Пинок сонетов (2020)

Спицы

Холодно. Пусто. Упало утро,Со звоном разорванных звеньев цепи.На травах капли росы, как пудраНа лицах тех, что таятся в склепе.Камни молчат, пролезает ветерВ каждую щель, тепло забирая.И постепенно стареют дети.Те, что хотели земного рая."Зуб за зуб" уже не актуально.Зуб на зуб… от холодных капель.Только нависла шизоидальноТень актуального Хаммурапи.В сердце как будто забили сваи,Мысли друг с другом о чем-то спорят.Только недвижно стоят моаи,Ждут новостей с ледяного моря.Качаемся мы, сочиняем мифы.Толпа озадачена. Только ейНе даст окончательный даже КаифаОтвет, у которого "нет корней".Сойдёмте с края! У солнца кромкиИ так собралось уже много слепых.От нестерпимой и вечной ломкиСпасенья нет в зеркалах кривых.В твоих руках вязальные спицы,Ты их кладешь на журнальный столик.Я вижу глаза твои, цвета корицыИ чувствую запах грейпфрутовых долек.И мысли рвутся теперь на части,А я дышу сигаретным смрадом.Ты это всё называешь счастьем,Я это всё называю адом.Твои цветы снова пахнут больницей,Они растут на местах убийств.Вонзи в меня что ли вязальные спицы,Чтоб я тебя смог, как и раньше, любить!Ночной небосвод перевернутой чашейНавис. Луна золотой монетой.Ты думаешь, может, о будущем нашем,А я говорю, что его уже нету.Вода из крана струится желчноЗа окнами ночь. Поутихли птицы.А ты в моём сердце уже навечноВзглядов своих оставила спицы.Нам холодно… Греясь дырявым пледом,Ты снова читаешь мне про Ассоль.А я потешаюсь над этим бредом,Тем самым тебе причиняя боль.Но я люблю тебя, хоть и гадкоСейчас на сердце, гнилом и чёрном.И наша любовь – это та загадка,Которую не разгадать учёным.Ты тоже любишь, целуешь нежно.Твои поцелуи, как выстрел в спину.Ведь понимаешь, что неизбежноЯ снова буду тобой покинут…И вот опять берёшь в руки спицы,Я ухожу будто бы ненароком.У нашей любви есть единственный принцип:"Зуб за зуб" или "око за око".

«За забором логики…»

(Н)

За забором логикиКрестики и нолики.Голодавший суткамиПопросил воды.Сладкого сиропчикаЧуть пониже копчика.Распылялся чувствами —Получил пизды.Смерть стоит со счётамиИ следит за квотами,Тихо усмехается,Глядя на людей.Те, с пустыми танцами,Кажутся засранцами,Без ремня отцовскогоИ мамкиных грудей.Нас давили молотомИ морили голодом.И давали всякиеЧудо – порошки.А мы с благодарностьюПринимаем гадости,Стали мы живучие,Словно прусаки.На гвоздях ложилися —Стали только жилистей,Но глядеть на звездочкиМожно и вот так.На любую фразочкуПолучаем сказочку,Зная, что на каждый глазПрипасён пятак.За забором логикиЛёлики и БолекиИглами потянутсяДо трусливых вен.И измерят дозамиТо, что стали взрослыми.Встрепенутся вроде бы,Да не встать с колен.Ну и хули париться?Жизнь – то продолжается.Каждый всё равно найдетДля себя ответ.А Остап обманывалШуру Балаганова:Рио-де-жанейроНикакого нет.

«Сегодня снова болит сердце…»

Сегодня снова болит сердцеИ снова дождь за окном долго.И вот опять не боюсь смертиИ вот опять не хватает Бога.Горит стыдливая моя совесть:Зачем опять прикрылся обманом?Сижу и тупо пишу повестьО том, как плохо писать романы.Кому-то нужно всё это – знаю,Не безразлично кому-то – верю.Я зайцем прыгнул в каяк Мазая,А превратился в другого зверя.И глухо вою в терновой чаще,Могилу рою свою покорно.И бред слипается с настоящимИ всё становится иллюзорным.На бытие поднимаю жало,Но застреваю в пространстве узком.Меня к себе не пускают астралыИ не помогает перезагрузка.Она по моим извилинам бродитБолезненно-грациозной походкой.До исступленья меня доводит,А я её вымываю водкой.Она не хочет, бежит по венам.В потоке крови купаясь, прячась,А я будто вытолканный на сценуИ не сыгравший своей задачи.Сливались капли, стекло дрожалоЯ лбом хотел на него оперетьсяЕё и Бога мне не хваталоИ ещё долго болело сердце.

