скачать книгу бесплатно
– Нет! – сказал Бог Чистого Разума, – Я один из вас. Бог не может справедливо судить Богов!
– А кто же тогда сможет? – удивились Боги.
– Человек! – сказал Бог Чистого Разума, – Тот, кого вы создадите все вместе. Тот, кто будет нести в себе частицы всех вас.
– Человек? Но – кто это? И как его создать? – еще больше удивились Боги. – Все твари, которых мы создавали до этого случайно, были такими уродливыми и глупыми!
– Они и были такими, потому что появились на свет как случайные порождения вашей безумной вражды. Но если ты, Бог Земли, отдашь ему добровольно горсточку своей животворящей плоти, а ты, Бог Неба, часть своей вечной души, если Бог Воды слепит их воедино, если Бог Солнца наполнит его жаром жизни, а Бог Тьмы – страхом смерти!.. Разве не было бы это существо совершенно в своей благодарности всем создавшим его Богам? Разве в нем не примирилось бы ваше враждебное могущество?..
– А что дашь ему ты? – спросили настороженно Боги.
– Я отдам Человеку всего себя, – сказал Бог Чистого Разума, – Я поселюсь в нем. Ведь только увидев ваш мир его глазами, я смогу справедливо судить о мире. Ибо сейчас я живу – отгородившись от всего на свете, на своей Горе. И могу ли я судить о том, чего не знаю и чего не чувствую?
– Ты – Бог! – готов умереть в человеке?! В смертной твари?! – изумились Боги.
– Я не умру в нем, пока вы его не убьете. И если вы не хотите смерти одного из вас, если желаете когда-нибудь услышать справедливый ответ на ваш вопрос, вы должны быть милосердны к нему. А милосердием для него может быть лишь ваше примирение!..
Чочо замолчал. А потом пошел по кругу, прикладываясь раскрытой ладонью к каждому камню. А в конце присел у круглого камня и припал к нему лбом.
Я неподвижно наблюдал за ним. Что-то было во всей этой церемонии столь непосредственное и искреннее, что я даже улыбнулся умилительно. Мне и самому захотелось на секунду приложиться к этой круглой булыге, испрещенной почти истершимися рисунками, похожими на пиктограммы. Но я смалодушничал, постеснялся.
Я сделал десятка два снимков. Сфотографировал Камни с разных ракурсов, окрестные виды с вершины, снял хмурого Чочо, а потом дал камеру ему, чтобы он меня тоже запечатлел…
И представьте мое удивление, когда, по приезде домой, я обнаружил, что в кадрах, снятых мной на Красной Горе, нет ничего… кроме тумана! Ничего! Сплошное дымчатое молоко! Ни одного камушка! Ни одной травинки!.. Это было необъяснимо!..
Когда мы уже спускались, я спросил Чочо:
– Чочо, то что вы пропустили меня вперед, когда мы поднимались, это как-то связано с легендой?
Чочо довольно ухмыльнулся:
– А как же! Я хотел, чтобы вы почувствовали Духа Горы. Это ведь он вас вел. Надо всегда слушать себя, мистер. Ведь в нас живет Бог!
– И не один, как я понял, – добавил я.
– В том-то и дело! Они ведь до сих пор спорят…
11
– Бобби, вы что – заснули? – донесся до меня чей-то масляный голос.
Я разлепил глаза и увидел улыбающегося Харифа, просунувшего голову в окно автомобиля.
– Что же вы так? Говорили, что поедете в отель, а сами…
– Ничего я вам не говорил! – огрызнулся я спросонья. – И незачем было сюда приезжать – вас никто не звал!
– Так что вы задумали? – спросил Хариф, подозрительно улыбаясь, когда я вышел из машины.
– Просто решил проехаться до отеля другой дорогой, – ответил я несколько смущенно.
– Просто? Так ведь шофер и вез вас в отель. Он говорит, что вы потребовали свернуть с дороги?
Шофер стоял чуть в отдалении, демонстративно отвернувшись.
– Ну и что? Мне захотелось посмотреть, куда ведет эта чертова дорога.
– Мистер Ганн, – сказал Хариф, сделав строгое лицо, – вы не можете ехать, куда вам заблагорассудится. Вы забыли, что у нас военное положение? Мы обязаны обеспечивать вашу безопасность!
– Что вы меня опять пугаете, Хариф! – завелся я с пол-оборота. – Не вы ли мне говорили, что фронт находится далеко?
– Правильно, – невозмутимо согласился Хариф. – Но вас должно сопровождать официальное лицо за пределами города. Таков порядок, поймите! Это делается для вашего же удобства.
– Какие же у вас дурацкие порядки! Я нигде, ни в одной стране с подобными ограничениями не встречался!
– Порядки обычные. У нас нет никаких ограничений на передвижения частных лиц. Но существуют определенные процедуры. И не надо нервничать. Теперь, когда я снова с вами, мы можем ехать, куда вашей душе угодно. Так куда вы хотите?
Мне уже никуда не хотелось, но приходилось быть последовательным.
– Я уже сказал вам. Просто проедем по этой дороге и посмотрим что там.
– Нет проблем, – пожал плечами Хариф. – Только, Бобби, не затруднит ли вас пересесть в мою машину? Я должен отпустить шофера – у него срочное дело.
Я с сомнением посмотрел на потрепанный «Ауди», в который приглашал меня Хариф, но решил не спорить.
– Я не отвлек вас от важных дел? – спросил я толстяка, когда он забрался в машину. – Вы так и будете теперь всюду мотаться со мной?
– Ничего страшного. Мои собственные дела подождут, – отмахнулся он и завел машину.
Машина нервно дернулась и, свернув с главной дороги, натужно загудела на подъеме.
– Так куда ведет эта дорога? Почему шофер отказался меня везти? Там что – какой-то стратегический объект? – продолжал я попытки разозлить Харифа.
– Дорога ведет в один из жилых поселков, – невозмутимо ответил он. – Вы ведь хотели посмотреть, как живут обычные гюлистанцы? Вот сейчас и посмотрите.
– Да? Это интересно! И кто там живет? Уж, наверное, не «красные» с «оранжевыми», как я догадываюсь?
– Вы правильно догадываетесь, Бобби. Это один из поселков «голубых».
– Понятно – трущобы! – фыркнул я.
– Обычный поселок, – все так же спокойно ответил гид. – Да вот. Мы уже почти приехали. Можете сами полюбоваться на гюлистанские «трущобы».
Мы въехали на пригорок, и я увидел впереди белые корпуса домов – обычные аккуратно поставленные в ряд многоэтажные здания.
– Заедем или посмотрите отсюда? – спросил Хариф, остановив машину.
– Раз уж приехали… – разочарованно выдавил я.
Мы объехали весь поселок за какие-то десять минут. Ничего интересного. Однотипные многоквартирные дома. Очень даже чистенькие. Много деревьев на широких улицах – пышных в своей молодой неостриженной зелени, в отличие от алиабадских. А в центре поселка раскинулась небольшая нарядная площадь, где мы как раз и припарковались. Как и следовало ожидать, над площадью парил вознесенный на высоком гранитном постаменте бюст Вождя, перед которым скромно журчали струйки фонтана в окружении пунцово цветущих розовых кустов.
– А это что за здания? – спросил я у Харифа, указав на несколько зданий вокруг площади явно отличной архитектуры.
– Вон то здание, – указал мой гид на самое симпатичное из них, под золотистым куполом, – филиал Музея Вождя.
_ Как это я сразу не догадался, – вставил я.
– Рядом – здание местной администрации, – продолжил спокойно Хариф. – Далее идут Дворец Спорта и Дом Культуры. Неплохо для «трущобы», как вы считаете?
– А где школы, больница? – продолжал сомневаться я. – Где, наконец, магазины?
– Школ в поселке нет. Все дети у нас, я вам не успел об этом рассказать, живут и учатся в специальных Городах Знаний.
– Как это? С первого класса?
– Да. А в школу у нас идут с пяти лет. А потом, в зависимости от желания родителей и способностей детей, они могут продолжить обучение или в профессиональных профильных учебных заведениях, вроде ваших лицеев, или же в университетах.
– Это что же – школы-интернаты?
– Именно. Детей отпускают домой только на праздничные дни – это несколько дней в году. А каникулы они проводят в спортивно-оздоровительных лагерях.
– Вы хотите сказать, что с пяти лет гюлистанские дети почти не видятся с родителями? – удивился я. – А кто же их воспитывает?!
– Их воспитывают профессиональные педагоги. Разве это не лучше? И за детьми постоянный надлежащий контроль, и родители не обременены многочисленными хлопотами. За все платит государство!
– Но как это? А если я не хочу? А если я желаю, чтобы мой ребенок рос со мной рядом? Для чего же тогда рожать детей, если государство забирает их чуть не с пеленок?! Это мой ребенок, черт побери! – возмутился я.
– Бобби, а у вас есть дети? – подчеркнуто вежливо спросил Хариф.
– Нет. Нет у меня детей! Но какое это имеет значение?
– Никакого, – удовлетворенно ответил Хариф, – Мистер Ганн, государство должно заботиться, прежде всего, о ребенке, а не о его родителях. О том, чтобы каждый ребенок вырос здоровым и образованным. Родительский эгоизм не может быть важнее для государства, чем интересы самого государства, важнейшей функцией которого является воспитание полноценных граждан!
– Это уже какой-то тоталитаризм в квадрате! – упрямо бросил я.
– Никакого тоталитаризма. Большинство родителей сами с удовольствием отдают детей в государственные школы, понимая, что так лучше для детей. Это и есть настоящая родительская любовь. Ну, а кто не хочет…
– И что? Что – если я не хочу?
– Если вы не хотите, можете отдать ребенка в частную школу.
– У вас есть частные школы?!
– Есть. Они платные. Причем – вполне доступные по ценам. Но, по нашим правилам, ребенок, закончивший частную школу, не может быть зачислен в бесплатные государственные высшие учебные заведения – и будет вынужден, таким образом, продолжить обучение в частном университете. И скажу вам со всей ответственностью, мистер Ганн, в частных школах и университетах уровень образования намного ниже. Соответственно – и работу с дипломом частного университета вашему ребенку будет найти труднее.
– Понятно, – усмехнулся я. – Не мытьем, так катанием… Ладно, а где больница? Или вы скажите, что все гюлистанцы такие здоровые, что им и врачи не нужны?
– Больницы в этом поселке пока нет. Но должны построить. Есть поликлиника. Поэтому жители при острой необходимости ездят в соседний поселок – это недалеко. Вас еще интересовали магазины. Так вот, практически все гюлистанцы приписаны к определенным супермаркетам, которые расположены в Алибаде. Несколько раз в месяц семьи делают заказы, и товары привозят к ним прямо домой специальные службы. Ну, а если кому-то необходима какая-то мелочь, он всегда может отовариться в любом магазине в городе. Из поселка каждые полчаса выезжает автобус в Алиабад.
– Странно, – удивился я. – Но почему нельзя открыть небольшой магазинчик прямо в поселке?
– А зачем? Все равно этот магазинчик не сможет конкурировать с большими супермаркетами, которые делают своим постоянным клиентам значительные скидки – на уровне оптовых цен. В общем, в этом поселке почти и нет никаких частных заведений торговли или фирм по услугам. У нас все давно уже организованно в лучшем виде крупнейшими компаниями.
– Ясно – монополизм! Всех мелких собственников ваши акулы бизнеса давно съели. А то и запретили по закону.
– Не утрируйте, пожалуйста. У нас все также, как и в других странах со свободным рынком – выживает сильнейший.
– В таком случае, этот ваш рынок – слишком «свободный». В нормальных странах такая степень монополизации просто невозможна – там есть действенные законы против монополистов.
– Бобби, монополизм – не самое большое зло, поверьте. Монополии создают стабильный рынок товаров, стабильные рабочие места и стабильные цены. А что еще надо человеку?
– Человеку нужен выбор, Хариф! Неужели не понятно? А если ваш монополист завтра решит, что я должен есть сосиски только одного вида? Что тогда делать мне – покупателю? Давиться всю жизнь этими сосисками?!
– воскликнул я в отчаянном возмущении.
– Никто вас не заставляет есть сосиски, – ухмыльнулся Хариф моему жалкому аргументу. – Можете купить самую дорогую колбасу в самом престижном магазине. Есть еще вопросы?
– Нет! Я все понял! – ответил я зло.
– Тогда поедем?
На этот глупый вопрос я не счел нужным ответить – и довольный моим молчанием Хариф завел свой драндулет.
12
Большую часть дороги до отеля мы так и промолчали.
Я чувствовал себя обиженным, сам не знаю – чем. И эта смутная обида непонятным образом обратилась против моего гида. Словно это он был виноват в моем глухом раздражении, неотвязно зудящем в душе блошиной чесоткой.
Хариф тоже не выказывал желания говорить. Он сосредоточенно крутил баранку, но было заметно, что мысли его заняты чем-то своим, сугубо личным, никак не связанным ни со мной, ни с моей на него глупой обидой.
Я вдруг подумал, что у этого толстяка, с которым меня так тесно связала в последние два дня судьба, есть своя, скрытая от всех жизнь – целый мир мыслей и переживаний, в который мне никогда не пробиться.
Кто он – мой молчаливый шофер? Есть ли у него семья, дети, родители? Есть ли у него друзья? Или у него есть собака или кот, которые поджидают его каждый вечер дома в надежде на лакомый кусочек и небрежную ласку? О чем мечтает этот человек? Чего боится? Что для него важнее всего в жизни? Быть может, этот толстяк, такой с виду простой и даже глуповатый, в глубине души человек ранимый, не лишенный чистых романтических чувств? Быть может, он даже пишет стихи, или играет на флейте лунными ночами, запершись от мира в своем маленьком загородном домике?..
«Нет, это смешно! – усмехнулся я своим мыслям, критически разглядывая заметную проплешину на макушке мужчины, его толстую короткую шею, неприлично заросшую черными кучеряшками, и воротник рубахи не первой свежести. – Он – обычный человек. Такие не играют по ночам на флейтах. Такие как он плотно едят перед сном, а потом храпят до самого утра, пока их не разбудит безжалостный будильник, призывая к ненавистной работе. Скорее всего, у него и женушка есть под стать ему – такая же толстая и неопрятная – и не меньше трех сопливых детишек. Возможно, он и не глуп, и даже не лишен некоторой романтичности, но он явно трус! В этой стране невозможно не быть трусом. Ибо, если верить его собственным рассказам, все в этой стране построено на унижении и насилии. И как в таких условиях сохранить благородство чувств и дерзость мыслей, спрашивается?..
Бедный, бедный Хариф!»
Как раз в этот самый миг, словно почувствовав мой сверлящий взгляд на своем затылке, Хариф беспокойно заерзал и полез свободной рукой в карман пиджака.
– Вы разрешите? – спросил он, не оборачиваясь, и вяло помахал в воздухе пачкой сигарет.
– Могли бы и не спрашивать, – отозвался я. – Вы в своей машине.
– Да, но вы гость. А у нас говорят: гость в доме – хозяин.
– Это шутка?
