Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

– И с бабами гулял. И водку жрал. И толком не работал, – продолжала ушедшая в себя рассказчица.

Развернувшись, бабулька, выражая своё явное негодование, плюнула в сторону. А может быть, кто знает, ей попался в салате горький кусочек.

Время за наблюдением нашей эксцентричной соседки прошло незаметно. Мы не сразу обратили внимание, как бесшумно, крадучись, подъехал троллейбус. Дверь автоматически открылась, приглашая новых пассажиров войти в его чрево.

Городской трудяга был практически полупустым, и вся наша компания с явным удовольствием уселась на свободные места. Старушка, ни на минуту не прерывая поглощения пищи, заняла кресло напротив меня.

– И на могилу его не пойду, – выдала резюме пёстрая пассажирка.

Троллейбус, гудя, набирал ход… Минуты через три он приблизился к очередной остановке. Стеклянные створки по привычке разбежались в разные стороны, запустив в салон свежий воздух, пахнущий дождём вперемешку с бензином.

– До Роснедр доеду? – послышался бодрый голос с улицы, и на ступеньках троллейбуса показался носок начищенного до блеска чёрного ботинка.

– Да, влезай! – с панибратским оттенком прозвучал ответ из кабины водителя.

В наш уютный мирок в отдельно взятом электротранспорте вбежал подтянутый, одетый с иголочки пожилой мужчина. Не обращая внимания на свободные сидячие места, он, подняв руку, сразу уцепился за поручень, приготовившись, должно быть, ехать стоя.

– Мой Василёк вернулся! – вдруг вскрикнула старушка, оторвавшись от поедания салата и пронзающим взглядом уставившись на нового пассажира. Её глаза моментально налились слезами и заискрились всеми цветами радуги, словно кто-то, в мозгу женщины, включил воду. Вместе с живительной влагой усердные коммунальщики пустили и частицы разума, которые тут же принялись разглаживать морщины на лице нашей некогда неадекватной соседки.

Названный Васильком обернулся. Но вместо того чтобы просто проигнорировать фразу, он неожиданно улыбнулся, запустив в салон жёлтые воздушные шарики счастья. Затем, бережно взяв за руку ставшую вдруг очень миловидной для своего возраста мадам, крикнул водителю:

– Шеф, притормози, мы сойдём!

Троллейбус послушно остановился. Звонкий голос, вырвавшийся из установленных в салоне динамиков, радостно объявил:

– Остановка «Любовь», следующая остановка «Покой»!

Пожилые голубки, создав из пальцев рук невообразимый замок, как молодые выскользнули из усатого перевозчика, оставив нас в недоумении.

Объяснение повисло в воздухе, беспомощно разведя руками. Мы так и не получили логичного ответа. То ли старушка решила вспомнить театральную юность и просто-напросто разыграла перед публикой спектакль, то ли в мироздании произошёл глюк, и оно на время изменило границы материального и невидимого миров, чтобы исправить ошибки прошлого и соединить два любящих сердца…

Слова я прячу за словами…

Слова я прячу за словами,А мысли крашу в белый цвет.Стихи стираю я стихами,Ломая гордости хребет.И, скрючившись, как старикашка,На людях выпрямляю грудь.Играю сам с собой в пятнашки,Меняя глупости и суть.И встав нагим перед стеною,Залив молчанием огонь.Звенящей жуткой тишинойЯ режу на куски гармонь.Но иногда в ночи глубокой,Закрыв глаза и зубы сжав,Брожу я в правде одиноко,Сам, наконец, собою став.

Начало

Не бывает конца без начала.Как не может быть начала без знания того,Что когда-то наступит конец.Так мыслим мы, смертные, думая, что мы смертные.На самом деле нет ни начала, ни конца,Ибо в точке, в которой мы существуем, нет ни того, ни другого…

Бог создал Землю за семь дней. И это было началом той дороги, по которой мы топаем своими маленькими ножками до сих пор. Сказки? Не знаю. Но с чего-то всё это началось и, может быть, когда-то, в один из пасмурных дней, закончится. Опустятся флаги. Надувая щёки, вскинув подбородки вверх, протрубят в последний раз горнисты. Пройдут маршем по брусчатке человеческие полки. Матери уронят слезинки, вытирая глаза узорчатыми платочками. С космодрома развернётся рой серебристых звездолётов. Они, сделав прощальный кружок вокруг кругленькой Земли, исчезнут в чёрном, как сажа, космосе, чтобы там, за много миллиардов парсеков, найти новый дом для людей.

