Свободная женщина

Астон тоже души не чаял в малыше, часто брал его на руки, играл с ним, и со стороны казался настоящим любящим отцом. Из-за Лароса он даже задержался в замке на целых полгода, отказавшись от своих планов на путешествие.

Но всё же страсть к свободе пересилила пробудившиеся отцовские чувства, и, спустя семь месяцев, когда Ларос едва научился ходить, Астон взял из семейной казны большую сумму денег, попрощался с супругой и отправился в Алмост, куда давно стремился.

Ахайя вновь осталась одна, но теперь одиночество её тяготило. Она привыкла к обществу Астона, к ежедневному с ним общению и совместным прогулкам по вечерам. И, хотя он не был настоящим супругом, но они стали добрыми друзьями, между которыми не существовало секретов или недомолвок. С Астоном можно было посоветоваться, рассказать о своих проблемах, посплетничать о соседях или даже пожаловаться на что-либо, и получить утешение и поддержку. А теперь у неё не осталось близкого человека, с которым можно поговорить по душам.

К тому же у Ахайи давно не было мужчины. Пока она носила ребёнка – её не тянуло к интимным ласкам. После родов, некоторое время, она приходила в себя, так как из-за крупных размеров Лароса роды проходили тяжёло и очень изнурили женщину. Но вот она очистилась и оправилась, организм полностью восстановился, и, изменённый и пробужденный после долгой спячки, возжелал мужской любви и ласки. Конечно, она легко могла завести любовника – и вряд ли кто строго её осудил бы за это, из-за постоянных и продолжительных отлучек супруга. Но кого выбрать на эту почётную роль? Кого-либо из стражников? Из прислуги? Нет, эти люди не умеют держать язык за зубами и слишком самолюбивы. Она не хотела, чтобы интимные подробности её отношений обсуждала вся челядь, а любовник начал бы предъявлять какие-либо права или требовать особого положения. К тому же, его товарищи будут завидовать «везунчику», начнутся ссоры и склоки. Можно купить раба-наложника, как это делал Астон. Но любовь по принуждению не вдохновляла женщину.

* * *

Вечерами, когда спадала жара, Ахайя, часто, облачившись в привычный кожаный костюм и прихватив необходимое количество оружия, садилась на любимого коня – чёрного, как ночь, жеребца – и отправлялась на прогулку, объезжая свои земли, посещая ленные фермы и селения. Землевладения ландаска Вермиса были обширны, и у неё уходило три-четыре часа на их объезд и возвращение в замок.

Как-то раз, возвращаясь с очередной прогулки, Ахайя заехала по нужде в масличную рощу. Спешившись, зацепила повод за ближайший сук и поспешила в заросли густых баррисов. Уже надевая штаны, женщина услышала злобное фырканье Дракона, треск сучьев и топот копыт. Выскочив из кустов, увидела кружившего на месте и скалившего зубы жеребца, пытавшегося укусить вцепившегося в седло бродягу.

Ахайя недаром выбрала этого коня и дала ему такое грозное имя. Это был сущий зверь: сильный, злобный, выносливый и недоверчивый. Женщина с трудом приручила и объездила его ещё в первые дни пребывания в замке, и с тех пор он был предан только ей. От его зубов и копыт пострадал не один конюх и мальчик-грум, и в замке его боялись все. А этот бродяга-конокрад, не зная о злобном характере жеребца, сейчас не столько уже хотел сесть в седло, сколько старался избежать его укусов и убраться от бешеного животного целым и невредимым.

Ахайя приблизилась к вору и ударом кулака сшибла его с ног, а Дракон тут же лягнул полуоглушённое тело. Ахайя успокоила коня и привязала его подальше, так как тот всё время старался куснуть или лягнуть чужака. Вернувшись к вору, женщина заломила ему руки за спину и связала шнуром-удавкой, всегда висевшем на поясе каждой «меченой». Рывком поставив его на ноги, набросила на шею петлю привязанного к седлу аркана. Затем дала пощёчину и произнесла:

– Сейчас я отведу тебя в замок, мерзкий конокрад, и повешу на стене в назидание другим.

