banner banner banner
Завтра было вчера, или Повесть о вечной любви
Завтра было вчера, или Повесть о вечной любви
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Завтра было вчера, или Повесть о вечной любви

скачать книгу бесплатно


«Почему, мальчики, шумите? Здесь не место для громких разговоров. Спорить будете на улице. Мешаете другим работать».

Она готова была ещё что- то строгое наговорить, но в моей голове почему-то промелькнула нелепая мысль вовлечь её в наш разговор.

«Послушайте – произнёс я довольно галантно – вы по образованию историк или филолог?»

Услышав этот вопрос, женщина сразу как-то подобрела, и строгое выражение её лица сменилось какой-то романтической улыбкой.

«Да, когда- то я училась на историческом факультете, в университете, только давненько это было. Вас, пожалуй, ещё на свете тогда не было. Вот здесь, где портрет Ленина висит,– и она указала на противоположную стену – в годы моего студенчества красовался огромный портрет товарища Сталина, Великого вождя всех народов».

В её голосе послышалась нескрываемая гордость, что было очень странно, так как всем было прекрасно известно, что культ личности, разоблачённый Хрущёвым, нанёс нашей стране, да и всему мировому коммунизму сильный вред.

Тем не менее, женщина с воодушевлением продолжала:

« А около него, около этого прекрасного портрета, почти всегда стояли в больших вазах красные розы. Господи, как это было красиво, как замечательно. Как я ими любовалась, этими розами».

Женщина, даже, зажмурилась, пытаясь, видимо, мысленно перенестись в далёкие годы своей юности.

«А после окончания университета, вы в школе работали?» – дипломатично продолжил я разговор.

«Сначала в школе работала, но очень недолго. Всего год. А затем мне повезло – удалось устроиться в областной краеведческий музей, и целых пятнадцать лет я верой и правдой служила краеведческой науке. Даже диссертацию писать начинала на краеведческую тему, да замуж вышла в 56-ом и всё забросила. Жалею теперь. Так было интересно…»

Странно, но мне показалось, что на глазах этой пожилой эмоциональной женщины вместо недавней улыбки выступили слёзы. Хотя нет, улыбка продолжала светиться на её лице, но одновременно с ней я разглядел капельки слёз. Видимо, противоречивые эмоции одновременно захлестнули её ранимую душу. Женщина замолчала, но ненадолго. А, затем как-то тихо и смущённо произнесла:

«Я даже карту нашего края в прошлые века начинала составлять. У меня и наброски сохранились». Эту фразу женщина произнесла почему-то шёпотом.

«Карту края?! – Игорь даже вскрикнул, приподнявшись со стула – А не слышали вы, случайно, название одной деревни?..»

«Стой, не ори – я резко перебил его – Молчи, пока, слышишь!»

«Мальчики, что вы опять кричите? Я же вас предупредила. Какие вы, прямо, странные…» Женщина обиженно отошла от нас.

Когда она удалилась, Игорь недоумённо спросил меня:

«А что, разве не могу я поинтересоваться у специалиста. Может, она знает, где деревня эта находится, или подскажет, к кому можно обратиться».

Я понимал, что Игорь, явно, продолжал хвататься за соломинку. Во мне в тот момент боролись два противоречивых чувства. С одной стороны во мне присутствовало обычное чувство реальности – что такая деревня, возможно, где-то есть. Зачем, собственно, такой прекрасной, даже несколько наивной девушке, нас обманывать, хотя… даже если она нас и обманула, что ж из того? Пусть будет так. Это, повторяю, было чувство реальности.

Но другое чувство постоянно наседало на первое и не давало покоя. Оно присутствовало во мне, сверлило, будоражило, давило, иссушало душу на каком-то подсознательном уровне. Я не мог до конца осознать и прочувствовать его. Я только смутно догадывался о его присутствии, но от одного этого мне становилось попросту жутко. Я вспомнил Горького:

«А был ли мальчик?» Отсюда я попытался провести параллель, хотя это становилось явно выше моих сил. Но всё же, всё же, я пересилил себя, и…задал самый странный в своей жизни вопрос…не кому-нибудь, а самому себе.

«А была ли девушка?»

Я постарался вникнуть со всей силой эмоций в эту, казалось бы, нелепость. Собственно, откуда она взялась, я даже не могу ответить. Эта нелепость пришла ко мне откуда-то со стороны, словно кто-то посторонний шепнул мне эту поразившую меня мысль. Мне было довольно жутко сознавать её, но одновременно, какое-то странное любопытство прожигало мои нервы до самого основания. В самом деле –

«А была ли девушка?»

Действительно, как будто видели её, разговаривали с ней только мы четверо. А как же остальные одиннадцать? Где в это время были они? Они ничего о ней не знают. Не могли же наши товарищи внезапно исчезнуть, тем более что их большинство. А, что если допустить… что исчезали мы. Но наши палатки, костёр оставались на своих местах. Радиоприёмник, помехи, каменный идол, гроза. Всё это было загадочно, непонятно, необъяснимо. Затем её странная молитва и сообщение своего, якобы, адреса. А, вдруг, в названии деревни зашифровано что-то другое. Она бормотала какие-то загадочные координаты. Всё-таки во всём этом необходимо спокойно разобраться, обдумать, проанализировать, а не кричать это название на каждом углу, каждому встречному.

Игорю я постарался сказать как можно спокойнее:

«Слушай, Игорёк, пойми…нам ещё необходимо понять и оценить всё это. Поэтому, прошу тебя, не кричи ты пока это название. Не надо. Не рискуй».

«Чем…не рискуй?» – спросил Игорь и в недоумении выкатил на меня свои несколько близорукие глаза.

«Всем!» – неожиданно резко ответил я, затем также резко поднялся со своего места, сгрёб в охапку книги и направился их сдавать.

Книги принимала у меня заведующая залом.

«Мальчик, твой приятель, кажется, что- то хотел спросить у меня, а вы запретили, почему?.. Это же его право».

«Хорошо» – я посмотрел в стоящее рядом зеркало, и мне показалось, что лицо моё побледнело – «хорошо» – я почему- то перешёл на шёпот – «он сейчас у Вас спросит, только, пожалуйста, зайдите с ним в служебную комнату и тихонько говорите…не надо громко говорить… пожалуйста».

Безусловно, в её глазах я выглядел типичным дебилом. Кажется, она даже несколько отшатнулась. Затем она огляделась по сторонам, видимо ища поддержки, а, может в надежде на то, что среди читателей окажется представитель нашей доблестной милиции.

«Да что с тобой, мальчик, не понимаю. То кричите на весь зал, то требуете шёпотом говорить».

Затем, она тоже шёпотом зачем-то добавила: « Ты знаешь, мне уже сорок восемь лет сейчас. А когда мне было десять, наш город захватили фашисты. И сразу же, как они появились – в тёмных касках, с автоматами, мы тоже шёпотом стали разговаривать. Но тогда была война, а сейчас…не понимаю, мальчик. Если мы в служебку зайдём, так зачем шептаться, можно и нормально поговорить».

«Ладно, как хотите» – буркнул я и подошёл к Игорю.

«Иди, спроси у неё…про эту деревню. Только…не кричи, прошу убедительно…не кричи. И она пусть не кричит…» – и совершенно бестолково я зачем- то добавил – «соблюдайте осторожность».

Игорь взглянул на меня бестолковым взглядом. Бледный и какой- то взъерошенный он направился к этой женщине. Затем они скрылись в служебном кабинете.

Стоп…мне надо приостановить своё повествование и перевести дух. Иначе ниточка моих воспоминаний оборвётся. Слишком большое нервное напряжение охватило меня тогда. Итак, когда Игорь скрылся вместе с этой женщиной я снова присел к столу, облокотился подбородком в подставленный кулак, закрыл глаза и задумался. Пролетело, наверно, минуты три – четыре. И вот здесь я чётко, наяву прямо перед собой увидел степь, костёр, далёкое озеро и даже…каменного идола. В ушах снова, как – будто, зашумел ветер… ко мне приближалась светлая тень. Ближе, ближе…мне казалось я протягиваю руку и сейчас схвачу кого- то или что-то в этом бескрайнем степном пространстве.

Неожиданно, почти перед собой я увидел красные розы, почему-то в каких- то светлых вазах… Я невольно вздрогнул, розы благоухали, они источали какой- то небесный аромат… Я поднял глаза выше этих цветов и, о, боже, увидел улыбающегося мне с портрета великого вождя товарища Сталина.

Сталин?.. Откуда здесь Сталин? Сейчас же восьмидесятый год. Культ личности давно разоблачён. Кто же сюда повесил этот портрет?.. . К розам подошла девушка лет восемнадцати и стала любоваться ими. Её несколько подпрыгивающая, слегка сутуловатая походка, носик с малюсенькой горбинкой мне кого- то напоминали… Ах да, она очень похожа на заведующую читальным залом, только лет на тридцать моложе. Может, эта девушка её дочь?..

«Проснись… Ты, что уснул?» – как будто издалека звучал голос Игоря. Я ощущал, что он довольно сильно, до боли, трясёт меня за плечо. Я словно очнулся…и встретился с зеленоватыми в полумраке, испуганными глазами Игоря. Затем быстро взглянул на то место, где только что висел портрет «Отца всех народов». Но с портрета на меня с несколько прищуренным хитроватым взглядом смотрел Вождь Мирового Пролетариата Владимир Ильич Ульянов-Ленин. Так вот в чём дело. Я, оказывается, просто задремал, и всё то, что я видел, был обычный сон. Хотя…всё это не очень-то напоминало сон. Слишком ясно я всё это видел.

«Ну что, Игорь, есть результат?» – моментально выпалил я, пытаясь быстро выбросить из сознания это загадочное видение.

«Результат есть. Но чудной какой- то».

Игорь стоял столбом, скулы у него выкатились, щёки покраснели. Руками своими он опять, как тогда у костра, неуклюже размахивал, как бы пытаясь согреться.

«Что значит чудной? Деревня есть такая?» – я в очередной раз терял терпение – ты хоть раз определённо сказать можешь, бестолочь? Или совсем с ума спятил?»

Зря, пожалуй, я так резко. Игорь ведь тоже взволнован. Тем более что по манерам своим он довольно медлительный.

«Ты, понимаешь, я не пойму ничего. Эта женщина какая-то непонятная, будто не из мира сего» – пролепетал Игорь.

«Сам ты непонятный. Мелешь, мелешь чего- то. Говори определённо, не тяни резину» – в этот момент я в очередной раз ненавидел Игоря.

«Слушай, не ругайся» – Игорь как будто взмолился – «давай я тебе лучше весь наш разговор передам».

Здесь я окончательно вышел из себя и заорал так, что многие читатели в зале отвлеклись на мой громовой бас и со злобой взглянули в нашу сторону.

«Юноши, мы потребуем вас вывести, если не прекратите!»– прошепелявил мужчина средних лет, сидевший за соседним столиком.

«Извините» – буркнул я и, схватив Игоря за шиворот, буквально поволок его в коридор.

В коридоре я легонько подтолкнул его к стене и, размахивая кулаками, весь трясясь от гнева, заорал:

«На кой бес мне нужен весь ваш длинный разговор! Ты мне по существу ответь, дуралей! Есть такая деревня, или нет?!»

Игорь стоял, словно приросший к своему месту, и только хлопал глазами. Я понял, что он находится в невменяемом состоянии и добиться от него чего-то существенного в данной обстановке просто невозможно. Поэтому, обстановку, да и мой угрожающий тон, необходимо срочно менять. Сдерживаясь, я уже тише прошипел:

«Хорошо, успокойся, пойдём, на улице расскажешь».

Минут через пять, сдав книги и одевшись, мы вышли в настоящую осеннюю слякоть. Было неуютно, моросил косой дождь, дул пронизывающий ветер. Какая- то грязная темнота облепила нас со всех сторон. Но, как ни странно, такая погода подействовала отрезвляюще. После довольно тяжёлой атмосферы, царившей в библиотеке, здесь, в уличной неразберихе, несмотря на всю её сумятицу и сырость, дышалось довольно легко. Свой тон я всё- таки переменить не смог, и, сразу же накинулся на друга. С нескрываемым раздражением принялся его поучать.

«Ты, что с ума сходишь? Идиот. Очнись. Ты советский комсомолец. Тебе двадцать лет уже. Пора повзрослеть. Дубина. Что ты пытаешься доказать? И кому? Мне? Себе? Понимаю, эта женщина, может быть, такая же странная, как и та…в степи».

Здесь я осёкся, осознав, что сболтнул явно лишнее, и что слова эти могут оскорбить моего товарища. Я не ошибся.

«Не смей!» – теперь уже заорал Игорь – «не смей их оскорблять, слышишь!!!.. Я тебя предупреждаю».

Потоки воды лились на нас с небес, а мы стояли и размахивали друг перед другом кулаками. Вполне вероятно, что со стороны нас принимали за двух подвыпивших парней, выясняющих отношения, которые через несколько мгновений вцепятся и начнут яростно колотить друг друга. Поэтому редкие прохожие нас обходили. В тот момент я был ужасно раздражён непонятным упрямством и, как мне казалось, беспросветной тупостью своего товарища. В конце концов, разве трудно ему ответить? Но здесь прежняя обидная мысль завертела мою промёрзшую душу.

«Он знает больше, чем я. Ему больше везёт. А чем, собственно, он это заслужил? Почему, именно ЕМУ такая честь быть выбранным ЕЮ? Хотя, кто знает, почему, по каким таким неведомым причинам люди влюбляются друг в друга и разве любовь обязательно необходимо заслужить? И любит ли она его? И, вообще, что такое любовь? Может, это и есть самая главная иллюзия на свете? И разве эта иллюзия доставляет только радость? Пожалуй, страданий в ней не меньше. И уж тем более, довольно глупо обвинять Игоря в каких- то неясностях, недосказанных мыслях, потому что он, видно, сам далеко не всё понимает в том, что с ним происходит. А если даже понимает, то объяснить не может».

Именно в те мгновения, всмотревшись в красноватые от бессонницы глаза своего товарища, я смог в очередной раз ощутить, что не всё, происходящее с нами, можно объяснить с помощью обыденных слов и выражений. Видимо, мы сами ИЗМЕНИЛИСЬ после тех событий, но только не верим в это.

Поэтому, решил я, необходимо как можно быстрее успокоиться и вникнуть в то, что всё- таки произошло. Я замолчал, и мы побрели со своим другом по мокрым улицам, стараясь не смотреть по сторонам. Мы, словно, стеснялись друг друга. Минут через семь – восемь я немного успокоился и попросил Игоря не торопясь рассказать то, что он услышал от женщины, пережившей в детстве фашистскую оккупацию. И здесь Игорь принялся оживлённо и довольно логично выкладывать всю полученную им информацию.

«Мы, Жека, зашли с ней в её служебку. Она усадила меня на стул и предложила чаю. Я, естественно, отказался. Тогда она представилась, сказав, что зовут её Раиса Семёновна. Я узнал, что работала она в краеведческом музее с 1955 по 1969 годы. Дочка её утонула в Чёрном море в семилетнем возрасте, в 64-ом. После этого муж Раису Семёновну бросил и последние шестнадцать лет она живёт вместе со своей уже очень старенькой матерью. Кстати, отец Раисы Семёновны пропал без вести во время войны. Мать её, как я понял, из старообрядческой семьи и именно она в своё время предложила своей единственной дочери поступать на исторический факультет. Но ты понимаешь, Жека, всё вроде обычно, но когда она это говорила, я чувствовал в её словах какой- то подтекст, какое- то подводное течение, какие- то недоговорки что ли, и мне казалось, что она на меня взгляды пронзительные постоянно бросает, будто стремится из меня какую- то информацию вытащить. Мне иной раз жутко даже становилось, хотя, ты знаешь, я не из пугливых. Тем более что в комнате был полумрак. Один раз мне даже померещилось, будто зрачки её засветились каким- то голубоватым светом».

Здесь мне почему-то вспомнились зеленоватые зрачки Игоря. Я не выдержал и перебил его.

«Ладно, о чудесах после. Сейчас лучше скажи, что она о деревне- то сообщила?»

«Слушай внимательно и вникай. Значит, я её спрашиваю, слышала ли она, как бывший краевед, составляющий старые карты, об этой деревне. Короче, сказал я ей тихонько это название. И вот здесь произошло невообразимое. Она вдруг схватилась за сердце, застонала, заохала и опустилась на стул. С криком – «Что с Вами?» – я сразу подскочил к ней. – «Ничего, мальчик. Это я так. Устала немного, переутомилась».– Она мямлила это, явно притворяясь. Я чувствовал и понимал, что она не в себе и пытается что-то от меня скрыть».

Здесь Игорь замолчал. Я слышал и ощущал лишь его глубокое дыхание. Прошло, наверно, минуты две, а он не произнёс ни слова, продолжая собираться с духом. Он мне напомнил некий механизм, у которого кончилась подзарядка и он заглох. Поэтому, необходимо было его снова подзарядить. Я резко свистнул почти над самым его ухом. Он вздрогнул и сразу «включился».

«Ну, дальше, дальше, квашня».

«А дальше она мне сказала, что такого названия не знает, и никогда не слышала».

«Чтооооо???» – я от досады готов был провалиться – «А чего же ты мне голову морочил?»

Я собирался накинуться на Игоря и растерзать его.

«Да не морочил» – Игорь мне загадочно улыбнулся – «Потом она отдышалась и вдруг заговорила совершенно по-другому. Она сказала, что её старенькая мама, которой уже за семьдесят, и которая, как я уже говорил, из старообрядческой семьи, тоже всю жизнь интересовалась различными старыми деревушками нашего края и даже составляла там какую- то картотеку названий этих самых деревушек. И, возможно, она знает, где находится эта деревня. Короче, Раиса Семёновна попросила нас прийти к ней в библиотеку через два дня и тогда она скажет, что удалось узнать ей от своей матери».

Сложно описать то нетерпение, которое испытали мы за эти два, казалось, бесконечно тянувшихся дня. У меня снова возникло ощущение, что время замедлило свой ход. Вечерами я слонялся по квартире, не находя себе места. Один раз даже залез в ванну и закрыл глаза. В ушах зашумело, словно рядом подул ветер. Я снова очутился в степи, у дымящегося костра. На глазах появились слёзы. «Да что же это за наваждение такое? Быстрее бы… быстрее… всё это кончалось. А иначе… можно и свихнуться, если ЭТО… будет бесконечно продолжаться».

Мысли кружились в моей голове, словно какие-то тени или призраки. И вдруг бушующий океан эмоций просто ворвался в мою бедную душу. Я не знал, как с ними совладать и мне, как и ТОГДА стало жутко. Это было довольно необычно, потому что в этот раз я находился не в поле, и даже не в библиотеке, а у себя дома. Возникло ощущение, что я – это не я, просто моя душа вселилась в какое-то постороннее тело, а, может, наоборот, улетела куда-то в безвоздушное пространство. Стихи… опять лирические стихи звучали, словно со стороны, словно отдалённое эхо, но я их слышал отчётливо и проносил сквозь душу.

Закрою глаза и тебя представляю;

Ты – женщина, Вечной ты жизни река.

Ты – светлое поле, не видно в нём края;

Но вижу, над ним собрались облака.

И светлым дождём они могут пролиться;

И громом звенящим забьёт высота.

И радугой нежной отобразится -

Твоя беспокойная красота.

Мечтаю в твоём раствориться я теле;

Но сердце пронзает тревожная боль -

Снежинкой, кружащейся в зимней метели -

Летишь по сверкающей глади земной…

А вдруг ты растаешь на чьей-то ладони?

И капелькой светлой ты в реку умчишься,

Купаться в реке будут резвые кони;

Но верю, ты ЖЕНЩИНОЙ возродишься…

И снова ты тенью промчишься по миру;

И ревностью жгучей заноет душа.

Я нарисую тебя, и картину -

В сердце своём сохраню на века…

Зову я тебя сквозь бескрайние годы;

Ищу я тебя и в раю и в аду,

Быть может, ты ангел беспечной свободы,-