скачать книгу бесплатно
– Я буду говорить, а ты все хорошенько запоминай и смотри, – Петух слегка ущипнул его за ухо, – ничего не перепутай.
Фенг закивал головой и весь обратился в слух.
– Так вот, – продолжал Петух, – когда приплывем в город, ты увидишь двух странствующих монахов, один из которых будет хромым. Следуй незаметно за ними, и они приведут тебя в гостиницу. Подойди к гостиннику и скажи следующее: «То, что ты потерял, найдешь под матрацем своей второй наложницы». За такую услугу он даст тебе кров и стол. Да, он спросит, откуда тебе это известно? Можешь ответить, что я сказал. Но не более того. Живя в гостинице, внимательно следи за монахами и узнаешь их тайну. А что делать дальше, я расскажу тебе позже». Петух вдруг сделал большие глаза и отпрянул, громко хлопнул крыльями. Потом взмахнул ими пару раз, поднялся в воздух и улетел, скрылся за горой. И уже оттуда донеслось:
«Жил глупый мальчик у горы,
И не ведал, что она – Хуан-ди».
Фенг медленно открыл глаза. «Слушай внимательно, о чем будут говорить!» – прозвучало прямо в голове.
Еще находясь в полудреме, краем уха Фенг услышал, как рядом кто-то сказал: «Сын повара наверняка знает, где находится…». Последнее слово было произнесено очень тихо, и Фенг его не расслышал. Он напрягся, в этом момент нос джонки глухо ткнулся в прибрежный ил.
Возле причала бурлил пестрый речной базар. Лодочник сбросил узкий трап, по нему осторожно сходили на землю два монаха, и один из них заметно налегал на ногу.
Не упуская из виду монахов, Фенг быстро приобрел корзинку и посадил туда петуха, накрыв ее сверху рядном. Потом незаметно увязался за монахами, как советовал ему во сне Петух, и вскоре они его вывели на небольшую площадь. С одной стороны на ней возвышалась железная пагода, а с другой, в тени двух старых орехов, находилась небольшая старая гостиница. Монахи обошли площадь по кругу, сложили руки для молитвы и замерли перед пагодой.
– Будет достаточно, – произнес один из них спустя какое-то время.
Монахи сделали поклон и вновь пошли по кругу. Фенгу это не понравилось. Он догадался, что они проверяют, нет ли за ними слежки. «Что скрывать честному человеку, тем более – монаху?» И чтобы они его не разоблачили, Фенг решил действовать первым. Он подошел к ним и положил в чашу для пожертвований, которую держал хромой монах, медный цянь.
Монахи поблагодарили его поклоном.
– Я прибыл из окрестностей Шаолиня, – обратился к ним Фенг. – Мой отец чтит Будду, уважает монахов и много жертвует на монастырь. Не могли бы вы мне посоветовать, где остановиться. А то знаете… Я опасаюсь обращаться к первому встречному.
– Многих лет отцу твоему и всему его дому. Сразу видно, твой отец – достойный человек, – вежливо произнес один из монахов. – О! Не ты ли плыл с нами в одной лодке? И нет ли в твоей корзине петуха, который клевал нас всю ночь. Монах сделал суровое лицо, но тут же рассмеялся и уточнил.
– Во сне клевал.
– Да-да, мы прибыли сегодня, и у меня есть петух… Вот он.
Фенг задрал рядно. Петух стрельнул в монаха свирепым глазом, и Фенг быстро прикрыл корзину.
– Не птица – огонь! – похвалил петуха хромой монах. – Такой заклюет любого, только дай повод.
– Извините нас. Это моя вина, – оправдывался за двоих Фенг. – Меня свалила усталость, вот я и не уследил. Но я очень сожалею.
– Ничего страшного, – успокоил его монах. – Мы должны смиренно сносить удары судьбы. Тем более, тот петух был громадным, как гора.
Они оба опять расхохотались, и Фенг подумал, что зря он их в чем-то подозревал, такие они были милые и дружелюбные.
– Ты ищешь гостиницу? Так вот она, – показал рукой монах в сторону ветхого здания под орехами.
– О, благодарю вас, – ответил Фенг.
