500 лет назад – 3.3, или Кавалер ордена

А насчет последних событий – разумеется, те сведения, что Орден посылал со своими гонцами, от Дерпта до Нарвы и обратно, и приготовления феллинского кастеляна, не могли не просочиться от орденцев в городах и селах. Да и до сих пор перекрытый тракт на юг… По этому поводу, как знал Пимен, было даже собрание в ратуше, с приглашением орденцев, но – оно ничего не решило и ни до чего не договорилось. Ревельские орденцы сослались на отсутствие своего комтура и недостаточность сил после схватки на тракте, показавшей, что у врага, кто бы он там не был, наоборот – сила приличная (число этих неизвестных противников в рассказах их превышало число орденцев в стычке на перекрестке раза в два). Магистрат посетовал на перекрытый торговый путь и убытки, но – шевелиться орденцев не заставил, так как напомнено им было о том, что защищает Орден по их договору город – а в городе все в порядке. А трактом и… людьми теми – занимаются уже, и вскоре должны снять все преграды.

Разумеется, это все ушло в слухах в сам Ревель. Разумеется, и Пимен, и Торгаш об этом узнали. Если среди купцов разговоры на эту тему велись осторожно, то среди простого народа слухи ходили самые разные, вплоть до полной дичи. В любом случае, бургомистры были полностью в курсе реального состояния дел оба, и ван Баарен должен был прийти, вот только один, или с отрядом стражи, приказав заранее окружить дом Пимена?… Это был вопрос…

Трое. Их пришло трое – ван Баарен, нынче в темном, да еще в плащ закутанный, и два его охранника. Они пришли, как только начало смеркаться, их впустил Торгаш, и сам остался в комнате на первом поверхе, указав бургомистру лестницу наверх, где его уже встречал Пимен. Предупредив, что в доме больше никого нет, а кухарка отпущена (про пятерых своих людей, рассредоточенных поблизости, он уж говорить не стал), Пимен провел ван Баарена в комнату, оборудованную им вроде кабинета, где предложил садиться и налил тому вина (Пимен внизу угощал охрану пивом). Кабинет был обставлен по минимуму, разумеется, никакой роскоши тут не было – письменный стол да стулья, и шкаф для бумаг. Окно его выходило не на улицу, и света не было бы никому видно, и подслушать трудно. Но ганзеец, лишь скользнув взглядом по безликой мебели, к вину не притронулся, сразу перейдя к делу:

–Что вам стало известно? Что за… сведения?

–У меня для вас послание, господин бургомистр – вежливо отвечал Пимен – как оказалось, мой господин о вас знает. Прошу вас, прочтите – и достал из лежащего на столе пакета письмо, на нескольких листах. Взяв его, ван Баарен подвинул бумаги ближе к свету (на столе уже были зажжены свечи в подсвечниках) и начал читать: «Бургомистру Ревеля, Петеру ван Баарену, от Великого князя Рязанского Иоанна, ныне пресвитера Ордена Красного знамени, на землях бывшего Ливонского ордена, в замке старым именем Вайсенштайн (ныне Озерск) писано»…

Это, конечно, был самый важный момент. Самый важный – и самый опасный. Хотя, судя по вытаращенным глазам, ван Баарен такого не ожидал, а то среди всех вариантов развития событий Торгаш с Пименом рассматривали и тот, что он начнет сразу кричать, звать охрану и стражу… При этом, конечно, все было бы совсем плохо, но – обошлось, похоже, если были у бургомистра насчет Пимена какие-то подозрения, то – не такие. Впрочем, ганзеец быстро справился с первым шоком, и стал читать дальше. Пимен так и сидел, не двигаясь, и держа руки на столе, чтобы не нервировать человека… Князь писал все как есть. Ну, почти. Что был ему под его Рязанью послан человек из будущего, на пять сот лет отстоящего. Что рассказал тот о будущем многое, в том числе о падении Ливонского ордена, о возникновении нового течения христианства на севере Европы и об уходе в небытие Ганзы. Что падением Ордена, старого врага Руси, он решил воспользоваться, о новой религии, которую некий Лютер сейчас проповедует, и которая торговцам и ремесленникам, под гнетом папских епископов задыхающихся, по душе придется, готов рассказать, а насчет перспектив Ганзы – тот самый старец из будущего имеет свои предложения.

