Сонька

– Еще бы не помнить. Толпа оглоедов. Вы слопали все, что мама приготовила. Мне от отчима потом влетело.

– А сам поход помнишь? – продолжал вспоминать Леня. – Как целовались в палатке?

– Конечно, помню, да, – поддакнула Соня. – Ты был какой-то странный, потом еще выпил с парнями, и тебя понесло на приключения. А Ирке твоей кто-то донес, она от меня потом целый год в сторону шарахалась и шипела, что та змея.

– Да уж. Было в ней что-то такое, – протянул Леня.

Соня, услышав подобное, отложила в сторону чашку и в упор уставилась на Иванова.

– Так, стоп! Почему «было»? Что случилось?

– Ничего, – Леня пожал плечами. – Мы развелись.

Соня хлопнулась на стул рядом с Ленькой и протянула ему руку.

– Прости меня. Я не знала.

– А ты и не должна была знать, – сказал Иванов, внезапно притянул Соню к себе и поцеловал в губы.

Губы у него были мягкие, теплые, и почему-то со вкусом морошки. Этот вкус совсем сбил Соню с толку, и она не то что не стала противиться, а почувствовала, как отвечает на поцелуй.

Вскоре дыхания стало не хватать. Леня отстранился и, сидя совсем близко, всматривался в Сонино лицо. А Тренькина, не теряя времени изучала его лик. Нос и щеки в конопушках, от серых глаз разбегаются тоненькие лучики морщинок. Светлые волосы, как обычно, встрепаны. Даже небольшая длина не мешала им курчавиться и жить собственной жизнью.

– Ты умеешь менять тему, – констатировала Соня. – Но почему вы развелись? У вас ведь все так хорошо начиналось.

– Много всего было. И моя бывшая жена считает, что причина нашего развода – в тебе.

– Леня, но я ведь не давала повода! – вскричала Тренькина.

– Это не имеет значения. Вероятно, я повод давал. В отношении тебя.

Произнеся это, Леня поднялся и пошел собираться. Соне только и оставалось, что захлопнуть открывшийся от удивления рот.

У Тренькиной было назначено свидание с Иваном. И теперь, учитывая ситуацию с Ленькой, а точнее, абсолютное непонимание этой ситуации, Соня засомневалась, следует ли ей на свидание идти. Как раз в минуту таких раздумий ей позвонил Ваня.

– Да нет, все нормально. Ты уверен? Хорошо, я поняла. Да, приду. До встречи. Целую, – произнесла Соня в трубку и отправилась выбирать наряд.

На этот раз все должно было пройти на более серьезном уровне. Иван пригласил Тренькину в клуб. Клуб был в моде, и цены там кусались. Соне доводилось в этом месте бывать, и она помнила, как порой посетители удивлялись количеству нулей на ценниках.

Иван предлагал заехать за Соней, но она сказала, что доберется самостоятельно. Идти было недалеко, короткой дорогой – минут пятнадцать-двадцать. Погода стояла великолепная. Сейчас, в середине мая, в город пришло по-настоящему летнее тепло. Проснулись комары. Соне по пути к клубу пришлось отразить несколько нападений мелких кровососущих. Тренькина в платье с открытой спиной представлялась кровопийцам желанной добычей.

Иван ждал Соню у входа в клуб, приглядываясь ко всем приходящим. Тренькина подошла с другой стороны, и ее молодой человек не видел. Соне показалось, что он сейчас куда менее спокоен, чем был на первом свидании. Однако, когда Тренькина подошла и поздоровалась, Иван вздохнул с видимым облегчением.

– Я боялся, что ты не придешь, – сообщил он Соне.

В клубе у Сони с Иваном оказался свой столик во втором, отделенном от танцпола зале. Здесь, чтобы поговорить, не приходилось перекрикивать орущую музыку. Танцевать Соня с Иваном выходили в основной зал, где немедленно оказывались накрыты звуковыми волнами чудовищной силы. Ваня отлично двигался, Соня едва за ним успевала. Тренькина видела, как другие девицы кидают на ее кавалера заинтересованные взгляды. Это Соне льстило.

Завершить вечеринку пара решила в четвертом часу. Ночь стояла тихая и очень теплая. Нагретая за день земля не спеша отдавала тепло. К Сониному дому вели два пути – кружной, более длинный, вдоль домов, и короткий, через парк, по которому Тренькина и пришла в клуб. Соня и сама не заметила, как они с Иваном уже оказались на одной из парковых дорожек.

