скачать книгу бесплатно
Именно многовековая борьба между классом капиталистов и рабочим классом привела к установлению нормального рабочего дня. В истории этой борьбы обнаружились два противоположных течения. Первое из них начинается с XIV и заканчивается в середине XVIII века, когда нарождающийся класс капиталистов стремился насильственно удлинить рабочий день, опираясь на поддержку государственной власти. Второе течение – с XIX века и продолжается поныне, когда класс капиталистов становится настолько могущественным, что он в состоянии своими собственными силами, экономическими средствами присваивать (отчуждать) максимум прибавочного труда, а потому не нуждается в содействии государственной власти, которая сдерживает чрезмерную хищническую эксплуатацию рабочего класса посредством законодательного регулирования рабочего дня[371 - Ибо «притязания капитала в эмоциональном состоянии, когда он еще только возникает и, следовательно, свое право всасывать достаточное количество прибавочного труда обеспечивает пока не одной лишь силой экономических отношений, но и содействием государственной власти, – эти притязания представляются совершенно скромными, если сопоставить их с теми уступками, которые он, ворча и сопротивляясь, должен делать в зрелом возрасте». / Там же. С. 280.].
Однако «понадобились века для того, чтобы «свободный» рабочий вследствие развития капиталистического способа производства добровольно согласился, т. е. был вынужден общественными условиями продавать за цену привычных жизненных средств все активное время своей жизни, самую свою работоспособность, – продавать свое первородство за блюдо чечевичной похлебки. Поэтому естественно, что то удлинение рабочего дня, к которому капитал при посредстве государственной власти старается принудить совершеннолетних рабочих в период с половины XIV до конца XVIII века, совпадает приблизительно с теми пределами рабочего времени, которые во второй половине XIX века кое-где ставятся государством для превращения детской крови в капитал. То, что теперь, например, в штате Массачусетс, до недавнего времени самом свободном штате Североамериканской республики, объявлено законным пределом труда детей моложе 12 лет, в Англии еще в половине XVII века было нормальным рабочим днем цветущих здоровьем ремесленников, дюжих батраков и богатырей-кузнецов»[372 - Там же. С. 281.].
Установление нормального рабочего дня, достигнутое в период утверждения капиталистического способа производства, было закреплено с переходом к крупной машинной индустрии. По словам К. Маркса, ««дом ужаса» для пауперов, о котором только мечтала капиталистическая душа 1770 г., появился несколько лет спустя в виде исполинского «рабочего дома» для самих мануфактурных рабочих. Он назывался фабрикой. Но на этот раз идеал побледнел перед действительностью…»[373 - Там же. С. 286.]
§ 6
Борьба за нормальный рабочий день. Принудительное ограничение рабочего времени в законодательном порядке. Английское фабричное законодательство 1833–1864 годов
Промышленный переворот, начавшийся в Англии в последней трети XIX века, создал новые условия для удлинения рабочего дня. Этот переворот наглядно показал, что, стремясь к извлечению высокой прибыли, буржуазия не считалась ни с какими-либо человеческими правами или обычаями. Поэтому она ломала всякие пределы продолжительности рабочего дня, даже установленные природой – возрастом и полом[374 - «После того как капиталу потребовались целые столетия, чтобы удлинить рабочий день до его нормальных максимальных пределов, а затем и за эти пределы, до границы естественного двенадцатичасового рабочего дня, со времени возникновения крупной промышленности в последней трети XVIII века начинается стремительное, напоминающее лавину, опрокидывающее все преграды движение в этой области. Всякие рамки, которые ставятся обычаями и природой, возрастом и полом, сменой дня и ночи, были разрушены. Даже понятия о дне и ночи, по-крестьянски простые для старых статутов (законодательных постановлений. – Н.С.), сделались настолько расплывчатыми, что один английский судья еще в 1860 г. должен был проявить поистине талмудистскую мудрость для того, чтобы разъяснить «в порядке судебного решения», что такое день и что такое ночь. Капитал справлял свои оргии.» / Там же. С. 287.]. Естественно, это не могло не вызвать сопротивления рабочего класса, и прежде всего на родине крупной промышленности, в Англии. Однако вырванные им в течение трех десятилетий уступки со стороны фабрикантов оказались чисто номинальными. Так, за период 1802–1833 гг. английский парламент издал 5 актов о труде, которые остались невыполненными. Только фабричный акт 1833 г. положил начало государственному ограничению рабочего дня в промышленности. Но «ничто так не характеризует дух капитала, как история английского фабричного законодательства с 1833 до 1864 года!»[375 - Там же. С. 288.].
Закон 1833 г. определял рабочий день на фабрике для взрослых в течение 15 часов (с 5,5 часов утра до 8,5 часов вечера), для подростков в возрасте от 13 до 18 лет – в 12 часов, для детей в возрасте от 9 до 13 лет – в 8 часов. Ночной труд, т. е. труд между 8,5 часами вечера и 5,5 часами утра, для детей и подростков запрещался.
В этой связи разгорелся «физиологический» спор: кого считать детьми, а кого подростками. «Согласно капиталистической антропологии, детский возраст оканчивался в 10 лет или, по крайней мере, в 11 лет. Чем ближе подходил срок полного осуществления фабричного акта, роковой 1836 г., тем яростнее неистовала фабричная сволочь. Ей действительно удалось до такой степени запугать правительство, что оно в 1835 г. предложило понизить предел детского возраста с 13 до 12 лет»[376 - Там же. С. 289–290.].
В соответствии с фабричным актом 1844 года был узаконен 12-часовой рабочий день для женщин старше 18 лет. Они были во всех отношениях приравнены к подросткам: их рабочее время ограничивалось 12 часами, ночной труд для них был запрещен. «Следовательно, законодательство впервые оказалось вынужденным подвергнуть непосредственному и официальному контролю также и труд совершеннолетних.»[377 - Там же. С. 291.]
Но такого рода законодательные акты, которые регулировали рабочее время на английских фабриках, «отнюдь не были продуктом парламентских измышлений. Они постепенно развивались из данных отношений как естественные законы современного способа производства. Формулировка их, официальное признание и провозглашение государством явились результатом длительной классовой борьбы. Одним из ближайших последствий их было то, что практика подчиняла и рабочий день взрослых фабричных рабочих тем же самым ограничениям, потому что в большинстве процессов производства необходимо сотрудничество детей, подростков и женщин. Поэтому в общем и целом в период 1844–1847 гг. двенадцатичасовой рабочий день имел общее и единообразное распространение во всех отраслях промышленности, подчиненных фабричному законодательству»[378 - Там же. С. 292.].