Бродяга стоял, ошеломлённый всем произошедшим, и растерянно моргал. Он ещё не совсем оправился после удара «меченой» и его немного пошатывало.

Ахайя села в седло и подтянула к себе слегка упиравшегося пленника. Дракон раздул ноздри и оскалил зубы, но Ахайя прикрикнула на него и тронула уздечку. Дёрнув конец аркана, приказала:

– Иди возле левого стремени, если не хочешь получить копытом в лоб.

Затянувшаяся скользящая петля сдавила горло бродяги, и он закашлялся. Волей-неволей, ему пришлось последовать за всадницей. Дракон шёл крупным шагом, поэтому пленнику пришлось торопиться, чтобы не задохнуться от затягивавшейся петли. Или не попасть под задние копыта коня.

Так они и въехали в замок: злобно косящий на чужака жеребец, невозмутимо восседающая в седле женщина и семенящий рядом с её левой ногой, задыхающийся, потный и грязный пленник. Стражники у ворот и на стенах насмешливо освистали его и отпустили несколько нелестных замечаний.

Спешившись посреди двора, Ахайя вручила повод приблизившемуся с опаской груму и подозвала свободного стражника.

– Посторожи этого идиота, пока я не пришлю за ним.

– Слушаюсь, госпожа, – послушно ответил воин, не удивляясь и ничего не спрашивая. Хозяйка «Гнезда чайки» держала слуг и охрану в строгости и не поощряла панибратства.

Женщина поднялась к себе, где её уже ждала тёплая ванна и горячий ужин. После Ахайя проведала Лароса, сладко спавшего в своей кроватке, а затем вернулась в приёмную и послала рабыню за пленником.

Когда воин привёл его, Ахайя восседала в резном деревянном кресле, покрытом для комфорта белоснежной бараньей шкурой, положив ноги на низенькую скамеечку, и массажистка разминала ей икры и ступни, приводя их в порядок после многочасовой поездки верхом.

Введя пленника в комнату, воин заставил его опуститься на колени, и вопросительно посмотрел на госпожу. Ахайя взмахом руки отпустила его и перевела на бродягу холодный бесстрастный взгляд, которого так боялись слуги и рабы.

– Кто ты и откуда родом, глупец? Как у тебя хватило ума посягнуть на моего коня? Разве ты не знаешь, кто я?

Оборванец ответил ей равнодушным взглядом, промолчав.

– Почему ты молчишь? Ты немой, не понимаешь вопроса или не желаешь отвечать?

Пленный упорно молчал.

Ахайя, до этого расслабленно лежавшая в кресле, резко выпрямилась и слегка наклонилась вперёд. Её голос стал низким, и в нём зазвучала угроза:

– Ты не хочешь со мной говорить или не понимаешь по-илларийски?

Пленный, в самом деле, выглядел как чужеземец: высокий, мускулистый, светловолосый, с большими, чуть раскосыми, чёрными глазами, какие женщина видела только у чистокровных виолок. Эти глаза и скуластое, с большими выразительными губами лицо, особенно заинтересовали Ахайю.

– К чему разговоры, если ты всё равно повесишь меня, – ответил пленник, произнося слова с лёгким акцентом.

Ахайя вновь расслабленно откинулась на спинку кресла, и рабыня, испуганно отползшая в сторону, вновь вернулась на место и принялась массировать другую ногу госпожи. Женщина иронично усмехнулась.

– Не обязательно… Если ты расскажешь мне какую-нибудь жалостливую историю или назовёшь вескую причину, толкнувшую тебя на воровство, я, возможно, передумаю.

– А ты любишь слушать сказки на ночь? – насмешливо улыбнулся пленник. Несмотря на униженное положение и явную угрозу смерти, он держался дерзко и вызывающе, совсем не так, как в роще.

