражданин в синих штанах. – Не в форме дело, да и, признаемся – не в цвете, но в назначении ключа!" Он похлопал по плечу закемарившего таксиста.

– На швейную фабрику?

– На швейную, – машинально ответил пассажир и добавил с рассеянной улыбкой:

– Колхозники ждут…

Рядовой Пономаренко поёжился. Он вдруг осознал, что всё происходящее – реально, и происходит не в фантастической повести, а с ним, с Серёжей! Ещё до него дошло, что поздно или рано багаж его памяти иссякнет, и быть ему лишённым жизни: "Убегал от невкусной пищи, сексуального опыта мечтал обрести, а нате вам – сожрут рехнувшиеся мужики моё молодое тело!"

И чтобы отвлечься от неприятных дум, он форсировал:

– Тимофей, ваша очередь.

Продекламированное глотающим слюни Тимофеем было предсказуемо…

СЕЛЬПО"Могли бы на кассу быстрее тащиться!И что у вас там – в глубине пакетов?" —спросила нетрезвая продавщица.А я волновался: "Ну где же Гэндальф?Чего выжидает, волшебник чёртов?Сейчас растерзает меня бабища!" —и голосом тоненьким, обречённымсказал я: "Там сыр и другая пища…"
"Могли бы на кассу быстрее тащиться!И что у вас там – в глубине пакетов?" —спросила нетрезвая продавщица.А я волновался: "Ну где же Гэндальф?Чего выжидает, волшебник чёртов?Сейчас растерзает меня бабища!" —и голосом тоненьким, обречённымсказал я: "Там сыр и другая пища…""Покажь!" – опозорив язык Толстого,она приступила к досмотру поклажи,и в этот момент амплитуда ознобадостигла предела. Я крикнул: "Спаржа,чеснок, макароны, яйцо и банкаселёдки, и всё – по ужасным ценам;а вы, сеньорита, пардон – хабалка,мне стыдно за вас и Россию в целом!"Готовый к мгновенной и лютой смерти,я бросился перечислять заслугисвои перед Родиной, на том светеприветили чтобы, а с этой суки —содрали волокнами кожу! Гэндальфподвёл меня (маги уходят в запои)…Видать, макаронами не пообедав,предписано сдохнуть в родном сельпо мне.

Теперь уже все заточенцы глотали слюни, что не предвещало в ближайшем будущем ничего хорошего одному из них. Голод не самым благоприятным образом воздействует на память и ораторские способности, а желание жить – напротив, активизирует их. Было очевидно, что естественный отбор вскоре определит слабейшего. Мужик с Базедовой болезнью, чья наступила очередь рассказывать историю, уже не пытался хитрить и щуриться – он сосредоточил всю свою волю на том, чтобы как можно увереннее озвучить вспомнившееся произведение поэтического искусства, выученное на курсах повышения водительской квалификации для детей и взрослых.

ТАКСИПоздней ночью я вызвал такси —не имелось пешком никакогони желания топать, ни сил,ибо пил я отнюдь не колу,но таксист на меня поглядели уехал, промолвив: "Парень,мы живых перевозим людей,в смысле, мёртвых – не принимаем".Я ему кулаком погрозили подумал остатком мозга:"Завтра вызову не такси,а коммерческую труповозку".

– Славно, славно, – уже без одобрения пробубнил самый длиннобородый дядечка. Мужику с Базедовой болезнью стало неудобно за то, что он прогневал старика, однако, согласитесь, это было бы неумно – руководствуясь желанием утолить голод товарищей по несчастью, поддаться в игре, ставка в которой – не один из десятка присущих человеческому естеству органов, но физиологическое своё существование в мире живых…

Чернобровый выпускник Монархического Лицея не имел склонности мучиться подобными переживаниями. Он подготовил рассказ, который, как мы скоро узнаем, стал фатальным для молодого Геши…

Несостоявшийся переезд

Кондрат Палыч Косых несколько дней кряду информировал жильцов коммуналки, в которой он, нужно заметить, родился и прожил всю свою жизнь, о том, что скоро переезжает в выделенную государством отдельную квартиру, расположенную в одном из спальных районов города, однако не находил в оных жильцах носителей должного интереса к столь важному дня себя событию. Соседям предсказуемо казалось, что Кондрат Палыч таким образом хвастается своей удачею, как бы давая понять им, что Фортуна весьма избирательна и абы кого не заключает она в любовные свои объятия, отдавая предпочтение самым достойным членам общества. Но это было вполне естественно с их стороны – так думать, потому что зависть воспитывается буржуазной моделью взаимоотношений с самого детства (разработчики упомянутой модели когда-то ошибочно предположили, что с её помощью человечество будет мотивировано на личный экономический прирост, что, в свою очередь, со временем обеспечит налоговый аппарат дополнительными денежными поступлениями)…

Но заблуждались жильцы коммунальной квартиры! Искал Кондрат Палыч лишь сочувствия и поддержки, поскольку очень боялся он столь сильных перемен, а ближе соседей у него никого в жизни не накопилось…

– Ордер уже заполучил, – рассказывал он парнишке из комнаты-у-туалета, но скорее подбадривая произносимым себя, – таперя только и заживу! А что? Пора и о семье задуматься – седьмой уж десяток разменял… Там, слышь-ка, наличествует балкон, и лифт функционирует!