Монахи почтенно поклонились и удалились. Фенг в недоумении смотрел им вслед.
– Тебе нужна комната? – послышалось из открытого окна.
– Мне нужен владелец.
– А зачем он тебе? – спросил голос изнутри.
– У меня для него извещение, – нехотя продолжал Фенг, тоскливо провожая взглядом удаляющиеся силуэты.
Монахи скрылись за поворотом, и было уже понятно, что они сюда не вернутся.
– Ну, я – хозяин. Говори, какое у тебя ко мне дело.
Из окна высунулась толстая сонная рожа и протяжно зевнула.
– Прошу прощения, господин. Возможно, я ошибаюсь, но… То, что вы ищете, находится под матрацем вашей второй наложницы.
– Что за чушь? – гостинник потер заспанные глаза. – Какая наложница? У меня и жены-то никогда не было. Я, к твоему сведению, скопец с детства.
Фенг покраснел и был готов провалиться на месте.
– Ну, конечно же, я ошибся! – Он стукнул себя ладонью по лбу. – Еще раз прошу прощения, господин. Возможно, это сообщение совсем другому человеку. Я все перепутал…
– Вероятно, тебе таки нужна комната? – снова переспросил гостинник. – Сдам недорого, всего два цяня.
– Извините, мне пора, – откланялся Фенг, понимая, что разговор бесполезен.
Он кинулся было вслед за монахами, но тех и след простыл. Фенгу стало совершенно ясно, что здесь что-то пошло не так.
Вдоволь набродившись по людным улицам столицы, Фенг так и не встретил тех двух монахов. Устав, он присел перекусить в тени крепостной стены.
Стоял душный полдень, но рядом проходил речной канал, и от него веяло прохладой. Поев немного рисовых лепешек, юноша вдруг вспомнил о петухе: «Я ведь обещал его хорошо кормить». Фенг улыбнулся про себя и приоткрыл корзину. Петух, опустив крылья, сидел с разинутым клювом и тяжело дышал. Фенг потер в руках лепешку и бросил птице крошек. Петух склевал пищу и уставился на Фенга осоловевшим взглядом.
«Жарко. Пожалуй, нужно тебя напоить…», – мысленно обратился Фенг к петуху.
Он сходил к каналу и принес в пригоршнях воды. Петух жадно выпил, и Фенгу пришлось сходить еще.
«А ведь это полнейший бред, – подумал Фенг, напоив птицу. – Как я мог поверить какому-то сновидению?». Он внимательно осмотрел петуха в корзине. Тот мирно дремал, закатывая глаза. Никаких признаков осмысленной деятельности не было и в помине. Обычная птица. Останься он дома, возможно, пошел бы к празднику драконьих лодок на подливку к цзунцзы(21). Уж очень доставал всех своим ором по утрам. Да и пронзительное ночное откровение вещего Петуха к полудню как-то поблекло, потеряло остроту и колорит, затерлось дневными впечатлениями от столицы. Фенг с детства имел обыкновение не шибко доверять сновидениям, больше полагаясь на прагматику дня и трезвый рассудок, чем на сонную галиматью, что, кстати, было весьма редким явлением в Поднебесной.
«Но! – аж подпрыгнул Фенг, – как петух мог узнать о монахах? Собственно, петух или не петух, а монахи таки были, да еще один хромой».
Загадки не нравились Фенгу, они, подобно зуду от вшей, лишали его покоя и сна. Но больше тревожило то, что он упустил монахов. «Все неспроста… – рассуждал Фенг, – понятное дело – монахи меня обвели вокруг пальца. Тогда зачем им хитрить? Возможно, они что-то скрывали… А что скрывать простому монаху? Не иначе, как замышляют какое-то темное дело. И что это там такого знает сын повара, эти монахи и мой петух?» Самый, что ни на есть прагматичный вопрос, хоть и не лишенный мистики… Фенг, так любивший задавать вопросы и искать на них ответы, шестым чувством понимал, что этот петух, мирно дремавший после обеда в кошелке, все-таки в чем-то замешан.
Прислонившись к прохладному камню древней стены, Фенг закрыл глаза и задумался: «Снам можно не верить, а все, что случается после, – досадная случайность, так или иначе замыкающая круг недоразумений. Я не настолько глуп и наивен, чтобы попасться на эту удочку». Но, чувствуя динамику происходящего, и то, как она затягивает его в водоворот новых, таинственных и, тем самым, заманчивых приключений, Фенг, в меру своей неугомонной натуры, готов был подвергнуть сомнениям любые разумные доводы и броситься в напасти, словно в омут с головой.
Он открыл глаза оттого, что кто-то больно стучал ему по голове. Над ним стоял Петух и косился налитым кровью глазом. Деловито подгребая лапой разбросанные вещи, он клевал Фенга в голову.
– Как можно быть таким дураком? Ты все испортил! – Петух ловким движением крыла влепил Фенгу подзатыльник. – Разве я сказывал тебе вступать с монахами в беседу? Или хотя бы приближаться к ним? Запомни, глупый мальчик: монахи, проводящие созерцательную жизнь, читают в сердцах и видят намерения. А твои намерения написаны у тебя на лице.
И Петух больно клюнул, прямо в темечко.
Фенг попытался защитить голову руками, но они одеревенели, словно чужие, и совсем не повиновались. А Петух тем временем наседал.
– Ты кем себя возомнил, мастером кун-фу?
– Но что я такого сделал? – захныкал Фенг, видя, что защитить себя руками не удастся. – Разве подать милостыню стало преступлением? Ты о милостыне ничего не упоминал… Мог бы предупредить, я бы и на сотню ли(22) к ним не подошел.
– Так по-твоему, я еще и виноват в твоей глупости! – взбеленился Петух, неестественно вытаращив глаза. – Ну, давай, обоснуй…
– А я что, просил у тебя советов? – перешел в наступление Фенг. – Я с детства не доверяю снам. Вот мне раньше часто снилось, что меня кусает змея, а никакой прибыли, то есть денег, я не находил по сей день. А еще снился пожар… И вообще, Чжоу Гун(23) иногда говорит довольно странные вещи.
– Хватит! – оборвал его Петух. – Однако хитер же ты, брат… А я тебе отвечу, – нет необходимости верить всему, о чем написал мудрец в книге Циклических превращений, просто нужно уметь выбирать толкования, имеющие конкретный смысл для каждого случая в отдельности. И тогда, со временем, ты поймешь, что происходящие с тобой случайности – это просто не замеченные ранее законы движения Вселенной.
– Ого! – с притворным удивлением воскликнул Фен. – Не меньше! То есть, ты предлагаешь мне записывать сны, подобно моему отцу, в свиток, систематизировать весь этот сонный бред и следовать его безумной логике? Да так и за месяц свихнуться можно! «Если люди создают себе правила, законы, пути жизни, которые далеки от самых простых рассуждений их разума, то эти пути нельзя считать истинными»
– Цитата из Конфуция. Еще бы, ты хорошо подготовился к экзамену(24).
Петух размашисто прошелся взад-вперед, словно учитель, не забыв влепить Фенгу очередной подзатыльник.
– Возможно, ты не веришь сновидениям и происходящее сейчас считаешь сонным бредом… Тогда, скажи на милость, кто просил выдергивать меня из дома, где меня хорошо кормили, все уважали и где, кстати, имелся табун кур? Я достаточно «просто» выражаюсь? – Петух красноречиво, чисто по-птичьи поковырялся когтистой лапой в ноздре. – А еще кто-то обещал мне лучшего проса и беззаботную жизнь во дворце.
– Так… так, все что угодно пообещаешь, когда обычная птица становится величиной с гору, – быстро произвел рокировку Фенг, почувствовав некую духовную подмогу от признания собственной ничтожности.
– А ты что думал? – с достоинством заявил Петух, – Я, как-никак, символ года! А в Поднебесной знаки календаря имеют вес, да еще какой! Или ты в это тоже не веришь? Твое право, но оно как-то не вяжется с нашими традициями, которые беспрекословно исполнял сам Конфуций.
– Может, и не верю… И это мое право, – вломился в амбицию Фенг. – Счастье по календарю! Туда не стань, того не скажи – понавесили вериг и рассуждают о праве. Право – мера возможного поведения, в отличие от обязанности как меры должного поведения. Чувствуешь разницу? Свободой тут и не пахнет, никаких признаков.