Массажистка испуганно оглянулась на него, а затем украдкой посмотрела на госпожу, удивляясь, как та терпит такую дерзость.

Ахайя, на самом деле, не питала к бродяге зла. Ей даже понравилось его вызывающее поведение. Она уважала смелость и силу духа, и дерзкое поведение бродяги, над головой которого висел призрачный меч её гнева, а на шее болталась реальная верёвка, забавляло.

– Ну, только если ты хороший сказочник, – невозмутимо ответила женщина.

– Тут тебе не повезло… Я бывший корсар, и сочинять сказки не умею.

– Это тебе не повезло, а мне всё равно… А почему бывший?

– Потому что мой корабль пошёл на дно, а товарищи частью погибли. Спасшиеся разошлись, кто куда. Лично я пробирался к Скалистому Берегу, чтобы вступить в новоё братство, и подумал, что верхом доберусь туда быстрее и комфортнее, чем пешком.

– Ты рассказал о себе такую ужасную правду, что теперь я просто вынуждена тебя повесить… Разве нельзя было что-нибудь придумать?

– Я не сказочник, чтобы выдумывать небылицы. И не нуждаюсь в твоём милосердии! – Пленник внезапно вскочил на ноги и с яростью посмотрел на женщину. – Можешь повесить меня, если это удовлетворит твою кровожадную душу, но я не буду ползать у твоих ног и вымаливать пощаду, если ты этого ждёшь!

Ахайя иронично засмеялась и слегка толкнула рабыню ногой.

– Посмотри на этого гордеца, Элана! Как он жаждет смерти… Что ж, он её получит, гордую и прекрасную.

Рабыня послушно обернулась и посмотрела на пленника. В её глазах светилась жалость, ведь она знала, что госпожа слов на ветер не бросает.

Ахайя хлопнула в ладоши и в комнату заглянула дежурная рабыня.

– Позови капитана охраны, – приказала женщина. Когда рабыня выскользнула за дверь, она продолжила, обращаясь к корсару: – Ну вот, ты добился, чего хотел. Ты умрёшь… Но не сейчас. Чуть позже. Когда для этого будет подходящее время. А пока пользуйся моим гостеприимством, – загадочно улыбнулась она.

Пленник ответил ей злобным взглядом. Минуту в комнате царила тишина. Корсар, игнорируя откровенный взгляд хозяйки, мрачно рассматривал обстановку комнаты, а женщина любовалась крепко сбитым, пропорционально развитым, стройным и мускулистым телом мужчины.

– Может, всё же назовёшь своё имя, чтобы я знала, что написать на табличке, которая будет висеть на твоей груди. «Такой-то, корсар и конокрад», – неожиданно произнесла Ахайя.

– Пиши, что хочешь, кровожадная ведьма, – буркнул пленник.

– Да, я такая, – не обиделась женщина. – Вот меня зовут Ахайя ди Вермис, я хозяйка окружающих земель и госпожа этого замка. А кто ты?

– Можешь написать Дайд, этого будет достаточно.

– Необычное имя… Сам придумал?

– Ты подсказала.

Ахайя улыбнулась.

Неожиданно в комнату вошла одна из нянек Лароса и произнесла:

– Прошу прощения, госпожа, но маленький господин проснулся и зовёт вас.

Ахайя сразу встала и вышла вслед за нянькой. Ларос хныкал и крутился в своей роскошной кроватке. Женщина взяла ребёнка на руки и прижала к груди. Она начала его нежно качать, тихонько напевая когда-то слышанную колыбельную песенку. Забытые слова она додумывала сама. Малыш, услышав голос матери, успокоился, расслабился и вскоре уснул. Подержав его ещё немного, Ахайя нежно поцеловала сынишку и осторожно положила назад в кроватку.

Когда Ахайя вернулась, её с нетерпением ждал капитан Хорст. Дайд, скрутившись, лежал у его ног.

– За что? – спросила женщина, профессиональным взглядом оценив позу лежащего. По-видимому, тот получил хороший удар в живот.

– Простите, госпожа, но он вёл себя очень нагло.

– Да, он такой… Отведи его в Башню Узников и посади в верхнюю комнату. Но перед этим пусть его вымоют и переоденут в чистую одежду. Пусть его также накормят и строго следят, чтобы не сбежал.

– Не слишком ли много чести для какого-то бродяги? – недовольно пробормотал капитан.

– Здесь я решаю, кому и сколько оказывать чести, – холодно ответила женщина.

– Простите, госпожа, я не хотел вам перечить, это так, мысли вслух…

– В следующий раз держи свои мысли при себе.

Хорст грубо поднял пленника и поставил на ноги чуть ли не пинками.

– Идём, бездельник, разлёгся, как на перинах… Спокойной ночи, госпожа.

– Взаимно, капитан.

Глава 4

Несколько последующих дней Ахайя почти не вспоминала о пленнике, хотя и не забывала о нём. Дерзкий корсар с глазами виола не выходил у неё из головы. Вначале она, и в самом деле, намеревалась его повесить, но потом передумала и решила приручить, как в своё время приручила Дракона. Однажды, после обеда, когда замок притих в послеполуденной неге, пережидая дневной зной, она вошла под мрачные своды Башни Узников и поднялась на третий уровень, где находилась камера Дайда – если это его настоящее имя. Возле двери томился часовой, присев на корточки и позёвывая. Но, увидев госпожу, тут же вскочил и старательно вытянулся, приветствуя её взмахом руки.

– Я войду, – сказала Ахайя, – а ты будь настороже. – Не думаю, что потребуется твоя помощь, но всё же…

– Можете на меня рассчитывать, госпожа, – с готовностью вытянулся стражник.

Женщина отодвинула тяжёлый засов и вошла.

Верхняя комната Башни Узников – самая большая, светлая, чистая и сухая. В ней находились узкое ложе, стол, табурет, и даже камин для холодных ночей. В стенах прорезаны два узких зарешеченных окна.

Когда Ахайя вошла, узник лежал, отвернувшись к стене лицом. Одетый в чистую холщовую рубашку и узкие полотняные штаны. Кожаные сандалии аккуратно стояли на полу.

Дайд не повернулся на звук открывшейся двери: то ли спал, то ли игнорировал посетителя. Женщина неторопливо прошлась по комнате, заглядывая во все уголки, даже за туалетную ширму, и удостоверилась, что везде царят чистота и порядок, а узник ни в чём не нуждается. Затем пододвинула табурет ближе к двери и села, облокотившись о стену спиной.

– Просыпайся, Дайд, я пришла с тобой поговорить, – произнесла повелительно.

Мужчина медленно повернулся и посмотрел на женщину ленивым взглядом. Облокотившись о согнутую руку, насмешливо изогнул полные губы.

– Вот уж кого не ожидал здесь увидеть…

– Думал, мы увидимся уже на крепостной стене, когда тебя поведут вешать?

– Что-то вроде этого.

– Ты всё ещё считаешь меня кровожадной ведьмой?

– А это не так?

– Всё зависит от обстоятельств. Иногда я бываю беспощадной, а иногда могу быть великодушной.

– И какая ты сейчас?

Ахайся вытянула ноги и скрестила в лодыжках. Руки сложила на груди.

– Я понимаю, что ты не питаешь ко мне любви, но это не значит, что нужно быть невежливым. Может, хотя бы поднимешься?

Дайд неторопливо поднялся и сел, облокотившись спиной о холодную шершавую стену и поджав под себя ноги.

– Спасибо… Можешь ответить на один вопрос, только честно и откровенно?

– Постараюсь… Если ты до сих пор не заметила, то хочу обратить твоё высокомерное внимание, что я всё время отвечал на вопросы честно и чересчур откровенно.

