скачать книгу бесплатно
Передо мной стояла высокая девушка со смуглой кожей и длинными кучерявыми белыми волосами.
Я вопросительно смотрю на подругу. Лондон на меня. Я на неё.
– Я работаю вместе с Бриттани, – вмешалась в нашу немую перепалку Лейла. – Она делает радиорепортаж, я пишу статью в газете, поэтому мне нужна была ваша фотография.
– Можешь меня обрезать? – спрашиваю я её.
Она удивленно выпучила глаза, словно не ожидала этого услышать.
– Я думала, вы хотите появиться в газете, любой бы хотел, – с упреком произносит Лейла.
– Моя подруга – может быть. Я – нет.
Лондон хватает меня за руку и уводит прочь:
– Делай, что делала, удачи! – бросает она Лейле.
Я начинаю вырываться, словно ребенок:
– Отпусти меня!
– Ты идиотка? – спрашивает меня подруга.
– Если я не хочу выделяться, значит, я – идиотка? Ну, спасибо, – говорю я и оставляю подругу в одиночестве, идя вдоль коридора.
– Ты даже не знаешь, куда идти! – кричит она мне в след.
– И без тебя справлюсь, – огрызаюсь я и замечаю боковым зрением, как Лондон, взбешенная, разводит руками и уходит в другом направлении.
Я, следуя чертежам школы, развешанным на каждом повороте, выбираюсь из школы на улицу. В моей памяти еще складывался образ моей старой школы, поэтому, рассчитывая на то, что они построены по одному плану, я направляюсь искать уличный туалет. К счастью, эта школа наподобие моей старой.
Я зашла внутрь и к удивлению обнаружила там столик и два стула, помимо раковин и зеркал, которые стоят во всех школах. Бросила свою сумку на стол и стала рассматривать себя в зеркале.
Там отражалась не я, в зеркале была копия Лондон – подведенные глаза, длинные ресницы, белая кожа, красные губы. Мне до жути захотелось кому-нибудь насолить, чтобы они почувствовали себя на моем месте, а не я на их.
Я взяла влажные салфетки и стерла с себя весь макияж, который Лондон накладывала на меня целый час. Теперь это была я со всеми недостатками. Я немного приподняла волосы и челку у виска и водила пальцами по гладкому шраму, на котором так и не начали расти волосы. На остальных участках они уже отрасли сантиметра на полтора.
Я смотрю на себя, и мне хочется плакать. Мне хочется поскорее умереть. А, может, и не хочется. В этом-то и загвоздка.
Достаю телефон из сумки, набираю справочную и узнаю телефон доверия.
– Алло, – говорит мягкий, но одновременно до жути усталый женский голос после нескольких секунд моего ожидания. – Вы что-то хотели? – повторяет она. По её интонации я бы сказала, что звонки ноющих людей её достали.
Я не знаю, что мне ей сказать, слова в голове путаются, так и не образуя полноценные предложения. Просто молчу, пытаясь сконцентрироваться, но слова не идут. Понимая, что я трачу бесценное время этой женщины, от чего, мне, кстати, становится ужасно неловко, просто произношу:
– Жизнь – дерьмо.
Я, правда, так считаю. Взять весь короткий отрезок моей жизни: плохие моменты там преобладают над хорошими. И от того, что у меня такая никчемная жизнь, мне становится еще хуже. Ничего в этой жизни я не добилась, ни разу не испытала что-то поистине запоминающееся, никогда не была лучшей в школе, как Том или Кристи, а только разочаровывала своих родных ошибками. Я была мечтательна, но кому нужны мечтатели?
И вот я умру, ничего не узнав в этой жизни. И люди, и сама жизнь так обходятся со мной, что кажется, будто лучший выход это, действительно, смерть. Ну, или побег. Исчезновение.
– Угу, – произносит она. – Так что у вас случилось?
Мне хочется ей все рассказать: про мою болезнь, про мою семью, про мой неудавшийся суицид и про Лондон. Но я не знаю, кто она, не знаю, чем занимается помимо «службы доверия». Мне непривычно рассказывать что-то незнакомому человеку.
Я прижимаю трубку к уху, нервно дышу, пытаюсь сблизиться с женщиной по ту сторону телефона. Чувствую себя жалкой. На секунду мне показалось, что если я расскажу ей все, то она станет меня жалеть. А жалость мне не нужна.
– Вы все еще здесь? С вами все в порядке? Может быть, с вами что-то случилось? – спрашивает она спокойным голосом.
Вероятно, уже привыкла выслушивать бредни сотни людей. Ну, естественно, это ведь служба доверия; позвони, и тебе обязательно помогут добрым словом! О чём я собственно думала? Эта женщина одна из тех, кто постоянно выслушивает нытьё никчемных людей, людей, которые отчаялись. Знаю, не все звонят им, но мне не хочется быть одним из них. Моё признание не будет считаться за что-то дорогое, хотя это самое огромное откровение для меня. Потому я просто молчу и неровно дышу, словно маньяк из фильмов.
– Вы еще на связи?
– Нет. – Я бросаю трубку.
Шесть
Ветерок сдувает с деревьев золотые листья. Он же катит один из них по земле; листик то вздымается вверх, то опускается вниз, кружится, кружится, пока не натыкается на преграду.
Днем еще довольно тепло. Градусов пятнадцать – двадцать есть точно. Сейчас градусов десять. У меня мерзнут ноги. С чего бы это?
Я сижу в гамаке на крылечке, укутавшись в одеяло, и любуюсь тем, как просыпается город. С каждой минутой людей становится все больше и больше: кто-то спешит на работу, кто-то на учебу, кто-то просто по своим делам. Этот город занят своими делами, и ему нет дела до такого маленького человека, как я. К тому же, скоро и меня не станет.
Нет! Я не хочу, чтобы, когда люди вспоминали обо мне, они думали, мол, это бедная девочка умерла от рака, она была так молода. Я хочу, чтобы они восхищались мной, чтобы они помнили меня, чтобы я была примером тем немногим, кому также не повезло в жизни.
Вдруг я увидела приближающуюся фигуру. Это была Лондон. Она шла уверенно и, вероятно, была точно также уверена в своих действиях и словах. Наверное, уже предугадала все мои решения.
– Привет, – произносит она.
Я смотрю на неё и не понимаю, она что, действительно думает, что, сделав вид, будто ничего не случилось, я её прощу?
– Сколько можно дуться, Эмили?
Я смотрю поверх неё. За её плечами виднеется голубой кусочек неба, покрытый разноцветными облаками. Видна макушка дома; кровля забавного оранжево-красного цвета. Видна только что пролетевшая птица. Кто это был? Грач? Воробей?
– Ты меня вообще слушаешь? – Лондон всё ещё пытается привлечь к себе внимание.
– Нет, – холодно отвечаю я.
– Отлично. – Она поставила руки на пояс. – Кристи тебе разрешила в такую рань сидеть на холоде?
– Она не знает.
Там за пределами моего дома скрывается целая жизнь. Но мне её не достичь.
– И где же твоя сестра? – Интересуется.
– Ушла в магазин, – легко отвечаю я.
Если бы мне дали хоть один шанс. Еще один шанс на жизнь. Крохотный.
– Она оставила тебя одну?
– Нет. Она думала, что я сплю. – Сегодняшнее утро такое прекрасное – я не хочу портить его своими гневными речами, хотя и злой я себя пока что не чувствую.
– И что же ты делала?
Лондон села на деревянные доски рядом с гамаком, в котором я развалилась.
– Думала.
– Ну, вот. Ты снова это делаешь! – напряженно произнесла подруга.
– Думаю? Мне разве нельзя думать?
– Нет! Твоими мыслями нельзя! – возмущается она.
– А что же мне тогда делать? – Потихоньку я начинаю чувствовать, как чувство злости появляется где-то у меня в груди.
– Жить!
– Жить?! – Я разворачиваюсь к Лондон и смотрю в её глаза. – Жить? – повторяю.
– Да, жить. И ничего больше, – легко произнесла подруга и пожала плечами.
– Хватит! – обрываю я её на полуслове.
Я пытаюсь отбросить одеяло, но вместо этого еще больше запутываюсь в нем. Гневаясь, я плюю на все и, подхватив одеяло, ковыляю к дому.
– Хватит что?! – кричит мне вслед Лондон.
Но я её не слышу. Зайдя в гостиную, села на пол, чтобы разобраться в том, как же я умудрилась запутаться в одеяле.
– Ты не расслышала? Хватит что?! – вторит Лори.
– Хватит делать вид, что я выздоровею.
Мои слова повергают её в шок. Она пытается что-то подобрать, ответить мне, но видно, что язык заплетается; она не знает, что сказать.
Я выпрыгиваю из одеяла и направляюсь к лестнице, чтобы закрыться в своей комнате и провести остаток дня там. Мне все равно, что она будет думать обо мне, пусть хоть проваливает. Я. Хочу. Быть. Одна.
– Я просто хотела сделать, как лучше, – говорит она.
– А сделала хуже. – Остановившись на последних ступеньках, произношу.
– Я не знаю, почему ты так бесишься! Это все из-за газеты? Так я уже договорилась с ними, они не будут делать выпуск про нас. – Кричит мне из соседней комнаты Лондон, и я слышу, как она начала приближаться ко мне.
Тут у меня щелкает. Мне хочется сделать это назло Лондон, но и заодно выполнить своё желание. А хотя я не уверена, что это поможет. Но попробовать стоит.
– А знаешь,… – начинаю я, – пусть делают. Да, пусть! Я хочу, чтобы обо мне все узнали!
– Что? – Она произносит это так, словно только что споткнулась об порожек, хотя стоит на одном месте.
Мне становится смешно. Я не могу удержать слезы, потому смеюсь.
– Давай! Я хочу, чтобы обо мне все узнали. Считай, что это один из пунктов. В списке.
– Хорошо. Как скажешь. – Она кивнула головой. – Но тогда ты немедленно вернешься в школу. А сейчас иди, выпей таблетки и собирайся, – спокойно сказала Лори.
– Нет! – возмущаюсь я. – Хватит мне все время указывать, что делать!
– Я советую.
– И ты, и Кристи, вы постоянно твердите, что мне нужно делать! У меня такое чувство, что я неправильно умираю!
Я замолкаю. Лорен переваривает услышанное. Она, выпучив глаза, глядит на меня, поджав губы. Глаза заблестели и стали краснеть. Не могу на это смотреть. Отвернувшись, я кривлюсь так, чтобы почувствовать себя не виноватой в сказанном. Я не виновата, что они будут продолжать жить, а я умру.
– Хва-тит, – по слогам говорю я. – У вас обоих впереди вся жизнь, а у меня всего полтора года. И есть ли они вообще? – Мой голос срывается.
Я не знаю, куда девать руки, они так и норовят сделать что-то не то. Меня трясет от злобы и от боли. Неужели Лондон не поняла это? Неужели она, правда, думала, что вылечит меня, вернув в привычное русло?
Я забегаю в свою комнату, хлопаю дверью и закрываю её на замок изнутри. Во мне столько эмоций. Я даю им волю. Даю волю рукам.
Сначала я нашла какой-то журнал и теребила его обложку, думая и заливаясь слезами в истерике. Уголок загибается треугольником, разгибается. Загибается. Разгибается. Сама и не заметила, как вырвала обложку и мяла в руках. Затем комкала страницы и разбрасывала по комнате, беззвучно кричала – голоса не было совсем.
Я представляю, что похожа на халка, и крушу все вокруг. Вся моя одежда из шкафов летит на пол. Все вещи, бумаги, карандаши и фломастеры со столов, столиков и комодов летят на пол тоже. Я швыряю куда-то свой мобильник. Переворачиваю все простыни, бросаю в стороны подушки, швыряю на пол матрац. И, заходясь в истерике, сажусь возле кровати, хватаясь за свои волосы.
Я хочу спрятаться. Хочу вернуться в свое детство, где все было хорошо, и я была здорова. Залезаю под кровать – ныряю в прошлое. Раскидываю руки и притворяюсь, что лечу.
Я хочу почувствовать себя живой. Хочу попробовать то, что не успела сделать в жизни. Но моя жизнь закончилась.
Я нащупываю у себя под рукой что-то, подвожу к глазам и вижу, что это фломастер.
Я поняла.
Подползаю к стене, все еще прячась под кроватью, и начинаю писать. Корявые буквы пляшут вверх-вниз. От фломастера пахнет спиртом. Чернила выводят образы из моей головы на стену.
Первое – я хочу, чтобы меня запомнили. Я хочу оставить после себя что-то памятное. Чтобы люди знали моё имя.
Затем опускаюсь ниже и пишу следующую строчку. Затем еще. И еще. И еще. Весь промежуток, который я могла расписать под кроватью, оказывается заполненным.
Я ложусь снова на спину и гляжу на стену, перечитывая перевернутые буквы. Всего полтора года, если они есть, конечно же. Успею ли я?
А что если я прекращу дышать прямо сейчас? Решаюсь попробовать.
Вдох. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Десять. Пятнадцать. Тридцать. Перед глазами начинают бегать черные точки. Сердце бьется чаще. Хочется глотнуть воздуха. Рефлекс. Сорок. Вдох. Я не выдерживаю.
Слышу приближающиеся шаги. Замираю. Ручка дергается, но дверь не открывается. Больше её не пытаются открыть. Я слышу, как Лондон спускается вниз по лестнице. Двенадцать громких шага – тринадцать ступенек. Затем слышу скрип дивана. Включенный телевизор. По телеканалу крутят Икс-Фактор.