И какими мы будем тогда, интересно? Сколько останется в нас живой материи по сравнению с искусственной? Будем мы любить, радоваться, восхищаться, или эмоции и чувства в нас просто исчезнут за ненужностью, как пережиток прошлых поколений?

Всей жизнью на Земле станут управлять алгоритмы и компьютерная логика, в конечном итоге сведённая только к двум значениям – нуля и единицы. Исчезнут взятки, ссоры, разводы и прочие негативные стороны жизни людей. Мы превратимся в правильных, строгих и подтянутых роботов, для которых ошибка по жизни будет считаться чрезвычайным сбоем в системе, а не обычным регулярно происходящим явлением.

Нет, не хочется туда. Хочется сюда и ещё подальше и поглубже. Окунуться с головой в миниатюрный мир уюта и спокойствия – туда, где в человеке скрывается человеческое. Где формулы не работают и в их замысловатых конструкциях может разобраться только Всевышний и то, наверное, с трудом. В этом мире деревянные разукрашенные домики кажутся притихшими и такими родными.

«Тс-с… Не шумите. Вы слышите, как скрипят половицы? Это к окну бодрой походкой подходит бабушка».

Она подвигает стул и садится рядом с окном. Возле него лучше видно. Берёт иголку с ниткой и начинает штопать маленькую дырочку на рубашке. Зачем пускать на тряпки почти новую вещь? Подумаешь, ну, зацепился ребёнок за гвоздь, починим, будет практически незаметно.

Через открытое окно дует приятный тёплый ветерок. Зелёные островки во дворе неспешно колышутся, приветствуя бегущую речку, которая выписывает игривые повороты. Журчит вода. Где-то вдалеке слышна мелодия. Она напоминает нам о далёком детстве.

«Не шумите, ещё тише-тише. Не нужно слов, давайте просто помолчим…»

И мы умолкаем, задумываемся, уходим в себя, погружаясь в иное измерение, где время и координаты не являются однозначными критериями нашего нахождения в мироздании.

– Пора ужинать, – раздаётся ласковый голос бабушки. Она зовёт меня домой.

А как не хочется отрываться от футбола! Мяч, ударяясь о землю, подпрыгивает выше моей головы. Он тоже не хочет прерывать игру. Повиснув в воздухе, кожаный шар на миг замирает, будто бы превратившись во второе солнце.

Я ловлю момент и нажимаю стоп-кадр. Всё, снято. Теперь память ни за что не потеряет снимок, краски на котором поблекнут с годами, но ощущение счастья, испытываемого в те секунды, останется со мной навсегда.

«Бац!» – звонко опустился мячик, а это значит, время опять побежало, набирая ход. Я захожу домой.

– Помой руки и за стол, – строго говорит бабушка. Но в её голосе абсолютно не чувствуется властности и сердитости. Так она разговаривает всегда. К ней надо просто привыкнуть.

Сегодня у нас на обед пельменный суп с пирожками. Папа сейчас на работе, поэтому я сажусь на его место.

– Бабушка, а можно мне деревянную ложку? Хочется попробовать, как ели в старину…

– Хорошо, внучек, возьми, – отвечает она.

На столе появляется ложка с чёрной блестящей ручкой, разукрашенная красно-синими цветами. С её помощью пельмешки, скользнув по тарелке, прямиком попадают в деревянную люльку, а затем исчезают в моем желудке. Аппетит после игры зверский. Через несколько минут я съедаю всё. Насытившись, я развернулся, продолжив разговор:

– Бабушка, а ты действительно живьём видела Крупскую, жену Ленина?

– Да, внучек, я была на первом слёте пионеров в Москве, и там была Надежда Константинова.

За столом появляются красные галстуки, звонкие барабаны, детишки с горящими глазами, с поднятыми перед собой и согнутыми в локте правыми руками.

– Салют тебе, человек из будущего, передаём тебе пламенный пионерский привет, – обращаются они ко мне оттуда, из начала девятнадцатого века.

