Первая любовь

Евгения Свирикова

Первая любовь

Первая любовь Коли Иванова

Первая любовь настигла Колю Иванова в седьмом классе. Его одноклассница Саша Куракова вдруг стала выделяться на фоне других девчонок. И вроде все в ней было по-прежнему: те же длинные темные волосы, та же улыбка, одновременно взрослая и детская, та же увлеченность древним Египтом и живописью. Впрочем, может быть, с Сашей действительно не произошло никаких изменений, а поменялся сам Коля. Прежде девчонки были для него такими же друзьями, как и мальчишки, и Саша в том числе. Но однажды это закончилось.

На уроке геометрии Саша вышла к доске решать задачу про равнобедренные треугольники, а Коля, скучая, смотрел на падающий за окном снег. И вдруг сквозь поскрипывание мела о доску и шепот с соседней парты, он услышал ее голос. Это было словно наваждение. Саша как будто не говорила, а пела. И пела она вовсе не о треугольниках, а о чем-то светлом, чистом и необыкновенно возвышенном. У Коли перехватило дыхание, он с восторженным недоумением посмотрел на Сашу так, будто увидел ее впервые.

Несколько дней Коля не мог найти себе места: этот новый образ Кураковой не шел у него из головы. Промучившись неделю, Коля отважился на решительные действия. Он пригласил Сашу после уроков на дополнительный компот с булочкой в школьной столовой и прямо рассказал о своих чувствах. Коля не думал о последствиях, он просто больше не мог молчать. Поэтому ответ Саши совсем не удивил его. Куракова, будучи тонко чувствующей натурой, поверила в искренность Колиных слов, и они обоюдно договорились с этого дня вместе ходить домой после школы и делать уроки.

Спустя неделю, перемены в Колином поведении заметили его лучшие друзья – Лешка и Антон. Коля перестал хулиганить, а каждый день после уроков неизменно шел провожать Сашу домой. Он целиком и полностью отдался этому неизведанному чувству. Сдержанная и скромная Саша открылась для него с новой стороны. Она была веселой, умела слушать и, как оказалось, у них было много общего. Помимо египетских древностей и рисования, Саша здорово играла в настольный футбол и всегда говорила правду, а честность Коля очень ценил.

– Давай договоримся всегда быть честными друг с другом? – сказала однажды Саша, стоя возле закипающего чайника. – Взрослые так часто врут. Я не хочу быть такой же.

– Давай, – без раздумий согласился Коля.

Он на всю жизнь запомнил этот момент. Сашино лицо было серьезно-красивым в обрамлении темных волос, а вокруг, словно туман, клубился пар от чайника. И ничего больше в целом мире не было. Коля сделал шаг вперед и впервые поцеловал Сашу. Клятва была скреплена. Вместе, честно, навсегда.

Лешка и Антон, еще не познавшие первой любви, мягко говоря, Колю не одобряли. Его поведение казалось им глупым и смешным. Да и Куракова была, по их мнению, не чета Семеновой Таньке. Вот уж в кого можно было влюбиться – блондинка с голубыми глазами, с не по годам развитой фигурой. Семенова была тайной мечтой всех мальчишек. Даже те, кто еще в силу возраста не определились со своими вкусовыми пристрастиями, считали своим долгом сделать Таньке неуклюжий комплимент или незаметно подбросить в ее рюкзак пакетик с соленым арахисом, который Таня очень любила. Коля Иванов стремительно терял свой авторитет среди друзей и однажды вечером был вызван на серьезный мужской разговор.

– Ты ведешь себя не по-мужски, Колян, – закуривая папину сигарету, с вызовом сказал Антон, – чего ты привязался к этой Кураковой? Она же ни о чем.

– Завязывай, братан, – поддержал его Лешка.

Коля уже было хотел рассказать друзьям все, как есть, но что-то в выражении их лиц остановило его. И Коля наигранно ответил:

– Я же просто прикалываюсь, пацаны.

– Не похоже, Колян, – прищурив правый глаз, сказал Антон. – Какие-то у вас шуры-муры.

Парни рассмеялись. Коле не хотелось смеяться вместе с ними, но еще больше ему не хотелось разойтись во мнениях с друзьями, и поэтому он наигранно засмеялся.

– Да она нужна мне как собаке пятая нога, – входя в неприятную роль, сказал Коля.

– А ты докажи. Если ты настоящий мужик, пройдись с Семеновой за руку на виду у своей Кураковой. У настоящего мужика всегда много телок, пусть она видит и ценит, сама еще за тобой бегать будет. И мы тоже посмотрим. Ну, что? Горазд, Колян?

Внутри у Коли что-то сжалось. Ему не хотелось соглашаться, но пристальные взгляды друзей не давали и малейшего шанса выйти из этой ситуации, кроме как принять их пари. И Коля согласился, изобразив из себя настоящего мужика.

На следующий день ребята подговорили Семенову за две пачки соленого арахиса пройтись с Колей за руку до столовой. Таня согласилась и они пошли. Коля краснел, бледнел, хотел вырваться и убежать, но затылком он чувствовал взгляды друзей и они его очень крепко держали. Чувствовал он и еще что-то. Он знал, что Саша смотрит на него. Смотрит и не понимает, как он может идти в столовую с Семеновой, да еще и за руку, ведь даже с ней он за руку еще не ходил. Коля чувствовал Сашину боль на расстоянии. Ему так хотелось провалиться сквозь школьный пол в этот момент и больше никогда не показываться на глаза Саше и самому себе.

Антон и Лешка были довольны, их друг выдержал испытание. В завершение операции «Настоящий мужик», Коля должен был подойти к Саше, и как ни в чем не бывало заговорить с ней. Коля уже был готов вместо этого извиниться перед Сашей, он бы так и сделал, если бы Антон не сидел неподалеку. И Коля пошел, уже не совсем понимая, ради чего он все это делает.

– Ты сделала домашку? – максимально непринужденно спросил Коля.

Саша подняла голову и, Коле показалось, что сейчас она застрелит его в упор своим взглядом.

– Ты совсем больной, Иванов? – сказала она.

– Обиделась что ли? – спросил Коля. – Не бери в голову, у меня с ней ничего нет. Просто я мужчина. Ну, ты же понимаешь.

Коля слышал свой голос так, будто это говорил не он, а кто-то другой. Больше всего сейчас Коле хотелось как следует наподдать обладателю этого голоса за то, что он обижает Сашу.

Куракова пристально посмотрела ему в глаза.

– Ты напыщенный идиот, вот ты кто! Не подходи ко мне больше!

Коля ухмыльнулся и пошел к друзьям. Они одобряюще похлопали его по плечу и весело рассмеялись.

В ту ночь Коля никак не мог уснуть. В его голове крутились события прошедшего дня. Дорога в столовую, довольный свист друзей, Семенова со своими липкими ладонями и два пакета соленых орешков: все смешалось в голове у Коли. Он накрыл голову подушкой, и ему явилась Саша – необыкновенно красивая. Она снова обыгрывала его в настольный футбол и задорно смеялась. Ее длинные волосы спутались, и она пыталась расчесать их пальцами. Коля вспомнил, как он пообещал никогда ее не обманывать. Он сел на кровати и заметил, что уже светало. Коля подошел к окну и, увидев свое отражение, с отвращением отвернулся. Теперь он сел за стол и попытался написать письмо Саше. Писал и зачеркивал, не сумев подобрать нужных слов. Так он и заснул – за час до будильника, в обрывках исписанной бумаги, сидя за столом.

Учебная четверть подходила к концу, оставалось всего несколько дней перед каникулами. Коля знал, что Саша полетит с родителями в Египет. Каждое утро Коля давал себе обещание поговорить с Сашей, все ей объяснить, но всегда находилось что-то, что его сдерживало. Почти всегда это были друзья, с которыми Коля, снова проводил много времени. Но теперь он все чаще задумывался, что же их связывает на самом деле? А иногда Коле было просто страшно и неловко, и это держало еще больше, чем друзья.

В последний день перед каникулами Коля пришел раньше всех. На этот раз он твердо решил поговорить с Сашей, ведь ее не будет целых 2 недели, а в 13 лет это непоправимо много. Коля вздрагивал и потел каждый раз, когда открывалась дверь кабинета. Но Саши все не было. И вот уже пришла Людмила Петровна, их классная, и закрыла за собой дверь. Саша никогда не опаздывала, и Коля написал записку Ане, ее подруге. Дрожащими руками он развернул листочек в клеточку и с ужасом прочитал, что Саша сегодня улетает и в школу она не придет. Время рейса 13-32. Коля взглянул на часы – было 9-20. У него осталось совсем мало времени, чтобы все исправить. Коля обернулся и посмотрел на Лешку и Антона. Это не они виноваты, а он сам.

Коля поднял руку и попросился выйти. Закрыв за собой дверь кабинета, он бросился бежать во весь дух. Вперед, к Саше! Ему так хотелось, чтобы Саша снова смеялась, а еще больше ему хотелось смеяться вместе с ней. Коля выбежал из школы и ощутил прохладу мартовского утра – он забыл куртку. На секунду Коля остановился, и хотел было вернуться, но тут же передумал и с удвоенной силой бросился вперед.

Саша жила недалеко от школы. Коля так спешил, что ему показалось, будто он бежит какой-то бесконечный кросс за первенство школы. Вон уже и Сашин подъезд, возле него стояла машина «такси». Не сбавляя темпа, Коля добежал до подъезда и в этот же момент дверь открылась. Из подъезда вышли родители Саши, Коля попытался с ними поздороваться, но он никак не мог отдышаться, поэтому смог только кивнуть и промычать что-то невнятное. Следом вышла она – Саша. К Коле моментально вернулась способность говорить, и он вдруг очень четко произнес:

– Саша, давай поговорим. Буквально две минуты! Пожалуйста.

Саша остановилась в недоумении, уже готовая отказать ему, но вдруг передумала и отдала свой чемодан отцу.

– Пап, я сейчас.

Они отошли в сторону и Коля, заранее не подготовившись, стал говорить все, что ему приходило в голову, не заботясь о связности предложений.

– Саша, прости меня, я такой идиот. Ты правильно обо мне сказала. Я обманул тебя, а мы ведь договорились, я же помню. Семенова мне не нужна, это друзья меня подговорили. Вернее… нет, они не причем, это я, только я во всем виноват! Они поспорили со мной, а я решил, что не могу им проиграть, но я не подумал о тебе. Ты понимаешь? Мне было важнее, что они подумают, а не то, что ты будешь чувствовать. Я такой дурак! Я так тебя обидел. Саша, я никогда так больше не поступлю, прости меня. Мы договорились быть с тобой всегда честными, и я сейчас говорю честно. Пожалуйста, поверь мне, Саша. Ты сможешь?

Саша молчала. За неделю, что они не общались, в ее глазах появилось значительно больше взрослого, а детское куда-то безвозвратно ушло. Коля готов был умереть прямо здесь, лишь бы она простила его. Прошло всего несколько секунд, но для Коли время словно замедлилось. Он перестал дышать и всем своим существом ждал Сашиного ответа. Наконец она тихо произнесла:

– Я попробую.

И, спустя мгновение, неуверенно улыбнулась.

Не верю

Часы показывали почти полночь. Вика на цыпочках прошла в детскую. Пятилетняя Сонечка – милая девочка в светлых кудряшках – крепко спала. Вика поправила дочери одеяло, так же тихонько вышла и закрыла за собой дверь.

Она взглянула на телефон – новых сообщений не было. Вика взяла сигареты и вышла на балкон, держа телефон в руке. Она закурила, облокотившись на перила, и стала вслушиваться в ночную тишину. Ее длинные светлые волосы развевались на ветру, путаясь между собой. Вдруг телефон завибрировал, а на экране отобразилось сообщение от Димы: «Спит?». «Спит» – быстро ответила Вика. «Тогда открывай, я за дверью» – ответ пришел незамедлительно. Вика потушила сигарету и вышла с балкона.

Аккуратно, чтобы не разбудить дочку, Вика открыла входную дверь. На пороге стоял молодой мужчина с проницательным взглядом.

– Привет, – шепотом сказал Дима и улыбнулся, – прости, репетировали допоздна.

Дима уверенно переступил порог квартиры и, проходя мимо Вики, поцеловал ее в щеку. Он по-свойски разулся, снял пальто и прошел на кухню, стараясь не шуршать пакетом с продуктами. Вика проследовала за ним и плотно закрыла кухонную дверь.

– У нас новый спектакль, – уже громче сказал Дима, открывая бутылку вина. – «Марию Стюарт» ставим. Ты бы отлично смотрелась в главной роли.

Вика скептически улыбнулась:

– Без меня справитесь. Тем более Мария у тебя и так есть.

Дима разлил вино по фужерам и теперь открывал коробку конфет.

– Ты же знаешь, она ушла из театра. Давай не будем больше об этом? Я уже миллион раз у тебя прощение просил…

Вика заглянула в холодильник и перебила его:

– Суп будешь?

– Нет, спасибо. Ел на репетиции недавно.

Вика закрыла холодильник и села за стол. Дима подвинул один фужер и конфеты к ней.

– Мне плохо без тебя, – сказал он. – Может, уже наигрались в развод?

Вика отвела взгляд.

– Не наигрались, – тихо сказала она.

– Нравится меня мучить? – спросил Дима.

Вика не ответила, задумалась, а потом сказала:

– Машке мог бы и дать роль, а не выгонять. Зря она что ли с тобой спала? Переспала с режиссером, а роль не получила. Как-то нечестно вышло.

– Она сама ушла, я ее не выгонял. Вик, – Дима положил свою руку поверх Викиной, – давай лучше о нас поговорим?

– Давай лучше в спальню пойдем, – сказала Вика, – вдруг Сонька в туалет проснется, заметит тебя. К тому же нам завтра рано в садик вставать.

Вика вошла в спальню, включила свет. Дима зашел вторым и свет выключил. Он обнял Вику и поцеловал ее в шею.

– Знаешь, я хотела тебе сказать… – шепотом начала Вика, – а я тебе тоже изменила.

Дима изменился в лице.

– Врешь, – сказал он.

Вика отрицательно покачала головой и включила свет. Она буднично взяла с комода расческу и начала причесывать свои длинные волосы, стоя спиной к Диме.

– Я на той неделе ходила на кастинг, встретила на студии однокурсника. Вот с ним. Тоже ничего серьезного, как у тебя.

Вика повернулась к Диме в ожидании его ответа, но он молчал.

– А ты думал, это легко – простить измену? – спросила она. – Теперь сам давай прощай.

– Как это было? – строго спросил Дима.

– Какая разница?

– Я задал прямой вопрос.

Вика вздохнула.

– Мы выпили, разговорились о прошлом, вспоминали учебу. Потом поехали к нему…

– И что дальше? – настойчиво спросил Дима.

– Ты прекрасно знаешь, что бывает дальше.

– Понравилось?

– А тебе с Машей понравилось? – язвительно произнесла Вика.

– Понравилось! – отрезал Дима.

В одно мгновение он уже был в коридоре. Дима быстро обулся, схватил пальто и открыл входную дверь. Вика вышла из комнаты следом, хотела что-то сказать, но не успела – дверь с грохотом закрылась. Ожидая, что Соня проснется, Вика зажмурилась. Но как только шаги ее мужа смолкли, в квартире воцарилась тишина.

Спустя пару часов Дима был прилично пьян. Он бесцельно слонялся по улицам ночного города, пока, наконец, не сел на остановке. Дима смотрел себе под ноги, как вдруг в поле его зрения попали еще четыре ноги в одинаковых кроссовках – пара поменьше и пара побольше.

Дима поднял голову и увидел парня с девушкой. Обоим на вид было едва больше двадцати. Они подошли к остановке и встали рядом, очевидно, ожидая такси. Девушка мило держала своего кавалера под руку, парень улыбался ей.

– Плохо играешь! – крикнул Дима.

Ребята обернулись.

– Простите? – переспросил парень.

– Да я не тебе. Девчонке. Плохо играешь, говорю!

Ребята засмеялись, стараясь сдержаться.

– Ты врешь ему, потому что не любишь! Под руку его взяла – это же штамп, банальщина! Никуда не годится.

Парень напрягся.

– Нет у вас любви! Если бы ты его любила, не спала бы с другими! – отчаянно крикнул Дима девушке.

– Мужик, придержи язык, – строго сказал парень.

– А ты не лучше! – Дима обратился к парню. – Можно подумать, она у тебя единственная! Я же вас насквозь вижу, бездарные вы актеры. Покажите мне страсть, покажите мне любовь настоящую, наконец!

Дима встал со скамейки и, шатаясь, побрел к ребятам. Девушка испугалась и спряталась за парня. Он заслонил ее своей спиной.

– Все равно не-ве-рю, – Дима с расстановкой произнес последнее слово.

– Проваливай по-хорошему, – серьезно сказал парень, – а то втащу.

– Врешь! – крикнул Дима перед самым его лицом.

Парень размахнулся и ударил Диму в челюсть. Дима отшатнулся, не удержался на ногах и упал на газон.

– Олег! – крикнула девушка. – Олег, не надо! Он же пьяный! Или сумасшедший…

– Ничего вы не умеете, и любить не умеете… – сплевывая кровь, уже тише сказал Дима, продолжая лежать на газоне.

К остановке подъехало такси.

– Олег, поехали! – девушка схватила парня за руку и потащила к машине.

В районе переднего пассажирского места открылось окно.

– У вас все в порядке? – спросил водитель.

– Нормально, – ответил Дима, небрежно махнув рукой.

Парень и девушка быстро сели на заднее сиденье, захлопнули дверь и машина тронулась. Дима сел на газоне и потер рукой опухшую челюсть, провожая взглядом такси.

– Сонь, поторопись! А то опять на завтрак не успеешь!

Застегивая на ходу блузку, Вика подгоняла дочь, которая не спеша чистила зубы в ванной. Вдруг Вика замерла, услышав, как входная дверь открывается ключами с обратной стороны. Соня продолжала чистить зубы и что-то напевать. В квартиру зашел Дима. Он больше не был пьян. На его лице заметными темно-красными пятнами выделялись свежие ссадины. Дима смотрел на жену влюбленными глазами, словно они только познакомились. Вика застыла в нерешительности.

– Соня! Папа с гастролей вернулся! – наконец, обрадованно сказала она.

Танцы

Я живу по-настоящему, когда танцую. Я танцую всегда: когда радостно, когда грустно. Иногда на самом деле, иногда в душе. Мне 28, я живу в поселке, который носит мое имя – Никита. Это в Крыму. Кто-то скажет, что счастье – жить в таком месте, а для меня это тюрьма, потому что больше всего я мечтаю танцевать на большой сцене. Когда мне было 10, я оказался в детском доме. Мать умерла, а отец… фактически его не было. Он отказался от родительских прав и сдал меня в детдом. Видимо, ему так было проще.

Машка танцует вместе со мной. Я зову ее Мышь. Она маленькая и хрупкая, но ничего не боится. Я выпустился из детского дома на четыре года раньше ее, поэтому ей пришлось устроиться горничной в отель, ведь единственное танцевальное рабочее место в нашем задрипанном ДК занял я. Мышь не в обиде. Она вообще не умеет обижаться. Мышь понимает все, кроме одного – почему она не может иметь детей. Врачи говорят, что это невозможно, а мы все равно продолжаем мечтать о семье, которой у нас не было. Мышь придумывает имена нашим вымышленным детям, но почти все они плохо звучат в сочетании с отчеством.

Мы вместе танцуем в ДК, когда там нет занятий. Я договорился с директрисой, и она разрешила приходить нам в любое время. Мы танцуем на главной сцене и представляем полный зал, который рукоплещет нам. Мы вообще очень много представляем, и я верю, что эти мечты обязательно сбудутся. Ведь должно когда-то и нам повезти?

И вот, это случилось.

Я шел домой, когда на телефоне пиликнуло уведомление – пришел ответ из шоу-балета «Симфония», куда я отправлял наши танцы. Нас с Мышью пригласили приехать в Питер на прислушивание. Мышь ушла с тренировки раньше, ей нездоровится. В последние дни слишком жарко. Домой я не шел, а летел, танцуя. По пути я успел заказать билет на поезд до Питера с отправлением в 3:55. Мы как раз успеем доехать до вокзала в Симферополе.

– Мышь! Собирай вещи! Мы едем в Питер в «Симфонию»! – радостно прокричал я, едва войдя в квартиру.

Но Мышь не обрадовалась. В руке она держала тест на беременность с двумя полосками, а на лице была озадаченность. Два чуда в один день – это слишком. В договоре с «Симфонией» было ясно сказано о беременности: «исключено».

Мышь смотрела на меня испытующим взглядом, а я не мог, просто не мог поверить, что мы никуда не поедем. Мне 28, это единственный и последний шанс. Машка, не отбирай его у меня.

В тот день мы впервые поругались. Я хлопнул дверью и ушел вместе с тренировочными вещами и забронированным билетом. Мышь осталась в слезах.

Я долго бродил по ночному поселку, много курил. Когда на часах было почти четыре, я вернулся домой с надеждой уговорить ее. Ответ по прослушиванию нужно было дать в течение трех дней, у нас еще есть время. Если Мышь смогла забеременеть сейчас, сможет и потом. Ей всего 24.

Когда я подошел к кровати, она спала, на лице от слез была размазана тушь. Мое сердце сжалось от любви к этой хрупкой девчонке. Я стал целовать ее и Мышь проснулась.

– Ты не уехал? – сквозь сон спросила она.

– Прости, – прошептал я. – Я никуда не поеду. Я написал им отказ. Ты выйдешь за меня?

Мышь удивленно на меня посмотрела, а потом радостно закивала. Я сомневался, но ее счастливые глаза говорили, что я все сделал верно.

Я не мог уснуть до утра. В голову лезли дурацкие мысли, но больше всего меня беспокоили ноги. Их бесконечно сводило судорогами. Это началось, когда я попал в детдом. Врачи говорили, что на нервной почве.

Утром Мышь щебетала о будущей свадьбе, а я едва мог встать с кровати. Она переживала за меня, но мы оба знали, что это психосоматика и скоро пройдет. Я был счастлив видеть ее такой восторженной, но в моей душе поселилось чувство безнадежности. Сегодня я должен был забрать заявление об уходе, которое накануне оставил в ДК. К вечеру Мышь ждала меня на праздничный ужин и просила не задерживаться.

Ноги почти не слушались. Я ковылял по парку по пути домой. Мышь сказала, что приготовила мое любимое мясо по-французски, а я не знал, как взглянуть ей в глаза и начать разговор. Она не останавливалась ни на минуту, и даже задавая вопрос мне, сама на него отвечала. Я лишь кивал. Но она говорила о свадьбе, а я думал о Питере. Она ждала, когда я заговорю первый, но я боялся. Я знал, что Мышь все замечает.

– Никит, в чем дело? – сказала она, наконец.

Я весь день пытался найти нужные слова, но все было не то. Мелко. Не убедительно. Подло. Но я врал не только ей, я врал себе, что смогу быть счастливым, зная, что даже не попробовал исполнить мечту. Мышь ждала ответа.

– Да не молчи ты! – вспылила она.

И я начал говорить. Я говорил и говорил, а она лишь молча слушала. Я говорил о мечте, о последнем шансе, о деле всей жизни, о ее эгоизме. Некоторые слова звучали страшно, но я уже не мог остановиться. Я признался, что не забрал заявление об уходе из ДК и не писал отказ в «Симфонию». Это стало последней каплей. Мышь накинулась на меня с кулаками и криками «Уходи!». Это было то, чего я так хотел, но радости я не испытал.

Я собрал вещи и ушел. Летом поезд на Питер ходит из Симферополя ежедневно в 3:55.

Спустя пять дней я ехал из Питера обратно. Вагон был полон счастливыми туристами. Они с восторгом тыкали пальцами в окна, когда поезд проходил по Крымскому мосту. Я думал о Маше. Я не говорил с ней с тех пор, как ушел в тот «праздничный» вечер. Через несколько часов мы увидимся. Она обязательно простит меня, ведь моя Мышь не умеет обижаться.

В поезде мне приснился сон – отрывок из моего детдомовского прошлого. Маленькая Маша тайком танцевала в классе под воображаемую музыку, а я любовался ей. Я думал, она меня не видит, но вдруг она обернулась и повела меня в класс. Так мы и познакомились. Ей тогда было шесть. Мышь стала учить меня танцевать, не смотря на сильную хромоту, и постепенно я смог нормально ходить. Мышь танцевала лучше меня, и мне тяжело было с этим смириться, не смотря на то, что я искренне ее любил.

В «Симфонии» удивились, почему я приехал один. Им нужна была наша пара. Я уговорил худрука посмотреть меня, но он прервал танец на первой минуте холодным «спасибо». Я оказался не нужен без Машки. Я пытался успокоить себя тем, что я все же попробовал исполнить мечту, а не отказался от нее. Я верил, Мышь поймет меня, и у нас будет семья, о которой мы тоже мечтали. Я улыбался нашему будущему и сам придумывал имя нашему ребенку.

Мы встретились на улице, у подъезда. Я бросился обнимать ее, но Мышь не ответила тем же. Она теперь стала какой-то чужой и холодной, и смотрела на меня пустым взглядом. Мышь слегка оттолкнула меня и сказала, что сделала аборт. Я не поверил своим ушам, но она повторила, а потом ушла.

Спустя два месяца Мышь уехала из поселка с моим именем, и я ее никогда не видел. С тех пор я больше не танцую.

Самый счастливый день

– Зачем он тебе? – спросила Наташа, лениво печатающая договор как бы между делом. – Ну, в самом деле. Ты не такая старая, не уродина в принципе. Найдешь себе мужика еще, родите своего.

Ей было уверенно за тридцать, но она до сих пор ощущала себя вчерашней выпускницей института. Наташа говорила это Ане, своей коллеге и единственной соседке по офису. Их компания занималась поставкой материалов для рекламных производств и девушки принимали заказы каждый будний день с 9 до 18, о чем свидетельствовала табличка на стеклянной двери их кабинета. Наташа была красавицей. Нежные черты лица, светлые волосы с легкой волной, удивленные голубые глаза. Одевалась она тоже со вкусом, да и подать себя умела.