скачать книгу бесплатно
– В полном, – заявил я, – больше нашу Оксану никто беспокоить не будет.
– Это вообще-то Вася Бурый был, – сказал, отведя меня в сторону, Лёлик, – бандитов на Камчатке вообще-то нет, но он, кажется, исключение. Я про него много слышал.
– Как медведь, значит, Бурый? – переспросил я, – ладно, что не Гималайский. Спасибо за ценную информацию, обязательно учту.
Ну а больше ничего такого в этой Паратуньке и не произошло. Чувствовали мы себя после купания, кстати, превосходно, лично у меня как будто крылья выросли.
Киевляне
А когда мы в свою общагу вернулись, оказалось, что в закрытую комнату нашей хаты заселилось четверо новых постояльцев. Познакомились, они все оказались из Киева, по-русски говорили достаточно чисто, но с характерным для южной России и восточной Украины прихэхэкиванием. Не обошлось, естественно, без разбавления спирта местной артезианской водой и последующих посиделок на кухне. Киевляне выложили сало и выкатили банку маринованных помидоров, а у нас осталась ещё одна горбуша из принесённых Лёликом, пожарили её на сковородке. Лёлика с Оксаной на этот раз не случилось, но подошёл Максим, он в этом ж подъезде жил, только этажом ниже.
Киевляне оказались простыми парнями без выпендрёжа, им было интересно всё, касающееся их нынешнего места пребывания, ну а мы на правах уже поживших и повидавших, выложили им целую кучу информации про местные красоты и особенности.
– Если на гору какую влезть захотите, то лучше Авачи ничего не придумаете, – авторитетно рассказывал им окончательно отошедший от пережитого геноссе Мыльников, – там примерно шесть часов вверх по тропе, никакого снаряжения не потребуется, отдыхать лучше всего каждые полчаса по чуть-чуть. Да, и на вершине когда будете, не надо в кратер лезть, – самокритично добавил он.
– Это точно, – поддержал его Петрович, – Мыльников на своей шкуре всё прочувствовал.
Все заулыбались, а турист Серёжа так даже громко заржал. Но киевлян больше заинтересовали гейзеры, тут уж пришлось отвечать Максиму, как старожилу.
– Понимаете, в чём тут дело, друзья, – отвечал Макс, затянувшись Космосом, – гейзеры у нас, в общем и целом, собраны в одном месте… в трёх точнее, но все они недалеко друг от друга. В долине гейзеров, слышали наверно про неё?
– А где это? – поинтересовался самый любознательный киевлянин Богдан (зовите меня просто Богдашей).
– Это на север от Питера, если по прямой, то около 150 километров, в Кроноцком заповеднике.
– А если по дорогам?
– А нет туда никаких дорог. Можно пешком от Мильково, там порядка 60-70 км будет, два дня хорошим походным маршем, но тут есть одно большое но. Закрыто оно всё лет десять уже как – сначала для неорганизованных туристов перекрыли, а потом и вообще для всех.
– Почему? – спросил всё тот же Богдаша.
– А засрали всё потому что. Жерла гейзеров тоже всяким мусором завалили, в результате несколько штук перестали извергаться.
– А если мы всё-таки попытаемся?
– Поймают, впаяют штраф, рублей по сто он сейчас что ли…
– Ну это не страшно, – заявил Богдан, – нам командировочных много отсыпали.
– Подожди, это ещё не все – плюс депортация с территории Камчатской области в 24 часа. Вон Антон уже знает, что это такое.
Все посмотрели на меня, а я просто ограничился кивком – захотят, потом расскажу, а сейчас не об этом.
– Да, видно не судьба, – это уже старший из киевлян сказал, – нам на гейзеры посмотреть, так что ограничимся вулканами.
– Вы ведь тоже в Ольховую едете? – спросил Максим. – Там не очень далеко есть выход на поверхность горячих газов, возле Мутновки. Можете смотаться, если уж так приспичило.
– Ну газы это всё-таки не гейзеры, – попытался поспорить Богдан.
– Они вместе с водой выбрасываются, газы эти, так что разница не очень большая. Правда нерегулярно, ловить момент для фотосъёмки придётся.
Далее зашла речь о землетрясениях, тут Максим новую байку рассказал, я её ещё не слышал.