Правда, фабриканты вскоре получили определенную «компенсацию». Дело в том, что «по их настояниям палата община сократила минимальный возраст подлежащих эксплуатации детей с 9 до 8 лет с целью обеспечить для капитала требуемое по всем законам божеским и человеческим «добавочное предложение фабричных детей». 1846–1847 гг. составляют эпоху в экономической истории Англии. Отмена хлебных законов, отмена ввозных пошлин на хлопок и другие сырые материалы, провозглашение свободы торговли путеводной звездой законодательства! Словом, наступило тысячелетнее царство. С другой стороны, чартистское движение и агитация за десятичасовой рабочий день достигли в эти же годы своего высшего пункта. Они нашли союзников в дышавших местью тори. Несмотря на фанатическое сопротивление вероломной армии свободной торговли с Брайтом и Кобденом во главе, билль о десятичасовом рабочем дне, которого добивались так долго, был принят парламентом»[379 - Там же. С. 292–293.].
Новый фабричный акт 1847 года устанавливал для подростков в возрасте от 13 до 18 лет и для всех работниц 10-часовой рабочий день. На этот акт капитал ответил понижением заработной платы по меньшей мере на 25 %. Наряду с этим началась агитация среди рабочих за отмену принятого акта. Не брезгуя никакими средствами обмана, фабриканты прибегли к шантажу и угрозам. Они стремились заставить взрослых рабочих мужчин работать 12–15 часов, выдавая это стремление за выражение подлинного желания самих рабочих.
Однако предпринятая капиталом попытка воспрепятствовать принятию закона о десятичасовом рабочем дне окончилась неудачей, поскольку этот закон вступил в силу в 1848 году. «Между тем фиаско чартистской партии, вожди которой были заключены в тюрьмы и организация которой была разрушена, поколебало веру рабочего класса Англии в свои силы. Вскоре после этого парижское июньское восстание и его кровавое подавление объединили как в континентальной Европе, так и в Англии под общим лозунгом спасения собственности, религии, семьи и общества все фракции господствующих классов: земельных собственников и капиталистов, биржевых волков и лавочников, протекционистов и фритредеров, правительство и оппозицию, попов и вольнодумцев, молодых блудниц и старых монахинь! Рабочий класс был повсюду предан анафеме, подвергся гонениям, был поставлен под действие «закона о подозрительных». Таким образом, господа фабриканты могли не стесняться. Они подняли открытый бунт не только против десятичасового закона, но и против всего законодательства, которое, начиная с 1833 г., стремилось несколько обуздать «свободное» высасывание рабочей силы. Это был бунт в защиту рабства в миниатюре, который более двух лет проводился с циничной бесцеремонностью, с террористической энергией, причем это было тем проще, что взбунтовавшийся капиталист ничем не рисковал, кроме шкуры своего рабочего.»[380 - Там же. С. 294–295. «Для понимания последующего необходимо напомнить, что фабричные акты 1833, 1844 и 1847 гг. все три сохраняют свою законную силу, поскольку один не вносит каких-нибудь изменений в другой, что ни один из них не ограничивает рабочего дня рабочих мужчин старше 18 лет и что с 1833 г. пятнадцатичасовой период от 5 ? утра до 8 ? вечера оставался законным «днем», в границах которого только и должен был укладываться на предписываемых законом условиях сначала двенадцатичасовой, а позже десятичасовой труд подростков и женщин.» / Там же. С. 295.]
Именно поэтому фабриканты в некоторых местах уволили значительную часть (в некоторых случаях половину) занятых у них подростков и работниц и восстановили взамен почти не исчезнувший ночной труд взрослых рабочих мужчин. Кроме того, фабриканты сократили продолжительность обеденных перерывов, стремясь узаконить их. Прибегая к различного рода манипуляциям, связанными с технологическим процессом производства, фабриканты получали возможность увеличить рабочий день с 12 до 15 часов[381 - Так, «рабочий персонал разделялся иногда на 12–15 категорий, составные части которых, в свою очередь, постоянно сменялись. В продолжение пятнадцатичасового фабричного дня капитал притягивал рабочего то на 30 минут, то на час, потом отталкивал его, чтобы затем снова притянуть его на фабрику и снова оттолкнуть, гоняя его через короткие отрезки времени то туда, то сюда, но не выпуская из-под своей власти, пока десятичасовая работа не будет закончена полностью. Это как на театральной сцене, где одни и те же лица должны попеременно выступать в различных сценах различных актов. Но как актер принадлежит сцене в течение всего спектакля, так рабочие принадлежали теперь фабрике в течение всех 15 часов, не считая времени на дорогу до фабрики и обратно. Таким образом, часы отдыха превращались в часы вынужденной праздности, которые гнали подростков в кабак, а молодых работниц в публичный дом. Всякая новая выдумка, которую каждый день преподносил капиталист, стремясь держать свои машины в ходу 12 или 15 часов без увеличения рабочего персонала, приводила к тому, что рабочий должен был проглатывать свою пищу урывками в разное время. Во время агитации за десятичасовой рабочий день фабриканты кричали, что рабочий сброд подает петиции в надежде получить за десятичасовой труд двенадцатичасовую заработную плату. Теперь они перевернули медаль. Они платили десятичасовую заработную плату за распоряжение рабочими силами в течение двенадцати и пятнадцати часов. В этом-то и было все дело, это было фабричное издание десятичасового закона! Это были все те же елейные, источающие человеколюбие фритредеры, которые во время агитации против хлебных законов целые 10 лет с точностью до копейки высчитывали рабочим, что при свободном ввозе хлеба было бы совершенно достаточно десятичасового труда, чтобы при средствах, которыми располагает английская промышленность, обогатить капиталистов.» / Там же. С. 300–301.].
