Электронная библиотека bookz.ru скачивайте книги тут

Меню

Найти

Яд

Оценить:

Полная версия:

Яд

В Ленобласти живет моя подруга. Поездки к ней – порция сиюминутного узнавания давно прошедших событий, сплетен об одногруппниках, всей теплоты студенческих времен. Десять лет назад, в Хабаровске, я обрела мужа и будущего отца моих будущих детей, профессию и подругу. Спустя годы и тысячи километров мы снова оказались рядом, но не из-за метафор о дружбе и студенчестве, а просто по месту работы своих мужей.

Всю дорогу до вокзала напускаю на себя максимально отрешенный обыкновенный вид. На входе театр безопасности: рюкзак на ленту, телефон в лоток и через рамку. На кассе театр вежливости: ваш студенческий – ой, ну что вы, так давно это было.

Электричка набирает ход. Локомотив с трудом тянет человеческую тяжесть мимо гаражей, ангаров, где принимают лом черных и цветных металлов. Черепица, кровля, печи, котлы, дымоходы. Грязные вывески заслоняет луч солнца, но я не помню, какой это был месяц. Неужели июль? Даже если я выезжала темным ноябрем, приезжала солнечным летом. Где воздух чище, свежее, дышится лучше и вообще радостнее.

Или я все это выдумала. Даже солнце. Даже июль.

Отсюда кажется, что никакой смены времен года не существует. Одна бесконечная зеленая муть. Склизкие водоросли щекочут подмышку – мне не смешно, но уже и не противно. Осевшая тина обвивает щиколотки, а еще молодая тянется вдоль моего тела.

И вдоль путей тянется трава. Та, сухая, с пушистыми головками. На минуту солнце перекрывает проходящий мимо поезд, и от его тени становится приятно. Вновь открывшийся вид на гаражи подсвечивает бюст Ленина без постамента. Он лежит на боку и смотрит в небо пустыми белыми грубо окрашенными глазами. Щурюсь, даже сейчас, думаю не без удивления, но все же с легкой надеждой: все вожди конечны.

Ближе к окраине города по земле расползаются мусорки и кучкуются новостройки. Не поймешь, какие строятся, а какие уже готовы, и те и другие выглядят обкусанными. В электричке пожилые покупают всякую нелепицу у громких продавцов: вертолетики и вертушки для внуков, сумки хозяйственные, очки, шариковые ручки, полотенчики, носки, лампы, которые экономят 35 копеек каждый час, антинакипин, налобный фонарик, мочалочку в вакуумной упаковке производства Москва. Неужели никто из них не слышал о вреде для экологии? Но ведь раньше как-то без всего жили и нормальными выросли. Или только мы не растем нормальными, а они, раз уже выросли, – нормальные?

Странные мысли появляются, когда голова ничем не занята. Редкие выходы на пару часов, и те в пределах района, – вот моя обычная свобода. В самые плохие недели даже поход до аптеки – прогулка. Да, я знаю о существовании нянь. На праздники мы с Максом приглашаем бебиситтерку из Kidsout, чтобы сходить куда-то, но это не что-то постоянное. Не то, что освобождает твой разум.

Только однажды мы решились и наняли очень молодую девушку. Мне нужно было обследоваться – отголоски послеродовых осложнений, больницы занимали по несколько часов почти ежедневно. В день, когда я получила от гинеколога долгожданное «полностью здорова», няня вручила мне детей на детской площадке, хотя прогулка не оговаривалась. Она сказала, что больше не придет. Я села рядом с желто-синими качелями и разрыдалась. Дома меня ждал отравляющий до слез запах кала и залитый моющим средством плед. Кое-кто из детей вычистил содержимое подгузника и размазал по тому, что было рядом.

Зачем я снова это вспоминаю?

– Приве-е-ет! – подруга встречает на вокзале.

– Приве-е-етики! – мы наигранно целуемся в щеки.

– Ты прям такая стильная.

– Брось, что дети не успели изговнякать, то и надела.

Мы прогуливаемся по недавно построенной набережной вдоль крошечной речки, какие в моем детстве называли Вонючками и не обращали на них никакого внимания. Я делаю несколько фотографий для Инстаграма[3] на фоне ровных свежих досок и зеленых кустиков, обрамляющих коричневую воду: красивое фото красивой мамы во время красивого выходного. Единственного выходного за много месяцев.