– В позапрошлом году дело было, в июне – сплю я, значит, на своём диване, а над ним у меня часы висят, здоровые такие, с гирями и маятником, наследство от бабушки осталось. И вот в какой-то момент чувствую, что завибрировало всё вокруг… и тут толчок последовал, очнулся я, короче говоря, на полу, сбросило меня туда толчком. А на моём месте на диване лежат эти ходики, их тоже со стены скинуло. Убить меня, конечно, не убило бы, не такие уж они и тяжелые были, часы эти, но пару переломов вполне мог получить. Тут же и перевесил я их на другое место…
Между делом выяснились и подробности максимовой биографии, он, оказывается, вообще москвичом был и работал до переезда сюда (трам-тарарам) на Гостелерадио в Останкино. Звукорежиссёром.
– И чего ж тебе не хватало в столице-то? – спросил я, доедая кусок рыбы. – Что ты так подорвался на самый край света.
– Да скучно там, – просто отвечал он, – всё за тебя расписано другими людьми и на тридцать лет вперёд, а тут ты сам за себя отвечаешь.
– А ты поди и со знаменитыми артистами там встречался? – это наш старший спросил.
– Да, конечно встречался, как без этого.
– Рассказал бы что-нибудь, это ж всем интересно было бы.
– Кто вас интересует, называйте – расскажу.
– Про эту расскажи… про тётю Валю которая, – попросил Мыльников.
– Про Леонтьеву? Пожалуйста, я с ней работал на передаче «От всей души»… нормальный человек, что большая редкость для телевидения, могла конечно и покричать, но негромко и недолго, быстро отходила. Очень обаятельная, но у неё в семье, кажется, проблемы какие-то были, так что она не особенно общалась за рамками программ-то…
– А что за проблемы?
– Да с мужем, точнее с мужьями у неё не заладилось, с первым развелась, со вторым собиралась разводиться, потом я уволился и окончания этой истории не знаю.
– А правда, что для молодых актрис там у вас одна дорога на экран, через койку? – спросил один из киевлян.
– Я в эти дела подробно не влезал, уж очень противно, – отвечал Максим, – но таки да, очень много актрис карьеру именно на этом и заполучили. А многие наоборот, разрушили, если отказывали, кому не надо отказывать.
– Давай подробности! – это уже чуть ли не коллективно сказали трое-четверо.
– Ну вот была такая Катя Савина, помните наверно? (народ закивал, что да, конечно). «Приходите вчера» самая известная из её работ, так вот – отказала она Пынину… ну да, тому самому, а он так обиделся, что перекрыл ей дорогу на экран.
– А ещё обратный пример хотелось бы, – настаивал Мыльников.
– Могу и обратный, запросто… Белобрысикова все свои роли (ну не все, но большинство) получила, потому что ни в чем не отказывала Гераськину. Еще школьницей причём, она в 16 лет в кино пришла.
– Даааа, – выдохнул народ.
– А Пугачёву видел, общался?
– Кто ж её в Останкино не видел… про эту хабалку мне что-то совсем говорить не хочется.
– Почему это?
– Суперзвезду из себя корчит, а на деле обычная вздорная баба с дикими амбициями. По десятку дублей, помнится, приходилось записывать, пока она во все ноты не попадет.
Разговор об Останкино на этом как-то сам собой увял, а вместо этого начали расспрашивать киевлян про Тарапуньку со Штепселем и про Софию Ротару.
– А чего Тарапунька? – переспросил Богдаша, – помер он, в прошлом году и помер. А один Штепсель двоих конечно не заменит. А Ротару больше в Москве живёт, хотя у неё есть квартира и в Киеве, на Крещатике.
– А что, каштаны на Крещатике по-прежнему цветут?
– Куда ж они денутся. Только это не те каштаны, которые есть можно – там специальные сорта выращивают в питомниках.
– А киевские торты всё ещё продают?
– Да, только очередь надо занимать с утра… мне, если честно, они не очень нравятся, слишком сладкие, – на этом Богдаша и закруглил вечер расспросов и воспоминаний.
Хвынтокрыл
А на следующий день мы опять продолжили свои бесконечные поездки в Халактырку, без киевлян, у них своя какая-то программа была, один только раз с нами съездил Богдаша. Вертолёты, стоявшие на поле, он сразу же обозвал по-своему хвынтокрылами, нам это название очень понравилось. Хвынтокрылы по-прежнему так и стояли, уныло уронив лопасти, и нас они никуда везти не хотели. С понедельника по среду включительно не хотели, а в четверг что-то тяжёлое, видимо, сдохло в лесу, потому что сразу же по приезду, время где-то около полудня было, из диспетчерской выбежал взволнованный Петрович и заорал, что МИ-8 ждёт не дождётся наших грузов, погнали загружать.
Выкатили тележку с родными ЭВМ, упакованными в деревянные ящики, быстро погрузили их в железную машину, влезло почти всё, но тут подошёл суровый пилот и высказался в том смысле, что кроме ящиков он больше никого взять не может, максимум только одного сопровождающего, чтобы перегруза не случилось. А это значит что? Правильно, что нам надо посчитаться и определить того самого одного сопровождающего.
– Ну чего, орлы? – спросил Петрович, – кто сегодня желает полетать?
Орлы хлопали глазами и лететь не рвались. Тогда я потянул одеяло на себя.
– Я могу, Евгений Петрович. Всю жизнь мечтал на такой машинке прокатиться.
– Возражений ни у кого нету? – спросил Петрович, строго оглядев строй.
Никто возражать не стал.
– Ну тогда залезай и с богом, – и он не по-советски как-то перекрестил меня, – а мы уже следующим рейсом подвалим, подготовь там для нас площадку.
И я залез в нутро громыхающего чуда о четырёх лопастях, перед тем, как второй пилот за мной люк задраил наглухо, ещё и ручкой сделал остающимся товарищам, идиот… Почему идиот, спросите вы? А потому что не знал, что мне предстоит в ближайшем и не очень ближайшем будущем, вот почему.
Внутри, естественно, всё гремело, ревело и вибрировало, с чем бы сравнить-то… ну вот видели наверно, как строители сваи заколачивают, а всё вокруг в радиусе сотни метров подпрыгивает – примерно как-то так, только частоту забивания свай надо на десять умножить. Соседей слышно вообще не было, второй пилот, чтобы я что-то расслышал, наклонялся мне прямо к уху и орал туда дурным голосом – да если честно, то и говорить-то нам особо не чем было, он мне крикнул, чтоб я за ящиками следил, когда болтанка начнётся. Из чего я заключил, что болтанка будет обязательно.
Она и началась сразу почти после взлёта, мало, значит, мне было рёва моторов и вибрации бормашины, так ещё и качели вверх-вниз добавились. Ну ничего, Антоша, подбодрял я себя, всё ведь на этом свете когда-то заканчивается, долетим и мы в конце концов до этой грёбаной Ольховой бухты. В промежутках между контролем расползающихся ящиков посматривал в иллюминаторы вниз – летели мы строго над морем, сначала по Аваче (и точно, огроменная бухта-то выходит, насколько я помнил, вторая по величине в мире после Сиднейской кажется), потом мимо широко известных Трёх Братьев (ну это три скалы такие у выхода в открытый океан, по легенде они когда-то защитили Питер от цунами и от этого окаменели), а далее вдоль береговой полосы. Никаких таких страшных перевалов, нелётной погодой над которыми нас кормили последние полторы недели, не заметил.
Летели на высоте где-то двести-триста метров, видимость была замечательной. Чем полёты над Камчаткой отличаются от полётов, к примеру, над центральной Россией? Не знаете, так я вам скажу – нет распаханных прямоугольниками полей. Холодно же здесь, за короткое дождливое лето ничего уродиться не успевает, поэтом и не сеют, а природа внизу имеет свой первозданный вид, как при первооткрывателях Владимире Атласове и Витусе, сами понимаете, Беринге. Ветерок не сказать, чтобы очень сильный был (что не мешало воздушным ямам, в них мы проваливались с пугающей пунктуальностью), волн на море было немного, а берег был скалистым и обрывистым – маленькие полоски пляжиков если и возникали, то ненадолго, а так всё одни холодные скалы, обрывающиеся со стометровой высоты в прибой.
Вертолёт начал снижение, волны со скалами резко приблизились, наконец он развернулся над каким-то заливом и завис над небольшой песчаной площадочкой рядом с ручьём. И деревянное сооружение типа «будка» тут рядом имелось, с флагом и сачком, показывающим направление ветра. Сели. От будки к нам, пригибаясь и укрываясь от поднятого песка, направились двое, один офицер, второй матрос. Второй пилот пробежал мимо меня и моих ящиков, раздраил люк и крикнул мне, чтоб я выходил – частота вращения лопастей уже снизилась, поэтому совсем уж громко орать не приходилось.
– Добро пожаловать в бухту Ольховую, – сказал мне офицер в форменном кителе и фуражке, оказавшийся капитаном третьего ранга, – как долетели?
– Спасибо, все хорошо, – ответил я, – надо наверно разгрузиться, чтобы людей не задерживать.
– Да, конечно, – по-простому ответил офицер, – сейчас всё разгрузим, БМП уже едет.
И точно, откуда-то справа из кустов сразу выехал означенный БМП, взрывая гусеницами почву. Он подрулил кормой, из кабины вылезли ещё два матросика, и мы вчетвером (я плюс три матроса, офицер уж мараться не стал) оперативно перетаскали ящики в кузов.
– Можете лететь, – сказал сразу после этого офицер пилоту, тот кивнул и задраил люк.
Вертолёт снова набрал обороты, разогнав новую песочную тучу, все отвернулись, чтобы в глаза хотя бы не попало. А когда, наконец, всё стихло, офицер представился, сказав, что его звать Виктор-Сергеичем и он здесь зампотех, ну я в ответ тоже сказал, кто я.
– Надо наверно подождать следующего рейса, – добавил я, – а тогда уже всё барахло вместе взятое перевезти к месту использования.
– Во второй корпус, – уточнил Виктор Сергеич, – только я бы на твоём месте не рассчитывал на скорый второй рейс.
– Почему? – спросил я.
– По собственному опыту знаю, что вертушки к нам прилетают не чаще раза а месяц. Если конечно экстренного повода какого нет – заболел кто-то или наоборот, сильно нахомутал в чём-то.
– То есть мне остальных моих товарищей месяц здесь что ли ждать придётся? – упавшим голосом спросил я.
– Да ты не отчаивайся, доставят их, может даже и побыстрее, но вот насчёт сегодняшнего дня могу поспорить – не прилетит сюда больше никто.
– Ладно, спорить не будем, – согласился я, – я вам и так верю. Надо тогда наверно ехать и разгружаться.
Поехали разгружаться, снесли все ящики в фойе второго научного корпуса за десять минут, потом Виктор Сергеич мне предложил идти оформляться и заселяться в общагу.
– Это вот в этот соседний корпус, первый по номеру. Оформление у интендатов на втором этаже, комната 203, что дальше делать, они расскажут.
Тут невдалеке раздался собачий лай, я прислушался – звуки откуда-то сверху шли.
– Это у вас собаки по деревьям лазят? – спросил я у офицера.
– Не, собак у нас нет, не приживаются почему-то, это ворона лает. Точнее ворон. Научился от Жучки, когда она ещё жива была, вот теперь и разоряется.
Ну делать нечего, взял свой чемодан и отправился к интендантам. На двери комнаты 203 висела табличка следующего содержания:
«К сведению командированных – большая просьба выходить за территорию части только в случае служебной необходимости и группой не менее двух человек. В окружающих лесах водятся медведи, рыси, росомахи и волки».
– У вас что, действительно росомахи тут бегают? – спросил я у потасканного на вид мичмана, зайдя в комнату.
– Здравствуйте во-первых, – строго ответил тот (я тоже поздоровался), – во-вторых предъявите свои документы, а в-третьих – да, всё тут бегает, включая росомах.
Я вытащил из сумки паспорт с командировкой, он углубился в изучение этого, а я тем временем продолжил свои расспросы.
– И какие они на вид, росомахи эти?
– Обычные, – рассеянно ответил мичман, – чуть побольше кошки, килограмм на 15 в среднем, шерсть коричневая, с пятнами… нехороший зверь, злобный, на человека нападает только так. Значит до сентября у тебя командировка выписана? – быстро перешёл он на ты.
– Так точно, тащ мичман, – бодро ответил я, – но надеюсь, что мы быстрее тут свои дела сделаем.
– Надежда это хорошо, – отвечал он, чиркая что-то в толстой книге, что лежала перед ним на столе, – а любовь лучше, на котловое довольствие зачисляем или может сам собираешься еду себе готовить?
– А что, можно и самому? У вас тут и плиты есть?
– А то как же, в общежитии, куда ты сейчас заселишься, есть кухня, а на ней газовая плита, питается от баллона – вари и жарь, если будет такое желание.
Я пораскинул мозгами и отказался от такой туманной перспективы:
