скачать книгу бесплатно
После последнего припева он выключил музыку. С минуту они сидели молча, а потом Матрена сказала хриплым голосом, вытирая слезы платком:
–Мне ведь тогда через год верный человек донес весть, что погиб мой Никифор. Рассказал же вам Данило?… Тоже, от татар, как и отец, видно, судьба такая… Решила я тогда, что все равно буду ждать. Двор отстроила… Ну, а потом как-то закрутилось все, да так и пошло. Есть у тебя что еще показать? – после небольшой паузы спросила она, уже придя в себя, и Николай Федорович ответил, пожав плечами:
–Мелочей еще много всяких, а так, чтобы важное – вроде все. Хотя, нет – он зацепился взглядом за крест в звезде на панели – решили мы, тут уже, что не по пути нам с церковью. С любой теперешней церковью. Мы там, у нас, многое о них смогли узнать. Вранья много, да в свою мошну все тянут… Решили, под видом возврата к первохристианским временам, свою веру продвигать. Христианскую, но свою. Основать церковный орден, и земли те ливонские брать под его руку. И да, хотим собирать к себе тех, кому тут тоже… не особо нравится, как вчера князь говорил. И вот путь бы им туда с Руси проторить, для людей, которым тут… не особо хорошо…
–Вот как – Матрена не особо удивилась, да и задумалась не надолго – все бы вам игрушки… хотя тут вас так и так бы съели, а там, может, и получится что… Ну, тогда пойдем. Увидела… и услышала… я достаточно. Скажи только, погоню ждать ли за вами?…
–Не должно быть – подумав, сказал Николай Федорович – со следа точно всех сбили, триста верст одним рывком, про машину никто не знает. Но искать, конечно, будут, и князя узнать могут, вы же вот узнали, а у нас еще Новгород и Псков впереди. И тогда по обратному следу могут пройти тоже.
Задержавшаяся Матрена сказала в раздумьях:
–Во Пскове вряд ли, там еще совсем недавно все поменялось, да и найдут вам хорошее место… А в Новгороде не задерживайтесь, да вам бы как-то… личины поменять, что ли…
–Обсуждали мы такой вариант, могу я за иноземного немца выдавать себя, язык их знаю, да и одежда есть у меня, в которой к вам закинуло, на местную совсем не похожа. Надо только подгадать, когда это правильно сделать.
–Я поговорю об том с Данилой – коротко сказала хозяйка и все-таки полезла из машины.
Они выбрались оба, Седов накинул обратно тент, попутно пояснив, что этот едкий дым – это как раз от того сгоравшего в двигателе топлива. Поднялись на пристань, и так же, в сопровождении того же мужика, вернулись на постоялый двор. Мужики на пристани, конечно, и видели, и слышали кое-что, да и дым нельзя было не почуять, но, видя, что хозяйка молчит – тоже не дергались. На усадьбе хозяйка, сказав Николаю Федоровичу – как соберетесь, я зайду – исчезла в глубинах дома, а он вернулся к боярам. Те уже тоже поднялись, позавтракали и почти собрались. Кратко пояснив, что все прошло нормально, Седов собрался тоже. Они не успели и пяти минут посидеть в столовой комнате, как к ним вошла хозяйка с Данилой.
–Доброго дня и удачного пути вам, князь и бояре – своим снова звонким голосом сказала она – а тебе, Данило, я при них еще раз наказываю, чтобы оберегал ты попутчиков своих, как себя никогда не оберегал. Сделаешь, о чем говорено, да во Пскове же, когда до него доберетесь, сведешь их с торговцами нашими, кто понадобится, да чем надо, поможешь. Усадебку какую временно им приглядеть там, ну, разберетесь. И вот еще что – она понизила голос – найдешь Петра и скажешь, что я советовала ему с людьми этими переговорить, и нужно то ему больше, чем им. Запомнил? Да сам не ходи, пошли кого, да переговори с ним в тихом месте, а то знаю я тебя!…
–Понял – ответил Данило, видимо, никак не обрадованный перспективой контакта с каким-то Петром, но перечить не стал. Он вообще в присутствии хозяйки вел себя несколько скованно, но это можно было понять только тем, кто его хорошо знал. Бояре поблагодарили Матрену за гостеприимство и без дальнейших проволочек покинули усадьбу. Понятно, что проводов никаких не было, лишь кивнули мужики, закрывавшие за ними ворота. Пока шли по селу, идущий впереди Данило несколько раз оглядывался на постоялый двор и бояр, но дождался только того, что его догнал князь и довольно язвительно сказал:
–Данило, ты, если еще к кому заехать надо, нас показать, уж предупреди нас-то.
–Мне теперь, бояре, и не знаю – то ли самому к вам на барку пересаживаться, вас оберегать, то ли наоборот, вас на лодью – повинился тот – кто ж мог подумать, что оно так все обернется…
–Не надо никуда пересаживаться – ответил князь, взявший на себя руководство, раз уж их признали – наоборот, не нужно, чтобы всех нас видели. Так что как трое у тебя было, так и останется, а мы на барке.
Кормщик, хоть и ежился, но вынужден был согласиться с таким раскладом. Народ на лодье уже готовился к отплытию, так что они быстро погрузились и отчалили. Седов, с утренней беготней, снова не проконтролировал сборы, но Ефим, тащивший небольшой мешок, сказал, что и в термос, и в бутылки взвар набрали, и перекус собрали тоже. Сам Ефим, после того, как выслушал вместе с князем краткий рассказ Николая Федоровича об их утренней прогулке с Матреной до барки, залез в машину и взялся за свои записи. Через полчаса и Седов с князем последовали его примеру – начал накрапывать мелкий дождик, ухудшив и без того серую, промозглую погоду. Тент с передней части машины сразу сняли, чтобы было светло, Ефим с бумагами устроился спереди, а они – сзади. Пока устраивались да рассаживались, вели всякие пустяшные разговоры, потом попили взвару, да надышали, в общем – согрелись, и начали уже и позевывать. На лодье тем временем над гребцами от продолжающегося дождика натянули некие полотнища, отчего она стала похожа то ли на джонку с тростниковыми парусами, то ли на летнее кафе с тентами, но движения, конечно, не прекращали. Седов подумывал было поупражняться с копьем, но места для этого на барке совершенно не было, да и погода… Ситуацию исправил князь, который за это время, видимо, уложив в голове все события вчерашнего вечера и новые расклады, с ними связанные, вернулся к отложенным ранее задачам.
–Есть у нас еще важные вещи, которых мы пока почти не касались, хотя и значимость у них большая. Это устройство жизни вообще, законы и налоги на землях нашего будущего ордена. Что скажешь, старче?
Тема, действительно, была обширнейшая, и на взгляд Седова – как бы даже не основная (ну, после непосредственно боевых действий, конечно). Именно законодательная и налоговая база должны были стать теми магнитами, на которые, не глядя на религию, притянутся сначала местные крестьяне и городская беднота, а потом (и это тоже было очень важно!) может потечь человеческий ручеек и с Руси. Они уже обсуждали это у Никодимыча, но очень предварительно, а сейчас дело дошло и до практики.
–Мы, княже – стал отвечать Николай Федорович ждущему его слов князю – когда с вами всякие разные вопросы обсуждали, двумя путями двигались. Или я рассказывал, что помню из этих пятисот лет, или, наоборот, сначала вы говорили, как оно в ваше время на самом деле устроено, а не то, что в наших книгах про эти времена пишут. Сейчас можно и так, и так. Все равно получится много, подробно, и долго, наверное.
–Тащите Федора – отозвался с переднего сиденья Ефим – сидит там, мокнет, небось, а это все – самые его дела.
И действительно, как пояснил князь, и по законам (в части их, так сказать, денежного выражения – всякие виры, штрафы, восполнения потерь и убытков), и по всем налогам у них в княжестве как раз главным был Федор. Вообще, везде могло быть по разному, но у них, как понял Седов из пояснений, большинство такой текучки висело на казначее. Князь, конечно, знал практически все общие, так сказать, основы, да и практику имел, многие разбирательства, тяжбы и иные имущественные разборки шли именно с его решением, но раз Федор, на самом деле, просто так там сидел и мок – надо было звать.
Обошлись по уже известной схеме – выйти на нос барки, свистнуть, на лодье кто-нибудь посмотрит – махнуть рукой. Их притянули к борту, и подошедший Гридя позвал Федора. Тот, с некоторой опаской переправившись в барку, правда, мокрым не был (сидел под тентом), но был очень доволен, что его позвали, так как на лодье, действительно, было скучно и холодновато. Ну, кто не гребет, конечно. Гребцам было и тепло, и весело. А что можно было уточнить у Данилы – он выспросил еще вчера. Еще больше он обрадовался, когда узнал, зачем его позвали. Видимо, ему, человеку общительному и всегда бывшему в центре большинства хлопот княжеского двора, тяжело было так долго ничем не управлять (и вообще почти ничего не делать) – что у Никодимыча, что в дороге. Решили, что все же сначала послушают Седова. Тот, пересев на переднее сиденье и повернувшись вполоборота, еще раз предупредил, что знания его – очень общие, и только официальная версия, и начал рассказывать.
Рассказал, что у них считается – основой крепостничества, выделения прав на землю (и людей на ней) князей и бояр была все же защита крестьян. Но было это, скорее всего, гораздо раньше, а сейчас все уже было по другому. Хотя, если вспомнить тех же крымчаков…
Рассказал про барщину и оброк, про вытеснение первой вторым – помещикам нужны были деньги на сладкую жизнь, про переход от натуральных налогов к денежным, про Юрьев день, отменой своей совершенно закабаливший крестьян. Про все возрастающее число повинностей, возлагавшихся на них, про введение рекрутской системы, с которого уже и защита крестьян с княжеских дружин перенеслась на них же самих. Про насаждение винопития и откупщиков, про крупных хлеботорговцев, путем зажимания самих производителей зерна получавших сверхприбыли (при периодически повторяющемся голоде на Руси).
Рассказал про закат крепостничества, про выкупные платежи, про выродившихся дворян, про заложенные и перезаложенные земли, про целые полчища алчных арендаторов, высасывающих все соки из земель, пашен и лесов и бросающих их в таком виде. Про иностранный капитал и промышленников. Про тупик крестьянской общины от безземелья в европейской части России, и еще раз напомнил про и в 21 веке не освоенные бескрайние земли Сибири и Дальнего Востока. Про отхожие промыслы, на которых числилась значительная доля крестьянства, которые были уже, скорее, мелкими ремесленниками, и, конечно, из их массы формировался рабочий класс.
Перейдя уже к временам революции и Союза, упомянул продналог и продразверстку, как мероприятия, предназначенные для военного времени, ну, или для формирующейся общины, что ближе к их случаю. Напомнив про госсобственность (оформленную как общенародную) на землю и все природные богатства, подробно рассказал про колхозы, которые, с одной стороны, тоже были близки к общине, но имели недостатки как принципиальные, так и от плохой организации работы и контроля. Про совхозы, с которых принцип денежной оплаты за работу распространился и на сельское хозяйство. Ну, и как еще один круг этой спирали – фермерство современной ему России, крупные (и очень крупные) агрохолдинги, включающие в себя весь цикл, от выращивания и переработки – до международной торговли продуктами и сетей своих же магазинов.
Не торопясь, но без особых подробностей, с перерывом на попить, Николай Федорович уложился часа в два. Здесь уже он, с учетом их планов, давал свои комментарии полезности и применимости той или иной особенности в их случае, поэтому слушали его особо внимательно. Даже Ефим, сначала слушавший вполуха, в какой-то момент совсем бросил свои записки.
После такого надо было проветриться, подышать свежим воздухом и размяться, и они вылезли из машины. На улице все так же было серо и сыпала мелкая морось. Мелкая, но возле кормы барки уже набралась лужица, натекшая с участков, не прикрытых тентом. Пока размялись, заодно и воду вылили специальной черпалкой из бересты, валявшейся под машиной. Вволю надышавшись и поглазев на такие же унылые, как и вчера, берега, все залезли обратно в машину.
Еще какое-то время ушло на уточнение отдельных вопросов, которые возникли у князя с боярами, но, с учетом того, что Седов сразу обращал внимание на важные моменты, заняло такое уточнение недолго. После чего уже они ему начали рассказывать о разделении земель в настоящее время. В первую очередь, конечно, уточнили терминологию, чтобы ему хоть как-то понимать сопоставимость мер площади и других нужных величин. Основной рассказ, как и ожидалось, вел Федор, причем вел толково, на уровне подготовленного специалиста, прекрасно разбирающегося в вопросе и имеющего опыт публичных выступлений (ну, с учетом века, понятно). Однако и князь, и Ефим изредка добавляли его рассказ отдельными ценными замечаниями, причем князь лучше владел, так сказать, законодательной базой и ее историей развития в разных княжествах, именно с княжеской точки зрения, а Ефим – отражением тех или иных особенностей в письменных источниках. По итогам, наверное, еще пары часов их рассказов Николай Федорович понял основное, что было сейчас важно на самом деле: на землях разных княжеств Руси царила полнейшая неразбериха с нарезкой земель, условиями выделения этих земель в пользование, налогообложением и иными повинностями, привязанными как к земле, так и к иным видам налогооблагаемых баз, говоря словами 21 века.
Если с изначальной основой все еще было более-менее понятно – так называемой «сохой», которая не инструмент, а мера площади, как раз и называлась площадь земли, которую можно было вспахать одной сохой. Которая инструмент. Но… за три дня. Ну ладно, пошло это, видимо, с определения удачнейшего для вспашки времени, когда весной надо было поймать удобный момент и сделать все действительно быстро. Но дальше… в каждом княжестве эта «соха» была своя. Ну, тоже где-то логично. Песчаные почвы севера, глины нечерноземья и, наоборот, черноземы юга действительно требовали разного времени на обработку (и давали разную урожайность). Но внутри одного княжества тоже могли быть (и были, конечно) земли разного качества – а вот это уже никак не учитывалось. Точнее, могло учитываться, могло игнорироваться. Попытки поправить это определением стандартов «лучшей» или «худшей» земли особого успеха не имели, так как заниматься учетом и установлением качества земли должна была местная администрация, чиновники, в данный момент на Москве – дьяки, целовальники, которые с удовольствием за малую денежку (а для нужного или влиятельного человека – и бесплатно) могли оформить бумаги так, как было надо. Здесь Николай Федорович спросил, давно ли оно так ведется, и получил ответ, что никак не менее двухсот лет. Прикинув, какие, оказывается, мощные корни у этой коррупции, он даже загрустил, но разговор, конечно, продолжался. Для налогообложения же этих площадей на Руси сейчас определяли разные виды сохи – память вовремя подкинула Седову термин «черносошные крестьяне», он уточнил, оказался как раз тот случай, «черная соха» – для простых крестьян. Были еще сохи «служилые» для военных и чиновников и «монастырские» – понятно, для кого. Самые большие налоги брались именно с крестьян, с монастырей – поменьше, с армии (бояре и дети боярские, все будущее дворянство, по сути)– еще меньше, правда, с них и основная военная сила (те самые «помещик и икс воинов конно и оружно») должна была выставляться. Было еще, кстати, крестьянское ополчение, и называлось оно – посоха. От той же сохи. Николай Федорович напомнил Федору старый разговор про экономические выгоды церкви, тот подтвердил, что да, пониженные налоги он тогда тоже упустил.
Дальше, при наделении человека землей собственно землей считалась только вот эта, пригодная к пахоте, а леса, луга или, скажем, болота, не считались или упоминались лишь для определения границ соседних участков. Инвентаризация земель, по идее, должна была проводиться ежегодно, но… да-да, те самые чиновники, снова… Кроме того, любой владетель мог перевести, скажем, лес в пашню или болото осушить, и эти земли ему для налогов не учитывались. Седов вспомнил виденные у Никодимыча инструменты, топор с деревянными лопатами – и согласился, что хоть какие-то зачатки здравого смысла в этой системе все же были.
Сами ставки налогов, естественно, тоже были везде разные. Где-то еще сохранялась архаика натуральных налогов (те самые беличьи шкурки), где-то уже полностью перешли на денежные, но в основном поддерживался, скажем так, разумный компромисс, когда владетель в качестве налогов брал натурой, сколько ему нужно для собственного потребления, а остальное – деньгами. Ну, пытался брать, так как набеги врагов с востока, юга или с запада, недороды и пожары, болезни и наводнения, междоусобицы княжеств и прочие напасти на теперешней Руси были частыми явлениями. Очень частыми. Возникали недоимки, за них полагались пени, должники подавались в бега, их пытались ловить, а кому это делать, если людей и так не хватает… Седов снова только вздохнул, теперь ясно, а не по лекциям в институте, понимая, что и у полиции, и у налоговой, и у всяких коллекторов корни тоже оказались длинные и мощные, многовековые.
Упомянули и города. Там тоже ввели понятие «сохи» (или еще «конец») – как несколько дворов, с которых брался один налог, с круговой порукой, как в деревнях. Понятно, что с учетом разницы в городских ремеслах, их местоположении, торговых путях и т. д., и т. п. это не могло упростить систему, а могло только усложнить. И да, определением количества дворов, входящих в одну группу для налогообложения, и их конкретным отнесением к той или иной «сохе» («концу») занимались тоже чиновники. С понятными каждому русскому человеку особенностями. Тут все понимают, да.
А были еще и древние боярские вотчины, с отдельным, исторически сложившимся налогообложением в пользу прямого владетеля и князя… Были княжества, где налоги брали с каждого дома… Были земли, которыми наделяли с особыми условиями по налогам… В общем, когда дошли до этого места и стали приводить уже конкретные примеры видов налогов и других сборов, Седов попросил пока взять паузу:
–Вы знаете, из вашего рассказа я понял две важные вещи. В нарезке земель и видах налогов у вас сам черт ногу сломит, не зря у нас учат, что начинал унификацию… эээ… приведение к единому виду всех этих условий еще отец нынешнего князя, а закончит, вроде, Иван Грозный, да и то там всякие мелочи еще будут отличаться. На таком фоне нам на землях ордена можно будет смело вводить любые учетные и налоговые новшества, главное – чтобы они были не слишком смелыми, как наш ИНН, например – цифровой номер, который каждому человеку присваивается, ага, Ефим, как в последних днях, да. И второе – наша система должна быть простой, всем понятной, и (на первое время точно) – очень льготной именно к простым крестьянам и горожанам. Мы, пока, должны все сделать для того, чтобы старые жители, те, кто там сейчас живут, не разбежались (ну, кроме упертых орденцев), а новые, услышав про наши условия, к нам пошли, да побольше. Поэтому могу вот что предложить…
Но тут раздался свист с лодьи. Оказалось, подошло время обеда, и Гридя собрал им на лодье продуктов. Барку притянули, мешок передали, обменялись парой слов (все было в порядке) и вернулись под тент – морось с неба продолжала сыпаться. Обедать решили все же на скамейке, в машине было неудобно. Тем более, что над скамейкой тент над головой все-таки был. Обед (плотный перекус, скорее, одна сухомятка, хотя и с вкусным мясом) прошел быстро, а взвар из термоса допивали уже в машине.
Когда все сполоснули и вытерли руки (Николай Федорович уже не напоминал, бояре почти сразу прониклись его рассказами про воду и микробов и старались соблюдать гигиену), он продолжил:
–Так вот, могу предложить примерно следующее: общенародную, то есть орденскую, собственность на землю и недра мы пропишем в орденском уставе. При выходе же из ордена нарезки долей в натуре и выплат за свою долю будет не положено, чтоб землю не раздергали по кусочкам, а личное имущество такому выходцу можно и отдать, или заплатить за него, на усмотрение ордена. Ближе всего к этому европейский майорат, неделимый домен, а из наших – пожалуй, монастырские земли, как я понял из вашего рассказа. Люди и земли как бы божьи, но не конкретного настоятеля монастыря. Сама же система наделов и налогов, как отсюда следует, должна быть двойной. Первая часть – для членов ордена, и тех простых людей, крестьян, охотников там, горожан, которые захотят жить на наших землях полностью по нашим законам. Включая религию. И другая часть, более жесткая – для иноземных купцов, потом, для крупных городов, где другие конфессии останутся, ну, и для тех, кого мы сами не примем в орден. Единицей учета в любом случае брать семью в доме. Для наделов – по числу едоков, для налога – по самому дому. Примерно так и введут, лет через 100-150, точно не помню. Раз мы еще раньше говорили, что обязательно надо провести и первичную перепись, и учет дальнейший по людям вести, то оно сразу и будет определяться, кого у нас сколько. Сам же основной налог предлагаю установить в десятину для чужаков и одну двадцатую – для условно своих. Ну, с первым льготным периодом на месте определимся. Со своими это надо будет прописывать при заключении договора, у вас как сейчас называется? Ряд (рядиться – всплыло в памяти)?… Ряда, значит, с прочими – при учете их как торговцев, или арендаторов, мастеровых, может, каких, по местам проживания. Тут снова возникает вопрос о чиновниках, местной администрации, людях, которые это все будут делать, но это потом. Круговую поруку и в деревнях, и в городах, предлагаю оставить, вообще бы побольше элементов местного самоуправления вводить, но это мы тоже с князем отдельно обсудим…
Если мы всех на своей земле объявим свободными людьми, но каждый должен будет на учете быть, или по первому, или по второму варианту, то у нас появляется некая промежуточная единица – все люди свободные, но объединены в какой-то деревне, либо в городе, где есть промежуточное начальство. Оно все задачи на местах решает, все живут по нашим законам, мелочи наверх не тащат. Это тоже достаточно быстро введут на Руси, правда, там и дурости всякой много будет… Ну, а разовые выплаты, за право торговли, годовые лицензии на корчмы или иные какие мастерские, таможенные пошлины, если будем устанавливать – тоже позже. Хотя для начала хорошо бы и торговцев привлечь беспошлинным привозом. Но тут уже надо смотреть – с законами ордена как оно, не пойдет ли в разрез, да и есть там и так торговцы-то, море же рядом… Там надо будет еще уточнить, насколько я помню, береговые крупные города на Балтике сейчас живут по европейскому городскому уложению, магдебургское, что ли, право… может, его оставить на первое время, для городов.
–Любекское, вроде бы – вклинился Ефим.
–Что?
–Там у них, на севере, любекское право, а магдебургское – это на западе от нас. Вроде так.
После недолгого разбирательства выяснилось, что оба за свои слова поручиться не могут, но по сути эти права, как они смогли вспомнить, были об одном и том же: города имели большую или меньшую независимость от правителей соответствующих государств по многим вопросам, в первую очередь, экономическим. Решили и с этим разобраться уже на месте.
Федор, как основной эксперт на сегодняшнем совещании, задавал много вопросов, и вот тут Седов подтвердил для себя уже сложившееся у него раньше мнение, что в своих сферах они специалисты, пожалуй, примерно одного уровня. Хотя специфическая терминология, конечно, была абсолютно различной, но сам системный подход, знание массы необходимых мелочей и именно жизненность опыта – и как в законе или в инструкции написано, и как на самом деле делается – все это позволяло не беспокоиться, если именно Федор будет заниматься экономикой будущего ордена. Хотя, кому еще-то?… В их составе все роли были определены. МВД, армия, экономика и наука с религией. Ну, а за князем – общее руководство по комплексному методу. «Практически клирик, файтер, маг и вор» – хмыкнул про себя Николай Федорович. До этого такая ассоциация не приходила ему в голову. Ну, а свое место в этой системе он пока слабо представлял. Юстиция?… Образование?… Дипломатия?… Это тоже следовало решать позже.
Пока же они договорились, что и завтра Федор поплывет на барке с ними, благо, демонстрировать боярскую шубу нанимателя на лодье нужды уже не было, и они попробуют обговорить и записать основные согласованные сегодня вещи. А все остальное время дня они занимались очень интересным и веселым делом: учили Седова разбирать местные деньги, их названия, отличия, обменные курсы и (хотя бы) основные цены. Бардак здесь тоже был знатный, одно то, что даже одинаково называемые деньги разных княжеств были разными по содержанию металлов и покупательской способности, могло поставить в тупик человека из 21 века. Да и само качество монет, часто стертых донельзя, было ему непривычно. Информации было много, самым интересным оказалось то, что монеты «рубль» пока еще нет, и «копейки» тоже, правда, понятие «рубль» как мера стоимости – уже есть. Зато есть монеты с названием «деньга» (деньги деньги, практически), ну, и всякие алтыны с полушками. Но основы он запомнил, хотя, конечно, не все, и решил сегодня же вечером записать на одной из немногих оставшихся чистыми страниц блокнота список самых ходовых монет и их курсы. А тут уже и стемнело настолько, что и Ефим бросил свои записки, так как света, проникающего под тент, стало не хватать для того, чтобы нормально видеть написанное.
4
Они несколько раз за вторую половину дня выходили из машины (отлить и проветриться), но ни погода, ни пейзаж не менялись, разве что морось сыпаться почти перестала. Лодья шла довольно ходко, несколько раз были видны пристани (разного размера, но в основном небольшие), встречались и суденышки – тоже, в основном, меньше их. Сегодня Данило выбрал для ночевки стоянку еще не в полной темноте, но уже в сумерках. Любопытно, но ближе к вечеру текущая с северо-запада на юго-восток Молога (ну, в основном с северо-запада, с плавными небольшими поворотами) заложила крутой поворот, сперва по линии восток-запад, а после и вообще – пологой петлей направляясь с юго-востока на северо-запад, в противоход к основному направлению русла. На правом берегу реки, высоком, просматривалось приличного размера село, куда они и собрались приставать, а на левом, вокруг которого река разворачивалась, возвращаясь к основному направлению течения, был огромный заливной луг. С этого луга барка, очень похожая на их, везла сейчас на тот берег огромную копну сена, делая, скорее всего, последний рейс за сегодня.
Видимо, на каждой из более-менее крупных стоянок было налажено что-то типа вестовой службы (мальчишек сажали смотреть, наверное), так как и здесь их уже встречали. Пока бояре, заранее собравшие вещи, хотели выбираться через лодью на пристань, Данило, отдав бодрые и энергичные, хоть и нецензурные, команды матросам, отправил Пимена в деревню, попросив их задержаться. Оказалось, что у Матрены мужики ему шепнули, что выше по реке шалят, и он просил сегодня обратить особое внимание на вещи.
–Разбойнички, что ли? – уточнил насторожившийся Гридя.
–Да нет, не разбойничают, а так, то тюк незаметно пропадет у кого из купцов, то из товаров чего не досчитаются. Ворует кто-то, по мелочи, если б что серьезное – давно бы нашли, река, все-таки. Я сегодня двоих на лодье оставлю. У нас-то товара нет, вещички, что ценное, с собой заберем, ну, а у вас-то…
Бояре переглянулись. Деньги, разложенные по баулам, было решено все же всегда брать с собой (барку могли и угнать, в самом крайнем случае). На барке была машина, на сигнализации, как говорил старче, то есть, если кто полезет – знак подаст, конечно, но пока с постоялого двора добежишь… Хотя, саму-то машину не уволокут. Так что Седов вернулся на барку, забрав из машины аптечку, атлас, кошелек и фонарик, а остальные дожидались его на пристани. Тут же маячил и местный парнишка, присланный за ними уже Пименом.
Село в сумерках ничем не отличалось от уже виденных ими на реке. Плотно, но все же наособицу одна от другой стоящие по берегу крупные усадьбы, более мелкая и частая застройка вглубь от реки, заборы да крыши. Да еще лай собак, сопровождавший чужаков. «Как называется село, интересно – подумал Седов – а то я и вчера не спросил». На постоялом дворе обошлось без сюрпризов, хозяин, со звучным именем Евстратий, радостно кланялся и приглашал в дом, обещая самое лучшее. Седов с интересом рассматривал двор и усадьбу, но единственным отличием оказался светлый, почти белый цвет песка, которым был засыпан двор. Хотя песок сейчас был, откровенно говоря, грязноват, да и по общему впечатлению до Матрениного двора этому было далеко. А вот по планировке они были очень похожи, то ли мода такая была на Мологе, в отличии от Волги, то ли просто так совпало. Хотя по размещению внутренних помещений двор оказался ближе к волжскому – в той части, куда их разместили, из небольшого коридора две двери напротив друг друга вели в комнаты. Проход в поварню был дальше по тому же коридору. Одна из горниц была побольше, со столом и полатями на четверых, другая поменьше, на троих и без стола. Свалив вещи в маленькую комнату, все пошли мыться. Баня у хозяина ожидаемо была не топлена, но горячая вода была, так что помылись нормально. Да и ужин тоже оказался вполне себе ничего. Правда, еще до еды, когда пришли Данило с Пименом, Пимен торжественно поблагодарил бояр за лечение – все хрипы и кашель у него полностью прошли, и в груди не кололо и не пекло больше. Седов сделал вид, что не заметил бросаемых на него взглядов, а дальше все пошло, как обычно – поели, выпили. Торопиться было никуда не надо, и, дождавшись напитков с заедками (местная обслуга периодически заносила то то, то другое, а тут они забрали ненужную посуду и ушли), они завели разговор, которого ждали весь день.
–Так что, корабельщики – весело спросил князь – что за общество у вас там тайное?…
Кстати, Николай Федорович несколько удивился, еще раньше услышав от бояр слова «общество» и «товарищество». Ему казалось, что это более поздние по происхождению слова, однако нет, по крайней мере, у образованных людей они уже были в ходу, правда, звучали, как «опчество» и «товариство», но это мелочи.
–Сдается мне, что ты уж и сам понял, княже – отвечал Данило.
С тех пор как он узнал, что с ними князь, он стал гораздо уважительнее говорить и с князем, и с остальными боярами. Нет, он и до этого не хамил, но разница заметна была.
–Все мы рассказать тебе не можем, то не наша тайна, а о подробностях тебе лучше, вон, Пимен расскажет – спихнул он с себя, видимо, нелюбимое им дело.
Тот не стал тянуть кота за хвост, и (действительно, чистым голосом, без хрипов) рассказал примерно следующее. Люди, имевшие власть во Пскове, конечно, не хотели отдавать ее ни Москве, ни Новгороду, ни кому-либо еще. Будучи такой же торговой республикой (ну, условно), как новгородская, Псков для Новгорода занимал место… Рязани для Москвы, только защищал ее не от набегов с юга, а от западных соседей. А там несколько сотен лет была Литва, постоянно воевавшая. Были немцы Ливонского ордена, до того успешно поработившие все западно-славянские племена. Ну, и северные соседи, и всякие пираты временами могли доставить хлопот – море рядом, реки судоходны, пути известны… Так и сложилось лет 15 назад, что Литва и Ливонский орден были, условно, в силе, по крайней мере, могли часто осуществлять набеги, подрывая экономику Пскова, а вот те в то время ответить достойно не могли. При этом о том, чтобы взять крепости обеих сторон, речи не шло, дело было именно в набегах. Москва же уже тогда могла сконцентрировать значительное количество войск, да и сама воевала с орденом и Литвой практически постоянно, но спасать Псков за так, конечно, никто не стал. Ну, а дальше известно – на этом фоне формальной причиной окончательного присоединения на общих для крупных русских городов основаниях послужило обращение бояр и богатейших купцов Пскова к Московскому князю с жалобами на посадника, аресты и высылка верхушки, урезание прав… Хорошо разыгранная провокация – подумал Седов, да и бояре в этом месте рассказа на него посматривали со значением.
Верхушку, конечно, Василий третий сменил всю. Это было неожиданно именно в этот момент, но вообще ожидаемо, в духе Московских князей. Но вот то, что были лишены имущества и переселены в другие (дальние) города Руси люди, скажем так, второго уровня богатства и власти (несколько сотен семей), которые составляли, говоря языком 21 века, высший средний класс и обеспечивали своими капиталами, работниками и предприятиями, основной объем всех дел Пскова… Это был тяжелый удар. Но оставшаяся в городе и при деньгах часть, конечно, никуда не делась и выживала, как могла. Те, кто долгие годы (и даже десятилетия), враждовали между собой, вынуждены были объединиться, а еще – затаиться, так как наместник, назначенный вместо посадника, развернул все службы, ища малейшие признаки недовольства Москвой и жестко их подавляя. И тут уже не на Седова, а на князя смотрели бояре, и прятали глаза, вспоминая, что и в их родной Рязани сейчас что-то подобное, наверное, делает Хабар, да не наверное, а точно, раз старче говорил, что все это – по единому, давно задуманному плану… Ну, а Пимен, завершая действительно логически понятный рассказ, добавил, что основным богатством у оставшейся части старой элиты, говоря словами 21 века, остались… связи. При прежней беспошлинной торговле вся Балтика была у них представлена, да и на всех путях через Русь на юг они были известны, и вот эти связи и знания никуда не делись. Конечно, если не были выведены под корень все семьи, имевшие определенные контакты. И такое было. Вот на этих связях да на остатках прежних капиталов они нынче и строили свой бизнес, если снова вспоминать термины 21 века.
Подробности, собственно, были боярам и не нужны. У Пимена с Данилой уточнили только, что такие купцы и корабельщики есть по всем направлениям возможной торговли, а Матрене один из них как-то помог в ее тяжелые первые годы вдовства. Так что и с местом для их временного проживания, и с нужными им товарами (оружие, доспехи, припасы) им помогут. Гораздо интереснее этим семьям был уже сам план рязанцев о построении нового государства, так как сейчас орден, в отличии от Литвы, слабел, но о том надо было говорить с нынешними лидерами, что корабельщики тоже устроить обещали.
На вопрос Ефима, кто такой Петр, с которым их обязательно надо свести, не из прежней ли верхушки, Пимен отвечать не стал, а слово снова взял Данило, и, понизив голос и оглядываясь на дверь, пояснил, что в каждом крупном городе есть те, кто верховодит днем, а есть те, кто ночью, и вот Петр – как раз из вторых… Сами они с ним не дел не имеют, но личность известная, а что у него за дела с Матреной, они и сами не интересовались, и никому не советовали… Но, раз надо… Ефим вспомнил некоторые рассказы Седова про организацию преступности и отстал.
Корабельщиков за рассказ все равно поблагодарили, было, о чем подумать. На столе все было давно допито и доедено, но время еще было, и все сидели, ведя неспешные разговоры о том, о сем, когда Николай Федорович вспомнил, что хотел записать названия и номиналы теперешних денег. Он спросил у Ефима, где у того лежит блокнот с ручкой, тот ответил, что у него в сумке, в другой комнате, и поднялся, чтобы пойти их достать. Надо сказать, что освещение на постоялом дворе было уже привычным для Седова – несколько лучин в специальных подставках по стенам, да восковые переносные светильнички, похожие на плошку с ручкой. У них на столе было два таких, так что Николай Федорович, взяв один, вышел в коридор. Ефим шел за ним. Седов шагнул к двери во вторую комнату, и тут порыв сквозняка чуть не задул огонь в светильнике. Он, чисто машинально, прикрыл его ладонью левой руки, и так же автоматически повернулся направо, посмотреть, откуда дует.
Дальнейшее произошло очень быстро, но, как потом выдал из памяти включившийся на полные обороты мозг, было все примерно так: дверь перед ним резко открылась, и из нее выскочил человек с выставленной вперед рукой, в которой был зажат нож; еще при начале открывания двери, увидев это, Седов так же автоматически начал поворачиваться обратно, налево, так и держа светильник в правой руке на уровне груди, а ладонью левой прикрывая его огонек от сквозняка; нож этого человека (ладонь, прикрывающая свет, не давала разглядеть того в темноте) ткнулся чуть ниже левой части грудной клетки Николая Федоровича, но, за счет поворота туловища, сначала ушел немного под углом, а потом уткнулся во что-то; локоть Седова, завершающего поворот, на самом излете столкнулся с головой неизвестного (тот был значительно ниже ростом) с каким-то костяным звуком; человек от удара отлетел к косяку двери и впечатался в него головой, тут звук получился уже деревянный, и по этому косяку съехал на пол; от удара (скорее, тычка) Николай Федорович отшатнулся назад, чуть не наступив на ногу только выходящему из горницы Ефиму; нож, который незнакомец, падая, выпустил из рук, вывалился из одежды Седова, с характерным железным бряком упав на пол.
Как мы сказали, вся эта цепочка стуков и бряков (почему-то именно звуки хорошо запомнились Николаю Федоровичу, может, потому, что все происходило в тишине и при малом освещении от огонька светильника, да еще прикрытого рукой) прошла за две-три короткие секунды. Тут Седов немного подвис, осознавая, что, собственно, сейчас произошло, зато бывший у него за спиной Ефим, как оказалось, даже с плохим освещением видел всю картину, и, не успев выйти в коридор, практически с порога, издал какой-то возглас остальным, то ли «сюда!», то ли «скорей!» – вот этого они потом оба не вспомнили. Первым из комнаты выскочил Гридя, моментально срисовал все взглядом, спросил у Седова – цел? И, получив в ответ вялый кивок, взяв у него из рук светильник, нырнул в другую комнату. Тут вышел, оттеснив Ефима (дверной проем вообще был нешироким, на местных), Семен, тоже осмотрел все, и, подхватив лежащего на полу неизвестного, потащил его в комнату. А Гридя сразу вернулся обратно, неся в одной руке светильник, а в другой – один из их баулов. Видно было, что тот распотрошен, а один из ремней-застежек – разрезан.
Остановившись в коридоре, Гридя еще раз огляделся и коротко скомандовал:
–Ефим, прибери нож и давай внутрь! Старче, не стой столбом, тоже заходи!
И, проследив, что эти двое его вяло послушались, тоже зашел в горницу. К этому моменту князь успел только встать со своего места, а сидевшие на дальней стороне стола Федор и корабельщики и того не успели.
–Что?… – спросил князь у Гриди.
–Да вот, старца нашего чуть не зарезали – своим бесстрастным голосом ответил тот.
–Старче?! – повысив голос повернулся к нему князь.
–Я вышел в коридор, а там сквозняк… я повернулся, глянуть… а тут дверь открывается, и он мне ножом сразу – тык… а я поворачивался как раз, и локтем-то ему в голову и того… с поворота… а он об косяк, и на пол… а тут Гридя…
Простим нашему герою такой рассказ. Не каждый день тебя режут, кто понимает.
–Да ты ранен, что ли?!! – еще тоном выше продолжал князь – Гридя!!
Тот сделал шаг к Седову, и поднеся светильник к его левому боку, спокойно сказал:
–Крови нет.
Здесь все немного смешалось, Николая Федоровича подтащили к столу, стали вертеть и ощупывать, но очень быстро выяснилось, что прорезана (или, скорее, пропорота) только поддевка, а нож не достал до тела, уткнувшись в кошелек, лежавший во внутреннем кармане.
–Против сердца бил – сказал Семен, спокойно стоявший все это время около сваленного на пол неизвестного, пока не подающего признаков жизни – нож его где?… Ефим!
Ефим, все это время тоже немного заторможено стоявший с ножом в руке, вздрогнул и положил нож на стол. Все перевели взгляд на него, а Семен, взяв нож, поднес его ближе к огню. Больше всего он напомнил Седову финку, обоюдоострое лезвие длиной сантиметров 10, простая деревянная рукоять. Правда, был он, пожалуй, поуже финки, ближе к заточке.
–Воровской нож – цыкнув зубом, сказал Гридя – и колоть, и резать… Он у нас, вон, баул им подрезал. Глянь-ка, Семен, что там у него.
Семен опустился к лежащему и начал шарить у того за пазухой. Сейчас можно было увидеть, что тот обычно выглядит (темные волосы, средняя лохматость, борода) и одет в обычную крестьянскую одежду – штаны, рубаха, безрукавка, а вот на ногах у него были… ну, больше всего это было похоже на бурки. Обувь из войлока, но не цельноваляная, как валенки, а сшитая из отдельных кусков. «Вот почему мы его не слышали – подумал Седов – у нас-то тут разговоры шли, а он в этих тапочках». Семен, поднявшись, положил на стол две вещи. Одной из них оказалась старая шапка, тоже войлочная, а вот второй… вторым был один из денежных свертков, в которые Федор еще у Никодимыча раскладывал их деньги. Он глухо звякнул об стол, да и Семен, развернув кожу, показал всем серебро. Теперь Федор засопел и полез из-за стола, а корабельщики, до того сидевшие молча, оторопело уставились на сверток. «Знали бы они, что это только шестая часть, или какая там» – внутренне хмыкнув, подумал Седов. Видимо, его начало отпускать.
–Остальное цело, Федор, я проверил – сказал Гридя, видя, что тот взял один из светильников и пошел на выход.
–Сейчас – отмахнулся тот и вышел из горницы.
Тем временем Семен все-таки вздел с пола грабителя и посадил его на скамью, прислонив к стенке. Тот все еще был в беспамятстве, а под глазами у него заметно начали наливаться отеки. «Сотряс – подумал Седов – это что же, я его так?… Или об косяк?… Или оба раза?». Видимо, об этом же подумали и все остальные, так как перевели уважительные взгляды на Николая Федоровича, а Семен даже сказал:
–Сильно ты его, старче.
–Да это случайно – ответил Седов – он сам под локоть подсунулся.
Секунда, другая, Гридя хмыкнул, улыбнулся успокоившийся князь, одобрительно кивнул Семен, и еще через пару секунд в комнате раздавался веселый, бодрый смех молодых и сильных людей. Смеялся и сам Седов, а вернувшемся Федору, с любопытством оглядывающему веселящийся народ, ответил только Семен, махнув рукой на Николая Федоровича:
–Старче… случайно, говорит… тот все в себя прийти не может… случайно…
Заулыбался и Федор, но сказал тут же:
–Остальное все цело. Он на ощупь шарил, ближний баул взял.
«Ну да, света-то не было – с запозданием понял Седов – залезть-то вор залез, сумку нашарил, один ремень расстегнул, второй разрезал, а тут мы пошли, он услышал, схватил, что попало, и деру. А тут я.».
–Что же – сказал князь, перестав улыбаться – хорошо, что все так обошлось. Однако пора и с хозяином сего дома потолковать. Данило, ты его давно знаешь?
–Давно, и плохого сказать про него ничего не могу – практически тут же ответил то – мы тут постоянно у Евстрата останавливаемся, который год он тут двор держит, а до того, вроде, отец его держал. Нет, ничего такого за ним не было замечено.
–Однако ж тать этот к нам мимо всех его людей проник, да и одежа с обувкой его где-то тут должна быть… – задумчиво сказал князь – сдается мне, что без хозяина не обошлось… надо бы его к нам пригласить, сходи, что ли, Гридя…
Гридя радостно осклабился и рванул было на выход.
–Погодите – сказал Седов. Он еще не полностью вошел в, так сказать, нормальный рабочий режим, но это же было очевидно!…
–Вы что, хотите вот просто так его сюда притащить? А если он отпираться начнет? Давайте вот как сделаем…
Три минуты на объяснение, во время которого он еще раз увидел, насколько могут быть широко распахнуты глаза Гриди, а Семен, поняв, о чем речь, так хлопнул его по спине, что, наверное, оставил синяк. Остальные молчали, только от Данилы донеслось что-то уважительное про «вперехлест» и «накрест». Речные термины, видимо. Еще три минуты судорожной подготовки, и Гридя все-таки убежал за хозяином.
–Ох, старче… – сказал князь, пока все ждали их прихода.
–Что? – невинно хлопая глазами, отвечал тот – все из книг, я же говорил…
Может быть, князь уже созрел для того, чтобы все-таки высказать, что он думает о Седове, его книгах, его 21 веке, и вообще обо всем этом, но в коридоре (двери не закрывали) послышались шаги, и в комнату вошел хозяин постоялого двора, а за ним – Гридя. Им открылась примерно такая картина: во главе стола сидел князь, слева от него – Ефим, над листом бумаги с ручкой. Справа – Федор, с баулом перед ним и прикрытым пока свертком с серебром. У левой стены стояли корабельщики, у правой – Седов и Семен, прикрывая собой все еще сидящего в беспамятстве на лавке незнакомца. Гридя же оказался у хозяина за спиной, прикрывая тому путь к отступлению.