Я делала так в юности. Выходила из дома и кутила как могла, зная, что не вернусь к назначенному родителями времени, проведу следующие две недели под домашним арестом, истоскуюсь по свободе и все начнется сначала. Я уходила из военного городка на гражданскую часть поселка, гостила на дачах, танцевала в ДК 50-летия Октября – в «полтиннике», напивалась ДВ Крепким. Мне и так несладко живется, думала, а так хотя бы повеселюсь, с последствиями можно разобраться и потом. Хорошо, что теперь я взрослая.

Мы идем в магазин. Покупаем кило пельменей, багетик с чесноком, творожный сыр и две бутылки белого вина. В квартире Алены и ее мужа красные стены и красный диван, на черную люстру натянуты красные стринги. Я шучу про red flags, Алена говорит – к деньгам. Я ставлю будильник на время за час до отправления обратной электрички, чтобы начать прощаться, и за двадцать минут, чтобы пойти на вокзал. В шторке висят сообщения от Макса: фотки детей, описание обеда и планы на ужин, рассказ про мелкие пакости и смешные словечки. Отправляю смайлик-сердечко и больше смартфон в руки не беру.

Я пью чуть быстрее и, когда вино заканчивается, лезу воровать стопочки из заныканной Алениным мужем бутылки с чачей.

– У меня больше нытья, – оправдываюсь, – еще и дети.

Она читает только что пришедшее сообщение от мужа с оправданиями в том, почему он сегодня снова задерживается. Мы вместе допиваем чачу.

Первый будильник звенит, когда я пытаюсь намазать творожный сыр на крошки от хлебцев – чеснок с багетика неприятно поднялся наверх, и хочется заесть. Я провожу оттопыренным мизинцем по экрану, сотрясаясь от хохота. Второй будильник принимаю за первый. Замечаю несостыковку случайно, когда уже для фокусировки нужно прищуриться, экран загорается от очередного уведомления – большие белые цифры скачут. Я прислоняюсь к стене и считаю на пальцах: электричка уходит через девять минут. Алена фыркает:

– Добежим за четыре.

Машины сигналят, когда мы перебегаем на красный, и редкие вечерние прохожие прижимаются к краям тротуара. Все внутренности трясутся, и я одновременно хочу пи́сать и блевать, в голове картинки худшего – как опаздываю, остаюсь ночевать у Алены, самый ранний поезд в шесть утра, буду дома только к девяти. Все уже встанут.

– Через турникет долго, прыгай через забор! – Алена машет охраннику вокзала, тут все всем знакомые. – Твоя платформа вторая.

– Их тут всего две, и только на одной электричка, дура!

– И я тебя люблю. Приезжай еще, – слышится уже позади, за забором.

Я вбегаю в ближайший вагон под красный свет и пиканье двери, до своего места еще надо дойти.

Изображение за окном качается, мутно. Чтобы меньше укачивало, смотрю вперед, в просвет между сиденьями. Там три места занимают женщина и двое ее детей: мальчик и девочка, постарше моих будут, может, лет 7 и 9 уже. Женщина косится, поджимает губы, но времени на меня у нее толком нет. Старший никак не может подключиться к вайфаю и просит помощи, младшая потеряла розовый выделитель для своего блокнота с анимешными девочками и переворачивает весь рюкзачок. Сквозь перебои в сети до женщины пытается дозвониться и сказать что-то важное тот, к кому она едет. Понимаю, сестра, мои дети тоже всегда со мной. Они с мультиками и планшетом ждут, пока меня подстригут; пока я отправляю маме посылку – долго заполняю все поля на коробке; пока я у врача, краснею и глубоко дышу с задранным лифчиком.

У меня есть пара часов протрезветь настолько, чтобы доехать от вокзала до дома и не упасть под последний поезд метро, а потом дети снова будут со мной.

Засыпая, думаю об Алене. Мы родились в один год, у нас дни рождения с разницей в неделю. У нее есть сестра – и у меня есть сестра, ее семья не богаче и не беднее моей, Алена тоже вышла замуж на последнем курсе универа. Завтра утром она будет спать сколько захочет, а я – сколько позволят. Сейчас она даже не обязана возвращаться домой. Может зайти к другой подружке и пить дальше с ней. Я тоже хочу пить дальше.

Если вы видите пьяную женщину в электричке, не думайте о ней плохо. Завтра вместе с по хмельем уйдут все сомнения, и она снова станет счастливой в своем материнстве. Когда мой начальник спрашивал, неужели я хочу только говна, он точно был не прав. Я хочу счастья. Я ответственно раз в полгода собираюсь, выезжаю, тружусь и возвращаюсь к своему материнству счастливой.

Но если бы начальник сказал:

«Понимаешь, как бенефициар патриархата я хочу, чтобы ты думала о репродукции только как о благе и ежедневно бесплатно работала во имя капитализма, при этом мне важно, чтобы ты не догадывалась о том, что испытываемые трудности нормальны и с ними сталкивается множество женщин, мне нужно, чтобы ты стыдилась своих чувств, ни с кем ими не делилась и продолжала рожать-растить- рожать-растить, принося реальную финансовую выгоду только тем, кто вообще не может извлекать из себя ребенка».

Наверное, я ответила бы иначе.

Рассудила бы, что иногда полезнее честно взглянуть на неприглядную правду. Прекратила бы участвовать в создании Легенды о легкости и естественности материнства. Перестала бы сама в нее верить. Провела иначе те девять месяцев, что тело отторгало временного пассажира, и все годы после.

Но он не так сказал. И никто так не говорит.

Никто на самом деле так не говорит.

* * *

Параллельно с работой объясняю мужу, какую медицинскую карту нужно купить в канцелярском для устройства Дианы в детский сад. Эти сообщения написаны уже после четырех часов дня. С листком из больницы не сходится. Медицинские работники ошиблись. Вот удивление, правда?

В 17:37 мы подбиваем финальный список покупок. Я пишу, что на ужин жареная картошка, салат из огурцов, помидоров и сладкого перца. Точно нужно купить молоко и черный хлеб, путем долгих переговоров сметану решили не брать. Планируем завтрак, решаем выпить вина, но за ним, как и по всему остальному списку, как и на почту за очередными посылками с Алиэкспресса, муж так и не успеет сходить.

В 19:09 я отправляю шестисекундное голосовое: «Максим, Алиса съела диффенбахию. Ту, которая ядовитое растение. Беги домой».

4* * *

Мать и бабушка из Сибири четыре дня пытались лечить обварившегося кипятком ребенка, пока он не умер.

Эта история меня зацепила, пусть ее героиню я никогда не видела, хотя бы мельком, как Голубку. Может, включилась жажда справедливости, ведь хранители Легенды о легкости и естественности материнства набросились на этот случай невероятно рьяно. А может, меня поманил счетчик совпадений: матери погибшего мальчика 29 лет, как и мне, а обстановка ее комнаты магическим образом переплетается с моим «преступ лением».

Трагедия Сибирячки в случайности, стечении обстоятельств и неверных решений. Четырехлетний мальчик каким-то образом обжегся кипятком из чайника в доме бабушки, и женщина принялась лечить его понятными способами: пантенолом и ибупрофеном. Через четыре дня мальчик умер.

Я прочитала все комментарии на региональных новостных порталах и под постами в соцсетях.

Соцсети злее медиа.

Проклятия, пожелания смерти, оскорбления, подробное описание насилия, которое комментатор хочет совершить в адрес женщины, грамотно сформулированные предложения по ужесточению наказания за оставление ребенка в опасности или причиненный ему вред, даже по неосторожности. Последнее особенно пугает.

Не знаю, как много людей, таких же как я, читают эти новости без ненависти. Нас не видно, мы молчим. Лишь однажды пользователь Гость спрашивает:

«зачем вы пишите такие ужасные вещи? чего вы хотите этим добиться? а что если она это прочитает?»

А olga1974 отвечает:

«вряд ли она это прочитает. женщина сына сегодня потеряла все таки».

Трудно не согласиться. Но я это читаю. И другие матери это читают. Зачем? Почему нам так интересны все эти статьи, посты и комментарии? Наверное, мы надеемся, что на этот раз в конце все будет иначе. Окажется, что ребенок не умер, а в коме, и через месяц выйдет статья об успешном выздоровлении. Чтобы узнать, что ребенку потребовалась только операция и через неделю все отправились восстанавливаться домой. Чтобы в сотый раз прочитать банальные советы заведующего таким-то отделением такой-то больницы, как не допустить травматизации ребенка в бытовых условиях, ведь суть статьи была такой ничтожной, что журналисту пришлось добивать знаки хоть чем-то: ребенок выжил и даже относительно здоров.

Комментарии мы читаем в надежде, что на этот раз мать окружат поддержкой и заботой. Что хороших комментариев будет больше, чем плохих.

Под новостью о сыне Сибирячки с трудом, но все же нахожу сообщение про мягкие облачка для мальчишки без пожелания смерти матери в этом же предложении, переношу его в вордовский файл, страницу печатаю и вешаю на пробковую доску над рабочим столом. Ровно под тем местом, где два года назад стояла диффенбахия.

* * *

Единственную фотографию, прилагаемую к новости почти всеми изданиями, сделало Управление СК РФ по Красноярскому краю и Республике Хакасия. Как я понимаю, на ней комната женщины.

На бежевой стене, за телевизором, несколько полотен темно-коричневых обоев с орнаментом. Такой дизайнерский прием: акцентное выделение части или всей стены при однотонности и даже блеклости остальной комнаты. Эти темно-коричневые обои, честно говоря, приклеены абы как, не очень ответственно, рисунок между полосами не состыкован, то тут, то там торчат обрезанные головы цветка. Ирония ли, совпадение, судьба, но весь орнамент – это орхидеи.

Большую часть пространства занимает разложенный диван, аккуратно застеленный покрывалом, напротив два кресла – тоже с накидками. Кресла зажали комод с телевизором, рядом примостился журнальный столик, забитый всякой бытовой мелочью. В углу старенький холодильник под цветной самоклейкой, и он не выглядит неуместным, я уже много лет держу холодильник в прихожей и жизнь людей с маленькими кухнями прекрасно понимаю.

Напротив холодильника, в углу, вездесущий стол-книжка, разложенный наполовину. На его лакированной поверхности еще лежат раскраски и фломастеры (не тут ли мальчишка проводил свой последний вечер?). Стык стола и стены украшают два огромных горшка с цветами. Другими – поменьше – заставлен подоконник, это видно сквозь тюль.

Мне стало интересно: вела ли Сибирячка страничку в Инстаграме?[4] Фотографировала ли крупные водяные капли во время полива этого ряда цветов? Нравилась ли ей вообще эта комната? Добавляла ли она размытие на неровный стык обоев, чтобы не было так заметно?

Все в этой комнате простое и понятное, обязательный набор бытового минимума. Но я знаю, я вглядываюсь в это фото и чувствую, что тонкая ткань на окне не для того, чтобы рассеять свет, а частокол горшков не для очистки воздуха. Весь мир катился под горку, а они сидели среди диковинного и экзотического. Эти самые орхидеи по стенам, обивка дивана и кресел с животным принтом – помесь тигра с леопардом, цветы на столе, рядом с раскрасками, плотные и мясистые – замиокулькас и (ирония ли, совпадение или судьба) диффенбахия.

Что же вы делаете? Это же яд.

* * *

До переезда в Петербург мы жили в совсем не живописных районах, одинаковых независимо от города. Серые спальные башенки, тонкие осыпающиеся панельки, две качели перед домом, на лавочке у подъезда не бабушки, а алкаши. А теперь в квартале от двушки на Новочеркасской билась Нева – пять минут пешком до ближайшего разводного моста. Баржи деловито везли гравий и бревна. Чем не сказка? Первые месяцы мне казалось, что можно пускать титры:

И переехали они в Санкт-Петербург, и жили они долго и счастливо.

Квартиру на Новочеркасской помог найти бывший однокурсник мужа, он тоже бежал с Дальнего Востока. Его друг, молодой холостой парень, как раз съезжал, а тут приезжая семья с двумя детьми ищет квартиру в абсолютно незнакомом и очень дорогом городе. Там, где у него хранился велосипед, поставили кровать старшей, на месте гантелей и напольного зеркала – кровать младшей, кухонный стол выдвинули, ведь теперь ему принимать не одного человека, а четырех.

В районе всего одна детская площадка, и та не очень подходит для малышей. До поликлиники, ровно как и до парка, идти через подземный переход – в полозья помещаются только задние колеса коляски. Надземный переход, конечно же, есть, но до него нужно делать слишком большой круг, который я все равно совершала, когда возила две сцепленные друг с другом коляски, ведь старшая еще не могла ходить долго, а младшая не умела вообще. Обычное дело во взращивании погодков.

Особенно удручало внутреннее убранство квартиры. Даже в той части комнаты, где обои не отклеивались, а паркет не выскакивал от малейшего нажима детских ножек, сфотографироваться удачно не представлялось возможным. После каждого снимка я тратила время на обработку: высветлить стены, замазать пятно на потолке, удалить безвкусно торчащую в углу старую лампу. Контраст, экспозиция, зернистость. Красивая фотография красивой мамы в красивом доме стоила больших трудов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.