Согласно закону 1850 года, только для подростков и женщин пятнадцатичасовой рабочий день (с 5,5 часов утра до 8,5 часов вечера) превратился в двенадцатичасовой рабочий день (с 6 часов утра до 6 часов вечера). Этот закон не касался детей, которых все еще можно было эксплуатировать 0,5 часа до начала и 2,5 часа по окончании данного промежутка рабочего времени, хотя общая продолжительность их работы не должна была превышать 6,5 часов[382 - «При обсуждении закона фабричные инспектора представили парламенту статистические данные относительно позорных злоупотреблений, к которым ведет эта аномалия. Но тщетно. Затаенное намерение заключалось в том, чтобы при помощи детей в годы процветания снова увеличить рабочий день взрослых рабочих до 15 часов. Опыт последующих 3 лет показал, что подобная попытка должна была разбиться о сопротивление взрослых рабочих мужчин. Поэтому акт 1850 г. был, наконец, дополнен в 1853 г. воспрещением «применять труд детей утром до начала и вечером по окончании труда подростков и женщин». Начиная с этого времени фабричный акт 1850 г… за немногими исключениями, регулировал в подчиненных ему отраслях промышленности рабочий день всех рабочих. С момента издания первого фабричного акта до этого времени прошло полстолетия.» / Там же. С. 303–304.].
Такая продолжительность рабочего дня устанавливалась в крупных отраслях промышленности, являвшихся специфическим порождением капиталистического способа производства. Причем развитие этих отраслей в период 1853–1860 гг. обусловило формирование рабочего класса, рост его классового самосознания. В этой связи «сами фабриканты, у которых путем полувековой гражданской войны шаг за шагом завоевывалось законодательное ограничение и регулирование рабочего дня, хвастливо указывали на контраст между этими отраслями промышленности и теми отраслями эксплуатации, которые еще оставались «свободными». Фарисеи «политической экономии» поспешили провозгласить идею необходимости законодательного регулирования рабочего дня новым характерным завоеванием их «науки». Легко понять, что, после того как магнаты фабрики принуждены были покориться неизбежному и примириться с ним, сила сопротивления капитала постепенно ослабевала, сила же наступления рабочего класса, напротив, возрастала вместе с ростом числа его союзников в общественных слоях, не заинтересованных непосредственно. Этим объясняется сравнительно быстрый прогресс с 1860 года»[383 - Там же. С. 304–305.].
§ 7
Борьба за нормальный рабочий день. Влияние английского фабричного законодательства на другие страны
Переходя к рассмотрению этого вопроса, К. Маркс напомнил читателям о том, что производство прибавочной стоимости, или извлечение прибавочного труда, составляет специфическое содержание и цель капиталистического производства независимо от изменений, которые совершаются в самом способе данного производства и которые возникают из подчинения труда капиталу. Сообразно этому речь до сих пор шла о самостоятельном, юридически совершеннолетнем рабочем как продавце своего товара – рабочей силы – при заключении сделки с капиталистом. «Поэтому. – писал далее К. Маркс, – если в нашем историческом очерке главную роль играет, с одной стороны, современная промышленность, а с другой – труд физически и юридически несовершеннолетних, то первая имела для нас значение только как особая сфера высасывания труда, второй – только как особенно яркий пример этого высасывания. Однако, не забегая вперед, на основании одной лишь общей связи исторических фактов мы приходим к следующим заключениям.»[384 - Там же. С. 307.]
Во-первых, в крупных отраслях промышленности (хлопчатобумажных, шерстяных, льняных, шелковых, прядильных и ткацких), которые раньше других были революционизированы водой, паром и машинами, прежде всего обнаружилось стремление капитала к безграничному и беспощадному удлинению рабочего дня. Изменения, произошедшие в недрах материального способа производства, и соответствующие им изменения в социальных отношениях, складывающихся между капиталистами и рабочими, обусловили сначала расширение пределов рабочего дня, а затем уже в виде определенной реакции вызвали общественный контроль, в законодательном порядке ограничивавшим рабочий день с его перерывами, а следовательно, регулировавшим его и вносящим в него установленное единообразие. «Но как только этот контроль распространился на первоначальную область нового способа производства, оказалось, что не только многие другие отрасли производства подпали под действие настоящего фабричного режима, но, что и мануфактуры с более или менее устаревшими методами производства, как, например, гончарные мастерские, стекольные мастерские и т. д., и старинные ремесла, как, например, пекарное, и, наконец, даже распыленная так называемая работа на дому, как, например, гвоздарный промысел и т. д… уже давно настолько же подпали под действие капиталистической эксплуатации, как и фабрика. Поэтому законодательство было вынуждено постепенно отрешиться от своего исключительного характера или же – там, где оно следует римской казуистике, как в Англии, – произвольно объявить фабрикой (factory) всякий дом, в котором работают.»[385 - Там же. С. 307–308.]
Во-вторых, история регулирования рабочего дня в некоторых (прежде всего в крупных) отраслях промышленности и еще продолжающаяся борьба в других ее отраслях убедительно свидетельствует о том, что в них «изолированный рабочий, рабочий как «свободный» продавец своей рабочей силы, на известной ступени созревания капиталистического производства не в состоянии оказать какого бы то ни было сопротивления. Поэтому установление нормального рабочего дня является продуктом продолжительной, более или менее скрытой гражданской войны между классом капиталистов и рабочим классом. Так как борьба открывается в сфере современной промышленности, то она разгорается впервые на родине этой промышленности, в Англии. Английские фабричные рабочие были передовыми борцами не только английского рабочего класса, но и современного рабочего класса вообще, точно так же, как их теоретики первые бросили вызов капиталистической теории»[386 - Там же. С. 308.].
Зародившись в Англии, борьба рабочего класса за нормальный рабочий день охватила и другие страны. Так, благодаря февральской революции 1848 года во Франции был принят закон об установлении 12-часового рабочего дня. Но этот закон, по своему содержанию был, однако, гораздо более неудовлетворительным в сравнении с аналогичным законом, принятым в Англии. Но несмотря на это он вместе с тем имел и свои особые преимущества, связанные с установлением единого предела рабочего дня[387 - «Одним ударом он диктует всем мастерским и фабрикам без различия один и тот же предел рабочего дня, тогда как английское законодательство нехотя уступает давлению обстоятельств то в том, то в другом пункте и избирает самый верхний путь для порождения все новых и новых юридических хитросплетений. Вместе с тем, французский закон провозглашает в качестве принципа то, что завоевывается в Англии лишь для детей, несовершеннолетних и женщин и на что лишь в последнее время начинаются предъявляться требования как на общее право.» / Там же. С. 309.].
