скачать книгу бесплатно
– Нет! Разве я о том говорил?
– Это тебе знать. По мне, кто хочет, тот пусть мирится, терпит, а я не буду! Если войско на Казань пойдет, то и я с ним. Вместе с отцом. А там поглядим, кто кому юшку пустит. Я за наших, что в полоне томятся, буду эту нечисть поганую на куски рубить. Вот где разгуляюсь!.. А коли сам нарвусь на кривые сабли, то за Русь, за веру нашу и помереть не страшно. Такая смерть красна, светла и почетна.
Федор подошел к Дмитрию, обнял его и сказал:
– За то ты люб мне, Митька, что такой вот, настоящий, открытый, отчаянный. Душа твоя светлая, добрая. Слову своему ты всегда верен.
– Ладно лапаться-то, – смущенно проговорил Дмитрий. – Я не девица. А давай-ка, друг Федя, свежего медку попробуем?
– Так скоро за стол садиться.
– И то правда. Чего там у нас на дворе?
– Чего заторопился?
– До дому ехать надо.
Федор улыбнулся и спросил:
– Так уж и до дому?
– А куда же еще?
– Тебе виднее.
Дмитрий посмотрел на товарища.
– Погоди, Федька! Ты на что намеки делаешь?
– Думается мне, Митька, что на посад ты собрался.
– А коли и так, то что? Где хочу, там и езжу. Я человек вольный.
– Так-то оно так, только надо ли? Да и небезопасно одному ночью по Москве разъезжать. Слыхал, на прошлой неделе обоз из Углича у слободы разбойники разорили? Говорили, всех приезжих ножами порезали. Мальчонка один в живых остался. Под телегой спрятался.
– А еще я слыхал, что разбойников тех у дубравы поймали да на дубах вековых и повесили. Мальца же к себе в семью купец какой-то взял. На Москве, Федя, почитай, каждый день кого-нибудь режут. Мне из-за этого в хоромах скрыться? Дома сиднем сидеть? Не будет такого.
– А не боязно по городу ночью ездить? Только правду скажи.
– Страх, Федя, у каждого внутри сидит. Только один так и живет всю жизнь с ним, а другой изгоняет из себя этот страх. Тебе неведомо, что я в отрочестве очень уж боязливым был.
– Ты? – искренне удивился Федор.
– Я, Федя. Только гляди, тебе одному душу открываю, так что другим молчок.
– Слово!
– Матушка говорила, что собака меня напугала, когда я еще под стол пешком ходил. Я на лужайке возле дома игрался, а мимо стая голодная пробегала да ко мне ринулась. Помню, морды у псов страшные, черные, клыки здоровые, с них слюна до земли. Сердечко у меня забилось, я задрожал как осиновый лист, хотел кричать, да не мог, голосок пропал. Я закрыл глаза и ждал, что сейчас собаки начнут рвать меня до боли, до смерти. Благо Родион с крыльца увидел ту карусель, выбежал с оглоблей, разогнал стаю и меня в дом унес. Так я потом даже заикался, у знахарки лечился.
– Ты никогда не рассказывал об этом, – проговорил Федор.
– Потому как стыдно. Да и зачем тебе было знать о том?
– Сейчас же сказал!
– Теперь можно. Не страх меня, а я его сломал, из нутра выкинул. Вот многие говорят, отчаянный Митька, а не знают, что до семи годков я драться с соседской детворой не мог. Боялся.
– Ты, и боялся? – опять удивился Федор.
– Боялся! Выйду к ребятне, а мне кулаком в нос. Был там один конопатый, подлый малый, да ты его должен знать, сын князя Гурского. Перед парнями повзрослее заигрывал, а над мальцами измывался. Он меня и бил, а остальные смеялись. Я, как побьют, домой. Забивался в горнице под лавку и плакал. Это теперь из меня слезу обухом не вышибешь, а мальцом ревел. Не от боли, не от крови, а от обиды, Федя. Ответить хочу, а не могу.
– И как же ты страх свой сломал? – заинтересованно спросил Федор.
