скачать книгу бесплатно
С чего это она? Не обнимаемся мы обычно! Такие отношения у меня только с бабушкой Маней были! Вот все в маме было в тот день какое-то другое Как будто ее подменили! Она суетилась, говорила искусственным голосом, как наши девчонки, когда они выставлялась перед кем-то. Все делала будто на показ! И я думал, скорее бы этот Андрей Николаевич убрался восвояси! Не нравился мне этот театр!
Ночные разговоры
Среди ночи я проснулся. В доме напротив горело только несколько окон, и я понял что очень поздно. Луна была почти полная, и в полутьме можно было различить стопку постельного белья на разложенном кресле. Я вышел в коридор. В кухне горел свет. Через стеклянную дверь, затененную сверху настенным календарем, была видна мамина спина, прикрытая пуховым платком. Что-то скрипнуло, звякнуло, и я замер. Потом раздался мамин голос. Обычный, только усталый.
– Он сказал, что я обманулась: вечно девственная гурия – худшее, что можно было пожелать в его возрасте.
Незваный гость наш при этих словах шумно выдохнул и стукнул по столу. Что-то упало и покатилось.
– Лешка, не трогай! Обрежешься!
Видно было, как мама отклоняет в сторону чужую руку, протянутую над столешницей.
– Скотина! Какая же он скотина! – громко выругался мамин одноклассник.
– Тише, разбудишь Никиту! – испугалась мама.
Я проскользнул в свою комнату и нырнул в постель. Кто такие «гурии» я разумеется, знал. Это прекрасные девушки из восточных сказок. И непонятно было, почему наш гость так возбудился.
Когда я проснулся, никого в комнате не было, а на собранном кресле лежала аккуратная стопка измятого белья.
Днем мы с маминым одноклассником тоже не встретились. После уроков я только ненадолго появился в доме, чтобы переодеться, перекусить и успеть к четырем часам в бассейн. Пока джемпер одной рукой стягивал, успел в гугле набрать «гурии это». На всякий случай. Когда закончил одеваться, взглянул на монитор… А там, в ВикиИсламе, та-а-кая картинка 72 девственниц! Я даже оглянулся, вдруг я не один в квартире! И надпись там соответствующая была.
Я всю дорогу до бассейна пытался вспомнить поточнее слова, сказанные мамой ночью, и сложить их в одну фразу. Теперь мне казалось, что в ней должно быть, что-то важное для меня. Но у меня не получалось. Я так увлекся этим, что, «спасая» кирпичи со дна, чуть сам не утонул.
В этот вечер наш гость пришел, когда я читал в постели книгу, которую мама принесла из библиотеки, как «списанную», 1940 года издания. Он зашел ко мне в комнату, поздоровался и присел на край дивана. Я поджал ноги и отодвинулся к стене. Мамин приятель это заметил, но ничего не сказал, а протянул руку и развернул книгу так, чтобы увидеть обложку.
– «Поселок Тру-ля-ля», – прочитал он вслух. – Я думал, ваше поколение такими книгами не увлекается. А мы Джека Лондона очень любили. «Время-не-ждет» я сравнительно недавно перечитывал. Впрочем нет, по твоим меркам давно, лет пять назад. Мы в тот год на заимке в тайге неделю прожили. Выехали на охоту, а тут завьюжило. Ветер слушали, грелись у печки и нашли в растопке книгу без обложки. Спасли.
– Мы – это кто? – спросил я исключительно из вежливости.
– Четыре технаря из НИИ.
– А-а-а-… протянул я.
– А ты думал бородатые трапперы, – он засмеялся. – Но одного из этих парней когда-то порвал медведь, а у тех двоих, что его спасли, – после отморожения не хватало пальцев на ногах. Так что и они знали цену жизни и дружбы.
– А Вы… – начал я.
– …был четвертым.
Он задумался, а я испугался, что он начнет рассказывать какую-нибудь душещипательную историю. Но он помолчал недолго, а потом встал и вышел.
Когда я проснулся среди ночи, кресло было разложено и поверх белья накрыто пледом. Из-за плотно закрытой двери в кухню, как и в прошлую ночь, доносились голоса. Я сделал, что хотел, спустил воду, но, судя по всему, они не обратили на это никакого внимания. И я задержался в коридоре.
– Если я и жалел о чем-то, – произнес с паузой между словами мужской голос, то только о том, что оставил тебя и Пашку – двух неприспособленных к жизни идиотов – без присмотра.
– Ну, да, – тихо засмеялась мама, – самый мудрый из адыгов! Тебе ли не поучать других.
– Вспомнила! И с чего физик дразнил меня этим «адыгом»?!