«Там-тарарам, там-тарарам», – под барабанную дробь проходит строем молодая поросль, опьянённая идеей строительства коммунизма. Прямо по нашему обеденному столу, едва не цепляя пустую тарелку. Они направляются туда, в тридцать седьмой год и ещё дальше, в сорок первый и сорок пятый, в день Великой Победы. Ряды пионеров существенно поредеют, но «там-тарарам, там-тарарам» в их сердцах останется навсегда. Так говорит моя бабушка, живой пример из того времени, а я ей верю… Верил…

Бог создал Землю за семь дней. И я точно знаю, о чём он думал, когда творил им же самим нафантазированное межгалактическое чудо. Всевышний представлял именно такие минуты, когда бабушка и внучек, сидя за столом, ведут неспешную беседу. Черпая разноцветной деревянной ложкой прошлое, два родных человека будут считать, что будущее нисколечко не изменится. Оно останется таким же тёплым и уютным. А может быть, так оно и есть, только мы об этом почему-то не догадываемся.

Чернота, подкравшись незаметно…

Чернота, подкравшись незаметноИ поначалу всех вокруг пленя,Заявляла так авторитетно:«Нет ничего вокруг белей меня».А толпа как мантры принималаВодопады правильных, по сути, словИ с прилавка всё за миг сметала,Смерть как радуя искусных продавцов.Мясники в пылу рубили мясо,Отгоняя рой вопросов: «Для чего?»Вся забрызганная кровью рясаНе смущала абсолютно никого.Но лишь скрипнули у рая ворота,Спесь с плутовки разом вся сошла.Как не пыжилась простая Чернота,Стать белее так и не смогла.

Правда

Бог придумал нас разными.Со своим мнением, мыслями и отношением к жизни.Но зачем? Если всё в конечном итоге превратится в прах, в космическую пыль,развеянную над нашей могильной плитой?Видимо, люди отличаются друг от друга, чтобыпри жизни почувствовать собственную индивидуальность.И в чём-то стать хоть немного похожими на Всевышнего.

Правда, похожая на гранёный горный хрусталь, играла на солнце многочисленными плоскостями. Подставляя под тёплые сверкающие лучи то один бок, то другой, она старалась не обделить вниманием ни одну часть своего миниатюрного грушевидного тельца.

Проникая внутрь самоцвета через разные входы, Свет пытался понять истину, которая однозначно раскрывала внутреннюю сущность Правды. Но, несмотря на пронзительную, режущую зубы прозрачность камня, разложить всё по полочкам не удавалось. Прокрутившись несколько раз вокруг своей оси, Божественное свечение вылетало из горного хрусталя, чтобы тут же заново проникнуть внутрь минерала, но уже через другую дверь.

– Тук-тук, тук-тук, – стучался Свет перед тем, как в очередной раз войти, потому что был по натуре вежливым и культурным гостем.

Ему открывали. Как можно было не открыть тому, кто пролетел полторы сотни миллионов километров в ужасном холодном чёрном космосе? По пути выбирая, где именно приземлиться, он среди бесчисленного множества аэродромов выбрал её – крошечную прозрачную капельку. Капельку, называемую Правдой. Капельку, служащую домом для демонов и ангелов, которые каким-то образом уживаются вместе.

– Вот вам мягкие тапочки, полосатый махровый халатик, – говорили они Свету, усаживая его в просторное и уютное кресло, принимающее форму тела. Пододвигали переносной столик с яствами, от одного вида которых слюни текли ручьями и заплетались, образуя горные реки.

– Пожалуйста, откушайте! Что угодно ещё? – раскланивались жители самоцвета, принимая облик в зависимости от двери, в которую вошёл Свет.

– Приятного аппетита-с, Ваша яркость, – подшёптывали ангелочки, стоя с правой стороны от кресла.

– Кушайте-с, кушайте-с, – ублажали гостя дьяволята с чёрными крыльями, кружась с левого бока.

Свет смущался, краснел от обилия выливающегося на него внимания и опускал глаза. Он явно не ожидал такого приёма. Но, входя в хрустальный дом уже через третью дверь, быстро привыкал и начинал вести себя по-свойски.

Хозяева тем временем не давали отдохнуть солнечному представителю даже после обеда. Они садились возле него кружком и начинали делиться правдой. Ангелы и дьяволята перебивали друг друга, толкались локтями, рассказывали и рассказывали, выставляя себя перед гостем в самом что ни на есть наилучшем свете.

– Если хотите знать правду, то её вы можете услышать только от нас. Никто там, где вы были и будете после, не сможет так объективно и достоверно раскрыть вам глаза на истинное положение вещей.

При этом голубые глаза ангелочков и смоляные дьяволят так округлялись, что возникающему между гостем и жителями самоцвета облаку Истины ну просто некуда было деваться. И оно погрузилось в мутноватый омут достоверности и однозначности.

– Привет! – кричала Истина из глубины.

– Верю, верю, – отвечал ей Свет, сидя в шикарном кресле.

Он в этот момент был чем-то похож на того самого Станиславского, поправляющего пенсне и с прищуром всматривающегося в игру актёров.

О-о! Как они старались перед ним, эти чёрные и белые летающие представители Божественной силы! Так старались, так старались, что в какой-то момент краски смешивались, и было уже не разобрать, кто из обитателей этого жилища из горного хрусталя ангел, а кто демон. Но у каждого спектакля есть начало и есть конец…

Занавес, актёры выходят кланяться, зрители хлопают. Кому-то от души понравилось, а некоторые рукоплещут, потому что так делают остальные. Народ, шепча что-то себе под нос, устало выходит из театра. Он получил свою порцию впечатлений, хватит, достаточно.

Вечерело, пора домой и в постель. Но нашему Свету такой сценарий не грозил. И после выхода гость стучался в следующую дверь. Ему нужно было разобраться, понять, где действительно жила Правда, а где – её уродливые копии.

Но кому нужно разбираться? Ему? Небесному свечению, посылаемому на Землю с великой миссией для того, чтобы жизнь не прекращала пульсировать на голубой планете? Или вечно спорящим и кривляющимся друг перед другом ангелочкам и дьяволятам внутри самоцвета? Непонятно. И Свет после выхода из очередной двери устало махнул рукой, ему просто надоело. Поэтому он не направился, как обычно, к другому входу, а вслед за уходящим за горизонт солнцем поплёлся на покой.

– Осторожно! Не у себя в деревне. Размахивай так, когда будешь мух ловить! – зло проговорила дама с пышными формами, когда Свет, уходя, случайно задел рукой цепочку с кулоном из горного хрусталя.

Золотые колечки, сплетённые между собой, напряглись, поняв в последнее мгновение, что больше не придётся красоваться на в меру упитанной загорелой шее женщины.

«Щёлк», – и цепочка разорвалась, разжав золотистые пальцы.

– Лови, лови его! – закричали вслед падающему кулону множество колечек. Но горный хрусталик был неудержим.

– Блям! – И на плитки Приморского бульвара, где гуляла мадам, в разные стороны брызнули осколки некогда прекрасного украшения. Целое в один миг перестало существовать, разделившись на частности – никому не интересные хрустальные пылинки.

Кто куда разбежались ангелы, рванули в разные стороны демоны. Кулона Правды – их дома – больше не существовало. И только осенние жёлтые листья заботливо укрыли то место, где ранее были подмостки волшебного театра.

Гнев тётеньки с порывом первого холодного ветерка остыл. Вскоре она уехала к себе домой, оставив райский оазис скучать в одиночестве до следующего лета.

Заработав деньги в курортный сезон, продавцы кулонов свернули свои палатки. А Правда так и осталась не выясненной, но кому это было сейчас нужно?.. Ни-ко-му… И существовала ли она вообще, эта Правда? Неизвестно…

Пьяный

Не говорите мне, что я глупею пьяный,Что я несу всё это время чушь.Да просто грустью я по жизни обуянныйИ становлюсь, похоже, неуклюж.Я в точности похож на моряка при качке,И брызги волн, как слёзы, на лице.Я с регулярностью решаю по задачке:А что в начале было, что – в конце?Мне помнится: вначале был сосуд прозрачный –В нём чистая вода из родника.А взгляд на мир такой простой и однозначный,И полная готовность для прыжка.А что в конце? Сорокоградусная водка.И огурец сиротский на столе.Седая грустная облезлая бородка,Потухший взор, повисший на стекле.

Троица

Мечтай! Никогда не забывай мечтать.Как мечтал твой Бог, создавая тебя и всё вокруг для тебя.