– Отец помог. Однажды увидел меня, плачущего под лавкой, вытащил, поставил перед собой, расспросил, что и почем. Рассказал я, в чем дело. Батюшка мне и заявил: «Негоже так, сын. Жизнь под лавкой не проживешь, все одно когда-то вылезти придется. Конопатого того Ваську я видел не раз. Скажу, не он сильнее тебя, а ты слабее его. Духом, а не телом». «Что же делать?» – спросил я отца. Он подумал да и сказал: «А ступай-ка ты к ребятне. Полезет Васька драться, ответ дай!» «Как это?» – спрашиваю. Отец мне: «Просто! Тебя бьют, и ты бей! Или и дальше позорить род наш будешь? Ступай, про страх забудь, пересиль его и дерись, коль заденут». Послушал я отца и пошел на улицу. Конопатый тут же ко мне, замахнулся, а я ему со всей силы промеж глаз и вдарил. Сам от себя не ожидал такого. Васька так на землю и рухнул. Дружки его рты поразевали, а у меня будто что-то внутри лопнуло. Я и соседу его врезал в ухо. Тот заорал и кинулся бежать. Постоял я, дождался, покуда конопатый очухается. Он поднялся, глаза опухшие, кровяные. «Ты что?» – спрашивает. Я ему: «Не лезь больше, а то до смерти забью!» Потом родитель его к отцу приходил. О чем они говорили, не ведаю, только батюшка, как ко сну отойти, зашел ко мне, погладил по голове, сказал, что я молодец, и вышел. А мне, Федя, радостно, долго уснуть не мог, силу свою почувствовал, словно другим человеком стал. С той поры, где заваруха какая, я первый. Конопатый и дружки его стороной меня обходили. А потом мы в новый дом переехали. С тобой вот познакомился. Помнишь, на Крещение в прорубь ныряли?
– Как же. Помню, конечно, – ответил Федор.
– Ты не поскользнулся тогда. Это я тебя спихнул в воду.
Федор улыбнулся.
– Знаю.
– А чего же промолчал тогда?
– Так ты же не со зла толкнул, а забавы ради. Я видел.
– Этим и взял. Я тебе пакость, а ты в ответ рассмеялся. После отвар горячий вместе пили. Говорил ты складно, по-умному. А ведь мог и вдарить. Силушкой тебя Господь тоже не обидел.
– Да, – протянул Федор. – Мог, конечно, и вдарить, только надобности в этом не имелось. Не знаю, как объяснить, но уже тогда было в тебе что-то такое, чего в других нет. Помнишь нашу прогулку вдоль Москвы-реки три года назад?
– Как же, – ответил Дмитрий. – Отдохнули мы тогда знатно. До сих пор дивлюсь, как нам удалось и детей спасти, и мать с дочерью из соседнего дома вытащить? Ведь было-то нам по тринадцать-четырнадцать годков. Откуда только сила взялась?! И слова больной женщины помню, когда она мне образок свой отдала. Ничего, Федя, не забыл. А вот посмотреть бы, как теперь живут люди в этой деревне. Детки подросли. Девочка из соседней избы, может, уже и замуж вышла.
– Не трудно наведаться к ним.
– А стоит ли, Федя? Нас уж и не помнят там. Не узнают. – Дмитрий подошел к окну. – Вот! Погода успокоилась. Дождя нет, ветер поутих. – Он нагнулся, снизу вверх посмотрел на небо. – Тучи разбежались, кое-где звезды видны. Чудно все-таки, Федя!
– Что чудно, Митя?
– Да звезды на небе. Особо летом, когда видать целую дорожку. Зачем их Бог создал, да так много? Солнца и луны хватило бы. Солнце днем греет, луна ночью светит. А от звезд холодных какой толк? Разве что для красоты. Ночью на небо смотришь, любуешься. Словно сам летишь куда-то в неведомую даль. Хочется достать хоть одну.
– Далеко они.
– Жаль! Но ладно, Федя, скоро тебя к трапезе позовут. Потом ты допоздна читать будешь. Поехал я.
– На посад?
– Да! – кивнул Дмитрий. – В Зарядье.
– Но что ты там сейчас делать будешь? Подъедешь к дому Ульяны. Калитка на запоре. В избе вечеряют или уже спать легли. Девушка и знать не будет, что ты рядом. Да и неведомо, помнит ли она вообще о тебе. У девиц память короткая. Приезжал молодец на резвом скакуне, и что? Как приехал, так и уехал. Это она тебе в сердце запала, а ты ей? Да и кузнец говорил, что суженый у нее есть, скоро свадьба.