В светлое время ничего страшного в пути через парк не было. А сейчас, вглядываясь в смутные силуэты деревьев и кустов, Соня вспомнила грохот в дверь, бледное лицо Седого, и, следом за ним, усталый взгляд Лени Иванова. По спине у Тренькиной побежали мурашки.

В клубе Соня практически не пила, не желая представать в невыгодном свете. Ваня тоже не увлекался спиртным, потому на его защиту можно было рассчитывать.

Иван, заметив Сонино волнение, покрепче взял ее за руку. Чуть позже он остановился, приобнял Соню, и поцеловал ее. Вероятно, Тренькиной стоило уступить порыву. Но Соня взвинтила себя накатившими воспоминаниями, да и губы эти были более жесткими, требовательными, и не было у них вкуса морошки. Тренькина прервала поцелуй.

– Что-то не так? – спросил Иван.

В голосе его промелькнули напряженные ноты.

– Нет, что ты. Прости. Я просто не ожидала.

– Ладно, – ответил он, пожав плечами.

Спустя несколько метров Иван внезапно приостановился.

– Смотри, у тебя ремешок разболтался, – сказал он, указывая на Сонины открытые туфли.

Едва Тренькина собралась наклониться поправить ремешок, Ваня жестом остановил ее.

– Нет, что ты. Позвольте вашу ножку, – сказал он.

Склонившись к Сониной ступне, Иван положил рядом свою сумку. Мужская сумка была квадратной, не очень большого размера. Из нее Ваня доставал в клубе портмоне. Тогда Тренькина восприняла сумку как данность. Понятно, что с кошельком в кармане танцевать не слишком удобно.

Сейчас, стоя с вытянутой вперед ногой, Соня наблюдала за действиями Ивана. Вот он подергал ремешок туфли, а потом потянулся к сумке. Вот в его руке что-то блеснуло. «Он перерезает сухожилия. И женщина уже не может убежать» – всплыли в памяти Ленины слова. В следующую секунду Тренькина отдернула назад правую ногу и тут же пнула ею Ивана по голени. Не ожидавший подобного молодой человек выронил зажатый в ладони нож, и Соня, не мешкая, пинком отбросила ножик куда-то в сторону. Он был маленький, вроде перочинного, со странно искривленным лезвием. Эти подробности помимо воли Сони откладывались в ее голове, а Тренькина уже разворачивалась, чтобы бежать.

Не успела. Иван, подскочив сзади, сильно дернул Соню за рукав платья. Ткань не выдержала и порвалась, а Соня потеряла равновесие и рухнула, заваливаясь на бок, на асфальт. Разбитые колени заныли, но Тренькиной было не до них. Моментально развернувшись, она оказалась сидящей на пятой точке. В таком положении Соня хорошо видела все происходящее, но радоваться оказалось нечему. На Тренькину с ножом в руке надвигался Иван.

Весь эпизод занял считанные секунды. Но в памяти Сони он остался глобальным и очень протяженным. Тренькина успела понять, что нож в руке Ивана не тот, что раньше. У этого было ровное прямое лезвие. Не столь длинное, чтобы не помещаться в мужскую сумку, но достаточное, чтобы убить или серьезно ранить человека.

Соня, всю жизнь совершавшая удивительные по непродуманности поступки, оказалась верна себе. Она не нашла ничего лучше, чем заорать. Кто мог услышать Тренькину в четыре часа утра на одной из боковых дорожек парка, где и днем-то люди бывают нечасто? А если и мог услышать, кто сподобился бы придти ей на помощь на слабо освещенной тропке? Был один такой помощник, да весь вышел. Точнее, до сих пор приходил в себя в реанимации районной больницы.

Но на Ивана крик подействовал. До того неторопливый в движениях, он подскочил как ужаленный и бросился на Соню. Схватив Тренькину за грудки, если можно было так назвать лиф многострадального платья, Иван притянул ее к себе и приблизил к Сониному лицу нож.

– Я не люблю, когда меня отталкивают, – прошипел он.

Лицо Ивана оказалось совсем близко от Сониного. Ее кавалера, совсем недавно столь приятного и галантного, душила злоба. «Он ненормальный» – подумала Тренькина и обреченно закрыла глаза. Наступало понимание, как следует действовать.

Руки у Сони были свободны, и Тренькина, прижатая к Ивану, завела правую руку ему за спину.

Иван собирался ударить, но Соня его опередила.

