скачать книгу бесплатно
Тем больнее падать.
Может, мне не стоит и пытаться…
Посмотри, что происходит вокруг,
Чем это важнее…
Жил-был себе простой парень Вася из крестьянско-рабочей семьи. И научился в пять лет Василий так загадывать скромные желания, что они стали исполняться. Например, проходя летом мимо ларька, стоило только опустить голову, как его уже ждал оброненный кем-то десятюнчик. Поднимешь его и купишь мороженое. Дальше – больше. Захотелось ему велосипед – знакомые отдали, захотелось мяч – на улице нашёлся и пошло, поехало, как отобедав задремать на солнце.
Такие желания Василий называл короткими, потому что они единоразово исполнялись. Подумав, он решил, что каждый день загадывать одно и то же желание – скучно. Оттого поставил всё на конвейер – пусть ежедневные потребности исполняются уже привычным для него образом – найденные деньги на мороженое, выигрыш в заезде на велик, победа в уличном футбольном матче. Чтобы загадал, и больше не вспоминая про них, пусть исполняются без напоминаний.
Такие желания Василий называл длинными – эти желания исполнялись не один или два года, а дольше и до тех пор, пока он не вспомнит про них и, переоценив, откажется от некоторых.
Это не мешало продолжать загадывать другие желания, одномоментные или продолжительные. Со временем он стал жить в нескольких десятках, а иногда и сотнях продолжительных желаниях. Одномоментные желания, например, чтобы в магазин завезли его любимую колбасу, стали для него простыми и легкими для загадывания, от них блага сыпались на него бесконечно. Взрослея, он перестал получать удовольствие от них. Поэтому загадывал взрослые желания и отменял ненужные или опостылевшие.
Так проходила его жизнь – успех в собственном бизнесе, который приносил богатства, крепкое здоровье и обожание у бесконечного количества красивых и публично узнаваемых женщин. И вот он уже не просто Василий, а доктор экономических наук Василий Сергеевич, уважаемый член общества и крупный магнат, взлетевший на этот подиум, не имея протекций. Если бы зависть, испускаемую окружающими его партнерами, можно было бы исчислять в воде и постараться заполнить планету земля, предварительно её осушив, то планета лишилась бы суши, но эта зависть никак на Василии Сергеевиче не сказывалась, недуги обходили его стороной.
И исполнилось Василию Сергеевичу сорок лет, и так бы прошла его жизнь в блаженстве, если бы не один случай: имел он неосторожность на одном из многочисленных приемов в кулуарах поведать о своей формуле достигнутых успехов одному и единственному другу, Сергею Васильевичу. На что Сергей Васильевич высказал сомнение, и чуть сильно подвыпивший Василий Сергеевич предложил спор: скажи, что хочешь, если посчитаю непротиворечащее мне, то исполню. Если не смогу исполнить, то проспорю и отдам тебе заводик по изготовлению соков с контактами всех поставщиков и контрагентов, исполню и выиграю спор – обратно вернуть желание не проси. Друг Сергей Васильевич подумал, что желание должно быть связано со здоровьем, которое полностью контролировать человеку в отличие от финансов не подвластно, и выдал: «Член хочу в сорок сантиметров». Василий Сергеевич вызов принял и установил срок в два месяца для его выполнения. И пропал на два месяца, да так пропал, что Сергей Васильевич его никак не мог найти.
Ровно через два месяца Василий Сергеевич сам позвонил Сергею Васильевичу и назначил встречу. Они встретились в одном из дорогих ресторанов Москвы, уселись за изящный стол, уставленный разными яствами, и принялись трапезничать. И Сергей Васильевич, не выдерживая и извиняясь, прерывает рассказ Василия Сергеевича о его праздных буднях, шепчет ему: «Мол, что ты со мной сделал, гад? На хрен мне член в сорок сантиметров?»
А Василий Сергеевич ему и отвечает: «Ты ж, сука, сам такой хотел».
