Фиолетовые кружева

– Не знаю. Но, думаю, пройдет немало времени, прежде чем Ненасытная Мия покинет ее разум.

Леся вздрогнула.

– И Голодная Сия, и Ненасытная Мия – вроде бы разные, но взаимосвязь есть, – задумчиво произнесла Арина.

– Какая же?

– Скажем, пару месяцев Полина обнималась с Голодной Сией, потом происходил срыв, и вот она уже в тисках омерзительной Ненасытной Мии… Наверное, затягивает как наркотик…

– Она чертова наркоманка! – возмущенно воскликнула Леся.

– Не совсем. Наркоманки житья близким не дают! Да и окружающим! Они оторвы изначально! Сестриц-уродиц такие не интересуют! Им хороших и послушных девочек подавай: перфекционисток, умниц и отличниц. Такие, чтобы удобные были и делали, что скажут и особо не доставали просьбами и вопросами. А лучше, чтоб вообще не дышали! Тогда-то у них и прорывает от безвольной жизни, вот и идут в лапы к сестрам-уродицам…

– То есть Полина – послушная девочка? Откуда ты знаешь? Может, та еще оторва! – Леся с силой захлопнула крышку чемодана и навалилась, чтоб застегнуть.

– Ага, как же!

Ариадна вдруг обозлилась и стукнула кулаком по кровати.

– Ты чего это, Ариша?!

– Не знаю… – переводя дыхание, тихо сказала Арина. – Вдруг разозлилась на твои слова!

Леся недоверчиво поглядывала на сестру.

– А что же было с ее руками? И лицом?

– За спиной она прятала израненные зубами пальцы рук. Когда Полина вызывала рвоту, неизбежно их травмировала, а за волосами скрывала опухшие щеки, отекшие веки и воспалённые, израненные губы.

Наконец, сестры собрали чемоданы, и в последний раз уселись на кровать.

– Как же призраки и привидения? – переспросила Леся.

Арина улыбнулась:

– Ну, готический особняк подтолкнул наши умы на поиски отгадок. Согласись, были бы мы в пряничном домике, вряд ли вздумали искать скелет в шкафу… Хотя, погоди. – Арина засмеялась звонким смехом. – Неудачный пример: в пряничном домике была старуха-людоедка, которая вначале себя за добродетельную бабулю выставляла… Но не суть. Ты меня поняла.

– Да, конечно! Я очень-очень надеюсь, что у Полины будет все хорошо!

– Даже не сомневайся, сестрёнка. Она сильная. Она справится.

Неожиданно Ариадна переменила тему разговора:

– Ой, Леся, а ты пропила витамины, которые мама давала?

Она виновато помотала головой.

– Я эту баночку нечаянно выбросила из сумки вместе с мусором!

Арина засмеялась.

– Ничего страшного. Маме скажем, что ты все выпила.

– Хорошо! А ты, что каждый день не забываешь про них?

– Конечно! И сейчас тоже!

В доказательство Арина вытащила таблетку и быстро проглотила.

– Ну, тогда дай мне одну что ли! – попросила Леся и потянулась к коробочке.

– Нет-нет-нет, сестрёнка! Это только мои пилюли! Тебе мое нельзя!

– Почему это?! У тебя желудок, что ли золотой?! – повторила Леся любимую фразу.

Арина засмеялась.

– Ну что ты! Просто у меня все посчитано!

– Ладно! Чёрт с ними! Нам пора спускаться!

– Позовешь Владимира, чтобы он помог вынести багаж?

– Конечно!

Леся, весело подпрыгивая, вышла из комнаты.

Я вертела в руках баночку с таблетками. Нужно отдать бабе Зите должное – она меня почти изобличила. Я вспомнила странный сон про блины и чувство вины при их поедании. Казалось, старуха сразу все поняла! Хотя это было во сне!

«Она навсегда порабощает. Она – цунами, которое смоет тебя и твою волю».

Но я научилась плавать и дождалась штиля, а очень скоро и «витаминки» мне не понадобятся. Шах и мат, уважаемая баба Зита!

Тут я задумалась: а в чем, собственно, меня изобличила старуха? В том, что я тоже жертва сестер Сии и Мии или в том, что я…

«А, может, ты в Полину превращаешься?!»

Разве это не одно и то же?

Эпилог

Я открыла глаза.

Ничего фиолетового. Лишь белый холодный потолок давил, словно движущаяся стена. Я села в кровати. Моя соседка Леся Вивьянова уже проснулась. Подмигнув мне, она продолжила грызть большое зелёное яблоко, да с таким усердием, что капельки сока летели мне в лицо.

Я встала и умылась. Усевшись за стол, открыла дневник, куда записываю, что съела, когда и в каком количестве.

Сегодня десятое марта.

Последнее, что я написала в дневнике: Лепестки. Стебель. Маковая улица, Лепестки для знати, Стебель для челяди…

Что это?

Я огляделась вокруг. Взгляд упал на тумбочку. На ней стоял красивый яркий цветок-папавер, сделанный из бисера.

Папавер – густомахровый мак.

Я громко охнула и схватилась за голову.

Вчера вечером у меня чуть не случился приступ. Насмотревшись на подаренный сувенир, я взяла ручку и начала писать о некоей Маковой улице, огромной как город, со странным распределением жителей: Лепестки для знати, Стебель для челяди. Дальше рассказ обрывался.

Притупив приступ бредовой писаниной, я ушла спать, и мне все приснилось. Я видела себя со стороны, и я была гораздо старше. Мне было девятнадцать лет. Я училась в психолого-педагогическом университете. У меня была сестра. Я посмотрела на кровать, стоящую напротив.

Леся Вивьянова – моя соседка по палате. Леся. То есть Олеся. При чем тут Александра?!

«Чем дальше в сны, тем чудесатее снаружи!» – пронеслась в голове мысль моей названной сестрицы из сновидения.

Меня начало трясти. Нужно срочно поговорить с Зинаидой Никаноровной.

Она мой лечащий врач. Куда же еще чудесатее!?

Я пролистала дневник и вырвала лист, где была нарисована Ненасытная Мия. Взяв рисунок с собой, я отправилась к врачу.

*  *  *

– Во сне я была такой сильной, такой умной, такой независимой! Я почти поверила в нее. В ту девушку Ариадну. Я была ею, а маленькая Полина моим бледным отражением. Как хочется, чтобы то была явь! И я не больная Полина, а здоровая Ариадна.

– Полина, так кем ты была во сне? – спросила врач.

– Девушкой, которая сумела избавиться от Ненасытной Мии. Она убила ее в себе навсегда. Ее звали Ариадна.

– Избавиться от кого?

– Ненасыт… – я поперхнулась на полуслове. – Ненасытная Мия – олицетворенное чудовище – нервная булимия. Голодная Сия – ее сестра – нервная анорексия.

– Как интересно! Так, значит, во сне ты была Ариадной. А кто же Полина?

– Кузина Ариадны.

– То есть ты в теле некоей Ариадны, которая победила булимию, наблюдаешь за собой со стороны, но, конечно, во сне ты этого не понимаешь. В этом мы разобрались с тобой сейчас. Во сне ты, естественно, только Ариадна.

– Да.

– Как я поняла, что-то в твоём сне было из реальности? Что именно? И да, пока опустим некую Ариадну. Сейчас мы говорим о тебе, как о Полине. Расскажи о Полине из твоего сна.

– Моя болезнь. Мое молчание с двенадцати лет. Все про анорексию и булимию, правда. То есть, конечно, не сами действия, которые происходили во сне. Естественно, этого наяву не было. Но все те чувства, что я ощущала, были моими. Их поместили в красивую, но очень странную сказку с совершенно незнакомым сюжетом, за исключением анорексии, повлекшей смерть сестрёнки… И действительно, что Сия и Мия представлялись мне в образе чудовищ, но вряд ли в виде горгулий… Наверное, на сон сказалось, что нам с девочками недавно показывали Нотр-Дам де Пари… Про булимию правда лишь то, какие эмоции я ощущала во время приступов и какая я была чисто внешне. Полина из сна – это я настоящая до лечения. И облик Ненасытной Мии, как на моем рисунке. – Я положила на стол вырванный лист бумаги. – Остальное, конечно, плоть воображения.

– То есть, во сне ты не разговаривала?

– Нет… Но до одного момента. Во время очередного приступа булимии, я так сильно рыдала и ненавидела себя. Но вдруг сзади, со спины, подошла Ариадна. Она обняла меня, а я от неожиданности и испуга молила о помощи. Ненасытная Мия стояла рядом и глумилась надо мной. Я твердила, не переставая: помоги мне, помоги мне, мне страшно…

– Хорошо, Полина. А что ещё было общим между сном и реальностью?

– Мои родители те же, что и наяву. Отец известный художник. Только мы не живём в готическом особняке… И еще… – я виновато посмотрела на Зинаиду Никаноровну.

Взгляд задержался на ее подбородке – на нем была большая красивая родинка. Я почувствовала, как щеки заливает густой румянец.

– Странная старуха, очень похожая на вас… только вы значительно моложе.

Врач по-доброму улыбнулась.

– И ещё. Соседка по палате Леся Вивьянова была моей сестрой. Это и понятно, ведь мы так сдружились, пока лежим здесь, а во сне мы постоянно ссорились… И большинство людей из персонала, санитарки и санитары тоже присутствовали. Они были слугами моих родителей.

– Хорошо. Что-то еще?

Я наморщила лоб от усилий:

– Приблизительно к половине сна, реальность будто стала просачиваться сквозь эту фиолетовую мазню! Там все было фиолетовое! Я-Ариадна стала понимать, что у меня много общего с Полиной. А однажды баба Зита, то есть вы, прямо в лоб и спросила: «Может, ты в Полину превращаешься?»

– Выходит, я даже во сне старалась завлекать тебя в осознанность! – шутливо улыбнулась Зинаида Никаноровна.

– Да! – я робко улыбнулась. – И еще… я постоянно завидовала Лесе. Во сне мы были антагонистами: я-Ариадна – противный книжный червь и зубрила, а она легкая наивная кокетка, полагающаяся лишь на чувства…

– Почему же ты завидовала ей? Наяву ты испытываешь те же чувства?

– Да… – тихо промолвила я. – Но это зависть не как злость, а, скорее, как грусть и тоска.

– Поясни!

– Зависть-грусть о том, что я другая. За неимением свободы и легкости в выражении чувств, я привычно подавляю их, но прячусь за фасадом начитанности и ума. Компенсирую скучную жизнь знаниями. Потому и голодать начала, требуя от себя все больше и больше жесткости и совершенства, а если копнуть глубже, хотела, чтобы на меня обратили внимание. Но однажды меня прорвало, тогда-то и пришла Ненасытная Мия. Я сметала всю еду с полок и даже сухие макароны… Каждый приступ давал мне ощутить непрожитые эмоции. Я нашла способ их выражения, но какой уродливый, болезненный и изощренный! Так убивала себя, но на мгновение чувствовала радость… Леся же свободная, живая, спонтанная: когда весело – смеется, когда грустно – плачет. Я завидую ей, потому что так не умею. Она это умеет, и поэтому ее выздоровление гораздо быстрее моего, а ведь я здесь очутилась намного раньше…

– Полина, а Ариадна в твоем сне была такой же, как ты описываешь сейчас себя?

Я задумалась.

– Не совсем. Она иногда была такой, такой… дерзкой!

– То есть она умела злиться?

– Да, а однажды даже нахамила бабе Зите! – я тут же осеклась.

– То есть мне? – Зинаида Никаноровна мягко улыбнулась.

– Да! – тихо ответила я, вспоминая, как отказывалась от проклятых блинов, которыми так хотела меня накормить старуха.

– Полина, Ариадна – это образ тебя в самых смелых мечтах. Благодаря этой девушке, ты во сне вновь обрела голос. Понимаешь, о чем я хочу сказать?

Ты помогла себе сама. Ведь наяву было почти то же самое. Помнишь, когда я впервые зашла в ваш дом? Ты сидела на полу и била по животу. Вокруг были разбросаны кучи фантиков из-под конфет, фольга из-под шоколада, коробки из-под печений. Зайди я позже, вряд ли обнаружила тебя в куче обёрток. Скорее всего, ты бы сидела над унитазом и под громкий шум включенной воды, насильно вызывала рвоту… Но я успела. Увидев меня, ты зарыдала и умоляла помочь.

Это и было началом выздоровления. Ты и станешь Полиной-Ариадной, о которой так мечтаешь.

– Она лучше меня. Гораздо умнее и сильнее. И даже во сне я обернулась некоей Ариадной, лишь бы не мучиться виной, ведь Ксюша умерла из-за меня.

– Поля, твоя младшая сестра была тяжело больна. Голодание лишь ускорило этот процесс. Ты не виновата. Она просто очень любила тебя и потому повторяла каждую твою выходку. Хотела быть похожей на старшую сестру. Ты голодала, и она заметила, как бы ты не скрывалась, и перестала есть. Она делала это по своей воле. Ты сделала все, чтобы убедить ее принимать пищу, но она с искренней улыбкой играла в забавную игру.

– Да, ведь я ее не заставляла голодать, – тихо сказала Полина. – Она это делала, потому что сама захотела…

– Конечно. Она сама сделала выбор, пусть и роковым он оказался.

Зинаида Никаноровна задумчиво приглядывалась к Полине и произнесла:

– Полина, я думаю, что Леся из твоего сна – это та часть, которую ты в себе подавляешь. Живая, искренняя, кокетливая, легкая, возможно даже наивная. Ты не принимаешь себя такой, отвергаешь, стыдишься, поэтому вечно ссорилась с ней во сне.

– Получается, я дралась сама с собой?! Выходит, во сне я расщепилась на трех разных Полин?! – ахнула я.

– Получается, – кивнула врач. – Ты пыталась угодить и себе, и родителям, стыдившим тебя, и сестре.

– Но ведь сейчас родители не властвуют надо мной!

– Да, но их причитания до сих пор живут в твоих мыслях и постоянно тиранят. Они уже и сами не рады, и горюют, как неосознанно вредили тебе, но, тем не менее, еще довлеют над тобой.

– Но я ведь уже взрослая и сама знаю, когда смеяться, грустить или плакать! Никто не может указывать мне, какие эмоции я могу испытывать, а какие – нет.

– Конечно! – улыбнулась доктор. – И, таким образом, что тебе нужно сделать с воображаемой Лесей-Полиной? То есть с тобой, которая не стесняется выражать все чувства и быть собой – открытой, легкой кокеткой, бессовестно уверенной и счастливой?

– Наверное, мне не нужно с ней ссориться… – неуверенно предположила Полина. – Потому что эти ссоры с чувствами и их подавление и пробуждают Ненасытную Мию!

– Да, так и есть!

– Мне нужно с ней подружиться! – радостно промолвила она. – И тогда Ненасытная Мия уйдет!

– Подружиться и принять ее в себе! Это тоже часть тебя и ее нужно любить и считаться с ней. И Ненасытная Мия обязательно уйдет!

Полина пару минут сидела в немом радостном молчании. Потом, поглядев на рисунок чудовища, с уверенностью разорвала его на мелкие кусочки.

Зинаида Никаноровна ободряюще ей подмигнула.