– Ну как же! Смуглый, грива в кудрях, глаза, как угли! Черкес! Дитя гор! Он любил тебя, дурака! Говорят, когда узнал, что ты в университет не стал поступать, чуть не плакал. Старик к тебе привязался, а ты…
– А я… Я виноват во всех земных грехах… – сказал наш гость, как будто прочитал строчку из стихотворения.
Они замолчали, и я затаился. Решил, что уйду, когда они опять заговорят и меня не услышат. Но тут началось самое интересное.
– Кит спрашивает об отце?
– Спрашивал, потом перестал.
– Но ведь придется что-то ответить.
Я даже дышать перестал. Года два назад мама сказала: «Ты просто поверь мне, что это был хороший человек. Но есть люди, которым семья не нужна. Он уехал, и я не знаю куда». Неужели сейчас ответит?!
Молчание было очень долгим, а потом наш гость сказал:
– Но мне ты можешь ответить, почему я не узнал о ребенке тринадцать лет назад?
– Это бы что-нибудь изменило? – ответила мама с вызовом.
– Представь, могло.
Мама не то засмеялась, не то закашлялась.
– Леша, дай закурить.
– У меня в куртке… – не договорил фразу мужской голос, и через стекло стало видно, как наш гость поднимается со стула.
Я метнулся в комнату и накрылся с головой. Но долго не выдержал, стал под одеялом задыхаться. Сердце колотилось так, как будто я только что пробежал стометровку.
«А что, если он мой папаша?»
Мама редко курила. Если только с Мартой после библиотечный посиделок по случаю чьего-то дня рождения. А дома – никогда. Значит, очень волновалась. Потом я стал думать о «прочерке». А что, если он мой папаша? Стал вспоминать, как мама мне сказала: «У МЕНЯ нет человека ближе» или «У НАС…?» И еще: «Хороший человек, но семья ему не нужна».
Понятно уже, что она считает хорошим и этого своего «соседа по парте». Мне, кстати, он что-то там о тайге рассказывал, но о своей семье – ни слова. Ни разу не сказал, «а вот моя или мой». Но со мной разговаривал, как будто мы родственники! Я долго вертелся в постели, думал, что так и не усну, но закрыл на минуту глаза, а когда открыл, то услыхал будильник.
В школе Ванда все время тормошила меня и махала перед лицом ладонью: «Очнись!» А я и вправду как будто жил в параллельном мире. Как в «Шестом чувстве». Не то я привидение среди живых людей, не то я – живой, а вокруг меня призраки.
Последним уроком была химия. Мы невзлюбили химозу сразу же после первого урока. Ванда заявила, что она настоящая Долорес Амбридж. Я думаю, этим Ванда в очередной раз хотела напомнить Родьке, что она действительно прочитала «Дары смерти», и он остался ей должен два шоколадных батончика. Кстати, я предложил им для проверки не очень сложный тест на знание всех семи книг о Гарри Поттере, и они с Родькой набрали одинаковое количество баллов – шесть из десяти. После этого Шишкарев сказал: «Фиг вам я буду читать эту хрень!» Так что, боюсь, Ванда своих батончиков не дождется.
Во время опроса меня пронесло, и, когда химоза стала объяснять нам как умственно отсталым детишкам, что держать руку в пламени спиртовки, как Муций Сцеволла, не надо и не стоит пробовать на вкус стиральный порошок, я совершенно отключился. Очнулся я оттого, что меня трясли за плечо. Я открыл глаза и уткнулся взглядом в некое подобие украшений каменного века, которое химоза, таскала на жилистой шее как вериги. Говорят, что в старших классах она демонстрировала эти бусы в качестве коллекции уральских минералов.
– Приятных снов, Ивлев, – нависая надо мной пропела она с иезуитской интонацией. – Но, боюсь, завтра на практическом занятии тебя ждет неприятное бодрствование.
* * *
После уроков Ванда потащилась в музыкалку на сольфеджио, а Шишкарев с мамашей – к зубному врачу. Я позвонил маме и выяснил, что дома никого нет. На всякий случай, я все же обошел всю квартиру и, вернувшись в прихожую, поставил замок на предохранитель. Потом я улегся на диван и включил OS-ты Морриконе. Под «Музыку, Которая Заставляет Плакать Мою Душу» я стал размышлять, что было бы, объявись в моей жизни Отец. Под «Крёстного отца» – стал представлять в этой роли нашего незваного гостя. А когда запела труба из «Шерифа» – пришел к выводу, что не нужны мне никакие перемены, и расслабился.