Три закадычных друга лет двенадцати сидели на длинном бревне возле дома дяди Васи – местного фельдшера – и с хрустом уплетали чипсы, запивая их кока-колой. Треск от ломающихся под молодыми зубами тонких ломтиков высушенного картофеля стоял такой, что даже собаки из ближайших домов притихли, с тревогой поджав уши.

Коричневая шипучая жидкость иностранного производства с весело лопающимися пузырьками, проникая в желудки, растворяла всё на своём пути. Она напоминала горную речку, огибающую пороги и создающую водовороты, которые втягивали в себя скрытые от чужих глаз детские страхи.

Возникающие словно из-под земли водопады низвергающимися потоками выплёскивали наружу подростковые мечты о будущей счастливой жизни. Солнце, речка, летние каникулы не могли создать для друзей ничего другого, кроме как мираж прямой дороги с раскатанным зеркальным асфальтом, без колдобин и трещин. Будущее им представлялось увеселительной прогулкой по шоссе с односторонним движением, без регулировщиков, на один только зелёный свет.

«Катастрофически полезная» еда была куплена троицей в ближайшем сельском минимаркете, полки которого изобилием красочных упаковок напоминали скорее новогоднюю ёлку, чем магазин продуктов. Друзья не знали прошлого. Советский союз, перестройка, лихие девяностые смотрели на ребят лишь с фотографий старых пожелтевших газет, зачем-то связками хранимых на чердаках местных жителей. Может, их припрятали для розжига печки, да так и забыли, когда в деревню провели наконец-таки газ. А возможно, газеты хранили для сдачи в приёмные пункты, в надежде, что вернутся старые добрые времена обмена макулатуры на книги. Иногда брежневские годы на мгновение показывали нос в рассказах старших и тут же надолго прятались обратно в головы людей, живших в так называемый застойный период спокойного советского прошлого и хорошо его помнивших.

Сейчас всё было по-другому, а молодым любителям быстрого перекуса казалось, что окружающий мир был таким всегда. Разнообразные гаджеты, интернет, Wi-Fi, для них являлись чем-то незыблемым, вечным столпом, существовавшим в том или ином виде и при Петре Великом, и при Горбачёве. Хотя в расстановке периодов правления первого и второго государственных деятелей в хронологической последовательности им иной раз случалось ошибаться. Ничего страшного. Для пацанов это было непринципиально.

– Петя, а кем ты станешь, когда закончишь школу? – спрашивал у друга белобрысый Игорь, беря в руки очередной хрустящий кусочек.

Пётр посерьёзнел. Сдвинув брови домиком, он посмотрел в голубое небо, будто там был написан ответ на этот вопрос. Безоблачное пространство счастливым куполом с отцовской нежностью укрывало ребят, создавая атмосферу значимости разговора.

– В Москву подамся, в университет, – отвечал не в меру взрослый с виду пацан.

В Петином мозгу однажды увиденное по телевизору здание МГУ на Ленинских горах ассоциировалось с направлением, по которому должен идти уважающий себя молодой человек, тянущийся к знаниям.

– Нет, учёба – это не про меня, – со смекалистой искоркой в глазах рассуждал Игорёк, – я в бизнес метнусь. У кого деньги, тот и на коне! – продолжал мечтать подросток, взбалтывая напиток и пытаясь выпустить из него наружу сотни неспокойных пузырьков, – фирму открою и буду торговать оптом вот такими же чипсами.

Пакетик в руках Игорька вдруг превратился в символ будущей безбедной жизни. Он поднял его кверху, словно флаг всех предпринимателей. Импровизированный штандарт был рассмотрен со всех сторон, начиная с полосочек штрихкода и заканчивая громким названием: «Хрустяшки со сметаной».

– Заработаю кучу денег, построю большой дом, куплю джип…, – задумчиво произнёс кандидат в местные олигархи, мысленно отдаляясь от друзей.

Упаковка чипсов, переливаясь под солнечными лучами, манила своим сверкающим образом, соблазняя ещё не окрепшую мальчишескую душу. Игорь, видимо, хотел бы и дальше продолжить перечислять блага, которые сулило общество потребления. Но белобрысая фантазия иссякла, закончившись на автомашине.

– А я с мамкой-папкой останусь, буду им по хозяйству помогать, – вклинился в разговор третий друг – Санёк. Он был ниже всех ростом, коренастый и почему-то всегда пребывающий в хорошем настроении. В этот момент звёзды, которые из-за дневного времени не были видны на небосводе, чуть успокоились. Третий решил всё же оставить их в целости. «Пусть другие хватают, я как-нибудь без них обойдусь», – думал про себя Саня.

– Ты что, всегда будешь прятаться за родительской спиной? – удивлённо спросил Игорь у парнишки. Ему было не понять отсутствие амбиций у друга. Тот лишь улыбнулся и пожал плечами, не желая отвечать на вопросы, на которые он, по-видимому, не знал ответа.

Разговор троицы мог продолжаться ещё долго, но на небо, откуда ни возьмись, набежали тучи, похожие с виду на животастых ГИБДДешников, перегораживающих дорогу. Полил мелкий моросящий дождь.

– Тук-тук-тук, тук-тук-тук, – чеканили морзянку сущности из будущего. Капли падали на головы ребят, прогоняя мечтателей по домам в деревне, затерявшейся где-то на российских просторах.

– Тук-тук-тук, тук-тук-тук, – и вот уже нет никого на сером бревне с облезлой корой.

– Э-хе-хе, – послышался вздох из-за забора. Грубый, словно потрескавшийся от времени голос поднимался из-за деревянного частокола и таял, исчезая в водяных хрусталиках – слезах Бога, плачущего над прозаичностью жизни.

А за границей видимого мира, у себя в огороде на пеньке, сидел тот самый шестидесятилетний фельдшер Василий Петрович Спиридонов. Он слышал разговор троих молодых людей и думал о собственной судьбе. Рядом, на неказистом столике, сколоченном из досок, стоял стопарик самогона и лежал сочный солёный огурец. Капельки дождя изредка попадали в рюмку и понижали градус жгучего напитка. Но находящийся на пороге пенсии работник медицинского фронта не замечал смешивания жидкостей. Мужчина смотрел то ли на большой куст белой сирени, распустившейся перед самым Днём России – непонятным для него праздником, то ли глубоко в себя – в поисках перекрёстка, на котором он свернул куда-то в сторону от своих мальчишеских мечтаний.

Сирень напоминала ему полную женщину Стасю – бухгалтера из местного сельсовета, почему-то деловито крутившую ручку арифмометра – давно забытой механической настольной машины для вычислений. Вращая ручку то по часовой стрелке, то против неё, мадам производила статистический расчёт: каков процент вероятности стать Ломоносовым или Рокфеллером у тех пацанов, сидевших на бревне, и вообще, у всех, кто сейчас хоть одним глазком пытается заглянуть в своё будущее. Арифмометр, пыхтя и скрипя своими шестерёнками, упорно показывал одни нули…

Где-то после сотой попытки умножения и деления Василий Петрович вздохнул ещё раз:

– Э-хе-хе, – и стопочка была опрокинута.

Дождь заканчивался. Солнце выглядывало из-за туч, радостно подмигивая фельдшеру. Жизнь, секунду назад казавшаяся никчёмной, наливалась новыми яркими красками. Впереди было целое лето. Лето, которое дядя Вася должен был прожить с уверенностью, что он никогда не разлучится со своей мечтой… А после лета? А после лета – как повезёт…

Я верую, во что я сам не верю…

Я верую, во что я сам не верю.Молюсь, сомнения испив до дна,Впустив в свой разум ненадолго зверя,Чтоб Бога ощутить в душе сполна.В конфликте сил мой разум заиграет,Проснётся ангел и зажжёт свечу,И чёрт грехи украдкой подсчитает.А я в лицо им как захохочу!Не верю в бред, придуманный иными,Фантазий ярких глупый маскарад.Я в рай иду дорогами кривыми,Чтобы прийти на самом деле в ад.И там, в краю далёком и спокойном,Под ивами усевшись на пенёк,Почти на равных, тихо и достойноС Христом вести я буду диалог.

Что ещё надо людям?

В каждом живут желания.Они двигают и управляют нами.Но действительно ли эти желания наши?Ибо мы редко заглядываем внутрь своего Я,Не ища себя в себе…

Что ещё надо людям? Мне, тебе, вот тому парню, спешащему на работу? Той женщине, накрывающей семье на стол? Влюблённой парочке, которая сидит на скамейке в парке и держит друг друга за руки?