Писал он и о том, что вещи из будущего (и иные чудеса, в том числе картины живые) любому человеку, увидавшему их своими глазами, все противоречия и вопросы насчет их достоверности снимут, отчего и по достоверности других слов того старца сомнений не будет, и готовы они их бургомистру представить, кое-что – даже хоть в самом Ревеле. Писал, что и Великий князь, а ныне Государь Московский, об том все знает, и в ближайшее же время результаты его действий широко известны станут. Писал, что с этими знаниями и удалось им малыми потерями часть земель ливонских занять, и на остальные ливонские же земли замыслы у них имеются. Писал, что, хоть и неладные были у Руси с Ганзой до того в основном отношения, но с учетом знания будущего – есть им о чем договориться с взаимной выгодой.

Ну, и в конце писал, что отправил он человека своего в Ревель, чтобы узнать, можно ли там иметь с кем дело, и человек тот только его, ван Баарена, для того рекомендовал, как опытного, рассудительного и разумного. И что по его, князя, мнению – главным в любом городе один человек должен быть, как его не называй, хоть посадник, хоть наместник, хоть бургомистр. И он, князь, а ныне пресвитер, приносит извинения за волнение и беспокойство бургомистру, и передает от себя кое-что с теми извинениями, а в случае согласия его на сотрудничество – просит дальнейшее с человеком его и обсудить.

Когда ганзеец поднял глаза от бумаги, первым делом взгляд его зашарил по столу. Пимен без слов подвинул ему кубок, который ван Баарен выпил в два глотка, и после небольшой паузы снова перевел взгляд своих, теперь очень внимательных глаз, на Пимена.

–Извинения – сказал тот, пододвигая теперь еще пачку бумаг и коробочку.

Бургомистр, не колеблясь, сперва взял бумаги. «Ожидаемо» – подумал Пимен.

Там были те три заемных письма от мелких торговцев и письмо самого ганзейца, найденные в Вейсенштайне. Оригиналы. Это, собственно, уже были приличные деньги, очень приличные, но… Ван Баарен, быстро просмотрев бумаги, задумался, а Пимен тем временем аккуратно подвинул к нему ближе коробочку, понимая, что ничего еще не кончилось, и опытный и острожный ганзеец еще даже ни одного слова не сказал… Тот, выйдя из задумчивости, но все еще молча, коробочку подвинул к себе и открыл ее. Простая деревянная коробка светлого дерева, как сказали бы в 20 веке – со спичечный коробок, скрывала внутри кусочек черного бархата (где его взяла Магда в замке – вопрос отдельный, но сейчас не актуальный), на котором лежал перстень. Золотая вязь оправы выдавала знающему человеку его южное происхождение, а сам камень… Небольшой, с ноготь мизинца, голубовато-синий и даже вроде как с розовым, немного мутноватый, обработанный под округлый овал, без граней – под светом свечей он казался звездочкой, слабо мерцающей на столе, даже блики вроде как были… Пимен рассматривал до того перстень днем, и такой игры света не было, поэтому сейчас замерли оба. Ван Баарен в камнях разбирался, как видно, потому как после паузы ощутимо выдохнул… и перстень взял. Теперь уже так же ощутимо выдохнул Пимен.

–Рассказывай – как-то хрипло сказал ганзеец, пряча перстень, и Пимен плеснул еще вина (уже обоим) и начал рассказ.

Собственно, особо он ничего не добавил. Подтвердил, что все, что он ранее говорил – правда, и был он кормщиком у купцов псковских, да только довелось ему везти в прошлом году по осени людей, которые оказались князем рязанским, боярами его и тем самым старцем. Особо не вдаваясь в подробности, он подтвердил, однако, что старец тот из будущих времен, и вещи его, и бумаги, и повозка самоезжая о том прямо говорят, ну, а по словам его выходит, что доживают ордена последние годы, как Тевтонский, так и Ливонский, вот только там у него в будущем известно, что долгой войной кончится время их. Земли эти самые, где они сейчас находятся, будут неоднократно из рук в руки переходить, еще и свеи подтянутся, и разорена будет Ливония очень сильно, пока не распадется на ряд отдельных земель, когда Ливонский Орден о своем роспуске объявит. «И Ревель?» – нервно спросил ганзеец, «И Ревель» – отвечал Пимен, хотя не был уверен, но тут уж было не до таких тонкостей…