Ахайя пропустила сарказм мимо ушей и продолжила:

– Сколько в тебе виольской крови?

Мужчина нахмурился и раздражённо буркнул:

– Это так заметно?

– Для того, кто хорошо знает, как выглядят чистокровные виолки – да.

– У тебя есть подружки-виолки?

– Я бы не назвала их подружками, – улыбнулась женщина. – Они были моими наставницами, но подругами – никогда.

– Разве ты дочь виолки? – недоверчиво посмотрел на женщину пленник.

– Нет, конечно. Я была ученицей в Школе Меченосцев. Слышал о такой?

– Нет.

– Это в Ландии. Ещё её называют крепостью св. Лианны.

– Никогда не слышал…

– В этой Школе виолки с Оллина обучают мальчиков и девочек воинскому искусству. Я одна из выпускниц этой Школы. Нас ещё называют «мечеными».

– О «меченых» я слышал.

– Так ты виол? – снова вернулась к своему вопросу женщина.

– Не всё ли равно?

– Не уходи от ответа. До сих пор ты не скрывал даже то, о чём можно было и промолчать.

Дайд дёрнул плечом. Было видно, что эта тема ему неприятна, но и не ответить он не мог, раз до сих пор был предельно откровенным.

– Да, я виол, – нехотя признался он. – Моя мать – виолка. Отца я не знаю, так как мамаша убила его, когда я был ещё младенцем. Я вырос у чужих людей и ненавижу виолок!

– Да, их обычаи и законы кажутся странными даже мне. У меня есть супруг и сын, и я люблю и уважаю их обоих, несмотря на то, что они мужчины. С Астоном мы хорошие друзья, а малыша я обожаю. Хотя меня воспитывали виолки, десять лет прививая свои жизненные взгляды и ценности, я не всё переняла у них.

– Рад за тебя… – процедил Дайд.

– А теперь, если нетрудно, назови своё настоящее имя. Ведь Дайд – это по-ассветски «мертвец». А ты пока живой.

– Я не хочу умереть с именем, которое дала мне мать при рождении.

– Но и это не очень подходящее.

– Разве? Ведь я почти мертвец. От могилы меня отделяют считанные часы или дни.

– А может, года…

– Рано или поздно, но ты меня повесишь.

– Я передумала.

– С чего бы вдруг?

– У меня сегодня великодушное настроение.

– Завтра оно может измениться.

– Завтра будет завтра.

– Ты прощаешь мне покушение на свою драгоценную лошадь? – язвительно скривился мужчина.

– Ты уже поплатился за это.

– Но я ведь признался, что был корсаром.

– Что мне до этого? Я не королевский судья, – дёрнула плечом Ахайя.

– Значит, мне прощены все грехи?

– Аминь.

– Тогда я свободен и могу идти?

– Я ничего не говорила об освобождении.

– Но ты ведь простила меня.

– Я лишь отменила смертную казнь.

– И заменила её пожизненным заключением?

– Возможно.

– И считаешь, что поступила великодушно?!

– Разве нет?

– Мне такая доброта не нужна. Лучше болтаться в петле на свободе, чем гнить в этой клетке.

– А чем здесь плохо? – удивлённо приподняла брови женщина. – Чисто, уютно, тепло и сытно. Живи и радуйся, – Ахайя встала и отодвинула ногой табурет. – Ну что ж, я, пожалуй, пойду. Извини, если прервала твой послеобеденный отдых.

– Так скоро уходишь?

– Хочешь, чтобы я осталась?

Дайд некоторое время помолчал, колеблясь, затем произнёс, не глядя на женщину:

– Я хочу отсюда выйти. Я не могу долго находиться в четырёх стенах. Или убей меня, или отпусти.

Ахайя тоже помолчала, словно раздумывая, а затем спросила:

– На что ты пойдёшь ради свободы?

Дайд поднял глаза и пристально посмотрел на женщину.

– А что ты мне можешь предложить?

– Наденешь ли ты ошейник раба, чтобы только выйти отсюда?

Корсар горько и презрительно рассмеялся.

– Ты называешь это свободой?

– Относительной. Ты будешь свободен в пределах замка.

Глаза мужчины слегка сузились, и Ахайя догадалась, о чём он подумал.

– Только не мечтай, что выйдя отсюда, сможешь убежать при первом удобном случае.

Дайд криво усмехнулся, и женщина поняла, что угадала направление его мыслей.

– Скажи, что ты умеешь делать?

– Драться, – пожал плечами корсар.

– А ещё?

– Говорят, неплохо пою. Умею играть на аккордо.

– Весьма интересно… Ладно, я подумаю над твоей просьбой и сообщу своё решение, – произнесла Ахайя и вышла.

Несколько следующих дней она не вспоминала о пленнике. Но как-то вечером, глядя на поющих и веселящихся в передней рабынь, празднующих день именин их подружки, она вспомнила о виоле, вызвала капитана Хорста и велела привести узника. Элану – свою любимую рабыню – послала в сокровищницу за аккордо – клавишным музыкальным инструментом с приятным звуком и складными мехами.

Когда стражники привели пленника, он выглядел подавленным и угрюмым. Равнодушно взглянув на женщину, опустил глаза.

Ахайя жестом отпустила стражников и велела Дайду приблизиться.

– У тебя плохое настроение? – поинтересовалась притворно-сочувствующе. – Тебя кто-то обидел или ты заболел?

– Со мной всё в порядке… – буркнул корсар.

– Вот и славно… Тогда не откажешься спеть что-нибудь?

Дайд покосился на женщину и насмешливо ответил:

– Настроение не простуда. Можно петь и с плохим настроением.

– Я рада, что к тебе вернулось чувство юмора. Садись, сейчас Элана принесёт аккордо, и ты исполнишь для меня один из своих шедевров.

Дайд опустился на резной стул напротив госпожи и сложил на груди руки.

– Не нравится мне твой вид… Ты какой-то бледный. Ты точно здоров?

– Я здоров, но у меня есть сильное желание кого-нибудь прибить… Не выношу клеток, и каждый день пребывания в камере для меня пытка.

– У тебя прекрасная комната. Что бы ты делал, если бы я посадила тебя в настоящую клетку в тёмном сыром подвале?

– Я бы разбил голову о прутья.

– Да, в тебе мало виольской крови… Ты нетерпелив и несдержан.

– Мне не нужна виольская кровь! Я сын своего отца! – с непонятной гордостью воскликнул мужчина.

– Если твой отец был таким же нетерпеливым и вспыльчивым, как ты, тогда понятно, почему твоя мать убила его. Наверное, он сам напросился на неприятности, как постоянно напрашиваешься ты.

Дайд вскочил. Лицо его побледнело, кулаки сжались, глаза яростно сверкнули.

– Не смей говорить плохо о моём отце! Ты… Что ты знаешь о нём?!

– А ты? – спокойно ответила женщина, нисколько не испугавшись внезапной вспышки. – Он умер, когда ты был несмышлёнышем. Ты его не помнишь, и судишь о нём по своим детским фантазиям.

– Конечно, тебе, аристократке, легко смеяться над чужими несчастьями! Наверное, твои родители тебя любили, у тебя была куча нянек, и, конечно же, твоя мать не убивала твоего отца из-за какого-то пустяка.

– Нет, мать его не убивала, – кивнула женщина. – А стоило бы… Когда мне было шесть лет, папаша на моих глазах убил мать… Он был пьяница и лентяй, пропивал все деньги, которые мать зарабатывала тяжким трудом, стирая чужое бельё. Однажды, когда он пропил последнее мамино приличное платье, и она начала упрекать его, он схватил большой мясной нож и всадил ей в грудь по самую рукоятку. Она упала, а этот негодяй начал пинать её ногами, уже мёртвую… Я подбежала и укусила его за ногу… До сих пор помню вкус его крови во рту! Он совсем озверел, мой «драгоценный» папаша, и убил бы и меня, если бы я не вырвалась и не убежала к соседям… Отца казнили, а я осталась сиротой и оказалась на улице. Слава Небесам, эмиссары Школы Меченосцев заметили меня и отправили в крепость. Если бы не они, даже не знаю, кем бы я сейчас была: рабыней, шлюхой?

