По следам «Диагностики кармы»

Сергей Николаевич диктовал тексты книг стенографисту. Далее за работу брались наборщик текста на компьютере, редактор-корректор, и окончательную обработку оригинал-макета делал дизайнер-верстальщик перед самой сдачей готовой матрицы в типографию. В первом издании «Диагностики кармы» был размещён список редакционного совета, и там значилось имя стенографистки Лены, рыжеволосой, тонкой молодой женщины – такой, типичной подруги художника (в последующих переизданиях первой книги «Диагностики» её имя из списка редколлегии, понятное дело, вычеркнули). Петровна тяготилась скорее этим обстоятельством: знать и видеть слишком тесное общение руководителя «Академии» со стенографисткой Леной, и затем в хозчасти института Бонч-Бруевича лицом к лицу весь рабочий день просидеть с законной женой Лазарева – есть от чего впасть в нервное расстройство!

К весне 1996-го года почти все в офисе понимали, что доходы от оптовой продажи книг, видеокассет, от выступлений в залах с большими посадочными местами явно утекают налево. Все, кроме самого Лазарева. Бухгалтера фирмы Наталью Петровну Шмонин не подпускал к реальным цифрам. И когда в офисе «Академии» появился я, первым делом взявшийся за наведение порядка в бумагах, Наталия Петровна спешно предложила мне вести бухгалтерию фирмы. Было понятно, что человек откровенно выжидал возможность отделаться от ведения финансового учёта в очевидно опасных обстоятельствах, и, увидев ну хоть какой-то вариант, банально ткнула на меня, даже не слушая доводы отказа: «Я – гуманитарий. Одним натаскиванием в составлении финансового отчёта нельзя вести бухгалтерию!». Самое интересное, Сергей Николаевич вообще не видел проблемы в этом: «Пройдёшь курсы, ерунда». Я пытался молча игнорировать вздорное предложение.

В связи с этим я вспомнил случай – образец примитивного ведения дела. Было это всего полгода назад, когда я еще работал в государственном учреждении Якутска. В приёмную руководителя крупной фискальной организации, отслеживающей многомиллиардные суммы от сделок с алмазами и золотом, каким-то чудом проник затрапезного вида паренёк. Он по-простецки притаранил туда три ящика шампанского – «подмазать начальникам» претензию к работе его вино-водочного магазинчика на окраине города. Я попытался объяснить ему, что с компетентными органами на базарном языке нельзя разговаривать, всему есть свои этические границы. Но увещевание парня не проняло, потому пришлось выгнать его с помощью охраны. Ну а в «Академии парапсихологии» бестолковая манера ведения хозяйства рано или поздно должна была привести к логической развязке, да еще не стоит забывать про экстраординарную особенность ауры Лазарева – ускорять все процессы (как правило, в худшую сторону).

В одно прекрасное утро я всё-таки прозрачно намекнул Сергею Николаевичу на вызывающие сомнения манипуляции Шмонина с деньгами, на что он с гневной гримасой рыкнул на меня: «Он мой друг!» Мол, не наговаривай на моего доверенного лица своими пустыми подозрениями. Но не пройдёт и месяца, как выяснится (для начала), что Владимир Васильевич без разрешения пустил немалую сумму на стороннее дело: отдал своему соседу по дому на латание финансовых «дыр» его овощного ларька. Реакция шефа на несанкционированный им кредит походила на постановку античной драмы в сельском клубе: с зевсовой яростью Лазарев метал гром и молнию, безутешно оплакивая убежавшие деньги. На следующий день тот самый сосед Базилича – парень-ингуш по имени Илез – пришёл с убитым видом в офис на Шкапина и, стоя на коленях (!), просил Сергея Николаевича об отсрочке выплаты займа (он-то не знал, из какого источника Базилич расщедрился ему на кредит). Лазарев с отравленным видом разорённого помещика вдавленно сидел в кресле, а парень на коленях и в слезах (он реально плакал) ползал… Перед Лазаревым, на коленях!

Но самый громкий скандал с потерей лазаревских денег в стенах «Академии парапсихологии» приключился совсем уж мистически. И, конечно же, шуму, крику, истерики в связи с очередным «ограблением» автор «Диагностики» выплеснул со свойственным ему гротеском. А «кидали» и обворовывали Сергея Николаевича «за милую душу» регулярно. Тот же его родственник тырил книги для «левой» реализации не пачками, а целыми типографскими партиями. И каждый раз реакция Лазарева была, словно обманули его в первый раз.

Сорок миллионов

Майским утром 96-го года в типичном для него взведённом состоянии в офис на Шкапина врывается Сергей Николаевич. В офисе был только я. В руках Лазарев держит тот самый чёрный чемоданчик-«дипломат» из «бардачной» комнаты и, нервно тряся им, вопрошает меня:

– Сколько здесь?!

– Мне деньги никто не сдавал под расчёт, сколько в этом «дипломате» мне неизвестно. Вон, в стаканчике на полке, есть несколько рублей для покупки картофеля и хлеба… про остальные деньги я не могу Вам ничего сказать.

Лазарев молниеносно разворачивается, и только слышу металлический лязг захлопывающейся входной двери в квартиру-офис.

Далее, как выяснилось потом, он забрасывает кейс домой: «Олечка, пересчитай!» И снова появляется на Шкапина уже без ноши. С недовольным видом Лазарев плюхается на диван вгостиной и чего-то выжидает. Я в рабочей комнате сижу за компьютером. Остальных работников в офисе в тот день не было. Наконец истошно взвизгивает телефон. В ожидании нехорошего исхода дела Лазарев поднимает телефонную трубку и слышит вопль жены о недостаче денег в принесённом им кейсе. Получается, Сергей Николаевич был уверен, что в кейсе одна сумма, но пересчитанная Марсовной в отсутствии других оказалась неполной.