Ван Баарен хотел расспрашивать еще и еще, но Пимен напомнил, что время позднее, и не выйдет ли так, что кто-то заинтересуется – что так долго сам бургомистр тут делает… Тот, спохватившись, ушел, взяв обещание с Пимена завтра поутру к себе явиться, с заднего двора. Письма – и от князя, и заемные – он, конечно, тоже забрал. Пимен с Торгашом поблагодарили бога, что обошлось, но… ничего еще не было кончено. И ночью возле дома караулили их люди, и на следующий день Пимена провожали, кроме своего охранника, еще пара человек, приглядывая издалека. Но – бургомистр за ночь не передумал, и почти весь день (с перерывами на срочные дела, видимо) он расспрашивал Пимена обо всем. Как уж там в ратуше без него обошлись сегодня… Впрочем, они уже знали, что оба бургомистра вообще далеко не каждый день могут появляться в ратуше, а лишь когда им самим нужно, или на заранее назначенных важных совещаниях. Так что к вечеру Пимен ушел так же, с заднего входа, и, рассказывая Торгашу, как все прошло – еле ворочал языком, наговорился за день.

Бургомистр согласился на встречу с князем и старцем, выжав Пимена досуха. «Нет, все-таки ганзейцы – особая статья», думал Пимен перед сном – «для меня, пожалуй, рановато было лезть. Но… вроде, все прошло, как надо, ничего лишнего не ляпнул…». Разумеется, у ван Баарена везде на важных местах в городе были свои люди. Но… Если тот же Пимен, получив некое задание от князя, через одного Торгаша передавал его своим, то у бургомистра цепочка посредников для тайных дел, так сказать, была длиннее, и вероятность того, что кто-то поймет не так, или сведения уйдут на сторону, была высокой. Поэтому они договорились, что пока бургомистр не вмешивается ни во что (да и вмешиваться-то ему было и не во что – Пимен с Торгашом вызнали все, что нужно было), и только если (ну, вдруг) что-то пойдет не так – его люди помогут Пимену или Торгашу. На следующий же день их человек ушел передавать своим, что в Ревеле к встрече готовы, и вернулся обратно спокойно. Ну, а еще через пару дней число жителей дома увеличилось на пятерых – приехали князь, Петр и старец (с охраной, конечно).

…Когда в Озерск пришли сведения от Пимена, что клюнул бургомистр и пошел на контакт, говоря словами 20 века, стали они решать – кто поедет, и под каким видом. Вообще, ехать надо было старцу с телефоном и еще кое-чем из своего времени, князю – договариваться, как главному, ну, и собрался ехать Петр, потому как, если все выйдет, то ему надо будет на месте планировать, как и что делать далее, и о том тоже с бургомистром как-то разговор вести… Хорошо было бы еще и Федору поехать, о торговле да иных хозяйственных делах переговорить, но – отложили на то время, когда уже все в их руках будет, да и сам Федор сейчас был в постоянных разъездах по их землям, прихватив с собой Михайлу и Петьку (одного знали в деревнях по переписям, второй бойко болтал на всех языках) – в Ливонии начиналась весна. Решили в этот раз, что главным в их небольшом отряде будет именно Седов, вроде как иноземец, по этим местам путешествующий, а остальные – сопровождение его, охрана и слуги. По этому поводу он переоделся снова в свое, из 21 века, а князь с Петром, наоборот – оделись поскромнее, и, прихватив еще пару человек, они подались в Ревель, переночевав возле северной засеки, а выбравшись из своих холмов и выйдя на дорогу – западнее, вроде как от Хапсала.