Сергей Васильевич в ответ: «Так я думал это пьяная шутка. Откуда ж я знал, что ты правду мне говоришь, а не разыгрываешь меня. Я же весь свой член под микроскопом изучил: ни шрама, ни царапины от операции нет, думая, что что-то мне тайно колют. Да я, как только он стал чесаться, кровь сдал на анализ, ничего подозрительного из того, чего лишнего в крови не должно быть врачи не нашли» …
***
И. мягко:
– Я, конечно, очень извиняюсь, но точно это та история, о которой мы говорили?
Заказчик удивленно:
– Абсолютно та история, постараюсь покороче, но, пока рассказывал так сказать введение, то подумал, что это будет тоже важно – стоит первого и последнего часы типа.
– Дорого для меня. Поймите, я не жадный: деньги не для меня – вырученное поступит в фонд, на благое дело.
Заказчик смешливо:
– Я знаю про фонд, постараюсь припомнить название фонда, кажется, «ПаРДеС»?
И. вовсе не удивился этому:
– Импонирует ваша осведомлённость.
– Не напомните, что обозначает название «ПаРДеС»?
– Акроним, буквально обозначает Сад и Рай или можно понимать, как фруктовый сад.
– Из иудаизма, что-то про каббалу, если не путаю?
– Корни растут оттуда.
– И чем занимается фонд по благим делам, поиском откровения?
– Так мы с вами заблудимся…уйдём в другую тему. Хорошо. Два часа в подарок.
– Не два часа в подарок, а первый и последний часы.
– Подписываюсь под двумя часами: первым и последним.
– Значит – дело было так…
***
…Сергей Васильевич и говорит, что усилил охрану себе самому, чтобы никого не допускали; врача рядом с собой стал держать для ежедневного наблюдения за здоровьем. Но член продолжал чесаться и расти. И по окончанию первого месяца член вырос до двадцати пяти сантиметров. Как же просил Сергей Васильевич, обращаясь в пустоту и проклиная Василия Сергеевича, чтобы стремительный рост остановился. На что Василий Сергеевич, слушая внимательно рассказ, подмигнул своему другу и поведал, что он на этом рост своего члена остановил, посчитав его «вполне». К концу второго месяца член вырос ровно на сорок сантиметров, и рост его прекратился.
«Зачем мне этот «посох» при росте метр шестьдесят, зачем мне эта третья рука ниже пояса?» – переходя с шепота на крик, возмущался Сергей Васильевич. На что Василий Сергеевич резко встал из-за стола, положил на него беленький айпод и ответил, что спор записан на диктофон и кивнул на устройство, предлагая его принять, прослушать на досуге и напомнить себе о договоренностях. А затем Василий Сергеевич полетел на вертолете «Bell 429» в свою загородную фешенебельную резиденцию на Минском шоссе. Но за несколько секунд до расставания со своим другом он добавил: «Зато у тебя больше на пятнадцать сантиметров, чем у меня» – и смешливо подмигнул.
Через неделю у Василия Сергеевича были назначены две установочные встречи с крупнейшими заказчиками-магнатами для обсуждения дальнейшего сотрудничества по нескольким направлениям его процветающего бизнеса. Обе встречи состоялись, но ни одна не окончилась успешно для Василия Сергеевича. Контракты не были заключены, потенциально он получил упущенную выгоду в размере бюджета республики Кения. Такое разочарование Василий Сергеевич испытал впервые за много лет. Но это была только первая полоса неприятностей, потому что всё, что дальше нового ни делал он, всё не преуспевало, не производилось, не росло, не сеялось. Того, что было сделано раньше вполне хватило бы на всю отведенную Василию Сергеевичу жизнь. Но этот человек так не привык существовать: он мечтал всегда находиться на девятибалльной волне успеха, и отсутствие этого наркотического опьянения удачей тяжелым бременем давило на его амбиции, ежеминутно напоминая о провале в продвижении и съедая его под гнетом раздражающего осмысления. Так как контроль над происходящим был уже вовсе потерян, то приходило понимание того, что теперь он как весь остальной люд просто плывёт по течению.
