Третья

скачать книгу бесплатно


«ты должен знать всё о человеческом организме»;

«Богдасар, ты сын врача, ты будешь врачом!»;

Но наш Богдасар уникум, для себя он решил по-другому. В возрасте пятнадцати лет самостоятельно написал прощение и отнёс его в реестр, конечно же, его отправили домой, а вечером мать клокотала пунцовая от гнева. Отцу устроили взбучку на работе и даже вызвали на собрание в реестр.

– Я буду астронавтом! – Гордо заявил брат и его не волновали материнские вопли, или отцовские грустные пристыженные вздохи, что он не эталон для своего сына.

– Твой отец, врач и ты будешь врачом, – упорствовала наша мать.

– Его прадед был лётчиком, а дед должен был стать астронавтом, он каждую неделю на протяжении двадцати лет поднимался на землю. А потом и вовсе работал испытателем на авиастроительном полигоне. – Поддержала бабушка Марта. Это был единственный раз, когда всегда спокойная бабушка Марта так бойко выступила.

– Мама?

– Он может продолжить дело деда, реестр подобное разрешает! – Богдасар прыгал, почти касаясь головой каменного потолка, а наследующий день отправился с бабушкой Мартой в реестр. А через месяц пришло уведомление, что он зачислен в корпус механиков-строителей, чем и гордится, по сей день.

– Третья, помоги мне посуду оттереть. – Бабушка Лиз настойчиво требовала моего участия, собирая пластиковую посуду, точно из такого же материала что и наш обеденный белый стол.

Внутри что-то сжалось.

Мы собрали испачканную посуду, погрузили в объёмный тёмно-серый таз на кухне, немного налили воды и принялись оттирать остатки желе и овощей от тарелок.

– Третья? – Я молча ожидая подвоха. – А кто привёз тебя домой? – Едва прошептала она, так чтобы никто не слышал.

– Мне стало плохо, – сбивчиво начала я, но с бабушкой Лиз так нельзя. Она не только эталон женственности и красоты, но и мудрейший человек из всех, кого я знаю. Будучи ребёнком, я даже верила, что она умеет читать мысли. Выдохнув, всё же решила сознаться, – Я чуть не попала под вездеход. Так торопилась домой, чтобы успеть до прихода Маргаритки, что чуть не попала…

– Третья! – Почти зашипела она. – Ты понимаешь…

– Да, да… Я буду очень осторожной.

– Ты могла погибнуть. Третья, ты…

– Я знаю. – Голос дрогнул пережитыми эмоциями, слёзы снова подступили к глазам.

– О, девочка моя, – вдруг пролепетала бабушка Лиз. – Гормоны-то плещут.

Я была ошарашена её словами, так и застыла, смотря глаза в глаза.

– Взрослеешь. – Улыбались её ярко-голубые глаза.

– Нет, это просто эмоции. Это…

– Эти эмоции из-за того, что ты становишься девушкой. Тебе уже скоро восемнадцать. Ох, как быстро летит время в этом сером подземелье. – Она усиленно тёрла тарелку.

– Я просто переволновалась, я видела управителя сегодня. – Выпалила, хотя чётко решила никому не говорить ни о нём, ни о Марсе Нарышкином.

Глаза бабушки Лиз вспыхнули почти огнём, она смотрела на меня пронизывающе.

– Главный управитель. – Повторила она, я смотрела в её яркие голубые глаза с опушкой темных ресниц.

– Бабушка Лиз, а правда, что у людей, родившихся на поверхности у всех яркие глаза? Как у тебя?

– Правда. – Буркнула она, уперев взгляд в оттираемую тарелку.

– У него глаза, как у тебя, он тоже родился на поверхности?

– Тоже.

– Но он такой… Молодой – подбирала я слова, чтобы не обидеть бабушку.

– Молодой. – Засмеялась она, – а кряхтит, как старик.

Наш разговор прервали. Папа вкатил на кухню бабушку Марту, дочь Лиз, хотя выглядели они, словно их родство перепутали местами, и Марта была скорее не дочерью, а матерью Лиз. Сейчас даже моя мать выглядела старше само?й Лиз.