Надо сказать, что за последнюю неделю, когда еще потеплело, понял Николай Федорович окончательно – что такое в это время весна, распутица, половодье, межсезонье… Лед на их озере держался только в середине, огромным полем, а вдоль всех берегов протаяли большие полыньи. Речка Пярну скинула лед совсем, но поднялась не сильно – как подсказал Якоб, больших подъемов уровня на ней и не бывает. Канал, прорытый из их озера в реку, бодро журчал водой, хотя уровень в нем тоже особо не повысился. А вот все остальное… С верхушки башни становилось видно, что почти везде, где был снег, сейчас блестят талые воды – земля пока еще не оттаяла до конца. Приятно было смотреть на еще недавно полностью заснеженные леса – сейчас там выделялась зелень хвойных деревьев, с которой уже стаял весь снег, заодно смыв пыль и дав окружающей природе хоть какой-то яркий цвет. А Якоб рассказал, что все старицы Пярну (а было их, по его словам, множество) делают почти непроходимыми земли вдоль нее в это время, и потому тракт с его мостами и был проложен в старые времена в самых удобных для того местах. Но и сам-то тракт… Нет, Седов понимал, что до каких-то более-менее нормальных дорог еще далеко. Но понимать – это одно, а вот увидеть своими глазами… Он почему-то считал, что какие-то дорожные работы в это время все же проводятся. Ну, там, канавы для отвода воды копают, полотно формируют… Тот же Якоб, с удовольствием со старцем на эту тему говоривший, поправил его – только при первой прокладке нового пути, да при постройке мостов, возле них, как правило, землю как-то выравнивают и подсыпают, если надо. Сами же мосты содержат владетели земель, и оно у них тоже, где как – кто в порядке содержит да каждый год подновляет, да деньги за проезд берет, а кто и не заморачивается этим. Ну, а чтоб саму дорогу крестьян выгнали делать – так это должно или болото на ней образоваться, или завал лесной, или что-то вроде того. Оно бывает, конечно, и он такие случаи может упомнить, но редко.

Поэтому, когда они выехали в Ревель, состояние дороги уже не удивило Николая Федоровича. Ехали они на лошадях, но практически только шагом, да и то, лошадки шагали с осторожностью – часто встречались места с жидкой грязью, где что угодно могло скрываться. А объехать такие места не везде было возможно – кругом стоял лес, или холмистые косогоры, или заросшие лесом бугры… Только сейчас он понял, как им повезло прошлой осенью, что попал он с машиной после заморозков. Проехать на своем «Ниссане» сейчас он бы не рискнул, а если бы и поехал – это был бы настоящий полноценный трофи-рейд, и не факт, что без лебедки бы получилось у него проехать даже по этой «дороге» далеко, а это был, считай, тракт… Понял он тут, и почему все рязанцы, и Петр, и десятники так были уверены, что в межсезонье никаких битв не будет. Даже тут, на песчаных, вроде бы, почвах (хотя, если болота есть – не такие уж они и песчаные?), на дорогах сейчас была такая каша, что он, надев свои сапоги (достаточно короткие, ниже колена), вынужден был каждый раз присматривать место, где слезать с лошади, вспоминая ботфорты из книг и фильмов, и понимая теперь, что это было ни разу не преувеличение, а самая что ни на есть необходимость…

Хорошо, что коней они пускали шагом, потому как искусство верховой езды только начал осваивать Николай Федорович. Подумывал он об этом сам давно, но время начать нашлось только в период метелей. Он как-то поговорил с конюхом, под присмотром которого стояла машина (похоже, кстати, что тот подпольно водил к ней экскурсии из замковых девок, уж больно рожа у него довольная была), и тот, про себя подивившись, что старец не ездил верхом совсем (хотя, при таких-то машинах…), начал его обучать потихоньку. Сперва в конюшне, начали с упряжи, ну, а там дошло и до поездок по двору. Послужив аттракционом для своих (Седов понимал, как выглядит, конечно, и не обижался, да ему никто ничего такого и не высказывал, улыбались только), он таки научился кое-чему, и, если седлать и расседлывать – лучше было за ним еще проверять, то к езде, особенно неспешной, он приноровился. Ну, и коней им подобрали таких, что видно было – люди важные едут, но так, середнячков.

Таким вот шагом они и приехали в Ревель, пройдя (по подсказке разведчиков) несколько менее наезженными дорогами, и проехав до снятого Пименом дома уже с сопровождением одного из людей, подобранных Торгашом тут, в городе. Немецкий Петра для общения с местными прекрасно подходил, немецкий самого старца – подтверждал его знатность, образованность и… иноземность, ну, и внешний вид у них был соответствующий. Пимен с Торгашом встретили их с нервозной радостью – все-таки, такие дела затевались, и сейчас в самом разгаре были… Их накормили, дали помыться и чуток отдохнуть, а как стемнело – снова пришел ван Баарен, предупрежденный днем. Надо сказать, что князь с Петром одобрили меры безопасности, которые Пимен с Торгашом придумали – насчет своих людей в округе, потому как такой жирный куш – тот самый князь, что с Орденом воюет, и люди его – мог толкнуть бургомистра на… разные варианты, но обошлось. И ганзейца в том самом кабинете на втором этаже встречали четверо – князь, Петр, Седов и Пимен, отошедший сейчас на второй план. Да и Петр тоже отсел подальше, оставив за столом их троих.

