Хроники Нордланда. Грязные ангелы

Про яму он сказал ему тогда, ночью, когда, уже с сорванным скальпом и выдавленными глазами, ещё жил, ещё был в сознании, когда впереди были ещё два дня страшнейших мучений. Гор его тогда не понял; зато понял теперь.

– Дорогой Гектор – сто двадцать пять золотых дукатов. – Подводил итог Хозяин. – Уважаемый Аякс – двести золотых. Восхитительный Катулл – сто пятьдесят…

– Пятьсот. – Сказала дама в синей маске. – Чтобы этот жеребец первым поимел её!

Гор вскинул голову. Дама Бель приезжала сюда, чтобы покупать его; она использовала его по прямому назначению, и заставляла отработать все пятьсот с лихвой. Гору и в голову не могло прийти, что кто-то из гостей сделает его участником всего этого! А главное – он вдруг понял, что именно произошло с ним тогда, когда Хозяин насиловал Алису. Он в очередной раз сломался, и произошедшее тогда отвратило его от насилия раз и навсегда. Гор больше не мог этого сделать, и не мог не только морально, но и физически! Это была катастрофа. Если только чудо какое…

– Э-эй! – Возразил «уважаемый Аякс». – Девка моя! Я буду первым, и вот золотой поверх твоих пятисот, Бель. И поверх каждой твоей суммы будет один сверху.

– Сдаюсь. – Недовольно произнесла Бель, разваливаясь на своей скамье и поднося к губам бокал, чтобы скрыть досаду. Гор прикрыл глаза, переводя дух.

Из зала уже поднимался высокий, как Гор, но при том совершенно безобразный, рыжий, весь, вплоть до пальцев огромных рук поросший жёстким волосом, кривоногий, пузатый Аякс, по-медвежьи ступая, приблизился к девушке.

Следующим был Брут; пока он насиловал её, Гор кивнул Аресу и Эроту, и те исчезли, вернувшись через какое-то время с четырьмя новенькими девушками, Марией, Трисс, Мартой и Сэм, и шестью мальчиками, тоже из новеньких. Оргия понеслась.

Как Гор и думал, его купила дама Бель, которая вновь вынудила его ублажить её с лихвой на все пятьсот золотых. Мария, которая думала, что видела уже всё самое страшное и мерзкое здесь, поняла, что всё предыдущее было только цветочками. Вскоре Мария начала терять сознание, и её бросили на полу, как ненужную вещь. Приют подобрал измученных жертв, кроме Мины, и уволок их к Доктору; в Красном зале с гостями, Хозяином и главной жертвой остался только Гор, который обмыл истерзанную девушку и положил на алтарь. Она не шевелилась, но жилка на шее билась – Мина была ещё жива. Хозяин подошёл к ней и кривым и тонким ножом проколол эту жилку. Кровь ударила ключом, Мина слегка задрожала. Гор закрыл глаза – никогда не мог видеть того, что происходило после. Хозяин выпустил кровь в мраморную чашу, смешал её с вином, и гости принялись, толкаясь и торопясь, облизывая пальцы, пить эту смесь… Гор не смотрел, но знал, что они делают, и его мутило от отвращения. Он чувствовал боль и стыд, отвращение, облегчение: для этой несчастной девчонки всё кончилось, – и радость от того, что он избавил от этого Алису. Любовь эгоистична; и Гор мог думать только о той, кого любил.

Прощаясь, дама Бель провела рукой по его груди и животу:

– Жаль, что Хозяин не продаёт вас. Я не пожалела бы никаких денег, прекрасный Дионис, чтобы ты был только мой. Пошёл бы ко мне?

– Купила бы – пошёл. – Холодно ответил Гор. – Мне плевать.

Она засмеялась.

– Не думаю, что на самом деле ты не хотел бы поменять эту помойку на более приятное место, вроде моего дво… дома. Спал бы на перинах, ел бы всё, что хотел, и всё было бы только твоим…У тебя были бы слуги, и… служанки. Я не прочь порой побыть зрителем, как сегодня. Это было великолепно! Так что ты скажешь?

– О чём?

– Ты хочешь ко мне?

– Я сказал: купишь – пойду.

– Купить тебя невозможно. Но я привыкла получать то, что хочу. – Она потрепала его по щеке. – До свидания, мой прекрасный жеребец!

Гор проводил её презрительным взглядом. Он всех их презирал, это была его внутренняя защита. Не в первый раз ему приходило в голову, что их никто не заставляет приходить сюда и делать то, что они делают; а значит, не Гор развратен и грязен, как они говорят, а они. Гости удалились через верхние двери, Гор – через нижние, за алтарём. На мраморном полу осталось лежать тело жертвы – его потом уберут стражники, выбросят в ближайший колодец… Словно и не было. Гор поёжился: эти мысли донимали его теперь постоянно. Если бы у него не получилось, там сейчас лежала бы Алиса. Стражники грубо подобрали бы её нежное тело, за руку, или за ногу, и швырнули бы в колодец, как мусор… Что было бы с нею там? Куда бы она попала? В рай, как говорил Эрот, единственный из них, кто хоть что-то про это знал? А её тело?..

Войдя в Приют, Гор стянул маску, на ходу потянулся с довольным рычанием:

– Ух, кончилось!

– Хорошо тебе. – Сказал Эрот. – Ты бабу трахал. А я сперва Хэ ублажал, а потом этого, помнишь, с бородавкой на подбородке…

Гор обхватил его за шею:

– Расслабься! Представь, как он срёт, мигом успокоишься! А у меня для вас новость, хорошая. Вас простили! Валите с утра в Девичник, а то Чухи там всю науку позабыли.

– Йя-ху! – Заорал Арес. – В Девичник с утра, парни!!!

Остальные ответили восторженными воплями, Локи запрыгнул сзади на Ашура, и так, с матом и хохотом, они повалились в бассейн. Гор вновь заметил, что Эрот старается держаться рядом с ним, и постоянно пытается угадать его желания, чтобы исполнить их. Вообще-то, Гору Эрот нравился; он вообще испытывал слабость к странным, хрупким и нуждающимся в нём существам. Его сердце было, как сказал однажды кто-то, любимым прибежищем для слабых и беззащитных, для всех странных и непохожих на других. Но, как уже было сказано, эти создания не единожды предавали его, или не успевали предать, погибнув у него на глазах. Гор больше не хотел ни того, ни другого. И когда Эрот принёс ему к бассейну кусок пирога, Гор спросил дружелюбно, но твёрдо:

– Ты, случаем, не влюбился в меня? Тогда сразу должен сказать: это зря. Я не содомит, мне девки нравятся. Тебя я могу только оттрахать, но без удовольствия, из жалости.

Эрот покраснел:

– Я тоже не содомит! Да, внешность у меня девчачья… Но я не содомит! И мне тоже девки нравятся, хоть и не такие, как вам.

– Угу. – Кивнул Гор. – Тощие и хилые, без сисек. Благодарение небу, таких здесь раз – два, и обчёлся!

– А мне нравятся. – Упрямо сказал Эрот. – Что здесь такого?..

– Ничего. – Гор впился зубами в холодный пирог, жёсткий, как подошва, но с некоторым количеством мяса внутри. Ему нравилось – лучше он всё равно не пробовал. Эрот не отходил, и Гор, прожевав, повернулся к нему:

– И снова здравствуйте. Чего теперь?

– Я поговорить хочу.

– Говори.

Эрот покраснел.

– Ты можешь подумать, что я прогибаюсь перед тобой, но это не так. Я ни перед кем не прогибаюсь, и если бы я сам не захотел с тобой сблизиться, ничто бы меня не заставило…

– Я не собираюсь сближаться. – Холодно сказал Гор. – Лучше разойдёмся сразу, чтобы не было никому из нас неприятно.

– Я хочу знать причину. – Упрямо сказал Эрот. – Если дело во мне, это одно; если нет – совсем другое.

– Ты мою спину видел? – Гор встал. – Это следы дружбы. Дело не в тебе. Просто я не хочу никаких друзей. Они мне не нужны. Ты хороший парень, но даже для хорошего парня исключений я делать не собираюсь. Всё. – Эрот открыл было рот, но Гор оборвал его так решительно, что настаивать юноша не посмел. – Спать ложитесь. Не знаю, как вы, а я устал, как собака.

Он страшно переживал за Алису, которая наверняка уже пришла в себя и сходит с ума от страха и неизвестности. И, наверняка, от боли… Гор приготовил для неё мазь и примочки, но уйти, пока все не уснут, не мог. Огней здесь не зажигали, и зимой в это время Приют уже крепко спал; но был уже конец марта, и дни стали длиннее. Часто, задрав головы, обитатели Приюта заглядывались на ярко-голубое небо в высоких окнах. Они были юными и полными жизни; их тянуло на волю, и теперь, весной – особенно. Поэтому засыпал Приют долго. Янус флиртовал и обжимался с Аресом, Локи и Ашур о чём-то шептались и хихикали, свесив с лежанок рыжую и смоляную головы. Эрот сидел по-турецки и смотрел, не отрываясь, на гаснущий в окнах свет. «Да чтоб вас…» – Гору казалось, что время не движется, и Приют засыпать не собирается. А что, если на Алису сейчас… крысы напали?! Картинка была такой яркой, что Гор аж подобрался весь. Спасая его, вдруг прозвучал гонг, и он сорвался с места, бормоча:

– Какая бля… – И бросаясь к дверям. Так поздно его ещё никогда не вызывали, и он с ужасом подумал, что кто-то обнаружил Алису… Или Хэ передумал… Или Доктор настучал на него…

Вызвал его, в самом деле, Доктор. Весь опухший и красный, он трясся, и бессвязно бормотал что-то, смазывая себя какой-то мазью.

– Ты чего бормочешь, эй?! – Рассердился Гор.

– Говорю тебе, пауки! – Доктора трясло. – Со всех сторон, вот такие! Как полезли на меня, я просто о…

– Звонил чего?

– Так они на меня полезли!!! – Заорал Доктор. – Что я должен был делать?!

– Ты что, с тараканами не мог справиться?

– Какие тараканы? Пауки, – Доктор чуть не плакал, – здоровые! Вон, смотри! И стражи уже нет, я тут один… От этих паскуд толку никакого!

– А чего ты от них хотел?.. – Гор нагнулся, разглядывая давленых пауков. И в самом деле, большие, чёрные, жирные… Даже ему стало неприятно. – Им тебя любить не за что!

– А что я их потом отхерачу, всё равно?!

– А ты их и так херачишь, какая им разница? – Гор раздавил ещё несколько пауков, не додавленных Доктором, смахнул с него и убил ещё пару. – Откуда они, интересно?.. Я никогда таких не видел!

– Я тоже. – Мрачно кивнул Доктор. И заканючил:

– Останься, а?

– Не-а. – Ухмыльнулся Гор. – Я пауков боюсь до смерти!

– И тебе всё равно?!

– Абсолютно. – Гор задумчиво осмотрел стены. – А на Чух они нападали?

– Прикинь – нет! Только ко мне все ринулись; ни на одну тварь не заползли, вон, смотри, и к тебе не лезут! Да что же это такое, а?!

– Может, на какой запах лезут? – Предположил Гор. – Короче, мне пора, совсем темно уже. Пошёл я! – Не обращая внимания на причитания и протесты Доктора, Гор пошёл, а потом и побежал, обратно. Тяжело дыша, ворвался в комнату с соломой, огляделся. Алисы не было. Он позвал её по имени, и нечеловеческое ухо уловило слабый шорох. Гор длинно вздохнул от облегчения, и сказал:

– Алиса, солнышко, это я!

Она тихо всхлипнула где-то в соломенных недрах:

– Гор?.. Это вы?..

– Я, я… – Он прошёл к подоконнику и сел под ним, откинув голову. – Вылезай, никто сюда сейчас не придёт. Мы одни… На всю ночь.

Алиса выбралась к нему, с соломинками, застрявшими в волосах, с синяком под глазом и разбитыми губами. Он с нежностью и жалостью посмотрел на неё, привлекая к себе.

– Где я? – Прошептала Алиса, уткнувшись ему в грудь.

– В хранилище для соломы. – Пояснил Гор. – У меня тут тайник, я порой здесь прячусь.

– У меня голова болит. – Пожаловалась Алиса. – И половина лица, и рот… У меня кровь на губах! Что со мной?

– Я… – У Гора перехватило дыхание. – Я… понимаешь… Надо было, чтобы ты не попала на оргию; и я тебя… я тебя ударил. Чтобы ты стала… ну, непригодной для них.

– Вы меня… били?! – Прошептала Алиса, с ужасом глядя на него огромными глазами… Нет, одним огромным, и другим чуть заплывшим глазом. У неё задрожали губы. – Но за что?!

– Не за что, а зачем. – Гор испугался, что она вновь начнёт кричать и громко плакать возле самого Приюта, и их услышат. – Тише, умоляю, солнышко! Нельзя, чтобы тебя услышали, нельзя, чтобы нас с тобой увидели!

– Вы стыдитесь меня?!

– Боже мой! – Застонал Гор. – Нет! Я люблю тебя, обожаю, горжусь тобой, но здесь…это… да как сказать-то! Тебя убьют, и меня убьют, если тебя увидят здесь со мной! Ты это понимаешь?! Ты вообще, способна это понять?!

– Я не дура! – Обиделась Алиса. На самом деле она, разумеется, Гора не понимала. Он щадил и оберегал её, и она до сих пор не знала, где именно находится, что именно ей грозит, и как вообще устроены Сады Мечты. Алиса, конечно, была чуткой и умной девочкой, и понимала и чувствовала, что здесь, в этом месте, очень страшно; видела, что Гор не договаривает чего-то, что-то скрывает от неё, но от этого было ещё страшнее…Когда Доктор изнасиловал её, она была уверена, что Гор этого не стерпит и не простит ему; очень боялась этого, молилась про себя, чтобы Гор не совершил чего-нибудь непоправимого, за что его накажут, но когда он так спокойно и холодно отреагировал, это ранило Алису в самое сердце, даже сильнее, чем само насилие. Особенно горько было от того, что она всё равно его любила. Обречённо прощала ему предательство, и замыкалась в себе, мучаясь от недоверия и страха… Внешне притихшая и покорная, Алиса внутри была вся напряжена и до смерти перепугана.

Гор, и не подозревая об этом, постарался, как мог, извиниться перед ней, попытался даже объяснить, что не ударил бы, если б была хоть какая-то альтернатива, и Алиса, вроде бы, покорилась и приняла его извинения. Послушно позволила поухаживать за собой: Гор принёс мазь, которой щедро снабжал их Доктор, и чистую ткань, которую пропитал мазью и сделал примочки на синяки Алисы.

– Ну, вот. – Сказал, целуя её в тёплую макушку, пахнувшую и соломой, и всё тем же тонким и сладким, её запахом. – Клизма, хоть и тварь конченая, а дело своё знает, мази у него шикарные. К утру никаких отёков уже не будет, так, синяки, но они тоже скоро пройдут. Всё заживёт, солнышко моё. Думаешь, легко мне было тебя ударить?.. Я словно себя самого бил, нет, даже хуже… Себя, наверное, и то легче было бы.

– А вас кто поцарапал? – Всхлипнула Алиса.

– А… это я сам. – Засмеялся Гор. – А свалил на тебя. Типа, ты на меня набросилась, вот я тебя и ударил, не удержался…

– Вы невозможный. – Не сдержалась Алиса, голосок стал вредный-вредный. – Не только меня побили, но ещё и выставили меня… истеричкой какой-то.

Гор опять откинул голову на стену, устало прикрыл глаза. Нет, порой ему с Алисой было очень трудно… И в чём-то Хэ был прав: они не такие, как парни. Пробормотал:

– А тебе так важно, что Клизма о тебе думает?.. Тогда я тебя успокою: он вас вообще ненавидит и презирает, всех, чохом, и тебя в отдельности – тоже. Для него вы – не люди. Чухи просто, да.

– Я знаю! – Обиделась Алиса, даже попыталась отстраниться от него. – Он мне много раз это говорил, спасибо, что напомнили!

Гор промолчал, ничего не ответил. Он устал так, что мелькало даже обречённое чувство: а пошло всё… Что будет, то и будет. Завизжит, расплачется, выдаст их обоих – и пускай… Усталость была не физическая, а душевная. Он так давно, так долго был один, так долго нёс в себе боль, ярость и отвращение ко всему, что делал, и в то же время делал хорошо… Столько перенёс, добиваясь свободы, что даже свободы уже почти не хотел. Сильнее всего его тяготило одиночество. С раннего детства Гор был уверен: он не один, он не должен быть один. С ним должен быть кто-то, пустота рядом тяготила его. И он стремился заполнить эту пустоту, находя себе друзей, которым был предан всем сердцем – а они либо предавали его, либо покидали… Постепенно Гор стал сознавать, что с его дружбой что-то не так. Что он стремится дать своим друзьям больше того, что те могут дать ему в ответ; ждёт от них чего-то невозможного. И с того самого момента, как он это понял, в нём поселились страх и пустота… Эту пустоту заполнила Алиса, она дала ему то, чего ему так не хватало: понимание и любовь… Но понимала она его, всё-таки, не настолько, насколько понял бы друг. Гор уже понял, что не всё может доверить ей, встречая порой какое-то почти фатальное непонимание таких простых вещей! Ведь он не хотел обижать её, а она порой обижалась на пустом, по его мнению, месте. Нет, это не отталкивало его, и не делало его любовь и восхищение меньше. Она просто была другая, и с этим приходилось считаться, вот и всё.

Он просто устал. Просто устал, и всё… Сегодня случилось столько всего… Душа его надорвалась и томилась, душевная боль овладела им. Сколько дней еще впереди, в течение которых он должен как-то уберечь Алису от насилия со стороны Домашнего Приюта, как-то не выдать себя, исполняя обязанности вожака, которые теперь так ненавидел? Всё это казалось сейчас Гору такой непосильной ношей, настолько надежда и силы покинули его, что он почти сдался в этот момент давящей тяжести, которую нёс всё это время, бессознательно противясь ей, отказываясь отчаиваться и сдаваться.

Алиса почувствовала его состояние, и какой-то смутный страх. Она тоже чувствовала эту тяжесть, словно какая-то злая, чёрная и даже словно бы одушевлённая воля сознательно давит её и стремится завладеть ею. И так же, как Гор, Алиса не давала этой воле подчинить себя, берегла в себе память о радости, свете и тепле, берегла в себе любовь и жажду жить. В это мгновение ей стало так страшно, что она аж похолодела вся, прижалась к Гору сильнее, поцеловала его грудь:

– Что с вами? – Спросила нежно-нежно, погладила его, приласкалась, заглянула в лицо, бледное, усталое, какое-то обречённое.

– Устал. – Прошептал он. – Сильно… сильно устал.

– Тогда поспите. – Она вновь привлекла его к себе. – Отдохните, я с вами, я же с вами! Я позабочусь о вас… – Она наклонилась и начала осторожно целовать его висок, скулу, краешек рта. – Я вас люблю… Очень-очень люблю, Гор… – Замурлыкала чуть слышно, так нежно, что у него опять мурашки побежали по коже:

– Когда устал ты падать на колени,

Нет сил вставать и продолжать идти,

Когда в душе бушуют страшные метели,

И чувствуешь себя, как птица взаперти.

Когда глаза пеленою закрыло

И камень на сердце лежит,

Открой ты мне душу, милый,

И все страдания свои расскажи.

Расскажи, почему ты болеешь?

Отчего ты ночами не спишь?

Знаешь, идти одному сложнее,

Позволь мне помочь в твоём пути.

На себя не бери ты много,

Всё разделим с тобой пополам.

Эта боль – она ненадолго.

Давай взгляд устремим к небесам?

И чтобы не случилось, знай,

Я с тобой хоть в ад, хоть в рай*

– И Гор, повинуясь этому нежному напевному шепоту, расслабился, успокоился и погрузился в золотистый свет, покинув Сады Мечты и вернувшись в маленький золотой фонарик, где было легко, тепло и покойно, где были Алиса и её сияние, и никаких тревог, никакой усталости. Может быть, ничего у него и не выйдет… Но это не страшно. Страшно жить без цели и надежды; но сейчас надежда есть, она есть! Да, будет страшно и трудно. Но зато, если всё получится, какой будет награда!.. Гор вновь увидел, ясно-ясно, рождённые его мечтой ручей, деревья и домик, такие настоящие! Услышал, как сочно хрустит травой вороной конь с белой стрелкой на лбу, такой живой – протяни руку, и коснёшься блестящей шерсти. А в доме… У Гора перехватило дыхание: он увидел Алису, качающуюся на качелях. На ней было такое прекрасное платье, розовато-бежевое, с золотисто-коричневым и белым узором, и волосы были уложены красиво и даже изысканно, и покрыты шляпкой из накрахмаленных кружев, кокетливой и тоже изысканной. Она качалась и смеялась, запрокидывая голову, такая беззаботная, счастливая, такая… прекрасная! Он даже не подумал, что никогда не видел качелей, и уж тем более – прекрасных платьев и кружев. Он даже не нашёл бы слов, чтобы всё это описать! Но это видение окончательно успокоило его и придало ему сил.

– Я тоже очень люблю тебя, Алиса. – Прошептал он, не открывая глаз. – Очень. Нам с тобой столько вытерпеть здесь надо…

– Мы вытерпим. – Пообещала Алиса. – Я всё вытерплю, если вы будете со мной и будете меня любить. Вы не смотрите, что я такая маленькая. Я сильная! Я знаю, что сильная, знаю! И вы мне верьте, пожалуйста!

– Кстати… Солнышко… На Доктора сегодня пауки напали. – Гор прекрасно помнил ос, напавших когда-то на Мамашу. Алиса чуть напряглась, и спросила деланно-безразличным голосом:

– Правда?.. И что?..

– Да ничего… Просто странно. Я здесь ни разу…

– Так ему и надо. – Вредным голосом произнесла Алиса. – Мне его ничуточки не жалко. А вам?..

– Я его убью. – Сказал Гор. – Когда-нибудь. Не смогу простить ему того, что он тебя трогал, тварь.

– Ну, тогда и не беспокойтесь об этих пауках. – Приласкалась к нему Алиса. – Лучше расскажите мне, я теперь всегда здесь буду жить?..

– Не получится. – Кусая губы, сказал Гор. – Хорошо бы, но нельзя… Хэ и Доктор знают, что ты здесь, и нечего не поделаешь. Ты будешь в Приюте, а там… – Он зажмурился. Отдать Алису Приюту – это было совершенно немыслимо. – А, ладно, завтра всё расскажу. Давай, сейчас отдохнём, а?.. Я сегодня так устал, что просто слов нет…

– Вы спите. – Нежно погладила его Алиса. – Я здесь, и присмотрю за вами…

– И пауки, да? – Хмыкнул Гор. – Они тоже за мной присмотрят?..

– О чём вы? – Невинно спросила Алиса. Гор близко посмотрел ей в лицо: ресницы её затрепетали, взгляд стал таким честным-честным! Он засмеялся, и поцеловал её. Какая она, всё же, была прелесть! Даже когда злилась и выводила его из себя! Даже когда обманывала его!

– Хотел бы я знать, кто ты. – Прошептал он.

– Я тоже хочу. Но я не знаю.

– Похоже, никто не знает… – Гор тяжело вздохнул, устраиваясь поудобнее. Завтра будет тяжело и снова очень опасно… Но то – завтра. Сейчас есть редкая возможность отдохнуть, и он, чёрт побери, её заслужил!..

На рассвете Гор оставил Алису, вновь заплакавшую – она не хотела оставаться одна, ей было страшно. Гор, как мог, успокоил её и вошёл в Приют. Он понимал, что существования Алисы всё равно не скроет, нечего и надеяться. О ней мог сейчас спросить Доктор в Девичнике, мог поинтересоваться Хэ – Гор знал, что каждого из его парней Хэ то и дело расспрашивал о происходящем в Приюте и о нём, о Горе, тоже. Кстати, рассказал ему об этом только Эрот; даже Арес скрыл от Гора эти расспросы. А про Алису Хэ спросит обязательно, это после того-то, как он самого Гора предупреждал насчёт неё!

– Где был? – Арес уже проснулся, и встретил его у бассейна.

– На Клизму пауки напали, он истерить там начал, как Чуха.

– Какие пауки? – Удивился Арес. – Тут даже мух нет!

– Сам удивился. Но пауки точно были, и жирные, падлы, такие! Клизму искусали, он весь опух. Щас сам увидишь.

– И ты что, – захихикал Арес, – пауков от него отгонял?

– Нет, помогал им его кусать. – Фыркнул Гор. – Жрать накрывай.

– Там фигня одна осталась…

– Вот фигню и накрывай. – Гор разделся и бросился в воду. Рявкнул от наслаждения, выныривая и откидывая с лица мокрые волосы. В Приюте бассейн был больше, глубже, хоть и прохладнее, чем в Девичнике; здесь можно было плавать. – Щас пойду за жратвой. И приберусь здесь, а то грязно, как у дайкинов. А вы, так уж и быть, развлекайтесь до вечера, а то Чухи там уже сохнут от скуки!

– Чухи, мы пришли! – Завопил Локи, врываясь в Девичник. Гор услышал смех Доктора, вышедшего посмотреть. Рожа у него, не смотря на то, что тот обработал её всем, чем только мог, выглядела плачевно. Но говорить о пауках с Аресом или кем-то из Приюта он не захотел, злобно огрызнулся и ушёл. Гор постоял немного, наблюдая за своими парнями. Они соскучились и отрывались во всю… Гору было сегодня тяжело наблюдать это. Он настолько переменился, что сам себя не узнавал. Он вдруг стал видеть всех этих девчонок, которых вообще прежде не воспринимал по отдельности. Раньше они для него были набором тел на любой вкус, теперь он видел их лица, их глаза, замечал гримасы боли, отвращения и отчаяния на этих лицах. Ему было так страшно, что Гор с трудом давил в себе этот страх. И понимал, что нельзя больше оставаться здесь, он погибнет, с таким отношением ко всему происходящему – погибнет, и очень скоро. Терпеть и делать вид, будто ничего не происходит – но до какого предела?! Если всё его существо рвётся надавать по мордам Локи и Ашуру, измывающимся над Клэр, рявкнуть на Ареса и Януса, вдвоём насилующих плачущую от боли Трисс? Позволить дрожащей от усталости Марте пойти и прилечь?! Она ведь здесь на фиг пока не нужна, её никто пока не выбрал! Позволить им спать вместе, немного поговорить, пожалеть друг друга?! Что в этом плохого, чёрт возьми?! Даже если верить, что они вредные, хитрые и всячески плохие, во что теперь Гор верить не мог, но даже если в это верить, почему, чёрт возьми, с ними нужно ТАК?!

И почему он раньше не думал об этом?.. Это было так очевидно, так явно, что теперь Гор только что по лбу себе не стучал, негодуя на собственные слепоту и глупость. Вспоминая о том, как слушал Хэ и верил ему, Гор чувствовал себя униженным; думая о своём участии в развлечениях и оргиях гостей – запачканным. Своих парней ему было… жалко, но он ни за что не стал бы открывать им глаза и повергать в пучину тех же мук, в какой пребывал сейчас сам. Одно он знал совершенно точно: если бы не Алиса, не стремление спасти её во что бы то ни стало, он уже сегодня сделал бы что-нибудь отчаянное. Первое – убил бы Доктора. Гор так хотел его убить, что аж скулы сводило и кулаки сжимались, а ногти больно вонзались в кожу! Тварь мосластая, пучеглазый урод… А потом… Потом убил бы Марию и покончил с собой. Он знал, что этим ничего бы не изменил и никому бы не помог. Просто это было невыносимо, невыносимо!!! Всё это зло, вся эта мерзость!.. До чего это было всё убого, гнусно… Разговоры парней, их развлечения! Сам он, придурок, участвующий во всём этом! Гор закрыл глаза, стиснул зубы, чтобы не заорать и не наброситься на них на всех прямо здесь и сейчас. Чтобы сдержать себя, он представил себе Алису, перепуганную, заплаканную, ожидающую его, и только на него надеющуюся… Помогло. Оставив Приют развлекаться, Гор пошёл на кухню. Вместо злобного усатого повара сегодня там была маленькая горбунья с длинным лицом.