«Улетела, распрощалась неподстреленною птицей…»

Улетела, распрощалась неподстреленною птицей,Невостребованной сказкой, засмеялась и ушла,Потерялась где-то в дебрях жарко дышащей столицы.Сердце плавится как масло от воздействия тепла.Вековечить её образ на искромсанных страницах —Это самый лучший способ для того, кто на бобах.Разговаривать и думать, от чего потом не спитсяТак прекрасно, даже если наше дело с ней – труба.Шифровать воспоминанья, блеск дешёвых фотографий,Чтобы больше твою слабость ни один понять не смог,Комплименты превращая в жуткий сборник эпитафий,Отгоняя мысль о том, что у любви не станет ног.Полдень снова раскаляет небо с запахом корицыИ кипение подходит на свой самый жёсткий пик.До сих пор не понимаю, как возможно так влюбиться,Чтобы, счастьем задыхаясь, изойтись потом на крик.В общем, сложная дилемма: и любить, и быть поэтом,На одно потратить силы – на другое не успеть.Но, собравшись, понимаю: через две недели летоНаше первое, а значит может быть ещё не смерть.

«Порт. Волна пивною пеной…»

Порт. Волна пивною пеной.Красноглазые муреныИщут тех, кому за деньгиМожно бы продать тепло.Моряки в клешастых брюкахСчастье ищут только в рюмках.Несмотря на то, что сноваИм вернуться повезло.И на них косятся люди,С укоризной, словно судьи.Но молчат, прекрасно помняОб их крепких кулаках.Корабли встают на якорь,Небо начинает плакатьИ печаль с тоской и больюЖалит сердце моряка.Опостылевшие воды,Что в себя вобрали годы,Бесконечно надоелиТак, что хочется блевать.Моряки, порой, не верятВ то, что существует берег,Но, пробыв денёк на суше,Начинают тосковать.Вот и маются, бедняги,Осушая свои фляги,Иссушая свое сердце,Истощая свой карман.Их всю жизнь круговоротит,А мораль сама приходит:Лучше суши только море,Лучше моря – океан.

«Оставь свое имя коряво написанным…»

(Н)

Оставь свое имя коряво написанным!Фонари. Лето задыхалось числами.Что между нами? Как между нами?Прыжок в глубину. Столбы расстояний.Разницы нету: вёрсты, мили.В лесу тревожно заухал филин.Сидели вдвоем, ничего не пили.Глядели в глаза. Тошнотою к горлуПодступала любовь. Давился, кашлял.Как ни крути, но писать не пёрло.Осталось думать о будущем нашем.Воспоминанья свелись до количества литров.Как бы дожить до финальных титров?Смех. Фонари. Тишина. Ромашки.Холод костра. Треснутой чашкойНебо. Голос осип, пытаясь осилить.Опять расстояния нас пилили,Бранясь за то, что бездарно жили.Тянулось время, тянулись жилы.Сознание под дождем кружило.Они смеялись, всё больше скалясь.Во мне опять пробуждалась жалостьК себе, к тебе, к рядом сидящим.Я спутал тебя с настоящим.На камне змейкой свернулась правда,На солнце грелось земное горе.Я не хотел с тобой долго спорить,Хотя понимал, что, может быть, надо.Кефирных сказок травить не хотелось.Так и ушел, не растратив нежность.Доктор, скажи, я действительно болен?Доктор не знал, но решил уколом,Видимо, сгладить моё впечатленье.Дикое утро. Плохим быть плохо.Несмотря ни на что, продолжалось леченье.Тебя не хватало, как Бога.Кажется что-то подобное былоРаньше написано, впрочем ладно.Страница закончилась. Кто-то рядом.Безликих метафор проблемное поле.Я в нём собирал для тебя букеты.Наверное, нехуй любить поэтов,Если не ждёшь постоянной боли.Мысль завяла. Ей не найти конечной.Трамваи в депо. Ночью идёшь беспечно.Задолженность счёта бывает, наверное, вечной.Касались ресницы распалённых висков.Казалось, что всё это для дураков.Холодно. Тошно. Спать хочется.Ёбаный принцип вселенского одиночества.