Объезжая в начале сентября ранним утром свои поля на лошади вороной масти кабардинской породы, Василий Сергеевич бессмысленно смотрел по сторонам, а не на предстоящую дорогу – она его не интересовала, его интересовало другое – где он мог ошибиться, как же был потерян свой дар загадывать сокровенные желания так, чтобы они мгновенно смогли исполняться. Может из-за того спора с Сергеем Васильевичем, спора ради развлечения, ради хвастовства? Но разве это было хвастовством, вернее бахвальством? Он вздрогнул, надеясь, что нашел тот кусочек нити, целостность которой стоило восстанавливать для возвращения в ранг счастливчика, желания которого снова будут исполняться. Но как восстанавливать? Этого он не понимал…
А между тем ему так захотелось начать всё с начала, вернуться в молодость, позабыть свои регалии и ощутить то, что он испытывал в начале благополучной карьеры – утоление многолетнего голода. Только это насыщение давало настоящую усладу от простых вещей, а не от сложных; от таких вещей, насыщенных и богатых на впечатления, можно было получить только короткое забвение.
Он вспомнил, как начиналось. Сад, начальная и средняя школа были как у всех. В классе десятом, он, как и многие, избегал прилежно учиться, посвящая свободное время развлечениям в бесшабашной компании. Но однажды сильно простыл (после загадал не болеть) и был вынужден находиться полмесяца дома. От нечего делать он принялся изучать первый попавшийся под руку учебник по физике, начиная прочтение с содержания, и через пару глав обнаружил сказочный мир, чётко обрисованный простейшими и вместе с тем наиболее общими законами природы (о материи, её структуре и движении). Подробнейшим образом изложенные законы физики, лежащие в основе всего естествознания, изменили его взгляд на жизнь навсегда. Он понял, что большинство людей ищут развлечение там, где их нет, увлечения их пошлы по своей сути и функционально ограничены. Его стали угрюмо веселить даже те люди, которые восхищались фантастическими рассказами, повестями, желая быстрее махнуть в будущее, не замечая, что рядом с ними находится не менее очаровывающий мир, и чтобы погрузиться в него надо всего лишь открыть глаза пошире.
С тех пор Василий стал прилежным учеником. Он понял, что кроме наук, изучаемых в школе, в будущей жизни еще больше сказочного, поэтому требуется изучать, исследовать и открывать всё новое самому. Данная мысль не показалась ему шальной или дерзкой, она была ровно хорошей, от того надежной и ценной. Василий начал выбирать себе институт для получения высшего образования и по окончанию школы самостоятельно поступил в Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова. После окончания университета он принялся заниматься собственным бизнесом, основа которого строилась на перепродаже товара, и вскоре заработал достаточно, чтобы отказаться от этого и производить товар самому. Дальше Василий начал постепенно заменять все те аутсорсные[10 - Аутсорсные (от англ. outsourcing) – передача организацией, на основании договора, определённых видов или функций производственной предпринимательской деятельности другой компании, действующей в нужной области.] компании, услугами которых он пользовался, своими компания, созданными на основе опыта взаимодействия с ними. Так он начинал строительство своей империи и позабыл про сказочный мир…
Василий Сергеевич не заметил, как на его пути показался пешеходный понтонный мост, перекинутый через местную неглубокую речушку. Мост выглядел более чем надёжным. Он остановился.
Василий Сергеевич во время лошадиных прогулок не любил, когда его охрана, состоящая из боевиков, заходила вперед или маячила вблизи него, хотя противоречило правилам безопасности. Но его слово было законом, поэтому на таких прогулках охрана держалась так, что казалось, что Сергеич один.
Он первым двинулся вперед, не совсем понимая, выдержит ли мост такую тяжесть. Ещё не совсем проснувшись, вспомнил о том, почему он никогда не ездил тут и не видел раньше этот мост. После глубоко вдохнул свежего воздуха, и легкие, наполнившись, заставили пульсировать кровь. Тело обдало теплом, и это придало уверенности, ведь Василий Сергеевич никогда при верховой езде не обращал внимание на эту часть маршрута (из-за погружения в думки по решению новых задач для прибыльного ведения своего бизнеса).
Лошадь покорно двинулась к мосту. Взойдя на него, Василий Сергеевич понял, что он надежен, и снова остановил лошадь. Как это всегда и было: на середине поездки активное движение, чистый воздух и великолепные пейзажи сделали своё дело – любые мысли стали постепенно отступать, голова наполнялась – лёгкостью, тело – бодростью, а душа – хорошим настроением.
Утро было хмурым и облачным, за исключением некоторых рваных дыр, через которые пробивались богатые на тепло жёлтые лучи и ярко освещали небольшие куски местами слегка пожелтевшей травы, деревья с их стареющей листвой, добавляя в утро немного света. Василий Сергеевич насчитал двадцать четыре таких луча, затем еще раз глубоко вдохнул свежего воздуха. Он немного нагнулся и склонил на правый бок голову, чтобы рассмотреть речушку.
Вода была чиста, её прозрачность позволяла вглядеться в самое дно, и с берега казавшаяся неглубокой при ближайшем рассмотрении речушка поражала глубиной. На секунду Василию Сергеевичу привиделось, что тёмное дно стало приобретать очертания. Вот он заметил легкое движение раков, чуть левее серебряный карась-одиночка проскочил растущий стебель лилии и ринулся вверх, к поверхности, как будто убегая от хищной рыбы. Но Василий Сергеевич не стал дальше следить за всем происходящим.
Его внимание привлекло нечто появившееся на поверхности – в водянистом отражении не было видно ног лошади, сразу показались ботинки для верховой езды, краги, бриджи, жилетка, переходящая в голову, которая была покрыта шлемом. Василий Сергеевич решил остановиться и разглядеть лицо, но то, что он увидел, было непонятным, так как показалось не его лицо, а – Сергея Васильевича. Но этого он не смог бы подтвердить с точностью на сто процентов, потому что в этот момент карась-одиночка выпрыгнул из воды, прямо перед мордой лошади, ловя ртом воздух и мошкару, ради которой был совершен прыжок. Карась упал на мост.
Лошадь стала на дыбы. Василий Сергеевич выскочил из седла, в коротком полете на бок он еще пытался зацепиться за седло, за вальтрап, но пальцы, одетые в перчатки, не гнулись, а хлыст, находящийся в левой руке, мешал. Он, задев ногой край моста, всей массой тела погрузился в воду; одежда и обувь стали необычайно быстро промокать, наполняясь водой, и камнем тянуть на дно. Ноги и руки свело судорогой. Василий Сергеевич закричал о помощи и краем глаза заметил, как к мосту на всех парах бежит его охрана, боевики с бледными от страха лицами, но вода тут же заполнила его рот, победив давление выталкиваемого легкими воздуха, и его потянуло вниз, погружая в воду с головой, а через секунду невидимый поток понёс уже обездвиженное тело.
Через какое-то время рваные куски в облаках заросли водяным паром, начал идти мелкий дождик, и воздух потемнел.
Двое, из подбежавших десяти крепких охранников, принялись нырять в речушку, удивляясь её глубиной и исчезновением хозяина. Трое охранников двинулись вдоль берега против течения реки, включив карманные фонарики и жадно просматривая происходящее в воде, остальные в том же ритме двинулись по течению. Зашумели рации, поднимая волнение, перерастающее в истерию. Скорость прочесывания речушки была колоссально точной, и через триста метров в обе её стороны охрана стала паниковать, вызывая вертолет и поднимая дополнительный эшелон людей для поиска.
Карась сделал несколько движений, но не смог преодолеть преграду к воде. Он дернулся еще несколько раз и собирался сдаться, сдохнув на мосту, чтобы его мертвого случайный прохожий позже сбросил в воду и там его сожрали раки, или, оставшись на мосту, быть расклеванным птицами. Но тут его подхватила огромная ручища и опустила в воду: карась немного подёргивался, привыкая к открывшимся перспективам остаться в живых, пришёл в себя в родной стихии и, не поблагодарив спасителя, уплыл в скрытую глубину.
«Пётр, харе заниматься хуетой, давай сушиться – и на поиск», – послышалось позади владельца огромных ручищ, он встал и быстро зашагал по направлению к источнику звука, и где-то далёко урывками послышалось –…маячок поиска можете не включать, хозяин никогда не надевает его на верховую прогулку… блять… прошло более десяти минут как он в холодной воде… ищем новую работу… следи за языком… найдем…
Про лошадь позабыли.
Василий Сергеевич проглотил ту вода, что попала во время крика к нему в рот и почувствовал, что судорога прошла, и что было сил заколотил руками и ногами, пытаясь всплыть из скрытой от верхнего мира глубины речушки. Потратив все силы, ему это удалось, и как только было возможно, он зачерпнул лёгкими воздуха, но новых сил это не принесло, и Василий Сергеевич стал снова погружаться в воду с головой и был снова подхвачен невидимым потоком. Казалось, сила потока усилилась за счет потерянных сил Сергеевича, у которого с трудом хватало выносливости удерживать дыхание и не потерять, так дорого полученный глоток воздуха. Сознание медленно и верно его покинуло, секундой позже и его нежное тело понесло сильнее, на ходу снимая шлем.
Сознание к Сергеевичу пришло, как только он полностью просох, лежа на песчаном берегу незнакомой реки. Жилетка, бриджи и ботинки, одетые на нем, были измазаны илом и рвотой, поэтому отдаленно напоминали атрибуты богатой жизни; перчаток не было. Голова раскалывалась, тело и конечности выкручивало от боли, но Сергеевич заставил себя встать и сделать несколько неуверенных шагов и пошел вперед, надеясь найти автомобильную дорогу. Шагая, он ощупал карманы и, не найдя в них ничего, понял, что он не только не знает, что должно было находиться там, он не знает, кто он сам есть.
Дойдя до автомобильной дороги, по которой за те полчаса, что она была в прямой видимости, не проехало ни одной машины. Сергеевич упёрся в трактир с выцветшей вывеской «У потоля[11 - Потоль – наречие, «до тех пор».]» и вошёл внутрь. Несмотря на то, что с наружи трактир казался небольшим, внутри было наоборот: крупные деревянные столы и лавки были расставлены как парты в школе только с той разницей, что за одним таким столом могла уместиться компания из шести-восьми человек, а лавок стояло с двадцатку. Было тепло и вкусно пахло едой, это было кстати, потому что снаружи холодно и голодно. Несколько столов были заняты посетителями.
Сергеевич не понимал, который сейчас час, и подошёл к висящими на стене часам в виде одноэтажной избы, из пола которой торчали две цепи с металлическим гирями, имитировавшими шишки елки. Он таких часов не видел с детства (ушедший в небытие никому не нужный раритет), здесь же эти часы были центровой частью, подчеркивая теплоту и основательность заведения. Неожиданно у часов-избы открылась маленькая круглая дверца, и появилась кукушка, послышалось «ку-ку, ку-ку». Тут Сергеич неожиданно вспомнил свое имя вслух:
– Вася…
Сзади тут же произнесли:
– Здравствуйте, Василий, чего изволите?
Василий повернулся и увидел перед собой мужичка с бородой и подносом, в яловых сапогах и в белой, расшитой рубахе. Мужичок понизил голос:
– Очередной московский загулял. Деньги-то остались?
Василий, интуитивно понимая, что без денег его обслуживать не только не станут, а еще и за «московского» побьют, принялся шарить по карманам, заранее зная, что там ничего нет. Но надо было тянуть время, чтобы иметь шанс успеть добежать до входной двери трактира, а этого, из-за голода и холода снаружи, уж очень не хотелось делать.
Мужичок оказался настолько продвинутым в вопросах денег, что, почесав бороду, важно предложил Василию:
– Вижу, что денег нет, посмотри цепочку или браслет. Мы не только обедня, мы еще и ломбард.
Василий пошарил по запястьям и на левой руке обнаружил массивные часы на кожаном ремешке. При виде часов мужичок оживился:
– Ой ты, каков московский, да ты, я посмотрю, из олигархов, может тебе телефон дать позвонить, чтобы за тобой приехали; а ты пока жди, сиди, кушай под часы в залог, потом твои денег привезут, рассчитаемся, кухня-то у нас недорогая по нынешним ценам, а?
Василий, обдумав предложение мужичка, снял часы и спросил:
– Телефон не нужен, без залога сколько дашь?
– Сразу не скажу, дай день, надо к оценщику вести, но уже сейчас скажу, что на пообедать и поужинать надолго хватит. Даже койка на это время найдется, и одежду приведём в порядок.
Василий кивнул, соглашаясь с условиями, молча протянул часы мужичку и прошел к столу. И еще Василий подумал, что ему надо в больницу к врачу или может в полицию, но опять же интуитивно туда не хотелось, а к врачу, как только Василий вкусно поел и выпил грамм сто самогона, расхотелось. После он принял еще пять чарочек и попросился спать.
Через день мужичок объявил Василию, что, если тот не торопится домой, то может жить без платы до следующей весны в режиме всё включено, но про свои олигарские часы чтобы думать позабыл. Василий согласился, вспомнил про необходимость посетить врача, но снова выпил самогона, и к врачу расхотелось. Память не возвращалась, но его перестало это тревожить на какое-то время.
Через неделю он стал узнаваемой личность в трактире, задружился со многими мужиками, приходившими сюда трапезничать или выкушать чарочку-вторую, слушая их истории и вставляя пару слов, от которых чужая небылица становилась смешной, но не обидной для рассказчика. Добрый юмор приблизил Василия к местному народу и сделал трактир популярнее, чем он был до его появления.
Как-то раз к Василию подошел тот же мужичок, дежуривший на приеме в трактире, и объявил, что тот может остаться до конца лета следующего года при условии, что его юмор не потеряет спрос у приходивших туда гостей. Василий легко согласился, интуитивно понимая, что стал тамадой трактира, и снова, в последний раз подумал о посещении врача, но пришло время ужина и самогона, и он, спустя сто грамм выпитого, снова расхотел к врачу.
Через месяц Василия было не узнать: он отпустил бороду, усы и живот, научился профессионально играть в домино, курить, петь, ковырять ножом под ногтями и зубах, знал всех постоянных посетителей трактира по имени и профессии. Но особенно он гордился тем, как научился сплёвывать, когда выходил курить (а выходил наружу он из трактира крайне редко). В свободное время Василий от нечего делать помогал на кухне резать лук или читал подряд газеты, попадавшиеся ему, и ни разу не увидел в них ничего знакомого, от чего чувствовал себя туземцем, заблудившимся в гуще базара.
Основная часть постоянных посетителей трактира – дальнобойщики, немного рабочих из ближайшего колхоза. И как-то при наступлении весны среди них вышел спор. Спорили тракторист и дальнобойщик с кузнецом о том, что их работа самая важная и трудновыполнимая. В безобидном пьяном споре громче всех выступал тракторист, и так он всех достал своими повторяющимися пискля-крикливыми доводами о том, что управление трактором задача, с которой не каждый справится. После чего кузнец вытащил тысячу рублей из кармана и сказал: «Ставлю на Василия, что он проедет на тракторе от трактира до колхоза, не погубив ни трактора, ни другой встречной автотехники и строений».
Половина дружной компании от такой ставки стали посмеиваться, зная, что Василий местный трактирный весельчак, приятный собеседник, ну никак не водитель трактора. Среди них смеялся и тракторист. Спор засвидетельствовали и Василию предложили пройтись до трактора для исполнения непосильного деяния.
Василий попросил налить сто грамм самогона, отмахиваясь от предупреждения кузнеца больше не пить до завершения поездки, но отчаянные ему всё же поднесли. Он эстетично выпил, спросил, в какую сторону колхоз, твёрдой походкой добрался до техники, сел в трактор, завёл его и поехал так, как будто всю жизнь исправно водил. Ночью Василий впервые с момента посещения трактира не остался спать в крохотной безоконной комнате, потому что после его успешного показа навыков вождения техникой он был немедленно зачислен в должность младшего тракториста при колхозе имени «Путь», до которого довёл его спор.
Никто не удивился, что Василий не имел никакого удостоверения личности и удостоверения машиниста-тракториста и не должен был управлять самоходными машинами. Но всё же был принят: колхоз голодал из-за отсутствия сельских кадров. Обустроили проживать у виновника, обнаружившего ценного сотрудника, того же тракториста-спорщика, по имени Степан.
***
Будни тракториста в сельскохозяйственной отрасли проходили не только в кабине трактора, работающего с утра до вечера в производстве зерновых культур, но и во множествах позиций, которые были позаимствованы из индийской йоги. Они легко стали адаптированными для местного использования при обслуживании тракторов, различных комбайнов и грузовых автомобилей, и со временем Василий начал понимать их устройство и самостоятельно выполнять работы по техобслуживанию. Уже скоро ему стали не чужды запахи соляры и масла, а копоть, шум дизеля и вибрация трактора компенсировала красота полей и лугов поселка городского типа. А колхоз «Путь» звался местными так по старинке из-за имеющегося коммунистического прошлого, а на деле оказался огромным фермерским хозяйством имени Ахмета Альтана Ары Батура Дерья… (далее Василий не запомнил).
Работа оказалась тяжелой, трудился Василий и летом, когда вспахивал или засеивал землю, проводил уборку гнилого урожая, перевозил его или заготавливал корма, и зимой, когда расчищал снег и убирал территорию. Зарплата сильно зависела от сезона: во время проведения посева и уборок она обычно повышалась, но в целом Василию хватало, ни один вечер не проходил без громадного глотка самогона, пшеничная водка же пилась по новогодним праздникам.
Несмотря на тяжелую работу и стабильное пьянство, Василий приобрел небывалую выносливость и завидную физическую силу, в поселке его стали уважать, а местная гопота обходила за три версты, а если и встречалась на его пути, то автоматически наливала Василию на «ход ноги». Так прошло ещё чуть больше двух лет – под действием криптовалюты «самогон» от бабок-майнеров.
***
Как-то, проснувшись летним воскресным днем, Василий отметил, что не пьет десятый день. Такой сбой в графике был вызван тем, что приютивший его Степан был госпитализирован с диагнозом аппендицит и, будучи прооперированным, не торопился возвращаться домой, сладко отлеживаясь на больничной койке, имитируя слабость после перенесенной операции и похлебывая медицинский спирт, доставшийся в обмен на ласки медсестер.
Василий подошел к зеркалу и, долго разглядывая свое лицо, силился понять «откуда он здесь?» Взывать к памяти было напрасно, и Василий решил пройтись по местам, ставшими ему почти родными за последние три года. Через час он натоптал путь до трактира «У потоля» и пытал того бородатого мужичка, что приютил его.
– Ты кады пришел, грязь с одежды отстирали, опознали в ней ил из реки, что рядом пробегает. Отправлял молодняк проверить речку на предмет, есть ли залётные брошенные лодка или снасти – не нашли. К участковому ходить бесполезно, если бы что нашел, то сам бы наведался, а без ведома ходить не надь – крышует нас Ахмет Альтана Ару… На вот тебе остаток суммы, которая полагается за часы твои инкапсулированные.
Мужичок протянул Василию пять тысяч рублей и продолжил порывистый сказ:
– Ты вот че, по старой дружбе, слушай сюда. Бывал в Сельпо?
Василий кивнул.
– От него километра три, если пилить вдоль просеки, упрешься в участок, огороженный красным забором. Ты его смело перелазь и увидишь: далеко дом такой стоит… художественный. Ну, исписанный краской разноцветной, там не спутать, глаза режет от такой мазни до слез как от залежавшегося лука. Дойдешь до него по полю и вот тут аккуратненько, значит, руки вверх высоко подними и начинай громко звать хозяина. Зовут его Нисим Рокитянский. Звать хозяина надо прям так громко, как будто в плен сдаешься. Как услышат тебя, то выйдут встречать, увидишь их – начинай не звать, а орать членораздельно, а то голову отстрелят и закопают там же в поле. Сами подойдут, будут говорить с тобой. Так ты поприветствуй их бодро и начни сразу докладывать кратко и четко: «Так мол и так, три года тому назад память потерял, сам не местный, откуда не знаю, живу при колхозе работой, добрейшие люди подсказали, что в гостях у Вас исцелитель, помогите голову на место поставить…» и протянешь сумму, что я тебе дал, еще на тебе, – мужичок протянул свёрток в свежем полотенце – пирог скажешь им, что с яблочной начинкой от местной бабы Дуси. Если пирог не донесёшь, потому что потеряешь или раскрошишь его, они тебя пристрелят, доклад твой не дослушав.
В голове Василий возникла такая до невозможности звонкая тишина, что захотелось орать.
– Понял? – Спросил мужик и подмигнул Васи.
Часть 4. Открытие себя самого и своей воли людям, или возвращение Василия Сергеевича и объединение с ним
Орать пришлось долго. Темнеть стало. В какой-то момент Василий подумал, что пора прекращать звать и надо возвращаться в тот дом, что служил ему опорой последние года и напрасно он, надеясь на чудо, сюда пробирался сквозь заросли кустарника, раздирая руки в кровь, больно ударяясь стопами ног об кочки, редко, но падая прямо лицом в холодную землю. Почему он, взрослый человек, мог поверить в иллюзию найти себя, после того как не смог дойти даже до простого сельского врача. И, возможно, Степан уже сегодня домой возвратился из больницы, а там в тепле можно было бы выпить чего-нибудь покрепче и никогда больше не вспоминать про этот день. Подумав про всё это, он увидел, как вышли из темноты две тени.
Допрашивали его не долго, Василий четко и ясно им проговорил слово в слово то, что ему советовал мужичок из трактира, настоящего имени которого никто не знал, используя «эй, ты», держа сверток впереди себя на вытянутых руках. Кулёк с пирогом сразу забрали, деньги брать не стали, за собой его повели впереди и по рации чего-то передали. Художественный дом остался позади.
Василий теперь ругал себя за то, что припозднился, что надо было сразу сюда добираться, но после разговора с «эй, ты» он вернулся домой, переоделся в ту самую бережно сохраненную им одежду, в которой нашел себя на берегу речки, потом прощальную записку Степану написал, в которой благодарил его и завещал ему то свое добро, что успел нажить, интуитивно понимая, что ничего с собой брать не надо, так как это не понадобится. Оставил записку на столе и хотел было выпить на тот же «ход ноги», но пересилил себя, осознав, что стоит только пригубить, и никуда уже он не пойдет, потому что позабудет. И направился в путь.
Так, пока копался, то потерял свет дня, а теперь было не по себе от темноты, от незнакомых людей, непонятных нравов впереди и главное, что жизнь шла размеренно, а тут такой резкий скачок, прорыв нарыва в неизвестность, что голова шла кругом, что хотелось вернуться и привычно выпить. И еще мысль в голове стала зудливо рвать, почему он десять дней не пил? Не хотелось одному? Одному – не помеха. Ставя трактор в гараж, даже не вылезая с лопнувшего кресла, он ежедневно выпивал сто грамм, чтобы мышечная боль чуть прошла, и после самогон привычно обжигал желудок и начинал им двигать, давая толчок, чтобы вылезти из кабины и поплестись домой.
Минут через десять, обойдя березовую рощу, вблизи показался тентовый купол, по форме напоминающий цирковой, только чисто белого цвета, а затем открылось продолжение купола, служившее ему опорой – двухэтажная тентовая юбка. Изнутри ровно освещаемая, она надежно белела в темноте крадущейся ночи. По краям конструкции торчали вспомогательные палатки, из которых слышался женский смех, раздавался звон бокалов, и поднимался дым от тлеющих высушенных листьев доминиканского табака, добавляя темноты в ночь.
Когда подошли к входу в купол, сопровождающие остановились, и один из них указал на крайний правый столик, размещенный внутри.