– Мама, дай мне пить. – Прохрипела бабушка Марта.

Пока бабушка Лиз наливала воду в стакан, я сравнивала их лица, не удержавшись от вопроса:

– Значит, люди, рождённые на поверхности, выглядят всегда моложе, чем те, кто родился в нашем мире?

– Третья к чему такие рассуждения? – Прервала меня бабушка Марта.

– Наша детка уже любовь крутит. – Иронично усмехнулась бабушка Лиз, откинув прядь рыжевато-золотистых волос на затылок.

– Я не кручу…

– Третья, это ж неплохо. Любить это прекрасно. – Прервала меня бабушка Марта, едва держа стакан с водой.

– Но не на вездеходах разъезжать с подкупольниками. – Она очень не любила жителей купола, именуя их не иначе как «подкупольники».

– На вездеходах? – Бабушка Марта прижала руку к груди. – Мам, а может, и неплохо. Может она…

– Марта, – рявкнула бабушка Лиз, – не хочу слышать. – И ещё усердней принялась тереть тарелку.

– Может, её ждёт другая жизнь, посмотри на нас, мы же муравьи. А там…

– Марта, – почти по слогам повторила бабушка Лиз.

– А если полюбит? Ты ж ради любви всё бросила. Любила же отца.

– Ох и несносной старухой ты стала Марта, – бабушка Лиз не поднимала глаза.

– Мама, – улыбнулась бабушка Марта, – Третья особенная. Она с самого рождения другая. Она же на тебя похожа, даже больше, чем я, она словно твоя копия. Это говорила даже… – и бабушка Марта закашлялась.

Пока я бегала за баллоном, бабушка Лиз держала её за руку, успокаивая? «Дыши аккуратно, мелкими вдохами. Вдох».

Бабушка Марта, подышала кислородом из баллона и почти стала засыпа?ть, с ней всегда так происходило после приступа.

– А кто твоя? – Упёрлась взглядом в бабушку Лиз. Наши одинаково синие глаза пересеклись, мне было невыносимо и почти страшно, но я не отводила глаз.

– Неважно. Всё хорошо Марта, всех хорошо. – И она укатила бабушку в их спальню.

Практически вся посуда уже бала оттёртой, оставалось только ещё раз промыть чистой водой и сложить в полиэфирные конверты, чтобы они не покрывались пылью.

– Третья. – Бабушка Лиз села на низкий табурет, взяв меня за руки, и посмотрела мне прямо в глаза. – В этом мире не так много хорошего, а точнее, ничего уже хорошего не осталось, но, если полюбишь, люби.

– Я нет… нет. Я не влюбилась. – Она расхохоталась, поцеловав мою руку. – Бабушка.

После того как семья сестры поселилась у нас, заняв мою комнату, меня переселили к бабушкам, мы стали больше общаться и, конечно, мы с ними стали ближе. Лишь в выходной шла спать на кухню, чтобы они не будили меня рано утром своим радио.

В этот вечер мы допоздна сидели на кухне, и пили чай с травами. Наша Ясмин была почвоведом, как и мама и даже превзошла её в этом. Сестра, имея доступ к хранившимся разных молекул, жидкостей, семян, в криогенной заморозке. То есть всего того, что может понадобиться человечеству в будущем на новой планете. При помощи биологической модификации ей удалось выращивать редкие, давно утраченные растения. Как-то в день бабушки Лиз, она принесла капсулу с сильно пахнувшей травой, а бабушка воскликнула:

– Мята? Мята! Ясмина, где ты её раздобыла? Мята! Я так любила чай с мятой и мятные пастилки.

Оказался, это был заговор бабушки Марты с внучкой. Марта заблаговременно попросила её вырастить немного мяты, разморозив всего одно семя, тогда ещё начинающей лаборантке – почвоведу удалось вырастить за полгода целый куст в небольшом стаканчике. Мне казалось, я впервые видела бабушку Лиз такой довольной, а под вечер она даже танцевала с моим папой, которого всегда попросту игнорировала.

В тот вечер бабушка Лиз достала свою заветную жестяную коробку, мы пили, как она выражалась: «настоящий чай, а не этот подземный суррогат».