В США самостоятельное рабочее движение началось после Гражданской войны за отмену рабства. Ибо «труд белых не может освободиться там, где труд черных носит на себе позорное клеймо. Но смерть рабства тотчас же породила новую юную жизнь. Первым плодом Гражданской войны была агитация за восьмичасовой рабочий день, шагающая семимильными шагами локомотива от Атлантического океана до Тихого, от Новой Англии до Калифорнии»[388 - Там же. С. 309–310.]. Поэтому Всеобщий рабочий съезд, состоявшийся в Балтиморе 16 августа 1866 года, выдвинул требование об установлении 8-часового рабочего дня.
Одновременно на конгрессе I Интернационала (Международного Товарищества Рабочих), состоявшемся в начале сентября 1866 года в Женеве, по предложению К. Маркса, было провозглашено требование 8-часового рабочего дня предварительным условием, без которого все дальнейшие попытки улучшения положения рабочих и их освобождения обречены на неудачу.
Таким образом, рабочее движение, развернувшееся по обеим сторонам Атлантического океана, на европейском и американском континентах, явилось продуктом прежде всего самих производственных отношений, присущих капиталистическому способу производства. В этой связи К. Маркс привел заявление английского фабричного инспектора Р.Дж. Сандерса, которое гласит: «Невозможно предпринять дальнейших шагов на пути реформирования общества с какой бы то ни было надеждой на успех, если предварительно не будет ограничен рабочий день и не будет вынуждено строгое соблюдение установленных для него границ»[389 - Там же. С. 310.].
Обобщая сказанное, К. Маркс писал: «Приходится признать, что наш рабочий выходит из процесса производства иным, чем вступил в него. На рынке он противостоял владельцам других товаров как владелец товара «рабочая сила», т. е. как товаровладелец – товаровладельцу. Контракт, по которому он продал капиталисту свою рабочую силу, так сказать, черным по белому фиксирует, что он свободно распоряжается самим собой. По заключении же сделки оказывается, что он вовсе не был «свободным агентом», что время, на которое ему вольно продавать свою рабочую силу, является временем, на которое он вынужден ее продавать, что в действительности вампир (капиталист. – Н.С.) не выпускает его до тех пор, «пока можно высосать из него еще одну каплю крови, выжать из его мускулов и жил еще одно усилие». Чтобы «защитить» себя от «змеи своих мучений», рабочие должны объединиться и, как класс, заставить издать государственный закон, мощное общественное препятствие, которое мешало бы им самим по добровольному контракту с капиталом продавать на смерть и рабство себя и свое потомство. На место пышного каталога «неотчуждаемых прав человека» выступает скромная Magna Charta (Magna Charta Libertatum – Великая хартия вольностей. – Ред.) ограниченного законом рабочего дня, которая «наконец устанавливает точно, когда оканчивается время, которое рабочий продает, и когда начинается время, которое принадлежит ему самому». Quantum mutatus ab illo! (Какая перемена по сравнению с тем, что было! – Выражение из поэмы Вергилия «Энеида». – Ред.)»[390 - Там же. С. 310–311.].
Глава 10
Норма и масса прибавочной стоимости
Здесь, как и раньше, предполагается, что стоимость рабочей силы, а следовательно, та часть рабочего дня, которая необходима для воспроизводства и сохранения этой рабочей силы, представляет собой величину данную, постоянную.
При таком предположении вместе с нормой прибавочной стоимости, т. е. относительной величиной степени эксплуатации рабочего, дана и масса прибавочной стоимости, т. е. абсолютная величина последней, которую определенный рабочий доставляет капиталисту за определенный период времени. Например, если необходимый труд составляет 6 часов в день, или в денежном выражении 3 шилл., равные 1 талеру, то этот 1 талер представляет собой дневную стоимость одной рабочей силы, или капитальную стоимость, авансированную на покупку этой одной рабочей силы. Далее, если норма прибавочной стоимости равна 100 %, то этот переменный капитал в 1 талер производит массу прибавочной стоимости в 1 талер, или рабочий доставляет ежедневно капиталисту массу прибавочного труда в 6 часов.
Но переменный капитал есть денежное выражение стоимости не одной рабочей силы, а совокупной стоимости всех рабочих, которые одновременно употребляются капиталистом в течение рабочего дня. Следовательно, стоимость этого капитала «равна средней стоимости одной рабочей силы, помноженной на число употребляемых рабочих сил. Поэтому при данной стоимости рабочей силы величина переменного капитала прямо пропорциональна числу одновременно занятых рабочих. Таким образом, если дневная стоимость одной рабочей силы=1 таллеру, то необходимо авансировать капитал в 100 таллеров, чтобы эксплуатировать 100 рабочих сил, и в n таллеров, чтобы ежедневно эксплуатировать n рабочих сил.
Точно так же, если переменный капитал в 1 таллер, дневная стоимость одной рабочей силы, производит ежедневно прибавочную стоимость в 1 таллер, то переменный капитал в 100 таллеров производит ежедневно прибавочную стоимость в 100, а капитал в n таллеров – ежедневную прибавочную стоимость в 1 таллер x n. Следовательно, масса производимой прибавочной стоимости равна прибавочной стоимости, доставляемой рабочим днем отдельного рабочего, помноженной на число применяемых рабочих»[391 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 312–313.].
Вскрывая взаимосвязь между массой прибавочной стоимости, нормой прибавочной стоимости и величиной авансированного переменного капитала[392 - Следует иметь в виду, что здесь речь идет прежде всего о влиянии величины авансированного переменного капитала на изменение нормы и массы прибавочной стоимости. Ибо сама по себе норма прибавочной стоимости, т. е. степень эксплуатации рабочей силы, выраженная отношением массы прибавочной стоимости к переменному капиталу. не дает полного представления о самой этой массе, так же масса прибавочной стоимости сама по себе не показывает степень эксплуатации рабочей силы, т. е. норму прибавочной стоимости. Ведь при одной и той же норме прибавочной стоимости массы ее могут быть разными. Наоборот, одинаковые массы, т. е. величины прибавочной стоимости, имеют место при совершенно разных нормах эксплуатации.], К. Маркс сформулировал три закона.
