Петровские казармы

скачать книгу бесплатно


Гришин расслабленно откинулся на спинку стула и, скептически улыбаясь, предложил:

– А вы попробуйте меня переубедить.

– Это, знаете ли, недурственная мысль! – оживился Уваров. – И я решительно настроен переменить вашу позицию. Не верите мне, бог вам судья. Поверьте фактам! Не станете же вы отрицать очевидного?

– Смотря что считать очевидным. – Ухмыльнулся сыщик.

Ротмистр небрежно махнул рукой.

– Смею вас уверить, в нашем случае все крайне банально. Вы, сколь я могу судить, ведете расследование убийства моего сослуживца?

Андрей неопределенно пожал плечами и ответил уклончиво:

– Предположим… Но для начала докажите, что он был вашим, как вы говорите, сослуживцем.

– Не предвижу ни малейших затруднений. Вы, надо полагать, присутствовали при осмотре тела и составлении протокола? – Андрей утвердительно кивнул в знак согласия. – Превосходно. Стало быть, вам известны некоторые обстоятельства, о коих человек сторонний, а тем паче с покойным близко не знакомый, осведомлен быть не может. Спросите, о чем сочтете нужным, по своему усмотрению, и, коли с ответом не оплошаю, мы разом с недоверием-то и покончим.

– Почему нет? Давайте попробуем, – охотно согласился Гришин.

Он тут же разыскал нужный документ и пробежал его глазами. Мысленно сыщик уже он потирал руки в предвкушении. Ну, господа шутники-затейники, сейчас я вас утру, мало не покажется… А вдруг этот ротмистр не бутафорский и говорит чистую правду? – промелькнула в голове предательская мысль. Но трезвый рассудок напрочь отверг подобное предположение. Ерунда. Чудес не бывает.

– Значит, так. Начнем с вопроса попроще. Какие сигары, при жизни, разумеется, курил покойный?

– Гаванские. Сколько мне помниться, «Упманн», – не раздумывая отрапортовал ротмистр.

Гришин почти физически ощутил, как где-то глубоко внутри шевельнулся червь сомнения.

– Какой у него был портсигар?

И опять последовал четкий ответ:

– Самый обыкновенный, коричневой кожи с такой, знаете, латунной застежкой.

Сомнение с новой силой заявило о своих правах. Андрею стало немного не по себе, и он прибег к спасительной, как ему показалось, уловке:

– Что изображено на пряжке поясного ремня убитого?

Ротмистр усмехнулся, всем своим видом давая понять: ну-ну, проверять меня вздумал… и терпеливо разъяснил:

– В наследие от кавалерийской формы Жандармскому корпусу достались двухшпеньковые ременные пряжки, на коих изначально каких-либо изображений, а тем паче украшений, не предусмотрено, – он указал на свой ремень. – Ежели угодно, можете удостовериться.

Это еще ничего не значит, успокаивал себя Гришин: кто-то мог ознакомиться с протоколом, скажем, в прокуратуре… Хотя, марка сигар там точно не указана… И вообще, к чему такие сложности, если хочешь попросту разыграть ближнего?

– Андрей Иванович, – негромко сказал Уваров доброжелательным тоном, полным сочувствия и понимания, – поверьте, не так давно сам я нечто подобное изведал и чувства ваши вполне уразуметь способен. А посему по мере сил хотел бы вам помочь. У Погожева на шее, слева имеется небольшое родимое пятно, а на правой руке шрам, следствие падения с яблони в отрочестве. Мне сии частности известны, ибо всякий офицер, поступающий на службу в Корпус, предварительно проходит врачебное освидетельствование, и соответствующая запись присутствует в личном деле подпоручика… Сверьтесь с вашими бумагами. Уверен, такого рода подробности отражены в них надлежащим образом.