Дмитрий неожиданно вспылил и заявил:
– Кузнец много чего говорил, только нет у меня веры его словам, какая бы слава о нем ни шла. Я же видел, как смотрела на меня Ульяна.
– И как же, Митя?
– Мы уже говорили об этом. Особенно смотрела. Сюда! – Дмитрий указал на грудь. – В сердце, в душу заглядывала.
– Ну и нагородил!
– Зачем так говоришь, Федя? Смеешься над моими чувствами?
– Что ты, Митя! У меня и в помыслах не было смеяться. Прости, коль обидел.
– Нет, не обидел! Ты сомнения выказал, это хуже.
– Перестань, Митя, и послушай моего совета. Нечего сейчас горячку пороть. Зазноба твоя уже спит. Ночью по Москве ездить небезопасно. Батюшка сказывал, что в городе много лихих людей развелось. За коня да дорогую одежду убьют не глядя.
– Ты же знаешь, Федя, я всегда смогу за себя постоять.
– А коли десяток разбойников тебя окружит, да все с ослопами? Саблей и ножом не отобьешься.
– Коршун вынесет!
– Отчаянный ты, Митька. Это по душе мне. Но ехать на Посад не советую.
Дмитрий вздохнул и сказал:
– А если неодолимая сила тянет меня туда, тогда что?
– Ничто! Перебори ее.
– Федя, не могу.
– Знаешь что, езжай-ка ты домой, а завтра давай на Варварку сходим. Пехом, без коней, на торговые ряды посмотрим, что за оружие, доспехи выставили на продажу ремесленники. А потом, помолившись, пройдем к дому Ульяны. Глядишь, и увидишь ее. Тогда-то и признаешься ей в своих чувствах. Что будет потом, одному Богу известно. Но хоть узнаешь, как девушка относится к тебе.
– Может, и увижу, а из дома Прокоп, отец ее, выскочит. На этом все и закончится, – раздраженно проговорил Дмитрий.
– А я на что? Займу кузнеца разговором.
Дмитрий улыбнулся и заявил:
– Да, на умные речи ты мастер. Ладно, будь по-твоему. На Варварку так на Варварку!
– Только обещай, Митя, что от нас поедешь домой.
– Обещаю!
– Ну и ладно. Езжай, утром буду ждать тебя.
– Приеду.
Федор позвал слугу.
Тот принес кафтан гостя и сказал:
– Только просох, княжич!
Дмитрий повернулся к Архипу и спросил:
– Что на дворе?
– Поутихло, но прохладно.
– Кровь согреет. – Парень перекрестился на образа, поклонился и вышел из горницы.
В соседней комнате он попрощался со Степаном Ивановичем Колычевым, окруженным младшими сыновьями, вертевшимися возле отца.
Федор проводил Дмитрия до ворот и напомнил:
– Так с утра ждать буду.
– Сказал, значит, приеду. – Княжич вскочил в седло.
Коршун встал на дыбы. Дмитрий натянул поводья, и конь с ходу взял в галоп. У деревянного моста Дмитрий осадил вороного, и тот до самого дома шел мелкой рысцою.
Тучи вновь слились в единое черное облако, такое же грозное, как и днем, накрыли город мрачной рогожей. Казалось, еще мгновение, и опять пойдет сильный дождь. Но этого не случилось. Ветер утих, лишь изредка, слабыми порывами тревожил ветви облетевших деревьев.
Вскоре Дмитрий заехал во двор родительского дома. За отсутствие на обеде отец не ругал его. Остаток вечера Дмитрий провел в своей горнице, беспрестанно думая об Ульяне.
Ранним утром 24 октября Дмитрий, как и обещал, пришел к своему товарищу. Погода на дворе стояла хмурая, но безветренная и теплая. Княжич распустил кафтан, освободил ворот рубахи под зипуном, взял в руки мурмолку. Архип встретил его и провел в горницу Федора.
Тот тоже был одет и сказал:
– Здравствуй, Митя! Как дома, не ругался батюшка?
– Здравствуй, Федя! Дома все как всегда, а батюшка не ругался.
– И то хорошо! Плохо, когда в семье раздор.
– Так мы идем на Варварку?
– Конечно, но чего это, Митя, ты какой-то раздраженный?
– Я?.. – Княжич изобразил удивление. – Тебе привиделось, Федя.
– Но я же вижу, что у тебя плохое настроение, потому и спрашиваю.
