скачать книгу бесплатно
счастливый такой, смеющийся,
ещё радостней, чем тогда,
с экрана ко мне несущийся
сквозь прожитые мной года.
А вот закрывается дверь,
кадр –
за смазанным серым кадром,
и смотреть не могу, поверь:
я ослепнуть была бы рада,
да памяти вечный двигатель,
увы, невозможно выключить.
«Когда нам за сорок, боимся старенья…»
Когда нам за сорок, боимся старенья, –
всё думаем: как с этим жить? –
так старости, брезжащей, давят мученья,
что в пору от страха завыть.
Но старость – не возраст, а что-то другое:
усталость не тела – души.
Пусть тело, негибкое, немолодое,
диагнозы нехороши,
но если осталось к чему-то стремленье,
желание думать, творить, –
мечтающим не угрожает старенье,
и тем, кто способен любить.
«Как не хочу я просыпаться…»
Как не хочу я просыпаться
и в этот мир унылый,
из снов счастливых возвращаться,
где был со мной мой милый, –
где обнимал мня так жарко,
что плечи сладко ныли;
где солнце так светило ярко,
так сини дали были,
и где у нас над головами
цвела сирень так пышно;
где осыпал меня словами,
которых здесь не слышно,
и нет его улыбок нежных,
что душу мне ласкали,
не сини, здесь, и не безбрежны,
а серы, тесны дали.
Здесь мне не хочется смеяться,
здесь я грущу, тоскую…
Зачем те сны так часто снятся,
мне, про любовь былую?
Зачем опять меня волнуют, –
заставив сердце рваться,
картины прошлого рисуют,
с которым не расстаться?
«Сердце бьётся за жизнь…»
Сердце бьётся за жизнь
до последнего нашего вздоха, –
бьётся так, что дрожит,
ударяясь о ребра, душа.
Позади остановка во лжи –
впереди, освещённая плохо,
в неизвестность дорога лежит,
может, там будет жизнь хороша?
«Как я рада птицы пенью…»
Как я рада птицы пенью
и ромашкам на лугах,
речки тихому теченью,
серым уткам в камышах
и тропинке, в зной награда,
сквозь жасминные кусты –
одному совсем не рада:
что так часто снишься ты.
Просыпаясь, понимаю:
это счастье лишь во сне, –
я опять тебя теряю, –
лучше б ты не снился мне.
«Что ты стонешь так, моя…»
«Что ты стонешь так, моя
одинокая?
Что за боль тебя – душа –
рвёт жестокая?
Что в комочек ледяной
ты сжимаешься?
От кручинушки какой
плачешь, маешься?» –
«От разлуки стала я
одинокою, –
хромоножкой стала я,
кривобокою.
Будем вместе горевать –
– пригорёвывать,
дни и ночи коротать
да порёвывать». –
«А давай-ка я твою
ножку вылечу
и без палочки ходить
лаской выучу,
и бочок другой, прямой,
дай приделаю, –
заживём, душа, с тобой
жизнью белою.
А та, чёрная, тогда
похоронится,
и её тоска-беда
нам не вспомнится.
Стоит только пожелать –
всё изменится:
дни дождливые опять
солнцем сменятся».
«По ночам крошки прошлого мысли клюют…»
По ночам крошки прошлого мысли клюют,
птичьей стайкой к кормушке слетаясь
и толкая друг друга, молчат – не поют,
ухватить свою крошку стараясь.
Та кормушка не выглядит слишком большой,
но кормёжка в ней не убывает:
память столько бросает им щедрой рукой:
всем насытиться крошек хватает.
«Я жду, дорогой, – до сих пор…»
Я жду, дорогой, – до сих пор
жду звука твоих шагов,
спешащих ко мне через двор,
так жду всего нескольких слов,
сидя у телефона:
«Я приду через пару часов,
не уходи из дома», –
жду твоего тепла,
памятью только греясь,
жду, как всегда ждала,
ни на что не надеясь.
«Говорят: слезами не поможешь…»
Говорят: слезами не поможешь;
а зачем же горю помогать,
если ты и так уже не можешь:
ни смотреть, ни думать, ни дышать.
Как же дальше жить себя заставить?
Есть противоядье от него:
можешь душу бедную избавить,
вытравив улыбками его.
И освободившееся место
снова радость светлая займёт,
и в душе опять наступит лето,
сжавшись, пустоглазое уйдёт:
горе не живёт в садах цветущих
и в сердцах, от радости поющих.
«И солнце, и ветер, и брызги в лицо…»
И солнце, и ветер, и брызги в лицо, –
на палец ещё не надето кольцо, –
за быстрой «Казанкой»[1 - «Казанка» – моторная лодка.] на лыжах несусь,
по лилиям белым, и звонко смеюсь.
Темно и пронзительный ветер в лицо, –
и с пальца давно уже снято кольцо, –
иду, вспоминая, сквозь стынущий двор:
ту лодку, те брызги и лилий ковёр,
и Волги притоку – чудесную Созь,
легко вспоминая, без боли и слёз.
Тропинку к подъезду совсем замело,
а мне, к удивленью, тепло и светло,
как будто двор солнцем – тем солнцем залит.
Пусть память тот день навсегда сохранит.
«Я отчаянно просила…»
Я отчаянно просила
от меня не уходить,
говорила: «Как любила:
никому так не любить!»
Но любовь не стала слушать,
нацепила пальтецо
и, заткнув руками уши,
убежала на крыльцо,
а с него сквозь сад опавший,
через поле, через лес…
Навсегда вдали пропавшей
след, её, во мгле исчез.
«Вода стоит отвесною стеной…»
Вода стоит отвесною стеной,
и стёрта обезумевшей грозой
граница между небом и землёй,
и молнии сверкают где-то рядом,