– О, большой знаток Канона и туда же, – резюмировал Петух. – Точно, как те варвары с гор, постоянно совершающие набеги на добропорядочных граждан Поднебесной. Дикость и невежество – их удел.
Петух всколошматил перья себе на голове и высунул язык. – И это тоже признаки свободы.
– Да ну тебя! – Фенг обижено отвернулся в сторону, прикусив губу.
Мимо проплыла джонка с пестрым хмельным народом, наполнив сновидение буйством чувств. Невзирая на громкие фразы, Фенг понимал, что где-то, самым невероятным образом, он все-таки прав. Нельзя говорить о гармонии и свободе личности, связав человека всевозможными обязательными для исполнения и порой совсем глупыми, доходящими до абсурда обычаями, нельзя верить безоговорочно петухам, обезьянам и прочим знакам календаря, зависеть от особенностей нрава животных, подражая им, как неразумные дикари. Но аргументировано опровергнуть доводы Петуха, давившего на него всей массой тысячелетней традиции, у Фенга пока не получалось. Тем более в год Огненного петуха!
– Все, довольно философии! – неожиданно резко воскликнул Петух. – Будем много болтать, зарежут, как пить дать!
Он кивнул в сторону лодки набитой синьцзянцами(25) и типичным движением крыла провел себе по горлу. – Мне пора сваливать, слушай и запоминай: Вниз по течению, примерно в трех ли, есть заросли терновника. Залезешь в них, хорошенько укроешься и будешь ждать. На рассвете туда подойдет лодка, в которой наши старые знакомые монахи привезут связанного мальчика. Они спрячут лодку в камышах, один уснет, а другой уйдет в город. Ты должен изловчиться, тихо увести лодку с пленником и надежно ее перепрятать, подальше от того места. Постарайся выведать у мальчика тайну, о которой говорили монахи. За предоставленную информацию пообещаешь отвести его к отцу, но не спеши отпускать. Отправляйся к пристани на рынок, купи в птичьем ряду лучшего петуха и стань с ним возле входа. Вскоре к тебе подойдет повар и спросит о петухе – продашь его в два раза дешевле, чем покупал. Он будет тебя благодарить, так как разницу положит себе в карман. И разница эта составит десять цяней. Тогда ты произнесешь следующее: «Эти десять цяней не стоят вашей благодарности, господин». Он подивится, но, ничего не сказав, уйдет. Достанешь немного еды для нас троих и возвращайся обратно. Мальчик довольно шустрый, смотри, чтоб он тебя не надул и не сбежал.
Петух заговорщицки подмигнул.
– Но как я его уйму, – в недоумении спросил Фенг, – не держать же мне мальчика на привязи?
– А почему бы и нет? – Петух помахал лапой, на которой болтался кусок веревки. – Можешь убедить мальчишку, что это для его же блага. Хотя… – немного поразмыслив, добавил Петух, – попробуй придумать какую-нибудь хитрость.
– Например?
– До чего же ты глуп.
– ?!
– Да все, что угодно! Возьми эту корзину, набросай в нее камней, чтобы она стала неподъемной, положи сверху черепков и прикажи мальчику охранять ее, как груду ценных артефактов.
Петух повертел крылом у виска. – Главное, будь убедительным! Сидите с мальчиком в укрытии до вечера. А что делать дальше, время покажет. И смотри, «ума палата», меня случайно не продай! Ну всё, мне пора… Пора поторопить монахов.
«Символ года» с опаской покосился на реку, развернувшись на шпоре, он вошел прямо в стену и исчез за ней. Фенг только икнул ему вслед. Лодка с уйгурами, словно дежавю, снова проплыла мимо.
Он проснулся. Солнце клонилось к закату, собираясь расплескать полную чашу пронзительной желчи на тихие заводи реки. В корзине мирно дремал петух, рядом у стены какие-то странники устраивались на ночлег. Фенг почесал затылок. Не верить сновидению не было причин, верить в говорящих петухов являлось признаком поврежденного ума.