Первый закон гласит: масса производимой прибавочной стоимости определяется величиной авансированного переменного капитала, умноженной на норму прибавочной стоимости, или сложным отношением между числом одновременно эксплуатируемых одним и тем же капиталистом рабочих сил и степенью эксплуатации отдельной рабочей силы.
Если мы обозначим массу прибавочной стоимости через M, прибавочную стоимость, доставляемую отдельным рабочим в среднем за один день, через m, переменный капитал, ежедневно авансируемый на покупку одной рабочей силы, через v, общую сумму переменного капитала через V, стоимость средней рабочей силы через k, степень ее эксплуатации через
и число применяемых рабочих через n, то получим две тождественные формулы определения массы прибавочной стоимости:
При этом предполагается не только то, что стоимость средней рабочей силы есть величина постоянная, но и то, что применяемая капиталистом совокупность рабочих сведена к среднему рабочему. Конечно, могут быть исключительные случаи, когда производимая прибавочная стоимость возрастает не пропорционально числу эксплуатируемых рабочих, но тогда и стоимость самой рабочей силы не остается постоянной, она изменяется.
Отсюда следует, что при производстве определенной массы прибавочной стоимости уменьшение одного фактора может быть возмещено увеличением другого фактора. Например, если переменный капитал уменьшается и одновременно норма прибавочной стоимости повышается в той же самой пропорции, то масса производимой прибавочной стоимости остается неизменной. Так, при сохранении вышеуказанных предположений капиталисту приходится авансировать 100 талеров для того, чтобы ежедневно эксплуатировать 100 рабочих. Если норма прибавочной стоимости понизится до 50 %, то этот переменный капитал в 100 талеров будет доставлять ежедневно прибавочную стоимость в 50 талеров, или в 3x100 рабочих часов. Если же норма прибавочной стоимости повысится в два раза, или рабочий день удлиняется с 6 до 12 часов, то уменьшенный наполовину переменный капитал (капитал в 50 талеров), тем не менее приносит прибавочную стоимость опять-таки в 50 талеров, или 6x50 рабочих часов. «Следовательно, уменьшение переменного капитала может быть компенсировано пропорциональным повышением нормы эксплуатации рабочей силы, или уменьшение числа занятых рабочих может быть компенсировано пропорциональным удлинением рабочего дня. Таким образом, в известных границах вынуждаемое капиталом предложение труда независимо от предложения рабочих[393 - «Этот элементарный закон, по-видимому, неизвестен господам из лагеря вульгарной политической экономии – они, эти архимеды, наоборот, воображают, будто в определении рыночных цен труда спросом и предложением нашли точку опоры, – не для того, чтобы перевернуть мир, а для того, чтобы остановить его.» / Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. С. 314 (прим.).]. Наоборот, уменьшение нормы прибавочной стоимости оставляет массу прибавочной стоимости без изменения, если пропорционально возрастает величина переменного капитала, или число занятых рабочих»[394 - Там же. С. 314.].
Однако эта компенсация числа занятых рабочих, или величины переменного капитала, повышением нормы прибавочной стоимости, или удлинением рабочего дня, имеет известные границы, которые капиталист не может переступить. Поэтому какова бы ни была стоимость потребляемой им рабочей силы, а стало быть, составляет ли рабочее время, необходимое для поддержания ее носителя – рабочего, 2 и 10 часов, во всяком случае совокупная стоимость, которую этот рабочий может производить ежедневно меньше стоимости, в которой овеществлены 24 рабочих часа, меньше 12 шилл. или 4 таллеров, если таково денежное выражение этих 24 рабочих часов овеществленного труда. При нашем прежнем предположении, согласно которому ежедневно требуется 6 рабочих часов для того, чтобы воспроизвести потребляемую капиталистом рабочую силу, или авансированную на ее покупку капитальную стоимость, переменный капитал в 500 талеров, который применяет 500 рабочих при норме прибавочной стоимости в 100 %, или при12-часовом рабочем дне, производит прибавочную стоимость в 500 талеров, или в 6x500 рабочих часов. Напротив, переменный капитал в 100 талеров, ежедневно применяющий 100 рабочих при норме прибавочной стоимости в 200 %, или при 18-часовом рабочем дне, производит соответственно массу прибавочной стоимости лишь в 200 талеров, или в 12x100 рабочих часов. Причем вновь созданная им стоимость, включающая в себя стоимость переменного капитала и прибавочную стоимость, никогда, ни в какой-либо день не может достигнуть суммы в 400 талеров, или 24x100 рабочих часов. Ведь абсолютная граница рабочего дня всегда меньше 24 часов.
Из вышеизложенного вытекает второй закон, суть которого такова: уменьшение переменного капитала компенсируется увеличением нормы прибавочной стоимости, или уменьшение числа занятых рабочих – повышением степени их эксплуатации. По словам К. Маркса, этот закон «важен для объяснения многих явлений, возникающих из тенденции капитала, о которой мы будем говорить позже, – тенденции возможно больше сокращать число занимаемых им рабочих, или свою переменную составную часть, превращаемую в рабочую силу, что находится в противоречии с другой его тенденцией – производить возможно большую массу прибавочной стоимости. Наоборот. Если масса применяемых рабочих сил, или величина переменного капитала, возрастает, но не пропорционально уменьшению нормы прибавочной стоимости, то масса производимой прибавочной стоимости понижается»[395 - Там же. С. 315.].
Основные положения первого и второго законов приводят к третьему закону, который вытекает из определения массы производимой прибавочной стоимости двумя главными факторами – нормой прибавочной стоимости и величиной авансированного переменного капитала. Например, если дана норма прибавочной стоимости, или степень эксплуатации рабочей силы, и стоимость самой рабочей силы, или величина необходимого рабочего времени, то отсюда следует, что чем больше переменный капитал, тем больше масса производимой стоимости, а стало быть, и прибавочной стоимости. Если же дана граница рабочего дня, а также граница его необходимой составной части, то масса производимой стоимости и прибавочной стоимости зависит исключительно от той массы труда, которую капиталист приводит в движение. Но это движение данной массы труда (при вышеуказанных предположениях) зависит от массы рабочей силы, или числа рабочих, которых капиталист эксплуатирует, а их число, в свою очередь, определяется величиной авансированного переменного капитала. «Следовательно, при данной норме прибавочной стоимости и данной стоимости рабочей силы, массы производимой прибавочной стоимости прямо пропорциональны величинам авансированных переменных капиталов»[396 - Там же.]. Такова суть третьего закона.
Как известно, капиталист делит свой капитал на две части. Одну часть он затрачивает на средства производства. Она образует его постоянный капитал. Другую часть он затрачивает на рабочую силу. Соответственно эта часть образует его переменный капитал. Разумеется, в рамках данного (капиталистического) способа производства в различных отраслях производства имеет место различное деление капитала на постоянную и переменную составные части. Более того, даже в одной и той же отрасли производства соотношение этих составных частей изменяется вместе с изменением технической основы и общественной комбинации процесса производства. Но как бы не распадался данный капитал на постоянную и переменную составные части, например, как 1:2, или 1:10 или 1:х, это нисколько не затрагивает содержание третьего закона, так как согласно ранее проведенному анализу стоимость постоянного капитала, хотя и проявляется в стоимости произведенного продукта, тем не менее она не входит во вновь созданную стоимость. В самом деле, чтобы применить 1000 прядильшиков, требуется, конечно, больше сырого материала, веретен и т. д., чем для того, чтобы применить 100 прядильщиков. Если допустим, что стоимость этих добавочных средств производства повышается, падает или остается неизменной, или же допустим, что она будет велика или мала, то ни в одном из этих случаев последняя не окажет никакого влияния на процесс увеличения стоимости, осуществляемый потребляемыми капиталистом рабочими силами, которые приводят эти средства производства в движение. «Следовательно, констатированный выше закон принимает такую форму: производимые различными капиталами массы стоимости и прибавочной стоимости, при данной стоимости и одинаковой степени эксплуатации рабочей силы, прямо пропорциональны величинам переменных составных частей этих капиталов, т. е. их составных частей, превращенных в живую рабочую силу.»[397 - Там же. С. 316.]
Таким образом, согласно третьему закону, единственным источником стоимости, а стало быть, и прибавочной стоимости, является величина авансированного переменного капитала. Имея в виду это положение, К. Маркс обращал внимание на то, что оно вступает в противоречие со всем опытом практической деятельности капиталиста, основанной на внешней видимости явлений. Дело в том, что на поверхности буржуазного общества прибавочная стоимость, принимая превращенную форму прибыли, выступает как порождение всего авансированного капитала, а не только его переменной составной части. Поэтому если определять массу прибавочной стоимости (при неизменной ее норме), исходя из величины последней, то в различных отраслях производства должны существовать неодинаковые нормы прибыли. В действительности же, несмотря на наличие различных размеров переменного капитала в различных отраслях производства, эти нормы прибыли уравниваются в общую (среднюю) норму прибыли. По словам К. Маркса, для разрешения этого кажущегося противоречия требуется еще много промежуточных звеньев, которые не могут быть рассмотрены на данном этапе исследования[398 - В этой связи К. Маркс писал: «Каждый знает, что владелец хлопчатобумажной прядильной фабрики, который в процентном отношении ко всему применяемому капиталу применяет относительно много постоянного и мало переменного капитала, не получает от этого меньше прибыли, или прибавочной стоимости, чем хозяин пекарни, который приводит в движение относительно много переменного и мало постоянного капитала. Для разрешения этого кажущегося противоречия требуется еще много промежуточных звеньев, как в элементарной алгебре требуется много промежуточных звеньев для того, чтобы понять, что
/
может представлять действительную величину. Хотя классическая политическая экономия никогда не формулировала этого закона, однако она инстинктивно придерживается его, потому что он вообще представляет собой необходимое следствие закона стоимости. Она пытается спасти его посредством насильственной абстракции от противоречий явления. Позже мы увидим, как школа Рикардо споткнулась об этот камень преткновения. Вульгарная политическая экономия, которая действительно так ничему и не научилась, здесь, как и везде, хватается за внешнюю видимость явления в противоположность закону явления. Она полагает в противоположность Спинозе, что «невежество» есть достаточное основание». / Там же. С. 316–317.].
Развивая свою мысль, К. Маркс указывал, что труд, ежедневно приводимый в движение совокупным капиталом, можно трактовать как один – единственный рабочий день. Например, если число занятых рабочих равно 1 миллиону, а средний рабочий день состоит из 10 миллионов часов, то «при данной продолжительности этого рабочего дня – определяются ли его границы физическими или социальными условиями – масса прибавочной стоимости может быть увеличена только посредством увеличения числа рабочих, т. е. рабочего населения. Увеличение населения образует здесь математическую границу производства прибавочной стоимости совокупным общественным капиталом. Наоборот. При данной численности населения эта граница определяется возможным удлинением рабочего дня»[399 - Там же. С. 317.].
Как видим, здесь выявляется существенная связь или внутренняя зависимость – длины рабочего дня и величины вовлекаемого в производство рабочего населения, а также направление обоюдного воздействия этих факторов на массу прибавочной стоимости. Следовательно, третий закон показывает, что наряду с пределами рабочего дня увеличение рабочего населения образует границу производства абсолютной прибавочной стоимости совокупным общественным капиталом.
Из вышеизложенного следует, что производство предполагает наличие достаточной суммы денег или стоимости, которая может быть превращена в капитал в руках отдельного его владельца. При этом минимум переменного капитала представляет собой цену издержек на одну рабочую силу, употребляемую ежедневно в течение всего года для извлечения прибавочной стоимости. Если бы рабочий располагал своими средствами производства, и если бы он выступал в таком качестве, то ему было бы вполне достаточно рабочего времени, необходимого для воспроизводства его жизненных средств, допустим, 8 часов в день. Соответственно и средств производства рабочему требовалось бы на 8 рабочих часов. Напротив, капиталист, который сверх этих 8 часов заставляет рабочего выполнять еще, допустим, 4 часа прибавочного труда, нуждается в добавочной денежной сумме, необходимой для приобретения добавочных средств производства. При таком предположении капиталисту пришлось бы применять, допустим, двух рабочих уже для того, чтобы на ежедневно присваиваемую (отчуждаемую) прибавочную стоимость жить именно так, как живет каждый рабочий, т. е. удовлетворять свои необходимые потребности. Но в этом случае целью производства было бы поддержание жизни капиталиста, а не увеличение богатства. Между тем при капиталистическом производстве предполагается последнее.