Маленький нож оказался у Сони во время падения. Тренькина свалилась прямо на него, и лезвие больно ужалило Сонино бедро. Переворачиваясь, Тренькина машинально зажала нож в ладони. Он лег как влитой.

В таком положении у Тренькиной был только один вариант – попасть в почку. Примерялась Соня старательно, но, видимо, промазала. Нож прошел чуть выше, вонзился, прорезав кожу и плоть как масло. Иван, вместо того, чтобы упасть, зарычал и закрутился на месте, пытаясь выдернуть нож из спины.

И вот тогда где-то рядом раздался топот ног, треск кустов, крики. А затем грохнул выстрел.

Тренькина скрючилась на заднем сиденье полицейского автомобиля. Сидящий впереди Леня разговаривал с кем-то злым голосом. Она никогда не слышала у Иванова такого голоса и не думала, что ее приятель умеет быть таким жестким. А Леня умел. Не мог не уметь, профессия такая.

Соня посмотрела на свои разбитые колени и порванные колготки. Поправила сползающий рукав платья. Он был почти полностью оторван и держался на честном слове. Пальцы у Тренькиной мелко дрожали. Ни мыслей, ни слов не было, только ватная пустота и звон в голове. Очертания и формы окружающих предметов искажались, они то наезжали друг на друга, то удалялись. Спустя какое-то время Соня поняла, что плачет. Слезы текли сами по себе, бесшумно, беспрерывно. Капая на колени, щипали разодранную кожу.

Спустя какое-то время рядом, совсем близко, оказалось лицо Лени. Он с тревогой заглядывал Соне в глаза, что-то говорил. Что, она не поняла. Слезы не кончались. Тренькина задалась вопросом, откуда в человеке столько жидкости. Потом появилось и вскоре пропало лицо бородатого дядьки. Чуть позже в руку Тренькину ужалила пчела, слезы отчего-то стали журчать, как ручей, и все исчезло.

Пришла в себя Соня на диване в собственной квартире. Диван был аккуратно застелен постельным бельем, а сама Тренькина заботливо укрыта одеялом. Рядом, в полуразобранном кресле-кровати, похрапывал Ленька. Едва Соня зашевелилась, храп прекратился. Иванов открыл глаза, сел, сбросив плед, и внимательно посмотрел на жертву недавнего нападения.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Леня.

– Сносно. Жить буду, ходить, вероятно, тоже, – ответила Соня.

Услышав это, Ленька, смешной, взлохмаченный, в помятых во сне футболке и шортах, заулыбался.

– Конечно, будешь. Только первым делом ты пойдешь за меня замуж.

Если бы Соня в тот момент стояла, у нее бы подкосились ноги. Но так как Тренькина пребывала в лежачем положении, ей оставалось только лупать глазами, как свихнувшейся сове. Собственно, после пробуждения Соня не успела увериться в стабильности своего психического состояния. Происходящие события заставили ее засомневаться еще сильнее.

– Что ты на меня так смотришь? – спросил Леня.

– А, ничего. У меня, похоже, галлюцинации. Что мне ночью вкололи?

– Так, – протянул Леня. – Ты что, не хочешь стать Ивановой? Уклоняешься по состоянию здоровья?

– Я? – спросила Соня и села на диване. – Ты мне и вправду предложение делаешь?

Ленька хмыкнул, провел рукой по волосам, распутывая их и сгоняя прочь остатки сна.

– Да, делаю. Прости, что я не в смокинге, не успел переодеться. Так ты согласна стать Ивановой или нет?

– Э, я не знаю, – промычала Соня и поспешила уточнить. – Ты серьезно?

– Да, – просто ответил Леня.

– Почему?

– Ты все время влипаешь в какие-то истории. Я решил взять совмещение: женюсь на тебе и буду непрерывно охранять вверенные мне жизнь и здоровье законной супруги.

Соня засмеялась.

– А если серьезно, то я тебя люблю. Этого достаточно? – продолжил Леня.

– Да, – сказала Тренькина.

– Что «да»?

– Я согласна стать Ивановой.

Наверняка принцы где-то существуют. Конечно, можно просидеть всю жизнь у окошка, ожидая услышать топот копыт. Но, боюсь, маршруты венценосных личностей не проложены подле ваших окон. Больше того, у них, тех самых принцев, есть свои принцессы. И не только принцессы. На принцев, видите ли, спрос велик.

Так вот. Даже ожидая принца, не забывайте поглядывать по сторонам. Кто знает, что (или кого) можно увидеть. И, может, стоит приглядеться внимательнее?