Новогодние и рождественские рассказы будущих русских классиков

Смеялся, что друзья у него – это вторая работа, не может мимо живых людей пройти.

Друг всем друзьям, знакомым, коллегам, соседям. Даже Кате почти друг. Уже вот-вот можно будет спросить, почему оставил ее тогда.

А потом Саша умер. Дайвинг. Неудачно погрузился, головой о камень, мгновенная смерть.

На похоронах Катя рыдала, она оплакивала сразу все: обманутую девочку, которая тупо перепутала мужиков в детстве из-за голубого щенка и назначила на роль отца нового актера, слабую маму, которая не смогла быть честной, несчастную себя, без опоры, без корней, без МГУ и без наследства, хоть и фиг с ним. Рыдала с Леной, папиной женой, рыдала с братьями и их подругами, рыдала в машине мужу в плечо по дороге на кладбище и на поминки.

Ее семья резко увеличилась, причем было чувство, что с братьями она вместе росла. Странно, как похороны могут быстро и крепко слепить людей вместе. Они одинаково шутили, были похожи внешне, у них даже зубы одинаково кривые и близорукость высокой степени. А Катины фото в четырнадцать-пятнадцать лет легко можно заменить на фото братьев в том же возрасте. Каре, очки и одинаковые серо-голубые глаза.

Саша как будто специально умер, чтобы Катя сблизилась и подружилась с братьями.

После похорон они общались, собирались раз в три месяца в любимом папином ресторане и ходили в гости друг к другу. Катя внутренне замирилась с папой Сашей, задала ему все вопросы, получила все ответы. Он просто приснился и ответил.

В душе у Кати воцарился покой из мечты, сердце успокоилось, тем более Лена рассказала, как мучился Саша от чувства вины, что бросил Катю. И считал, что лучше новый отец рядом, чем старый в другом городе.

Много чего еще рассказала Лена. Как он сам стал сильнее, когда отец погиб на производстве. И считал нужным тащить всех этих друзей, устраивать на работу, приводить домой, отдавать последние деньги. Как не хватало его сыновьям и Лене.

И Саша вдруг стал для Кати ангелом-хранителем, милейшим человеком, тонким, мудрым, нежным и щедрым. Экран воспоминаний запотел и исказился.

Посмертной харизме Саши не поддавался только Катин муж, как будто знал ведомое только в их семье, что-то традиционно-патриархальное. Все спрашивал: а зачем Саше нужно было тащить всех этих людей? Что это за ангел такой, который бросил дочь, а потом пытается выторговать себе место на небе, помогая другим? Что за ерунда? Он вас всех бросил, кого-то раньше, а кого-то позже, что толку от его чувства вины?

Кате неприятно было об этом думать, и она не думала, а все расспрашивала тетю Лену о папе Саше. Какие фильмы он любил, куда ездил путешествовать, что она ему готовила. Покой понемногу обволакивал Катю и за десять лет поглотил ее полностью. А муж пусть думает, как хочет.

Катя каждую субботу писала список дел на неделю и была совершенно счастлива. Список создает реальность, дает опору и приносит радость. Особенно в декабре, перед праздниками.

Однажды она даже рискнула и заранее запланировала поездку в Венецию с мужем и детьми, аккурат на Рождество. В списке был пункт: рождественское чудо. В скобках упоминались венецианские маски, гобелены, бронь в ресторане с хорошим видом, Сан-Марко без воды на время поездки. Желания, не планы. Катя всегда оставляла пространство для запланированного волшебства.

Прямо от аэропорта можно было доехать до города на водном такси, как и было запланировано у Кати. У причала стояло несколько такси, и прямо перед ними в одно из них влетела красивая женщина лет пятидесяти, которая громко звала мужчину:

– Саша, Саша, скорее, он нас берет, тут нет очереди.

– Иду, солнышко, иду.

Мимо Кати прошел папа Саша, посмотрел на нее, ускорился и прыгнул в катер вслед за женщиной. Показалось, дернулась Катя вслед мужчине. Молодой какой-то, то есть практически того же возраста, как скончался. Прямо двойник. Не папа Саша. А ведь десять лет прошло.

А с другой стороны, зрение после операции у Кати было отличное. И голос, его особенный шероховатый баритон, в котором слышно улыбку, трудно перепутать.

Гроб был закрытый. И компания, в которой работал папа Саша, заявила, что акции он продал за полгода до смерти, а в завещании все остальное было идеально распределено, всем досталось.

Но Лена считала, что куда-то делась крупная сумма денег, которые причитались сыновьям. Там бы на домик в Италии хватило и на жизнь еще осталось. И на том злополучном погружении он был с Борисом, другом детства, который внезапно перестал общаться с Леной и ребятами, хотя с чего бы? Они дружили семьями, жены общались, дети вместе росли. А еще папа Саша очень любил Италию и мечтал там жить когда-нибудь, даже итальянский выучил незадолго до смерти. Да и дайвингом он занимался больше десяти лет, как можно было погрузиться затылком на камень в прозрачной воде Байкала?

И Катя даже могла себе представить, что входило в список подготовки.

Светлана Дотц

Ангел со второго этажа

Ранние сумерки вползали в город, укутывая улицы серой пеленой. Еще сновали туда-сюда прохожие, но их становилось все меньше и меньше. Снег перестал идти и теперь торжественно лежал, превратив город в сказочное королевство. Наступало Рождество.

Пятилетний Вовка смотрел в окно и вздыхал. Целый день вместо того, чтобы готовиться к празднику, мама и папа занимались переездом в эту чужую квартиру. Вовка даже знал почему. Он слышал, как вчера вечером отец ссорился с дядей Митей, своим старшим братом, и тот сказал:

– Вот и убирайся отсюда!

Дом, в котором они жили до этого, принадлежал дяде Мите. Скорей всего, он совсем не имел в виду, чтобы папа, мама и Вовка убирались прямо в праздничные дни. Но надо знать папу с его чувством справедливости и нетерпимости к любой лжи.

Короче, папа позвонил своему институтскому товарищу, который жил где-то в столице, и попросился в его квартиру. Товарищ согласился с радостью, будет кому присматривать за жильем. И сегодня они переехали в этот старый двухэтажный дом почти на самой окраине городка. Дом на восемь квартир – четыре внизу и четыре вверху. Вовке сразу выделили маленькую спальню с окном на улицу, и теперь он смотрел на снег, прохожих, на старый фонарный столб и думал о елке, которую не стали тащить с собой и вместе с которой в том доме остался праздник.

Незнакомая двухэтажка жила своей жизнью. То и дело хлопали входные двери, слышались веселые голоса новых соседей, звуки приезжающих и отъезжающих машин.

На втором этаже кто-то ругался, бегал, падали какие-то вещи, хлопали балконные двери, и вообще было похоже на драку.

Родители расставляли посуду, развешивали вещи, рассовывали все семейные узлы по шкафам и тумбочкам, которых у папиного товарища явно не хватало. Они устали и были расстроены. Вовка тоже был расстроен, поэтому сидел в своей комнате в полной темноте и ни с кем не разговаривал. Он услышал, как родители включили телевизор и кто-то закричал: «С Рождеством!»

«Рождество пропало, – подумал Вовка. – Мой Рождественский Ангел не найдет меня здесь, мы так быстро переехали».

На фонарном столбе загорелась лампа и осветила не только кусок улицы, но и Вовкину комнату. Он оглянулся на большие картонные ящики, в которых лежали его вещи, игрушки, книги, и опять печально вздохнул. Внезапно вспомнил об ангеле, которого успел снять с елки, и раскопал свою куртку в ворохе верхней одежды. Белый ангелок с примятыми крыльями был извлечен из кармана и водружен на подоконник. Вовка уселся рядом.

В доме все стихло. Кажется, опять пошел снег. Вовка смотрел на большие, просто огромные снежинки и вдруг понял, что это совсем не снежинки, а белые перья медленно пролетают мимо его окна и ложатся на снег.

«Мой Ангел прилетел! – чуть не закричал он от радости. Но тут же испугался: – Почему столько перьев? С ним что-то случилось!»

Вовка накинул куртку и выглянул из своей комнаты. В гостиной работал телевизор, и уставшие родители спали перед ним, сидя на диване. Вовка выскользнул из квартиры. Лампочка в подъезде замигала, как будто испугалась его появления, и погасла, однако мальчик успел заметить несколько белых перьев на лестничной площадке. Он хотел выйти на улицу, но услышал, как выше этажом кто-то всхлипнул.

Осторожно, держась за деревянные перила, Вовка стал подниматься по лестнице. На площадке между этажами он остановился и посмотрел вверх. Глаза его немного привыкли к темноте, да и в маленькое окошко над площадкой проникал тусклый уличный свет. Вовка разглядел белый силуэт и понял, что на верхней ступеньке кто-то сидит.

– Ты Ангел? – нерешительно спросил он. – Почему ты плачешь?

– Мне холодно, – очень тихо ответил белый силуэт.

– Пойдем ко мне! У нас тепло, и телевизор работает.

– А можно?

– Пойдем!

Силуэт поднялся и бесшумно начал спускаться по ступенькам.

Вовка почти скатился вниз, открыл свою дверь и побежал в гостиную.

– Мама! Папа! – закричал он. – Я привел Ангела. Он замерз. Я не знал, что Ангелы тоже мерзнут, а вы знали?

– Ты почему не спишь? – удивилась мама, поднимаясь с дивана. – Почему ты в куртке?

– И где Ангел? – спросил папа.

Вовка оглянулся:

– В коридоре, наверное. Я дверь оставил открытой.

– Сережа, отведи его в спальню, пусть ложится, напридумывал тоже.

– Ничего я не придумал, – возразил Вовка не совсем уверенно, – сама посмотри.

– Посмотри, посмотри, а мы – спать. – Папа увлек сына в спальню.

Мама вышла в коридор и увидела худенькую девочку лет семи в длинной, до самых пяток, белой рубашке. Она стояла на пороге, не решаясь войти в квартиру и подрагивая от холода. У нее были длинные светлые волосы и очень большие голубые глаза.

– Ты Ангел? – спросила мама точно так же, как несколько минут назад Вовка.

– Я – Люся, – тихо ответила девочка. – Наша квартира над вами.

– О Господи! Да ты босиком!

Мама обняла девочку за плечи и завела внутрь. Потом заперла двери и повела гостью в кухню. Там она усадила ее на стул, поставила на плиту чайник и принесла свою вязаную кофту и теплые носки. Пока девочка надевала все это, на столе появилась большая чайная чашка, а вместе с ней печенье и кусок яблочного пирога, испеченного еще в том доме.

Мама налила чай в чашку и придвинула все к девочке.

– Кушай и грейся. У тебя что-то случилось?

– Нет, все, как всегда, – тихо сказала девочка и нерешительно посмотрела на пирог.

– Бери, бери, это тебе. А что значит «как всегда»?

Девочка отпила глоток.

– Хорошо, горячий. – Она вздохнула. – Мама с папой подрались, а я убежала к бабушке Кате.

– Это твоя бабушка?

– Нет, это соседка, ее дверь рядом с нами. Я всегда убегаю к ней. Но сегодня у нее заперто.

– Подожди, – вспомнила мама, – это такая высокая интересная старушка с черным мопсом?

– С Чарликом. – Впервые за все время девочка улыбнулась. – Я с ним дружу, он очень любит овсяное печенье.

– Она уехала ближе к вечеру на такси. Я видела в окно.

– Наверное, к дяде Толе, он ее сын.

– Хочешь, я постучу к вам и вызову твоих родителей?

– Это бесполезно, – сказала девочка. – Они не проснутся до утра. А если проснутся, то будет только хуже, – добавила она.

– А у тебя есть еще родственники в городе?

– Нет. Никого нет.

– Кушай, не буду тебя больше отвлекать.

Мама тоже налила себе чаю и присела рядом.

– Наш сын уснул. – В кухню заглянул папа и замер, увидев гостью.

– Ты Ангел? – спросил он девочку.

Девочка смутилась и поставила чашку с недопитым чаем на стол. Было заметно, как от горячего напитка и еды ее начало клонить в сон. Она зевала и потягивалась.

– Это Люся, – сказала мама. – Она живет над нами. А сейчас ее надо уложить спать.

– Если надо, значит, уложим, – не стал вдаваться в подробности папа. – Куда?

– Я постелю на диване, – сказала мама и вышла из кухни.

– Я помогу, – присоединился к ней папа.

Когда они вернулись, девочка спала, положив голову и руки на стол.

– Какая худенькая! – сказала мама.

– Какая легенькая! – сказа папа, поднимая девочку на руки.

Они уложили ее на диван и укрыли теплым пледом.

– Спасибо, – пробормотала девочка в полусне.

– Да, иногда и Ангелам нужна помощь, – улыбнулся папа.

Рождественская ночь плыла над городом. Из разорванной подушки на балконе второго этажа легкий ветерок выдувал белые перья. Они играючи взлетали вверх, кружили по улице и медленно опускались на такой же белый снег.

Ирина Жукова

Затишье

Трасса виляла, и слепой волчий глаз луны мигал то с одной, то с другой стороны дороги. Снег, зарядивший еще под Новый год, все шел, и мел, и сыпал, и сосны вдоль дороги стояли в тяжелых мантиях, как в Аськиной книжке про Морозко. Казалось, что вот-вот из-за елок выйдет седобородый дед с хрустальным посохом, – но никто не выходил, и почти все машины куда-то подевались, что в общем-то было и хорошо: все спокойнее, в такую-то метель.

Разгрузка в Туле прошла быстро, часть денег за длинный, нудный рейс уже лежала в рюкзаке. Сережа загрузил фуру в Москве и гнал домой, в Воронеж. Если не останавливаться поспать, то – полдня на последней разгрузке, и к завтрашнему вечеру уже можно успеть к Асе на день рождения. Таков был план. Мать звонила два раза в день, жужжала в ухо дурной мухой: «Гоняешь по всей стране, как бездомный», или вот еще: «Тебе твоя фура дороже дочери», или самое любимое: «На черта опять все деньги вбухал в идиотский холодильник!» Да идиотский прицеп-холодильник в два раза быстрее отобьется. Подкопить, продать фуру, купить к лету дом в Ямном, там и школу построили новую, хорошую. Аська будет учиться, а он – таксовать в Воронеже. «Заживем!» Заживут. Главное – не опоздать на день рождения.

До съезда на трассу «Дон» оставалось еще километров сто по ЦКАДу. Сережа планировал заправиться на «Лукойле» после съезда на зеленку, но то ли чертов холодильник, то ли метель и московские рождественские пробки, то ли еще какая чертовщина, только топливо убывало на глазах, лучше было не рисковать и заправиться как можно скорее. «Ох, недобрая ночь!» – думал Сережа.

За деревьями алела открытая рана закатного горизонта. Смотреть на нее было неприятно, и Сережа старался сосредоточиться на трассе. Мелькнул указатель «Затишье – 5 км» и следом – знак заправки. Новую, что ли, построили? Не было вроде тут отродясь. Да и ладно. Заправиться, выпить кофе, перекусить: впереди длинная дорога.

Мальчишка-заправщик оказался толковый, расторопный: протер фары, с коротким кивком сунул мятую сотку чаевых в карман теплого форменного комбинезона и перешел к следующей колонке, у которой сиял вощеными боками огромный черный «джип» с высокой снежной шапкой на крыше.

Сережа забрал из кабины рюкзак с заветными деньгами и пошел было к кассе, как вдруг увидел, что заправщик бросил щетку на длинной ручке, которой счищал снег с крыши «джипа», и рванул через наметы к подъездной дороге, сминая неподатливые сугробы. У самого поворота в клубах пара застыла маленькая белая «тойота». В неровном свете единственной передней фары метался ополоумевший снег, валил плотный, слишком уж непрозрачный дым. Ну ясно. Сережа перехватил рюкзак поудобнее и пошел следом.

«Тойота» ткнулась боком в высокий сугроб обочины, из-под бампера торчал сигнальный столбик. Светоотражатель на его верхушке жалобно поблескивал, отсчитывая проносившиеся по трассе машины. Мальчишка уже кого-то выковыривал с переднего сиденья и скороговоркой выкрикивал:

– Сдурела? Сама убьешься и не дай Бог кого с собой прихватишь! Понакупят прав!

– Гоша, отвали! – слабо отбивалась девчонка за рулем. – Ты что думаешь, я добровольно в сугроб сиганула? Пусти, сказала. – Она наконец оттолкнула Гошу и вылезла из машины. – Вот дурак!

– Я? – опешил Гоша и сорвал шапку, показав ровный ежик русых волос и совершенно детские уши, алые то ли от мороза, то ли от досады.

– Да при чем тут ты! – рассеянно отозвалась она, пнув погнутый столбик под бампером. – Мужик какой-то в полосатом шарфе. Выскочил прям под колеса.

– Да откуда тут люди?! Тут нет ни хрена вокруг, примерещилось тебе! Темень, метель – глюканула, бывает.

– Сам ты глюканул!

– Привет! – Сережа подошел к ребятам и кивнул на машину. – Хорошо приложилась. Я Сергей, водитель вон той фуры.

– Света. Я тут официантка, – кивнула девчонка, и из-под капюшона длинного голубого пуховика посыпались волной завитые русые пряди. Она потянулась к бамперу рукой в варежке.

– Не трогай! – хором рявкнули Гоша и Сережа.

– Там антифриз – градусов девяносто, обваришься. Патрубок, наверное. – Гоша уже успокоился и взял деловитый тон.

– Пусть стечет и остынет, – кивнул Сережа. – Скорее всего – да, просто шланг радиатора порвался. Это, конечно, феерически должно было не повезти.

– Да уж, мне дедушке утром после смены машину отдать надо, ему на работу. Он мне голову оторвет. И вообще за руль больше не пустит. – Света прижала пушистые розовые варежки к ярким щекам.

– Ерунда, – искусственным, нарочито беспечным тоном отозвался Гоша, – шланг заменить элементарно. Я в нашу мастерскую позвоню, они доставят. А антифриз здесь на заправке купим.

– Давайте сначала машину отгоним с дороги и посмотрим, что там, – вздохнул Сережа.

В кафе было чисто и светло. Сережа выбрал дальний столик у окна с видом на лес. Днем вид, наверное, был фантастический, но сейчас в стекле отражался лишь зал с кабинками столов, несколько рядов мини-маркета и стеклянная стойка с усталой кассиршей. Света уже несла кофе и несколько бутербродов, Гоша что-то тараторил в трубку у запасного выхода, не отрывая взгляда от маленькой официантки в коротком форменном платье. До Сережи долетали обрывки его фраз: «патрубок, срочно», «ну я тебя прошу», «выйду за тебя в мастерскую на той неделе». Сережа качал головой и улыбался про себя, лениво листая в телефоне каталог М-Видео. Аська просила на день рождения приставку свитч, с розовым и голубым джойстиками, но он все откладывал, а в праздники найти ее в наличии за человеческие деньги оказалось не так-то просто. Предзаказ. Предзаказ. Ждите неделю. Может, все-таки куклу? Черт, черт, черт!

Раздвижные двери открылись, и с улицы вместе с вихрем снега ввалился поджарый дед в распахнутой черной дубленке. Из тех, чей возраст неопределим из-за дихотомии седины в бороде и очевидного беса под ребрами. В три шага он доскакал до кассы и нарочито низким голосом спросил у хмурой кассирши:

– Милая барышня, размену не найдется?

– Не меняем! – рявкнула она и с грохотом захлопнула кассовый аппарат, так что дед дернулся от неожиданности.

На мгновение он застыл, тряхнул головой и огляделся по сторонам. Встретившись глазами с Сережей, он направился прямиком к нему, легко опустился на диванчик и прогудел:

– Не возражаете?

Сережа лишь хмуро кивнул, подвинул поближе рюкзак с выручкой и уставился в свою чашку с кофе. В черном круге отражалась зеленая лампа на потолке. Он качнул чашкой, зеленый зрачок в кофе качнулся и снова встал по центру.

– Какова метель, а? Лет двести такой не видали, – не унимался новый сосед.

Снова подошла Света.

– Готовы сделать заказ?

– Пельмени. Самую большую порцию, – улыбнулся ей Сережа.

– Минут через пятнадцать принесу. Сметану?

– Обязательно.

– Отлично. А вам? – Она повернулась к деду.

Тот хитро ей улыбнулся, развернул тонкое бумажное меню и начал закидывать Свету вопросами по каждому пункту, то и дело оглаживая аккуратно постриженную бороду. После обстоятельного интервью немного подумал, уставившись вверх на зеленую лампу, и резюмировал:

– Борщ! Но сначала чай. Черный.

Кофе в чашке Сережи убывал, вымечтанная Аськой приставка все не находилась.

– Ищете что-то конкретное?

– Скорее – в конкретный срок: завтра день рождения у дочки. Но что-то вариантов нет.

– Задачка! – Дед кивнул и прищурился. – Что ж, вопрос – сколько вы готовы заплатить, чтобы желание исполнилось.

– Да, если продать почку, пожалуй, и получится.

– Или душу, – расхохотался дед.

– Да по нынешним ценам и того, пожалуй, не хватит. Нет уж. Пойду посмотрю, что тут есть. Извините.

Сережа подхватил рюкзак с выручкой и пошел между рядами мини-маркета. В торце у кассы всегда можно было схватить случайную игрушку за безумные деньги. Расчет, видимо, был как раз на незадачливых отцов, спешащих домой с пустыми руками. На полках сидели разнокалиберные медведи, одинокий единорог в пайетках и захватанный том сказок Пушкина с глянцевыми компьютерными иллюстрациями. Не то, все не то.

– Подарок выбираете? – Хмурая кассирша переклеила ценники на соседней полке и подошла к стойке с игрушками.

– У дочки день рождения завтра, – улыбнулся Сережа.

– Возьмите вот этого белого, – сказала она, не ответив на улыбку, – на него скидка. – Кассирша кивнула на огромное лохматое чудище, очень условно напоминающее медведя.

– Ммм, спасибо, но она приставку хочет. Только где ж я ее до завтра достану! Подумал: может, куклу?

– Кукол нет, – отрезала она и пошла назад к стойке.

Сережа пожал плечами и вернулся за столик. Соседа на месте не оказалось, только стояла одиноко чашка с нетронутым черным чаем.

Тем временем Гоша, похоже, договорился наконец о доставке шланга для многострадальной «тойоты» и с видом победителя поджидал Свету в дверях кухни. Но та так и не появилась. Ко второй колонке подъехала новая машина, и он вышел вон. Сережа задумчиво смотрел ему вслед. Пельмени еще не принесли, можно тоже размяться перед дорогой, заодно узнать, как дела с машиной. Он повесил на плечо рюкзак с выручкой и пошел следом. Из дверей кухни навстречу наконец выпорхнула Света. Хмурая кассирша, увидев ее, слабо улыбнулась, вдруг потеплев лицом.

– Бегаешь?

– Да сегодня и народу немного, теть Валь. Как вы? Как папа?

– Без изменений, дорогая. Лекарство вот заканчивается, а до зарплаты еще дожить.

– А как же премия за выход в Новый год?

– Да Сан Палыч от меня бегает. Сегодня спрошу.

– Спросите, теть Валь, должен же дать.

– Да должен, – сказала кассирша, покачав головой.

На крыльце в плотных завитках сигаретного дыма стоял давешний сосед. Рядом, напряженно уставившись в телефон, переминался с ноги на ногу паренек в тонких кожаных туфлях. Под щегольски распахнутым полупальто виднелась форменная рубашка с позолоченным бейджиком.

Сережа ответил коротким кивком на хитрую улыбку деда и прошел мимо. Гоша что-то перебирал под капотом маленькой белой «тойоты», и Сережа направился прямиком к нему. Звонко скрипел под ногами снег. Гоша обернулся на звук:

– Вы еще тут?

– Жду ужин. Привезли патрубок?

– Я сделал заказ в мастерской, в которой днем работаю. Но курьер выехал и пропал. Он звонил пару раз, но мне на ухо присел вон тот чудной дед, рассказывал, как свидание назначить. Еле отвязался от него. Теперь перезваниваю курьеру, а он недоступен. Канул. Мистика какая-то, – тараторил Гоша, бросая гневные взгляды через плечо.

Сережа обернулся. Дед и его собеседник в тонких туфлях увлеченно о чем-то беседовали.

– Что за щеголь? – спросил Сережа, проследив за взглядом Гоши.

– Этот-то? Управляющий наш. Александр Павлович, – процедил Гоша. – Сволочь редкая. Целыми днями не вылезает из своего онлайн-покера. Никаких премий, одни штрафы. Выслуживается, гад. Да и со Светкой… – замялся Гоша.

– А, и со Светкой, – понимающе улыбнулся Сережа.

– Ну да. – Гоша с грохотом захлопнул капот «тойоты».

Сережа прикрыл глаза и вздохнул. Густо пахло морозной хвоей, дорогой и далеким костром. С ближайшей сосны на опушке вспорхнула невидимая птица, ветви натужно качнулись, и вниз посыпались тяжелые снежные комья. Температура к ночи быстро падала. Он поежился и пошел обратно в кафе.

Пара на крыльце все еще что-то увлеченно обсуждала.

– Вопрос в том, сколько вы готовы заплатить, – вкрадчиво говорил дед, оглаживая бороду.

– То есть если увижу туз и даму, нужно будет идти олл ин на ривере?

– Не на ривере, а на терне!

– А, ну да, запомнил. Где же взять сейчас столько денег? Точно получится?

– Вопрос всегда только в цене.

Вот заклинило человека, покачал головой Сережа. Раздвижные двери кафе с мягким шорохом сомкнулись у него за спиной, и тихие голоса отрезало.

Пельмени оказались что надо. Будто Сереже снова – пять, в их маленьком домике в Подгорном – огромная елка, прямо посередине комнаты, не обойти. И папа сыпет на кружок теста соль и перец вместо начинки, пока мать не видит. Подмигивает: секрет будет. Секретный пельмень всегда ему и доставался. За воспоминаниями опустела тарелка, а следом и вторая чашка кофе. Сережа наконец перевел дух и отдыхал, с любопытством посматривая на обитателей заправки. Рядом в той же позе, сыто откинувшись на спинку диванчика, лежал рюкзак.

На экране маленького телевизора над стойкой кассы начиналось вечернее шоу. На фоне красной студийной стены показался седеющий мужчина, стиснутый собственным пиджаком до реберного хруста. И с отключенным звуком было ясно, сколь пламенна его речь, сколь весомы резоны.