«Каждая клетка мира…»

Каждая клетка мираОтдалённо следит за тобой.Напряжённо дышит, уверенно смотрит.И ты, подконтрольно вливаешься в массу,Стекаешь по стенке,Скрученный проводом.Тем, кто стоит за спинойНе нужно лишнего поводаДля того, чтоб лишить перцептивныхИнфекцийпосредством дивных дозированных инъекций.А что, если в следующий миг,Как только коснёшься фрагмента мира,Он распадётся на части,Останутся стороны света,С которых приходит четыре солнца.Миру весело. И он снова смеётся.А сам ты не вечен, как кубик льдаИли какая другая форма.Загнанный в рамки, будто вода,Дающий надежду соответствия нормам.А миру нужно, а миру важноЧтоб ты, просыпаясь, видел её глаза,А потом уходил, чтобы большеУже никогда не увидеть.Это стало последней каплейВ переполненной форме кубика.Ты стал давать трещину, граниПолопались. И сам же о нихПорезался. Спасибо сказать уже не за что.И больше стихи не нравятся,И музыки больше не хочется.Умные люди травятся,Не выдержав одиночества.А ты продолжаешь буйствовать,Доказывать в себе гения.Давая тем самым всего лишь поводТебя перевести в отделениеК буйным, с усиленным кайфом.Лежишь, задроченный "лайфом".Понимаешь, что всё оно так,Что ты не мастак, а простак.Тычешь в окна, сквозь щели решетокУверенный хилый "фак".И это просто еще один факт.В статистике судеб,А в спектакле – антракт.

«Когда подкосились ноги…»

Когда подкосились ногиОт мёртвого рок-н-роллаЯ спутал свои дороги,Зубами коснувшись пола.Отчаяние кричалоВо мне, собираясь выйти.В трамвае меня укачало,Но я, как усердный нытик,Упёрся в стекло бараном,Упрямым типичным овном.И думал уйти в нирвану,Пройдя через фронт любовный.О, это большое счастье:Влюбиться и быть любимым.Ты будто бы втянут пастьюИ выдохнут вместе с дымом.Покруче любого цунамиСтремительная дерзкая силаЛюбви, что играет с нами,Как будто это красиво.Слюнявые рты и рожи,Отбеленные до блеска…Ради любви из кожиЛюди вылазят с треском.И падает оболочка —Нагие Адамы и ЕвыРожают себе сыночковИ те убивают первыми…Мастерим на работе лица,Домой берём, на доработку.А на кухне мы уже рыцари,Особенно если под водку.Привычно снижаем голос,Ведь слушают даже стены.И в ванных неровные полосыРобко кромсаем на венах.Жарко молчим в телефоны,Как пубертатные мыши.Надеясь что наши стоны,Когда-нибудь кто-то услышит…И так бесполезно ходим,И скоро в земли мякинуУйдём. Нас небо проводит,И ласково плюнет в спину.

Weltschmerz (Мировая скорбь)

Г. Кириллову, в его День Рожденья

Свет фонаря унылоМетит свои владенья.Что-то внутри остыло,Теперь там одни сомненья.Маленький мальчик плакалО том, как скучает по маме.Спичка падала на пол,И разгоралось пламя.Весело быть героем,Затем всё же стать семейным.И по ночам от горяЛелеять стакан портвейна.Солнце глазищи режет,Рассвет в них плюёт нещадно.Мы стали видеться реже.Вот и привыкли. Ладно…Человек ведь такая сволочь,Он ко всему привыкает.Где-то зовут на помощь,Где-то собаки лают.А ты стоишь на балконе,Пепел пуская в космос.Вроде находишься в доме,Только опять не дома.Мысли ползут пустые,Больше не пишешь песен.Слова ли слишком простые,Или на сердце плесень?Больше не жаждешь чуда,Выключить свет и – баста.И медленно жизнь, и нудноТечёт, как зубная паста.Бьёшь по педали "фузза",Смиряясь с тем, что угасло.Наверно спиваются музы,В огонь подливая масло.Нервно пальцы по струнамИ кровь на затёртом грифе.Вечером снова стал юным,А ночью в лапы Каифе.И сон, напуганный утром,За горизонт унёсся.Ты поступаешь мудроИ в зеркало не плюёшься.Оно же тебя встречаетНелепой небритой ухмылкой.Потом головой качаетИ тянется за бутылкой.В душе, как в бутылке, пусто.Ещё один день насмарку.С похмелья обычно грустно,Куришь, хлебаешь заварку.Но не ползёшь на коленях —В тебе говорит человечность.Спускаешься вниз по ступенямИ смело выходишь в Вечность.

«Изысков в сердце… токсинов в почки…»

(Н)

Изысков в сердце… токсинов в почкиЯ подарю тебе чугунные цветочки.Ты подъеби кого-нибудь другого.Ах слово к слову выбор словакод не подходитвыцвела тельняшкана простыне вчерашний сон разбитещё есть капли нашей пошлой страстивыписывая кренделя рукамичихая пылью поднятой с подушкиты радовалась камню из окнаи шевелила радостно губами.меня ебашило наверно с тех колёсчто ты несла по улице согнувшисьты подошла и еле улыбнувшисьвложила мне в ладонь немного звёздкатились падали играя умираликак дети чахлые в сиреневом садумы променяли на свою бедуместа в аду…как будто в телевизионном шоупо мне как тараканы лезут титрыты танцевала с дикостью Анитрыа мне всего лишь было хорошо.и ты заметила ну что ж такое делоя накалил сосуды до пределаа ты махнув рукой ушла в окночас два четырестало всё равноя не кричал тебе во следи не желал счастливого путия струсил и во двор не вышелчтоб твоё тельце мятое найти.а ты распластана дешёвой милой куклойс весёлым кружевным воротничкомя падал на пол и лежал ничкомпод утро только лампочка потухлавертелись сны я видел в них тебяпересекая с гордостью сознаньеколёса делали своёни к черту делоя накалил сосуды до пределавоспоминаньео тебе в них было тромбомя разделился на себя и что-то вышестоял на залитой гудронным светом крышеи пел весну, косясь на мокрый лёдчто раньше стал твоею колыбелью.ну а теперь фальшивою метельютвою любовь белёсым заметет.и все пройдёт…

«Эх, непосредственность – метод общения…»

Эх, непосредственность – метод общенияКак-то проносится жизни вращениеИстинный праздник – невозвращение.Мыслями там, где-то рядом и с Вами,В сердце железо-бетонные сваиНо это не так тяжело, как влюбиться.Биться с рассудком, мириться с рассудкамиБоль не утихнет стихов незабудкамиТак не хватает родного. И магияЦвета пресытившись вещими снамиВстала кирпичной стеной между нами.Эх, расстояния, что за проблема?Так разрешается теоремаКто-то из окон сигает досрочно.Кто-то лелеет невскрытые веныИ забавляется вечности пленом,Зная что там не найдёт настоящее.Будущее – оно же кричащееКровь не разбавить вином – это точно.Будет гореть, полошить твоё сердце.Только вот с этим огнём не согреться,Максимум: выпить стакан от смущения.Вот тишина безобразным забраломСкрыла от всех и по сути не сталоНи Вас, ни меня, ни рядом стоящегоБред – отголосок того настоящего,Что конструировалось поспешноИ в голове непонятного гения.Вы ли мне снитесь и грезитесь? Вы ли?Как-то тревожно собаки выли.Вы не подумайте, нас не забылиВ тех кабинетах, где знают дословно.Что говорили мы с вами друг другу,Как мы ходили по вечному кругуИ в чувствах своих признавались условно.Если прогоните – не поверю,Ведь кто-то всё это время за дверьюСтоит и шепчет свои заклятья.Возможны слова и возможны объятья.Но это так далеко, что чудноВ чудо поверить хотя бы смутно.Вы пояснения не просите,А, если можно, меня простите.

«…носи на здоровье…»

(Н)

Объебал человека – носи на здоровьеГрязь на лице, вперемешку с кровью.Выплевал в спину всё, что хотелось.В принципе это обычное дело,Когда тебя травит такое же тело.Поговорим отвлекаясь от темы?Опять твердишь, что я ебанулся.Да, я придумал себе проблемыЕщё с утра, когда только проснулся.Каждое новое слово твоё,На тему природы такого "вельтшмерца".В душу летит раскалённым копьёмНу и, конечно, цепляет сердце.Чувственно, хули. "Я ж типа поэт",Ну так давай мне повод для фобий.Знаю: его в самом деле нет.Как нет образцов уже созданных копий.Кофий… морфий… антиутопий…Выдано, словно в окошке кассы:Хам и свинья. Ах, какая жалость.Но вместо реакции "ноль на массу"Что-то внутри препротивно сжалось.В кружке, на дне, плесневеет вареньеТакое пиздатое стихотворенье.Ах, у него "мировая скорбь"Или же тупо парад фрустраций.Нужно в губищи натыкать скоб,И отрубить непослушные пальцы.Милая, я же тебя люблю…Я же хочу, чтобы было красиво.Ай. Давай лучше про коноплю,Или про подорожавшее пиво.А ещё лучше про контрацептивы.Это весна мне щекочет пятки?Это со мной играют гормоны?Ну почему же не все в порядке?И пальцы режет пучок нейлона.Пишу стихи – получаются стоны.Дерьмо не ведрами, а вагоном.Не лучше ли через грани стаканаМне наблюдать? И всё будет в радость.Давай, топчи его, скользкого гада.Ему от тебя ничего не надо.Он пакостно дышит и в целом сволочь…Снов горизонт завалил за полночь.Всё, прекращай ворошить бумагу.Как не винти, не напишешь сагу.Каким ты был, таким и остался.Что ты, родимый, не исписался?Давишь себя, как лимон изжатый,А, между тем, помахать лопатойГораздо полезней и выше зарплатно.И даже читая в таком форматеТо, что так просто и не сказать.Они будут думать: "С какой же стати,он вдруг решил вот так написать?Снова он ноет, поёт и воет,Что же это вообще такое?"Ваше право, любимые судьи.Я не могу объяснить это людям.Без этого вовсе меня не будет.Ждёте? Чего-то ещё поведать?Ты тоже ждёшь очевидного бреда?Ладно. Ведь я же чистой монетойВсегда… И снова рассветомМеня снабдило доброе утро.А я не могу поступить мудро.И вот я опять проебался глупоПора бы открыть что-то вроде клубаДля тех, кто верит что можно простоЛюбить без всяческих предрассудков(Не так, как нужно кому-то по ГОСТу)И всяких в него принимать ублюдков.Ну а тебе ещё раз спасибоЗа то, что сбила корону с нимбом.

Фонарь

Ночью тихо сыпал снегНежно укрывая город,А фонарь мечтал о сне,Что наступит так нескоро.В полудрёме он стоял,Как писал об этом классик.И снежинок карнавалБудто бы над ним смеялся:"Ты, как истукан стоишь,Великанище железный.Ночь уже, а ты не спишь,Весь холодный, бесполезный.Ну кому ты нужен здесь?Всем в кроватях что-то снится.Ну а ты к ним в окна лезтьВздумал, как влюблённый рыцарь.Спать мешаешь и вообще…"А фонарь стоял и думал:"Отчего же мир вещейКажется таким угрюмым?Нам ведь тоже снятся сны,И болеть мы можем тоже".Но в круженьи белизныПоказался вдруг прохожий.Он ворвался в жёлтый круг,Осмотрелся в свете зыбком,И фонарь, как лучший друг,Тёплой одарил улыбкойИ ушёл. Фонарь сиял,Сам с собою рассуждая:"Вот выходит, что и я —Тот, кто людям что-то дарит.Пусть и не благодарят —Я теперь собой доволен,И судьбою фонаряВовсе не обеспокоен.А укоры – это чушь.Мне, снежинки, не обидно.Если я не подсвечу,Вас самих не станет видно".И они, умерив гул,Плыли в воздухе кругами,А когда фонарь уснул,Сон его оберегали.