«Все оттого, что я покинул дом без отцовского благословения». Собственно, эта мысль стала донимать Фенга, как только он вышел за околицу. Он отгонял ее тем соображением, что отец все равно бы его никуда не пустил. А раз так, то вопрос отпадал сам по себе. Совесть успокаивалась, уступая законное место решимости. Но подлая мысль, побродив где-то по окрестностям, снова и снова возвращалась, червоточила исподтишка, зудела.
Фенг в недоумении посмотрел на сонного петуха в корзине. « Птица, не более… Свернуть шею, да и дело с концом», – подумалось невзначай. – Но что, если все-таки это сработает? Встретил же я монахов… Правда, только и всего. Мало ли в городе бродит монахов».
Фенг поднялся. Нужно было идти искать ночлег; спать под городской стеной, как это делали селяне, Фенгу не хотелось. Все-таки он сын вельможи; беглец снова вспомнил об отце и почувствовал самый настоящий зуд. Фенг почесал темя и ощутил под пальцами приличную шишку – рука одернулась, словно он погладил скорпиона или ежа.
«Не может быть!» Но шишка на голове была, да еще какая. «Не иначе, как Петух наклевал! Вот стервец!» Пальцы машинально ощупали голову; затылок тоже ныл… И это меняло планы на вечер. Это меняло все! Не делая более никаких умозаключений, Фенг взял свой узел, взял корзину со злосчастным петухом и поплелся вниз по реке.
Глава 5
На второй день после спектакля Минжу нездоровилось. С утра он почувствовал озноб, сестры поили его подогретым вином и заставляли глотать пилюли женьшеня. К обеду их посетил доктор Ли, врач и прагматик, в совершенстве изучивший человеческое тело с его недостатками, интереснейший собеседник, которого специально пригласили к трапезе, ну, и ради больного. После вина, пилюль и детального осмотра доктора Ли Минжу все-таки стало лучше, и он вышел к столу.
В гостиной уже собралась приличная компания: несколько родственников с запада, которые гостили у них на то время; два известных художника-конфуцианца, чьи полотна заказывал сам император; Вейж – учитель математики и астрономии, исследователь буддизма в разных его формах и заодно большой охотник поспорить с кем бы то ни было; придворный аптекарь Вейюан, много лет практикующий Дао; семья крупного чиновника с юга, решавшего с помощью главного министра у императора какие-то важные вопросы, и с ними красавица-дочь, чье присутствие в доме имело определенное отношению к Минжу. Еще были знатные купцы из столичной еврейской общины, поддерживающие в финансовом плане различные реформы, продвигаемые господином Гуожи в государстве. У одного из них, по имени Аарон, тоже была дочь на выданье, красоты неописуемой, да к тому же получившая превосходное образование. Купец часто посещал их дом: с господином Гуожи его связывали дела, а дочка сопровождала отца в качестве секретаря. Стройная, всегда в строгом платье, с кожаной папкой в руках (евреи не сворачивали документы в свиток, а хранили их в виде отдельных листов). Когда отец Минжа с купцом уединялись в кабинет для решения своих, только им известных вопросов, Минж оставался с дочкой в гостиной и занимал её разговором о всяких пустяках, каждый раз поражаясь обаянию и остроте ума этой девицы. Звали ее Ревекка – необычное имя для Поднебесной, неясное и странное, слегка горьковатое, как хмель на губах… И сладкое послевкусие после беседы, словно от вина из одуванчиков. В отличие от императорского дворца, в доме цзайсяна(26) не придерживались церемониальной строгости. Работая всю жизнь в жестком регламенте дворцового устава, первый министр желал иметь дома отдохновение от всего, и от церемоний в том числе. Фактически, управляя Поднебесной, восставляя и низвергая императоров (хотя об этом не говорилось вслух), первый министр отличался терпимостью к инакомыслию и лояльностью к подчиненным. Его дом был открыт для всех, даже для опальных чиновников и генералов, страшно сказать – участвовавших в мятежах. Господину Гуожи удавалось выпросить у императора помилование и для них.
Из сказанного ясно, что, на обед в этом доме можно было попасть даже случайно, минуя традиционный прием хозяина, чаепитие в гостиной, все равно – ко времени или нет: появлялся гость, ставили прибор и приглашали к столу. Впрочем, первый министр мог себе позволить быть великодушным; за это его уважали все – от императора до последнего слуги в доме. За большим обеденным столом зарезервированным считалось только одно место – хозяина дома. Остальные места могли занимать все подряд, по мере появления в гостиной, хотя опаздывать к обеду было не принято. Еще бы! Попасть в этот дом стремились, наверное, все живущие в Поднебесной: здесь в простой непринужденной обстановке решались любые вопросы, как многолетние судебные тяжбы простых смертных, так и судьбы династий. И это было достоинством и привилегией дома Гуожи.
Минж присоединился к собравшимся почти незаметно; за столом шла жаркая дискуссия между учителем Ли и аптекарем Вейюаном, остальные им подсобляли с той или другой стороны. Собственно, эта полемика происходила в Поднебесной давно… Врач-анатом Ли методологически выводил аптекаря-даоса «на чистую воду».
– Мир серьезно болен, его нельзя излечить! – восклицал доктор, – Хотя лечение и является моей прямой обязанностью. Уж поверьте, уважаемый Вейюан, я знаю, о чем говорю. И это результат не только докторской практики. Нельзя, – он поднял палец вверх, – просто невозможно отделить в человеке область потребностей от области желаний. Пока существует необходимость дышать, человек будет хотеть это делать, а следовательно – желать себе страданий, пусть даже в самой непредвзятой форме, которую, например, вы бы назвали полным неделанием. И неважно, мастер ли это или простой земледелец, – это человек, не более того, с присущим ему органическим восприятием мира.
– Да, мы только люди, – подхватил мысль буддист Вейж, – и именно в таком виде мы постигаем жизнь. Вы же не станете отрицать, многоуважаемый Вейюан, наличие жизни во Вселенной в разных ее проявлениях. И поверьте мне как астроному, исследующему буддизм, у человека достаточно средств постичь её в состояниях, лишенных любых смущений. – Эээ нет, дорогой, – хитро прищуриваясь и помахивая пальцем, возражал ему доктор Ли. «Откажись от врага, принимающего форму желания» говорит Будда. В вашем случае, заметьте, стремление к совершенству будет ничем иным, как желанием. А я говорю об изначальном побуждении.
– Отсутствие доминанты тоже является доминантой, – слегка улыбнувшись, произнес Вейюан. – Но практика у-вэй(27) лишена желаний на уровне побуждений. Постигая себя, человек постигает Дао. Себя-то вы никак не перепрыгните.
– Сейчас да! – враз согласился доктор. – Но, сколько веревочке не виться, конец будет.
– Точнее, все вернется в изначальную неопределенность. Мир возвращается к Дао.
– Извините, но вы говорите о сансаре, не более, – возразил учитель Вейж. – Это ваше представление.
– Сансара безначальна, – продолжил Вейж. – Ни у одного существа не было абсолютно первой жизни, оно пребывает в сансаре извечно. Разве не такими характеристиками обладает Дао? Не вижу разницы, уважаемый Вейюан.
– А в чем должна быть разница? Кажется, только что вы рассуждали об отсутствии любых движений или желаний. По существу, это одно и то же, – махнув рукой, добавил аптекарь, давая понять, что с позиции Дао нет различий в проявлении материального. – Дао создает и питает мир, но не затрагивает свободу вещей; являясь мерилом абсолютной свободы, оно «вскармливает вещи, но не властвует над ними»(28).
– О, еще как властвует! – снова воскликнул доктор Ли. – Самим своим существованием, где-то рядом. Допустим, мир – иллюзия, а Дао – реальность.
Пусть даже сверхреальность, но рождающая иллюзию, полную страданий! И только так. Посудите сами, раз есть Ян, то есть и Инь(29); рядом с невозмутимым светом позарез нужна кромешная тьма, позволяющая определять различие между ними.
Доктор Ли торжествующим взглядом обвел сидящих за столом.
– Ну, нельзя же так все упрощать, эскулап вы наш, – возмутился учитель Вейж. – Кто ж тогда, по-вашему, сотворил такой несовершенный мир? И зачем?
Наднесь вы цитировали Будду, но, как я знаю, вы не особо… как бы помягче выразиться, разделяете его идеи.