Пока Ахайя говорила, Дайд слегка остыл и медленно опустился на место. Немного помолчав, он сказал:

– Не знаю, чьё детство было хуже… Извини за вспышку, но я не люблю, когда насмехаются над памятью моего отца. Да, я не помню его и просто выдумал для себя, но мне больно, когда смеются даже над выдумкой.

– Давай оставим наше прошлое и поговорим о настоящем. Я предлагаю тебе службу.

– Снова предложишь рабский ошейник?

– На кой мне цепной пёс? Если я надену на тебя ошейник, то должна буду приставить и охрану. Нет, рабов у меня достаточно. Я предлагаю тебе добровольную службу… Не стану скрывать, ты мне нравишься, Дайд… Тьфу! Имя вот только у тебя дурацкое.

– Альмар… Меня зовут Альмар.

– Прекрасное имя, и нечего его стыдиться!.. Ну, так что скажешь, Альмар?

– Какую должность предлагаешь? Конюха, воина, помощника повара?

Их разговор прервала Элана, принёсшая аккордо.

– Сначала спой мне, а потом поговорим…

Альмар взял инструмент, поставил на колени и пробежал пальцами по клавишам, растягивая меха. Затем устроился поудобней и заиграл. После небольшого вступления зазвучал голос – чистый сильный, высокий. Пел мужчина очень хорошо, Ахайе понравилось. Когда песня закончилась, она сказала:

– Я буду платить тебе два золотых в месяц. Плюс одежда и еда с моего стола. Отдельная комната и мальчик-раб в услужение. Тебя устраивают такие условия?

– И за что такие милости?

– За песни. Ты будешь моим бардом.

Альмар минуту помолчал, задумчиво перебирая клавиши, а потом взглянул в глаза женщины и ответил:

– По рукам, госпожа Ахайя.

– Но я не хочу, чтобы через несколько дней ты исчез.

– Не беспокойся, госпожа, – усмехнулся Альмар. – Только глупец бросает хорошее яблоко ради червивой сливы.

Ахайя наклонилась вперёд, положила узкую ладонь на загорелую руку мужчины и тихо произнесла:

– Я хочу, чтобы мы стали друзьями… А может, нас свяжет нечто большее, чем простая дружба… Кто знает? Мы два яблока с одной ветви, нам есть о чём поговорить. Если хочешь, я научу тебя кое-каким приёмам «меченых»…

– А я тебя игре на аккордо… – усмехнулся мужчина. – А что скажет твой супруг, увидев нас вместе?

– Он не скоро вернётся домой. Пусть тебя это не волнует – у нас с ним особые отношения, не буду вдаваться в подробности…

– Я беспокоюсь исключительно о тебе.

– Спасибо, но я знаю, что делаю. А сейчас тебя надо устроить… Эй, Элана, ступай и позови управляющего и дворецкого.

Рабыня подхватилась и поспешила к двери, а новоиспеченный бард вновь растянул меха и начал наигрывать разные мелодии. Играл он легко и непринуждённо, так же хорошо, как и пел. Женщина с наслаждением слушала, не сводя с мужчины восхищённого взгляда.

Когда вызванные явились, Ахайя представила им Альмара и приказала включить его в список слуг, занести в реестр на выплату жалованья, выделить комнату неподалеку от её апартаментов и предоставить мальчика-раба для услужения. Приказала также, чтобы портной снял с него мерки и пошил несколько красивых костюмов из шёлка и бархата. Ещё она велела выделить барду верховую лошадь, чтобы он мог её сопровождать во время прогулок.