Андрей привык во всем идти до конца. Словно утопающий за соломинку, он ухватился за предложение ротмистра, быстро нашел и выдернул из скоросшивателя будущее заключение судмедэкспертизы. Надо же, пригодилась «рыба»… Как чувствовал. Не зря к Петровичу заезжал… Сейчас разберемся… Так, где у них тут описательная часть? Вот! Особые приметы: «…в восьми сантиметрах ниже левого уха на шее трупа присутствует пигментный невус* темно-коричневого цвета диаметром около пяти миллиметров…» и «…на внутренней стороне правого предплечья имеется застарелый продольный шрам длиной шесть сантиметров». Кажется, приплыли. Крыть нечем.

Слишком много совпадений, чтобы не принимать их в расчет. Это что же получается? Выходит, чудес никто не отменял, и розыгрыш здесь совершенно ни при чем? Сказать, что Гришин был ошеломлен, значит не сказать ничего. А каковы, по-вашему, должны быть ощущения человека, живущего в более или менее упорядоченном мире, где все подчинено более или менее понятным, веками выработанным, правилам, когда вдруг в одночасье выясняется, что все не так или, по крайней мере, не совсем так, как он до сих пор себе представлял? Ни с того, ни с сего появляется некто… И – хлоп! – привычный мир переворачивается, если не с ног на голову, то уж с боку на бок точно. С таким положением вещей трудно свыкнуться вот так, одномоментно. Андрею захотелось сделать то, что, наверное, сделал бы любой, окажись он в его шкуре, – побыстрее поставить точку в этом мучительном самокопании.

– А скажите, у вас… – он замешкался, подбирая слова. – Ну, там у вас… Сейчас который день, месяц, год?

Вопрос прозвучал по-детски наивно и неуверенно, но Уваров, нимало не смутившись, ответил:

– Двадцать второе мая одна тысяча восемьсот пятьдесят второго года от Рождества Христова.

Значит, Лешка был прав, с уважением вспомнил Андрей расчеты эксперта. Мундир, сигары, спички… Всё, принадлежавшее убитому, действительно, родом из середины девятнадцатого столетия. Выходит, между нами – в смысле, между мной и ротмистром, да и тем мальчишкой-подпоручиком – пропасть в сто пятьдесят семь лет… Рассказал бы мне кто такое еще вчера, точно не поверил бы… Он собрался было прикинуть, насколько соответствует дата, названная Уваровым, нынешней, с учетом разницы, возникшей после перехода России со старого стиля летоисчисления на новый, но вовремя передумал, решив не усложнять и без того непростую ситуацию. История с календарями давняя, путаная, и не ему, Гришину, с его, надо честно признать, весьма поверхностными познаниями в этой области, заниматься переложением дат. Тем более что в сложившихся обстоятельствах подобные мелочи решающего значения не имели. А потому он, повинуясь привычке, лишь зафиксировал в памяти двенадцатидневную разницу между двадцать вторым мая и третьим июня.

*Пигментный невус – медицинский термин, обозначающий то, что в просторечии называют родинкой или родимым пятном.

Под натиском вала трудноопровержимых аргументов Гришин сдался. Чертова логика его доконала. Вполне возможно, со временем всему найдется разумное объяснение, а пока единственное, что остается – смириться с существующим положением вещей и начать смотреть на происходящее как на данность… Он смущенно кашлянул и неуверенно заговорил:

– Доводы и вправду веские… Против очевидного не попрешь… А значит, у меня нет оснований не доверять вашим словам. Стало быть, вы, Владимир Михайлович, располагаете информацией, которая может оказаться полезной в расследовании убийства… – Андрей пристально посмотрел на собеседника и медленно, растягивая слова, закончил: – …вашего сослуживца, подпоручика Погожева?

– Весьма может статься, что так, – сдержанно подтвердил Уваров.

– В таком случае, господин ротмистр, я весь – внимание.

Гришин снова стал сыщиком и приготовился слушать, до поры выбросив из головы всякие сомнения в реальности творящегося здесь, да и в собственной адекватности тоже. Усевшись поудобнее, ротмистр принялся рассказывать. Поначалу некоторые непривычные речевые обороты гостя вызывали у Андрея невольную усмешку, которую приходилось прятать, наклоняя или отворачивая голову, но скоро он привык и перестал реагировать на подобные мелочи.

– Мая третьего дня одна тысяча восемьсот пятьдесят второго года, в четыре часа пополудни в Москве свершено было злодейское нападение на ювелирный магазин Генриха Конрада Болина. Предвижу, вам едва ли ведомо, что названный господин приходится младшим братом Карлу Эдуарду Болину. А это – фигура, скажу я вам… Придворный ювелир и оценщик Кабинета его императорского величества, вхожий во все императорские дворцы. Выполняет крупные заказы августейшей фамилии, занимается оценкой и переоценкой коронных украшений и, помимо того, имеет также доступ к наиболее редкостным камням из запаса Кабинета и «государевой шкатулки». Нынешнее положение Карла Болина при дворе таково, что ее величество государыня императрица Александра Федоровна соблаговолила стать крестной матерью его младшей дочери…

Уваров сделал весомую паузу, для того, вероятно, чтобы дать Гришину время осознать всю важность и значимость персоны придворного ювелира, а заодно и его московской родни. Андрей счел за благо промолчать, поскольку до сегодняшнего дня не имел ни малейшего представления ни о братьях Болинах, ни о «государевой шкатулке»… Словом, никак не отреагировал, но всем своим видом продемонстрировал готовность слушать дальше, и ротмистр вернулся к прерванному повествованию:

– Генерал-майор Перфильев, начальник Управления второго округа Корпуса жандармов, получил именное повеление немедля озаботиться розыском преступников и во что бы то ни стало вернуть похищенные драгоценности. Производство расследования по данному делу возложено было на меня со всеми вытекающими отсюда последствиями, как то: наделение вашего покорного слуги самыми широкими полномочиями, от передачи в полное мое распоряжение всех городских полицейских сил до предоставления права требовать оказания всяческой поддержки в проведении следствия от любых иных государственных учреждений и частных лиц. Не скрою, в случае успешного завершения расследования и возвращения уворованного в целости и сохранности, обстоятельства для моего карьерного роста могли бы сложиться исключительно благоприятно. Ну а ежели нет… – он посмотрел на Гришина, словно ища понимания. – Невзирая на значительные перемены, имевшие место быть в государственном устройстве России за прошедшие сто пятьдесят семь лет…

Андрей изумленно вздернул бровь. Ого! А господин ротмистр неплохо информирован для представителя позапрошлого века. Интересно, откуда такая осведомленность? Но Уваров, нисколько не смутившись таким проявлением удивления, как ни в чем не бывало продолжил:

– Предположу, уважаемый Андрей Иванович, что вам, конечно же, ведомо, каковыми бывают последствия для тех, кто не сумел оправдать чаяний высокого начальства в делах подобного рода. Перспективы самые неблагоприятные от продолжения службы где-нибудь в губернском захолустье до отставки… Токмо, как дед мой говаривал, наперед печаловаться суть дело неблагодарное, а службу править все одно надобно.

Да уж, последствия известны, мысленно согласился со сказанным Гришин. Чуть что коснется какого-нибудь важного чинуши или его родственничков, так весь личный состав на уши поставят, сразу жесткий контроль, всемерная поддержка на словах, а на деле, вместо того чтобы нормально работать, бегаешь на доклад к руководству по два раза на дню. Причем, если результат будет положительным, то из сводки узнаешь, что преступление, оказывается, раскрыто не тобой, а группой товарищей – как правило, начальников разного ранга – и, что особенно важно, под руководством и при непосредственном личном участии кого-нибудь из генералов. Если же обстоятельства сложатся не ахти как, все шишки – это уж само собой – посыплются на непосредственного исполнителя. А тут неприятности у особ, приближенных к государю императору, и последствия неудачи будут, пожалуй, покруче, чем разнос в кабинете у высокого начальства. Остается только посочувствовать господину ротмистру. Впрочем, сам Уваров, похоже, с фатальным безразличием относился как к возможному служебному взлету, так и, к вполне вероятному, падению. Наметанный глаз оперативника распознал в сидящем перед ним жандармском следователе родственную душу. Рыбак рыбака, как говорится… Для таких главное что? Охотничий азарт. Поиск. Результат. А карьера – дело десятое…