– А почему люди, рождённые на земле моложе тех, кто родился под землёй? Это из-за пыли? – Спросила я, её полушёпотом.

– Из-за пыли, – улыбнулась она.

– Она так плохо влияет на организм? Не только на лёгкие? – Не унималась я.

– Из-за другой пыли, – почти рассмеялась бабушка Лиз и оглянулась. Всё уже разбрелись по комнатам, и в коридоре никого не было.

– Из-за какой другой пыли?

– Третья. – Недовольно выдохнула бабушка Лиз. – Ты такая любопытная что, если бы я не знала собственный характер, подумала бы, что тебя подбросили к нам под дверь. – Смеялась она, приглаживая мои волосы. – Другая пыль, это не совсем пыль. Это нечто другое.

– А что же?

– Это «что» громадная тайна. И очень скверная. – Говорила, она, растягивая слова.

Я нахмурилась, словно отведав чего-то кислого, не понимая её слов.

– Скверная?

– Очень.

– А что ты помнишь прекрасного? – Я ловко подменила тему, научившись этому у сестры.

– Прекрасного? – Пожала она губами. Небо, ветер, дождь и снег, там было всё прекрасно! – Прошептала она и рассмеялась.

Странная у меня бабушка Лиз. День уже давно закончился и электричество убавили. Плезнер периодически мигал оповещением «режим», но мне было хорошо вот так сидеть на четырёхметровой кухне и болтать со своей прабабушкой, мудрей которой не было человека в нашем мире.

Этот день был лишь небольшой передышкой перед опустошением, которое испытали чуть позже.

Бабуля, моя милая бабуля. Её не стало спустя несколько месяцев. Бабушка Марта умерла, как и многие от поражения лёгких, её давно уже мучила бронхиальная астма, сейчас этим страдает практически каждый.

Последние дни она сипела так сильно, что практически каждый её вздох был слышен так же хорошо, как скрежет металла о каменные стены. Мама плакала ночами на кухне, а выходя, пыталась улыбаться, но припухшие глаза выдавали её.

Бабушка Марта всё время хрипела, одно и то же: «скорее бы конец, я так больше не могу». Возможно, она согласилась бы на то, чтобы врачи ввели ей инъекцию, как и всем тем, кто устал жить, но она верила в небо. Бабушка называла его богом, много о нём рассказывала, хотя не видела его ни разу, а только слышала о нём от своей мамы. Эти же рассказы слышала и я. Может быть, оно или он, и правда существует.

Прожила она почти девяносто лет, а маму родила, когда ей было почти сорок, моим родителям сейчас уже почти по пятьдесят. Они считаются долгожителями среди своего поколения. Не представляю, чтобы сейчас у них был ещё ребёнок. До этого у бабушки Марты был сын, но он умер, когда ему было девятнадцать лет, и поэтому она решилась родить ещё раз, так появилась мама.

Мы всё узнали ту секунду, когда бабушка Марта перестала жить. Никак не могу произнести слово «умерла». Она просто затихла, и мы больше не услышали скрежет её дыхания. Она словно отключилась от питания.

На следующий день нам выдали денежную компенсацию, забрав её месячный резерв кислорода, талоны на воду, тепло и продукты. Мама, не переставая всхлипывать, отложила очередной раз чеки в подпольный сейф.

Её маму, мою бабушку в тот же день отвезли на подъёмник, мы провожали её до самых ворот, затем шлюзы закрылись, и лифт увёз её на поверхность с такими же, как и она, неработающими телами, завёрнутыми в полиэфирные полотнища с гербом нашего мира и датой отправки на поверхность.

В этот день мы с бабушкой Лиз обе расположились спать на кухне, находится в нашей спальне, было невыносимо грустно. Когда уже убавили электричество до минимума, мы ещё сидели за сложенным миниатюрным столиком и пили чай. Бабушка Лиз взяла меня за руку и погладила по голове, добавив: «ты должна знать всю правду».

Мне казалось, я не готова к тому, что она тогда рассказала, это очень сильно изменила моё представление о происходящем, изменила мои мысли, просто разделила жизнь на «до» и «после».

– Не знаю, что вам сейчас рассказывают на ваших уроках, – она недовольно поджала губу. – Но, я хочу рассказать тебе правду!

Я нервно сглотнула, приоткрыв рот.

– Пусть. Это, и будет тебе казаться странным, но это моя правда. Я многое пережила, даже смерть единственной дочери, которая никогда так и не увидела настоящей красоты.

Бабушка как-то странно смотрела, опустив взгляд, на свои руки, сжимая пальцы.

– Люди во всём виноваты сами. Всё! И я в том числе, как всё живущие на земле, под землёй. – Осеклась она. – Даже не знаю с чего, начать…

Помедлив, она продолжила.

– Когда-то люди действительно жили на земле, а не скрывались, словно крысы в норах под её поверхностью. Ты многое слышала об этом за свою жизнь, на даже представить не можешь всю красоту и радость той жизни. Небо действительно было цвета твоих глаз, а может, они больше похожи у тебя на морские глубины… – Она подняла взгляд смущённый, слегка потерянный, словно была чем-то сильно расстроена. – На земле было много прекрасного, каждый день был особенным. Тогда, ещё было лето, это не потому, что так написано в календаре, а когда жарко и люди загорали под солнечными лучами на солнце. Лето сменялось осенью, и листья на деревьях желтели не потому, что перегорел прожектор или дерево перестали поливать, а тому, что так устроила природа. Тёплый ветер срывал жёлтую и багряную листву, кружил их стаями, орошая землю дождями, укутывая спокойствием и безмятежностью. Затем с наступлением зимы, природа укутывала землю белым покрывалом снега крупными хлопьями, падающего с неба. Снег, это белые очень красивые кусочки льда, точнее, замёрзшей воды, ох, трудно это объяснить. – Выдохнула она, – затем наступала весна, всё расцветало и зеленело.

Я слушала и вглядывалась в черты её лица, страх охватил всё моё существо, а может, от горя она сошла с ума, как дедушка, нашего соседа Лето.

– Пока не наступили страшные годы. Всё началось с войны, никому не нужной войны жадных людей. Людей, которым всё время было мало власти и денег. Они словно дьяволы питались людской болью, и пили людские слёзы. Люди ведь настолько глупы, что во всех бедах винят кого-то другого, не думая о том, что во многом виноваты сами.

Я кивала, не понимала, но покорно слушала, смотря в её ярко-синие глаза.

– Страны нападали друг на друга, по разным, но очень глупым причинам. И вот в ход пошло огнестрельное оружие, ракеты, самолёты, танки, бомбы. Всё, что создало человечество за всё эти годы. Но страшное было впереди. – Она со всей злостью сжала бледные губы, словно хотела причинить себе боль. – А потом. Потом вход пошло самое страшное оружие. Ужасней придумать, мне кажется, невозможно.

Я замерла в ожидании. Помедлив, бабушка махнула рукой, словно отгоняя назойливых насекомых. Это означало, что она не хочет говорить дальше, но я не сдавалась и едва слышно процедила:

– Что же было этим страшным.

– Людей начали травить. Много тогда писали об этом, много. Про химическое оружие и даже показывали кадры. С неба падал белый, словно высушенный снег, больше похожий на пепел. Люди в ожогах, корчащиеся от удушья животных с выпадающей шерстью, падавших замертво птиц, но ведь всё было страшнее. По миру уже бушевало оружие пострашнее. Биологическое оружие. Оно вызывало у людей заболевания, излечится от которых, было невозможно. Кто был сильнее и крепче, то адаптировался и выживал. Это было самым порочным и безжалостным убийством за всё время.

Она переключилась на воспоминания о моём детстве, затем что-то словно вспомнив что-то, обернулась, уйдя в свою комнату. Бросив меня с роем мыслей словно, металлические пчёлы на кустах тепличных гибридах. Я натёрла оставшиеся тарелки и налила воду в бойлер наутро. Маму очень раздражало, когда утром у неё нет горячей воды, чтобы приготовить завтрак и это бы грозило примерно такими же последствиями, как если лишить её кладовки с продуктами.

Бабушка Лиз вернулась, развеяв мои измышления, демонстрируя увесистую коробку.

– Здесь самое сокровенное… всё, что осталось… у меня.