Что с того, что у Ванды есть папаша-водила, который не помнит, в каком классе она учится. А Родькин богатенький фазер от своих щедрот разрешает старшему сыну проводить пару недель летом вместе с детьми от новой жены. Ванда, в сухом остатке, своего отца стесняется, а Родька – так просто ненавидит его. Нет, проблем от этих папаш больше, чем пользы. И мне «хороший человек», который «в семье жить не может», – тоже не нужен. Меня все в моей жизни устраивает. И если у нас с мамой нет майбаха и мы не ездим летом на Канарские острова, то не потому что у нас неполная семья. У Ксюхи из параллельного отца тоже нет, но все это она имеет. Ее мать – хозяйка косметических салонов. Только я с Ксюхой точно не поменялся бы местами. Наблюдать, как твоя мамаша девочку из себя строит и с учителями заигрывает, – хуже не придумаешь.
Потом я стал думать, а какой МОЯ мама смотрится со стороны. Аскольд Сергеевич однажды сказал:
– Вам, Ирина Ивановна, очень подходит Ваша фамилия… ИВИНА. Люблю я это дерево за особую его красоту: гибкость, женственность и трепетность.
Мама тогда рассмеялась и спросила:
– Так кому же Вы все-таки делаете комплимент: иве-плакучей или мне?
А Аскольд Сергеевич поклонился и сказал совершенно серьезно:
– Обеим, голубушка.
В библиотечном кружке
Тут до меня дошло, что через полчаса у нас занятие с Аскольдом Сергеевичем и я опаздываю! Позвонил Ванде, попросил сбросить на мэйл решение по алгебре и побежал в библиотеку. Даже поесть не успел.
В прошлом году староста библиотечного актива, бывший театральный художник Аскольд Сергеевич предложил организовать театрально-художественную студию. На общественных началах. Вообще-то студия – это громко сказано. Получился кружок на шесть человек. Но мне там нравится. Первым мы поставили кукольный спектакль «Маша и медведь» и выступили с ним в Центре детского развития «Росток», который находится в том же здании, что и библиотека. Я несколько месяцев ходил, перемазанный клеем и обвешанный прилипшими бумажками. Но получилось очень натурально, к тому же я так рычал за медведя, что малыши визжали от восторга. Сейчас мы готовим «Ночь перед Рождеством» и будем выступать в колледже, откуда три наших участника – Настя, Кристина и Колян. Четвертый участник – юное дарование Виктория семи лет, племянница Марты. Пятый – гардеробщица Прасковья Ивановна или «бабушка Прыся» для Вики, а шестой – я. Мы со студентами занимаемся куклами и декорациями, Прасковья Ивановна шьет костюмы, а Вика постоянно тиражирует эскизы медвежьего домика на лесной поляне. Во время занятий Аскольд Сергеевич включает проигрыватель, и мы слушаем классику. Он считает, что музыка развивает нашу фантазию, которую убивает телевидение и гаджеты.
Иногда он просит изобразить в рисунках то, что мы представляли, когда звучала та или иная пьеса. Не всегда то, что у нас получается, его радует. Когда мы прослушали «Сладкую грезу» Чайковского, Настя и Вика изобразили «валентинки», Колян – торт со свечками, я – эскимо, а Вика – большущую конфету. Ну, мы с Коляном, разумеется, прикалывались, но девичья половина абсолютно искренне пыталась запечатлеть в акварели свои мечты. Потом пришел черед «Карнавалу животных». Тут было получше. Девчонки изобразили рыбок в аквариуме и Лебедя, Колян – куриное семейство с цыплятами, а я – слона. Конечно, самой завораживающей пьесой был для меня «Аквариум», что я и постарался скрыть всеми доступными мне способами. В результате Аскольд Сергеевич был во мне разочарован, зато мама все поняла и, посмеиваясь, шепнула мне на ухо: «Ты бы лучше «Персонажа с длинными ушами» изобразил!»
После занятий мы с мамой вернулись домой вместе, а вскоре явился и наш гость. В каждой руке он держал связку плоских коробок. Оказалось – это пицца. Четыре варианта!
– Я же не знал, что вы любите!
– И мы должны будем питаться ими всю неделю? – спросила мама довольно ядовито.
– Нет, съедим, сколько сможем, а остальными будем торговать на вынос, – безмятежно ответил «сосед по парте».
Мама вздохнула, взяла у него коробки и понесла на кухню.
– Ладно. Отнесу завтра в библиотеку.
Пока этот мамин Лёша-Алёша раздевался, я соображал, как мне себя вести: отказаться от ужина или (ради мамы, разумеется) попробовать, что он там принес. Сегодня в школе, как обычно по пятницам, были постные щи и рыбные биточки. За все годы я не видел никого, кто бы проглотил хотя бы один из этих серых комочков по собственному желанию. Так что, несмотря на все мои душевные терзания, есть мне очень хотелось, к тому же пиццу я люблю. В общем, к концу ужина нераскрытой остались только одна коробка.
Я отвалился от тарелки сытым и сонным, переписал в тетрадь то, что прислала мне Ванда – наш математический гений, прочел по диагонали текст по истории и завалился в постель. Ничего нового из биографии мамы и ее школьного друга я в эту ночь не узнал, потому что не просыпался до сигнала будильника. Я этот сигнал, часто меняю. У меня в детстве «Открой глазки» был, «Петухи» и много еще чего. А в этом году «Имперский марш».
«Сосед по парте» и «соседи по столу»
Завтракали мы втроем, и я все думал, как бы незаметней убраться из дому, чтобы мамин одноклассник за мной не увязался. Но не успел я натянуть куртку, как наш гость уже стоял у двери одетым. Как только за нами захлопнулась дверь подъезда, из дома напротив выбежал Шишкарев и направился к нам.
– Приятель? – спросил мамин «сосед по парте».
Я кивнул.
Поравнявшись с нами, Родька засопел и сказал: «Здрасть!»
– Здравствуй!
Наш гость протянул ему руку:
– Алексей Николаевич. Будем знакомы.
– Шишкарёв, – ошарашенно ответил Родька, отвечая на рукопожатие, и стал потихоньку уподобляться помидору. Но, собственно говоря, как он должен был себя назвать, если все семь лет в школе у него не было другого имени.
– Футболист? – спросил «Алексей Николаевич», рассматривая наклейки на Родькином рюкзаке.
– Не-а, – «выразительно» ответил Шишкарев и совсем засмущался.
Тут из-за угла выбежала Ванда.
– Про футбол – это к ней, – сказал я, выручая приятеля. И сказал истинную правду. Дело в том, что я единственный в нашей компании, кто может раз пятьдесят набить мяч и знает пару финтов типа обводки, но футболом не интересуется. Мне бы просто погонять мяч. Недолго. У меня выносливости не хватает. А вот Шишкарев бредил футболом еще с детского сада. Но в пятом классе при отборе в секцию, он смог прыгнуть с места только на сто сантиметров, ни на сантиметр больше, и остался за бортом. Зато он знает все известные клубы мира и владельцев «золотых мячей» за последние десять лет. Что же касается Ванды, то ее двоюродный брат, девятилетний прыщ Макс, занимается в футбольной секции. Так вот он и его папаша регулярно посвящают все семейство Вишневских в футбольные новости. И не успел я и глазом моргнуть, как мы с Шишкаревым уже плелись хвостом за Вандой и маминым одноклассником, которые темпераментно обсуждали успехи Аршавина в «Арсенале» и что светит нашей сборной на «Евро-16».
Мы попрощались с нашим гостем у автобусной остановки и вошли в школьный двор.
– Прикольный мужик, – сказал Шишкарев, оглядываясь.
– Классный дядька, – поддержала его Вишневская. – Он кто, родственник?
– Из Новосибирска, – ответил я уклончиво.
«Прощайте, ребята, был рад с вами повидаться!»
«Сосед по парте» пробыл у нас еще три дня. Но я так и не узнал, продолжились ли их с мамой ночные посиделки. В бассейне были зачетные занятия, я ужасно уставал и, как ни старался подольше не засыпать, отключался едва касался головой подушки. Один раз я проснулся за час до сигнала будильника и единственный раз увидал нашего гостя спящим. Он лежал, охватив руками подушку. Тихо. Но когда раздался «Имперский марш», кресло было уже собрано. Ко мне с расспросами он не лез, и я понемногу стал к нему привыкать, хотя мне не совсем нравилось, что мама в его присутствии становилась какой-то… несамостоятельной, что ли. Он приносил продукты, мыл посуду и накрывал стол к ее приходу. Одно меня радовало: судя по всему, папашей мне он не был.
Мамин одноклассник покинул нас неожиданно: встал после вечернего чая, вышел в переднюю, потом вернулся уже одетым с сумкой на плече и сказал совершенно буднично:
– Прощайте, ребята, был рад с вами повидаться!
Мама так и застыла у раковины с чашкой в руке.
– Леша…
Он улыбнулся, но как-то невесело, и исчез за порогом.
А мама опустилась на стул, не выпуская из рук мокрую чашку, и застыла. Шумел водопад из крана, но шаги на лестницы были долго слышны, а потом хлопнула дверь в подъезде. И всё…
* * *
Когда наш гость приехал, я все боялся, что он будет совать свой нос в мои дела. Но получилось так, что он меня почти не замечал. И представьте, я этому не радовался. Мне было почему-то досадно. А тут еще Ванда говорит:
– Этот твой… из Новосибирска… чем-то на тебя похож. Руками так же размахивает. И ноги…
Я вскинулся:
– Что еще с ногами?!
– Чего ты? Длинные!