Некоторое время после взаимного представления все приглядывались друг к другу. Бургомистр, по оценке Николая Федоровича, выглядел человеком опытным, хотя и был этаким толстячком, имел брюшко побольше, чем у Федора, и роста был среднего. Голубые глаза, светлые волосы, простецкое округлое лицо… Но – он помнил, конечно, все, что собрали про него Пимен с Торгашом, и не расслаблялся. Сам же ван Баарен особо цепко рассматривал как раз его, Седова, одежды, хотя и других тоже оглядел, конечно. Разговор начал Пимен. Представив всех друг другу, он передал слово князю. Тот коротко подтвердил, иногда переходя на русские слова, все, что в своем письме было сказано. Бургомистр в ответной пространной речи вроде как поблагодарил князя, но, еще раз извинившись, первый вопрос попросил разрешения задать старцу:

–Верно ли, что вы и есть тот человек, что перенесен был волей Господа из будущего?

Ответную речь Седова он слушал очень внимательно, почти сразу уловив, что немецкий-то у того немецкий, но… иной. А Николай Федорович в очередной раз рассказывал, как все произошло там, в 2020 году от рождества христова. В это раз у него не было календарика и газеты (а вот жаль, газета, как ему показалось, с торговыми объявлениями – очень помогла бы), но всю мелочевку он прихватил, а начал показывать… с документов. Документы, деньги, все, что было в кошельке, а еще – распечатанный договор ОСАГО он забрал из машины. Это оказался правильный ход. Кое-где там была латиница, да и суть договора страховки ганзеец уловил быстро, а уж как он мял, крутил и рассматривал бумажные деньги… Света сегодня Пимен добавил, так что и про водяные знаки, и про металлическую нить Седов рассказывал, сразу показывая все на примерах. Повертел в руках ван Баарен и железные вещи из будущего, недолго, разве что на фонарике задержался. Но это была… разминка. После довольно бурного (хоть и короткого) обсуждения денежной системы и экономики будущего, Николай Федорович достал телефон… И вот тут-то ганзейца проняло. И бумаги, и документы, и даже деньги с карточками, хоть и выглядели… ну, точно чужеродно, но по крайней мере было ясно – что это и как сделано. Хоть и с объяснениями. А вот картинки и видео… К чести ван Баарена, креститься и спрашивать про колдовство он не стал но в лице изменился, и короткие пояснения старца слушал очень внимательно. Потом ему пришлось даже взять паузу, чтобы в голове это уложить. Они выпили вина, закусили…

А потом бургомистр, собравшись, задал вопрос о будущем Ливонского ордена и этих земель. Тут Николаю Федоровичу тоже было не сложно, все – не в первый раз, и он рассказал, что ожидает эти земли, правда, сместив акценты с последствий для Руси (о Смуте вообще не упомянув, лишь о взаимных военных потерях), и несколько сжав тот период (не менее 50 лет, так-то), в который должно было все это произойти, ловко перейдя на распространение протестантства и переход практически всех стран на побережье Балтики к этому виду христианства. Разумеется, и тут ван Баарен заинтересовался, про Лютера он слышал, как оказалось, а от старца узнал, во что все это выльется на будущие 500 лет. И особенно – Седов напирал на предстоящую войну между католиками и протестантами, точнее, даже войны, в которых, как во всех войнах за веру, больше всего пострадают мирные жители, крестьяне, ремесленники, будут разрушены и разграблены многие города, ремесла откатятся в развитии. В общем, мрачными красками нарисовал. Пепел не бился о его сердце, кто понимает, но примерные последствия для севера Европы он передал…