Именно поэтому «для того чтобы жить только вдвое лучше обыкновенного рабочего и превращать снова в капитал половину производимой прибавочной стоимости ему пришлось бы вместе с числом рабочих увеличить в восемь раз минимум авансированного капитала. Конечно, он сам, подобно своему рабочему, может прилагать свои руки непосредственно к процессу производства, но тогда он и будет чем-то средним между капиталистом и рабочим, будет «мелким хозяйчиком». Известный уровень капиталистического производства требует, чтобы все время, в течение которого капиталист функционирует как капиталист, т. е. как персонифицированный капитал, он мог употреблять на присвоение чужого труда, а потому и на контроль над ним и на продажу продуктов этого труда. Средневековые цехи стремились насильственно воспрепятствовать превращению ремесленника-мастера в капиталиста, ограничивая очень незначительным максимумом число рабочих, которых дозволялось держать отдельному мастеру. Владелец денег или товаров только тогда действительно превращается в капиталиста, когда минимальная сумма, авансируемая на производство, далеко превышает средневековый максимум. Здесь, как и в естествознании, подтверждается правильность того закона, открытого Гегелем в его «Логике», что чисто количественные изменения на известной ступени переходят в качественные различия»[400 - Там же. С.318. «Та минимальная сумма стоимости, которой должен располагать отдельный владелец денег или товаров для того, чтобы превратиться в капиталиста, изменяется на различных ступенях развития капиталистического производства, а при данной ступени развития различна в различных сферах производства в зависимости от их особых технических условий. Некоторые отрасли производства уже при самом начале капиталистического производства требуют такого минимуму капитала, которого в это время нет в руках отдельных индивидуумов. Это вызывает, с одной стороны, государственные субсидии частным лицам, как во Франции в эпоху Кольбера и в некоторых немецких государствах до нашего времени, с другой стороны, – образование обществ с узаконенной монополией на ведение известных отраслей промышленности и торговли – этих предшественников современных акционерных обществ.» / Там же. С. 319.].
Резюмируя вышеизложенное, К. Маркс выделил некоторые главные пункты.
Во-первых, в процессе производства капитал осуществляет командование над трудом, т. е. над действующей рабочей силой, или самим трудом наемного рабочего. Как персонифицированный капитал, капиталист наблюдает за тем, чтобы рабочий выполнил свою работу наилучшим образом и с надлежащей степенью интенсивности.
Во-вторых, в процессе данного производства капитал предстает как принудительное отношение, заставляющее рабочий класс выполнять значительно больше труда, чем того требует узкий круг его собственных жизненных потребностей. Будучи потребителем чужого трудолюбия, высасывателем прибавочного труда и эксплуататором рабочей силы, капитал по своей энергии, ненасытности и эффективности далеко превзошел все прежние системы производства, покоящиеся на прямом присвоении (отчуждении) принудительного труда.
В-третьих, капитал подчиняет себе труд сначала при тех технических условиях производства, при которых он его первоначально застает. Иными словами, капитал не сразу изменяет способ производства. Производство прибавочной стоимости в той (абсолютной) форме, которая рассматривалась до сих пор, т. е. посредством простого удлинения рабочего дня, представлялось поэтому независимым от каких-либо перемен в самом способе производства.
В-четвертых, «если мы рассматриваем процесс производства с точки зрения процесса труда, то рабочий относится к средствам производства не как к капиталу, а просто как к средствам и материалу своей целесообразной производственной деятельности. На кожевенном заводе, например, он обращается с кожей просто как с предметом своего труда. Он дубит кожу не для капиталиста. Иное получится, если мы будем рассматривать процесс производства с точки зрения процесса увеличения стоимости. Средства производства тотчас же превращаются в средства высасывания чужого труда. И уже не рабочий употребляет средства производства, а средства производства употребляют рабочего. Не он потребляет их как вещественные элементы своей производственной деятельности, а они потребляют его как фермент их собственного жизненного процесса; а жизненный процесс капитала заключается лишь в его движении как самовозрастающей стоимости. Плавильные печи и производственные здания, которые ночью отдыхают и не высасывают живой труд, представляют собой «чистую потерю» («mere loss») для капиталиста. Поэтому плавильные печи и производственные здания создают «притязание на ночной труд» рабочих сил. Простое превращение денег в вещественные факторы процесса производства, в средства производства, превращает последние в юридический титул и принудительный титул на чужой труд и прибавочный труд»[401 - Там же. С. 320.].
Раздел четвертый
Производство относительной прибавочной стоимости
Глава 11
Понятие относительной прибавочной стоимости
Напомним, до сих пор К. Маркс исходил из того, что необходимое рабочее время, или та часть рабочего дня, в течение которой производится лишь эквивалент оплаченной капиталистом стоимости рабочей силы, суть величина постоянная. И она действительно является таковой при данных условиях капиталистического производства, на данной ступени экономического развития буржуазного общества.
Однако сверх этого необходимого рабочего времени рабочий может работать, например, 2, 3, 4, 5, 6 и т. д. часов. Именно от размеров этого удлинения зависят норма прибавочной стоимости и пределы рабочего дня. Следовательно, если необходимое рабочее время является постоянным, то весь рабочий день, напротив, представляет собой величину переменную. Как мы видели, поэтому между классом капиталистов и рабочим классом развернулась ожесточенная борьба за установление нормального рабочего дня.
Предположим, что даны: а) общая продолжительность рабочего дня; б) разделение последнего на необходимый и прибавочный труд. Пусть, например, линия ac представляет собой двенадцатичасовой рабочий день, отрезок ab – десять часов необходимого труда, а отрезок bc – два часа прибавочного труда, тогда мы получим следующее графическое изображение:
Рабочий день
a____________________________b_______________c
В этой связи возникает вопрос: каким образом капиталист может увеличить производство прибавочной стоимости, иными словами, – каким образом он может удлинить прибавочный труд без всякого дальнейшего удлинения рабочего дня, т. е. без удлинения линии ac или независимо от всякого дальнейшего ее удлинения?
Несмотря на то, что граница рабочего дня ac дана, тем не менее прибавочный труд bc может быть, по-видимому, удлинен, если не путем расширения за предельный пункт с, который является в то же время конечным пунктом рабочего дня ac, то путем перемещения начального пункта прибавочного труда b в противоположном направлении, в сторону а, т. е. к исходному пункту рабочего дня. Допустим, что в линии ас новый отрезок b? – b равен половине bc, т. е. одному рабочему часу. В таком случае получим следующее графическое изображение:
Рабочий день
a_____________________b?_______b_______________c
Если мы предположим теперь, что при данном (двенадцатичасовом) рабочем дне ас пункт b отодвинется до пункта b?, то bc соответственно расширяется до размеров b?с, т. е. прибавочный труд увеличится наполовину, с двух часов до трех, хотя рабочий день по-прежнему остается неизменным. Но такое расширение прибавочного труда с bc до b?с (с 2 часов до 3), очевидно, невозможно без одновременного сокращения необходимого труда с аb до аb?, т. е. с десяти часов до девяти. Следовательно, «удлинению прибавочного труда соответствовало бы в данном случае сокращение необходимого труда, или часть того рабочего времени, которое рабочий до сих пор фактически употреблял на себя, должна превратиться в рабочее время, затрачиваемое на капиталиста. Изменению подверглось бы при этом не длина рабочего дня, а та пропорция, в которой рабочий день распадается на необходимый и прибавочный труд»[402 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 323. «С другой стороны, очевидно, что сама величина прибавочного труда дана, если даны продолжительность рабочего дня и стоимость рабочей силы. Стоимость рабочей силы, т. е. рабочее время, необходимое для ее производства, определяет собой рабочее время, необходимое для воспроизводства ее стоимости. Если один час труда выражается в количестве золота, равном половине шиллинга, или 6 пенсам, и если дневная стоимость рабочей силы составляет 5 шилл., то рабочий должен работать ежедневно десять часов, чтобы возместить дневную стоимость своей рабочей силы, уплаченную ему капиталом (капиталистом. – Н.С.), или произвести эквивалент стоимости необходимых ему ежедневно жизненных средств.» / Там же.].
Таким образом, величина прибавочного труда определяется здесь путем вычитания сократившегося необходимого рабочего времени из всего рабочего дня. Но в этой связи возникает другой вопрос: каким образом капиталист может сократить необходимое рабочее время и тем самым увеличить прибавочный труд с двух часов до трех? Самый простой способ состоит в том, что капиталист может, конечно, уплатить рабочему за дневную стоимость его рабочей силы вместо, например, 5 шилл. только 4 шилл. 6 пенсов или даже еще меньше. Допустим, что для воспроизводства этой стоимости, составляющей в денежном выражении 4 шилл. 6 пенсов, достаточно было бы 9 рабочих часов, а потому на долю прибавочного труда теперь пришлось бы вместо двух часов три (при 12-часовом рабочем дне), а сама прибавочная стоимость возросла бы с 1 шилл. до 1 шилл. 6 пенсов. Однако такой результат может быть достигнут лишь путем понижения заработной платы ниже стоимости рабочей силы, величина которой определяется общественно необходимым рабочим временем, затраченным на ее воспроизводство. Поэтому, имея всего 4 шилл. 6 пенсов, производимые рабочим в течение 9 часов, он тем самым располагает на ?
меньшим количеством жизненных средств, чем раньше. Следовательно, здесь происходит лишь неполное воспроизводство его рабочей силы.
Отсюда видно, что «в данном случае прибавочный труд может быть удлинен лишь путем нарушения его нормальных границ, его область может быть расширена лишь путем узурпации части необходимого рабочего времени. Хотя этот метод увеличения прибавочного труда играет очень важную роль в действительном движении заработной платы, здесь он должен быть исключен, так как по нашему предположению все товары, – а следовательно, и рабочая сила, – продаются и покупаются по их полной стоимости. Раз это предположено, причиной уменьшения рабочего времени, необходимого для производства рабочей силы или для воспроизводства ее стоимости, может быть не понижение заработной платы рабочего ниже стоимости его рабочей силы, а лишь понижение самой этой стоимости. При данной длине рабочего дня возрастание прибавочного труда происходит вследствие сокращения необходимого рабочего времени, а не наоборот – сокращение необходимого рабочего времени вследствие возрастания прибавочного труда. Для того, чтобы в нашем примере необходимое рабочее время уменьшилось на ?
, т. е. с 10 часов до 9, а следовательно, прибавочный труд возрос с 2 до 3 часов, необходимо действительное понижение стоимости рабочей силы на ?
»[403 - Там же. С. 324.].
Но такое понижение стоимости рабочей силы предполагает, в свою очередь, что то же самое количество жизненных средств, потребляемых рабочим, которое раньше производилось в течение 10 часов, теперь производится в течение 9 часов. Однако это невозможно без повышения производительной силы труда в соответствующих отраслях производства. Допустим, что при наличии данных средств производства сапожник может изготовить в течение 12-часового рабочего дня лишь одну пару сапог. Для того чтобы он мог в тот же самый срок изготовить две пары сапог, производительная сила его труда должна удвоиться, а она, в свою очередь, не может удвоиться без изменения средств и методов затрачиваемого труда этого сапожника или того и другого одновременно.
Следовательно, должна «произойти революция в производственных условиях его труда, т. е. в его способе производства, а потому и в самом процессе труда. Под повышением производительной силы труда мы понимаем здесь всякое вообще изменение в процессе труда, сокращающее рабочее время, общественно необходимое для производства данного товара, так что меньшее количество труда приобретает способность произвести большее количество потребительной стоимости. Итак, если при исследовании производства прибавочной стоимости в той ее форме, в какой мы ее до сих пор рассматривали, способ производства был предположен нами как нечто данное, то теперь для понимания производства прибавочной стоимости путем превращения необходимого труда в прибавочный труд, совершенно недостаточно предположить, что капитал овладевает процессом труда в его исторически унаследованной, существующей форме и лишь увеличивает его продолжительность. Необходим переворот в технических и общественных условиях процесса труда, а следовательно, и в самом способе производства, чтобы повысилась производительная сила труда, чтобы вследствие повышения производительной силы труда понизилась стоимость рабочей силы и таким образом сократилась часть рабочего дня, необходимая для воспроизводства этой стоимости.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