«Тесты Роршаха, рельефное сознанье…»

Тесты Роршаха, рельефное сознанье,Незнакомец предлагает кислоты.И вдыханье облегчает пониманье,И всегда не вовремя менты.Змеи кольцами свиваются по норам,Крысы в панике, а это не к добру.Надвигается предчувствие, что скороЯ, быть может, преждевременно умру.Дом тоски из почерневших брёвен.Ставни наглухо, повсюду тёмный лес.И ночами круторогий ОвенЗвёздной мордой скалится с небес.Я живу здесь между сном и явью,Мне существованье по плечу.Карточками в выцветшей оправеЗа собою прошлое тащу.Пью горячий чай, ловлю изменыИ струятся капли по вискам.Молчаливо напирают стены,Молча наполняется стакан.За окном, наверно, кто-то ходит,Шепчет, шелестит травой впотьмах.То ли бес покинул свой колодец,То ли Смерть пытается стремать.Все они добьются результата:Я издёргаюсь, не высплюсь, и больнымБуду до утра считать остатокВремени, клубя табачный дым.Я не грежу тридевятым царством,Всё, что можно было упустив,Я свою любовь сменял на блядство,А себя на песенный мотив.Но, как ни крути, себя пытая,Я не вывел новый чистый звукИ смирился. Когда час настанет,Я увижу пару нежных рук.Пальцы мне опустятся на веки,Ласково закроют их. И вот…Дом тоски. Без тени человека.Человек в нём больше не живёт.

«Листаю книгу – там гербарий…»

Листаю книгу – там гербарийЯ сразу вспомнил свое детство.Потом поехал в колумбарийИ застолбил там себе место.

«Боли такие фантомные…»

Боли такие фантомные,И прошлое – настоящее.А нынешнее – бестолковое.И, как провода гудящиеБашка, словно улей в панике,Кровью тяжелой налитая.Мы в жизнь вошли как избранники,а выйдем оттуда избитые.

«Сегодня жить особенно не хочется…»

Сегодня жить особенно не хочется:Мешает ощущение стыда.Как старый энурезник, небо мочитсяИ что-то грудь сдавило, как удав.Я б даже что-нибудь сейчас и выплакалДа только обезвожен, потомуЧто я вчера намного больше вылакал,Чем мог мой организм потянуть.Пропахший полуночной электричкою,Раздавленный похмельем, как пятак,Считаю время выжжеными спичкамиИ разгребаю мыслей кавардак.Но память этанолом запечатана…Скажи что было – я не удивлюсь,Фрагменты отрываются заплатамиИ в этом даже есть какой-то плюс.Короче, жизнь моя и так несладкая…Я брошу пить! На этот раз совсем!!!И, в магазин зайдя за шоколадкою,Кассирше прошепчу: "Вина… 0,7"

Репка (современная сказка)

Летело в землю реповое семя,Не зная как само туда попало,Но, в чаяньях больших, росток давалоИ ввысь тянулось, обгоняя время.Без удобрений, лишь дождём да светомПитаясь, на волне энтузиазма,Плод не осознавал судьбы сарказмаИ наливался ярким жёлтым цветом.А в это время дед лежал с циррозомПод капельницей, проклиная бабку,Сморкался шумно в половую тряпкуИ жаждал алкогольного наркоза.А бабка, еле волоча сандали,В аптеку шла, с мечтой об инсулине,Трепалась в коридорах поликлиникПро то, что снова пенсию не дали.Про то, что от чего-то дохнут куры,Что в огороде некому копаться,Что жизнь она связала с тунеядцем,И справедливо называлась дурой.А внучка, вопреки расхожим шуткам,Уехала и зацепилась в центре,Не став на тридцать третьем километреИзвестной гонорейной проституткой.Уныло посещает alma-mater,Читает в «Cosmopolitan» советы.Она не из дешевых профурсеток —С ней спать достоин тот, кто больше платит.А репа в это время разрасталась,От солнца прикрываясь листьев сенью,И ожидала свой триумф осенний,И верила: совсем чуть-чуть осталось.Собака с кошкой – горе-волонтёры!Им дела нет до репы, им бы мяса.На них уже надеяться напрасно,Ведь по деревне рыщут живодёры.И даже мышь, что славилась сноровкой,Не сможет ситуацию поправить:От ней уже осталась только память —Она давно попалась в мышеловку.Вот так вот каждый занят выживаньем,Капризы случая для них всегда нелепы.Понятно, что тянуть большую репуНи у кого нет сильного желанья.Нет, человек не злобен по природе.Он – раб судьбы, её противник слабый…Не стало деда, кошки, Жучки, бабыИ репа догнивает в огороде.

«Я не люблю быть на улице…»

Я не люблю быть на улице,Там тошно и неуютно,Повсюду дома сутулятся,И в спину тайком плюют. НоКвартира ведь тоже клетка,Романтики скажут хором.В ней каждая табуреткаГлядит, мол, немым укором.Ну ладно, допустим, вышел,Но только с условием: к ночи.Дождь засопливил по крышам,И будто сожрать меня хочет,Накрыл пеленой бесцветнойВцепился в меня пираньей…Я промочил сигарету,Она оказалась крайней.Но это не слишком грустно,Ведь спички оставил дома.Вот так осознал искусствоПриёмчиков против лома.Но я ничего. Я выстою.Разбитый дождем и полночью.Прошляюсь походкой быстрою,Людей называя сволочью.От этого прежде легчало,Хотя понимал чуть позже:Во мне человека мало,А сволочи как-то больше.

«Я хочу, чтоб это сделал друг…»

Я хочу, чтоб это сделал друг:Чтоб бутылкой только что распитой,О бетон на лестнице разбитой,Ткнул меня как плавательный круг.Я хочу, чтоб мыла взяв кусок,Не скупясь, не помня про обиды,Он веревку мылил не для видуИ крепил на крюк, под потолок.Я хочу, чтоб сильною ногойОн сломал гнилую табуретку.Не взыщу. И на листочке в клеткуНапишу, что кончил сам с собой.Напишу, что нет ничьей вины,Благодарность выскажу конечно.Вот везёт нам, почему-то, грешным…Для чего ж ещё друзья нужны?И, считая каждый сердца стук,(ведь любой окажется финальным),Осознаю: это гениально,Хорошо, что это сделал друг.

«Частицы морфия бежали по трубе…»

Частицы морфия бежали по трубе,Игла казалась трёхметровой спицей.А я сидел с торчащим в вене шприцемИ с лёгким отвращением к себе.И жизнь моя, как яркое кино.Я режиссировал, как Тарантино Квентин,Все ваши бредни запивая "бренди",Я слал плевки в открытое окно.Мне стало тошно, слабость одолев,Я посмотрелся в зеркало невольно:Я стал скотом, отчасти добровольноИ поместил себя в особый хлев.Я знаю всё, что нужно о себе,Брокгауза с Эфроном не тревожа!Ведь я когда-то тоже осторожноВнедрил себя частицей по трубе.Чуть меньше года проведя во тьме,Я в чаяньях фальшивых развивалсяИ не заметил сам, как оказалсяВ нелепой до безумства кутерьме.Промчались месяцы, за ними и годаИ вот мне очевидным показалось,Что вовсе никакого не осталосьОт чаяний фальшивых и следа.Сюжет простой, в нём нет особых черт,Такие здесь встречаются повсюду,Я для судьбы, как основное блюдо,А вовсе не изысканный десерт.Мне оставалось сдаться и залечь,Не развивая томных философий.Я сочинил историю про морфий,Чтобы себя хоть как-нибудь развлечь.Но, вылежав до донышка кровать,Не допущу окамененья стана,И плюнув зеркалу в лицо, я встануИ вновь отправлюсь с миром воевать.

«Дороги не дороги, если кончается водка…»

Т. Яровикову

Дороги не дороги, если кончается водка,Песни не ценят, когда для них нету ушей.От старых матрацев недолго разжиться чесоткойИ лютой изжогой от пересоленных щей.А где-то в чужих городах есть знакомые други,Есть женщины даже, которые любят тебя.Да только за окнами поезда серые вьюгиО жизни бродяжьей твоей заунывно скорбят.Коверкать реальность, бросая на жертвенник слога —Обычай, который поэтов заводит в тупик.Раздутых величий вокруг неестественно много.И каждый в болоте своём самый главный кулик.А честные люди идут в драных кедах по свету,Не помня начала, не зная что будет в конце.Судьба им бросает "орлом или решкой" монету,А время им ставит печати свои на лице.Гореть, не сгорая – бессмысленно, пошло и тяжко.Будильник, как прежде, не сделал тебя молодым.А утро вдыхает тебя безразмерной затяжкойИ вновь отпускает в бездонное небо, как дым.Наверное нужно и так, чтоб не выросла плесень,И что-то внутри так упорно толкается в грудь…Дороги не дороги, если кончаются песни,А песни кончаются, если кончается путь.