Тут ему самому понадобилось промочить горло, да и все не отказались глотнуть вина – все же умел старец передать будущие ужасы… У Пимена все было под рукой, конечно, но, как оказалось, бургомистр только примеривался к главному разговору до сих пор. Хоть и заметно осунувшийся от рассказов и откровений старца (вроде, и не библейскими карами тот грозился, а говорил простым языком, но, может, эта простота и сработала?), он все же попросил рассказать про… Ганзу. Тут Седов, сразу предупредив, что за давностью лет знает мало, сразу сказал, что лет 100 еще потянет Ганза, а потом… останется только в истории, потому ему за остальные четыре сотни лет и вспомнить нечего… Назвал и причины – вновь открытые земли дадут такой рост торговли (а для некоторых стран Европы – так и вовсе привоз золота и серебра, по сути, награбленного), что все основные старые маршруты мировой торговли довольно быстро изменятся, и самыми богатыми станут совсем другие страны… Вот тут взгляд ганзейца стал цепким, и он потребовал подробностей. Но князь, довольно мягко в разговор вклинившийся, его несколько охладил, предложив сперва обсудить Ливонию и конкретно Ревель.

Впрочем, Седов все же сказал, что все новые земли он знает, основные торговые маршруты тоже, и как раз и хотел об этом поведать Ганзе, потому как ее теперешние… разногласия с иными странами и торговыми объединениями все равно не позволят ей с этими новыми землями дело иметь (но показать ничего не показал пока, да и атлас они не взяли, на всякий случай). Есть у него и предложения, как можно попробовать ситуацию эту поправить, но тут они как раз хотели опираться на мнение кого-нибудь, в самой Ганзе состоящего, и, конечно, с ними по другим вопросам полное взаимопонимание имеющего… Ван Баарен несколько сдал назад, согласившись вернуться к Ревелю. Вот тут-то князь и рассказал о недавней последней битве, когда вся мощь Феллина (он приукрасил, конечно) не смогла их победить, и откатилась, много бойцов и рыцарей на поле оставив. И – он не стал скрывать – что есть у князя Московского, которому все это (из будущих времен) известно, желание свои старые земли вернуть, и вскоре следует ожидать новостей с рубежей… Сказал князь и о том, что число орденцев в городе и соседних усадьбах им известно, и против крепостей есть у них средство, но прочим горожанам и сельчанам вреда причинять не хотят они, и все их до того завоевания – так же проходили.

–Пожары те… ваших рук дело? – понял бургомистр, подобравшись как-то.

Князь подтвердил, что и те, и иные, в других местах, и слухи про суд над орденцами – все это дела их, упомянув вскользь, что рабства не приемлют они, и все прежние холопы орденские, что под их руку перешли, о том уже знают (да и в других местах, как видно, слух тот разошелся). Так что видят они и города, и села на этих землях в будущем – вольными, и в этом смысле у Ревеля нужды в особых переменах не видят, хотя кое-что и можно будет обсудить, но потом… Долго думал после этого бургомистр, соображал, пил вино неторопливо, глядя в стол. Его не торопили, понятное дело. Но – додумался до чего-то, поднял голову:

–Что же конкретно вы предлагаете в ближайшее время? И какова… моя роль, по вашему?

А вот тут пришло время Петра. Он, как и Пимен, до того молчал, а тут стал скупо, но совершенно понятно даже для Николая Федоровича (а судя по внешнему виду ганзейца, и для него тоже) рассказывать, что если договорятся они, то сделать думают вот что… И начал перечислять. А вот тут не справился бургомистр с лицом, побледнел, задышал часто… Выходило, что если не врут ему – все им известно, все у них готово… Но – дослушал.

–Подготовили мы перечень людей тех – сказал в конце Петр – что, по нашему мнению, не смогут с нами и… новыми порядками ужиться. Время есть еще, так что прошу посмотреть, может, мысли какие появятся…

По его знаку Пимен подал листок, на котором были выписаны имена тех, кого, по результатам их с Торгашом работы за это время, следовало из города убрать, или уж… совсем убрать, так как с русскими (или православными) они бы никак ужиться не смогли – или были слишком верны Ордену (нашлись и такие). Немного имен было, не больше десятка, и начинался тот список с имени второго бургомистра… Теперь внутренняя борьба, отражавшаяся на лице ван Баарена, стала видна всем. Но… он справился, переспросив еще раз:

–Я посмотрю, как понимаю, время еще есть?… (ему кивнули) но, все же, именно от меня вы хотите… чего?

Седов подумал было, что тот ведет речь о какой-то… расписке, договоре, обязательстве сотрудничать, как оно у них сейчас принято. Но, как оказалось, он ошибался. Переглянулись Петр с князем, и Петр очень мягко, непривычно даже для него, сказал: