скачать книгу бесплатно
– Я-я-я почувствовала. – Прошептала Санька, испуганно глядя на него.
– Слабые были толчки, – постарался он её успокоить. Остальные заворочались на своих лежанках, Россомаха потянулся с хрустом, спросил:
– Что случилось?
– Ты землетрясение проспал. – Сказала Санька, поднимаясь и выползая наружу. – Везёт.
Больше толчки не повторялись. Обсудив это и так, и эдак, они снова, позавтракав и умывшись, отправились в путь. День, распогодившись, выдался совсем тёплым; было, как про себя прикинула Санька, не меньше плюс десяти. Настроение оставалось нулевым, но уже не из-за Росомахи, а из-за сна. Она давным-давно не вспоминала Отто, и не думала о нём, испытывая прежнее бешенство; сейчас почему-то ей было страшно. В голове безостановочно крутилась «Старшая Эдда», то отдельные фразы, то целые отрывки. Поразмыслив, она решила, что это из-за странного вопроса Диего об Асгарде, городе светлых богов – асов, но всё равно было не по себе. «Сурт идёт с юга – огонь всепалящий солнцем блестит на мечах у богов, рушатся горы, мрут великанши, всё Хель пожирает, небо трещит…»
– Жуть какая! – Воскликнула она вслух, и Россомаха тут же повернулся к ней:
– Что?..
– Вспомнила одну… песню, что ли. Страшную. Про последнюю битву богов.
– Спой?
– Я не знаю, как она поётся, я только слова знаю. Но лучше их вслух не повторять, сильно страшные. Тем более, после того, как земля тряслась.… Ну, на фиг. Лучше пусть Диего споёт что-нибудь весёлое. У него здорово получается.
Россомаха тут же нахмурился и замолчал. Он болезненно воспринимал любые упоминания о пении Диего. Но Санька считала, что это ребячество с его стороны, и вообще.… Надо отходить от этой дурацкой мании – относиться серьёзно ко всему, что с ним связано. Баста! – И она даже не попыталась скрыть удовольствие от пения Диего. Тем более, что пел он и правда, прекрасно. С голосовыми связками, слухом и тембром голоса у него было всё в порядке, словно ему ставили всё это в лучшей консерватории. Самородок!
У Саньки тоже было всё в порядке со слухом. Природа наградила её, неизвестно, на кой, потому, что голосок у неё был так себе, и музыку она сочинять даже не пробовала никогда; но слух у неё был настолько тонкий, что она всегда отличала даже самую удачную пародию от оригинала на раз, никогда не путала мужские и женские голоса, как бы ни были они похожи, и искренне удивлялась, как это вообще возможно: в каждом из них было нечто, сразу, на слух Саньки, выдававшее, мужское или женское горло их выводит. Для неё было всегда непонятно, как можно принять мужчину в женском платье за женщину, голос ведь не спрячешь! В общем, был у неё такой божий дар. Слушая пение Диего, она краем уха ловила голоса птиц, такие звонкие и многочисленные в этот солнечный и тёплый день, и сначала даже сама не поняла, что её насторожило. Прислушалась, перестав слышать Диего и сосредоточившись на том, что её насторожило. И почти сразу сообразила: голоса птиц звучали по-разному! Не для обычного уха, которое никакой разницы бы не уловило, а для её изощрённого слуха. Она чуть придержала лошадь, чтобы ей не мешали голос Диего и топот множества копыт. Россомаха тут же оглянулся на неё, насторожившись. Он уже несколько раз убеждался в способности Саньки слышать даже недоступное его слуху. Санька колебалась. Если кто-то наблюдает за ними, то может, лучше не демонстрировать то, что она догадалась об этом? Россомаха приложил палец к уху, и она кивнула. Он окинул быстрым взглядом окрестности и сделал какой-то знак Харе. Они почти незаметно перестроились, поменявшись местами и заняв удобные позиции, одновременно прикрывая Саньку. Диего толи не заметил этого, толи не обратил внимания, продолжая распевать во всё горло. Санька боялась стрел. Все меры предосторожности казались ей бессмысленными перед ними; хотя в кино, например, китайские мастера всяческих кун – фу стрелы отбивали только так… Впрочем, Чен даже слов таких не знал.
Как-то Санька его, всё же, недооценила. Как только они поравнялись с подходящим, по мнению Росомахи, местом, Чен устроил небольшой взрыв, и в дыму Санька почти сразу же увидела фигуры нападающих. Стрелять было бессмысленно, и они напали всем скопом, как показалось с перепуга Саньке – человек пятьдесят. Диего, мгновенно очутившись на земле, перекинулся и ринулся в бой вместе с Россомахой и Харой. Санька поспешно ловила перепуганных коней, чтобы не разбежались, и, стараясь держаться за ними и за краем скалы, следила за сражением, на всякий случай сжимая в руке нож. Она так и держала его при себе, и как оружие, которым ещё ни разу не воспользовалась, и как талисман, которого даже немного побаивалась. Но больше всего она боялась момента, когда возникнет необходимость пустить его в ход; напряжённо наблюдая за боем, она молилась в душе всем богам и духам на свете, чтобы и в этот раз делать этого ей не пришлось.
Дым не рассеивался до конца, отчаянно воняя и мешая что-то разглядеть. Что было отлично слышно, так это рычание большого кота и боевой клич: «Хабас!» – Росомахи. Постепенно остатки дыма улетучивались, и вместе с ними редели силы противника: когда каменистая площадка у большой скалы окончательно освободилась от дыма, на ней в беспорядке валялись тела убитых, и продолжалась схватка между Харой и каким-то низкорослым, но очень шустрым дядькой в лохматой шапке и такой же лохматой шубе. Он визжал и вертелся, сверкая двумя кривыми мечами, подпрыгивая высоко, словно террорист из Контр Страйк. Россомаха, абсолютно невредимый, наблюдал за боем; в тот момент, как Санька смогла его разглядеть, он как раз, не отводя глаз от сражения и не меняя выражения лица, ударил кинжалом какого-то бедолагу, пытавшегося встать справа от него. Тот упал окончательно; Хара, до того момента уворачивающийся и чего-то выжидающий, перешёл в атаку. Виртуозно орудуя посохом и кинжалом, он сбил своего попрыгунчика с ног и прикончил ударом кинжала в затылок. Санька вздрогнула и зажмурилась; но тут же открыла глаза, посмотреть, что дальше.
Дальше был подсчёт нападающих и осмотр трофеев. Диего, так же ни капельки не пострадавший, сидел в стороне, наблюдая несколько презрительно, как Россомаха деловито осматривает трофейное оружие и украшения.
– Это Укок. – Заявил Хара, перевернув своего противника и осмотрев его амулеты и татуировки. – Странно, это уже земли Беи.
– Наверное, мародёрствовали на поле. – Предположил Россомаха. – И заметили нас. Смотри, сумки полные. – Он пнул сумку, где тяжело звякнуло что-то, в подтверждение своих слов.
– Ты сильно-то сбором трофеев не увлекайся. – Лениво заметил Диего. – Места впереди безлюдные, сбыть некому, идти далеко. Перевал впереди, дорога тяжёлая… Я понимаю, бандитские замашки ничем не перешибёшь, но ты уж сделай над собой усилие.
Россомаха титаническим усилием воли заставил себя проигнорировать это замечание, но желваки по скулам забегали, и краска в лицо бросилась, особенно после того, как Санька сказала:
– Диего прав, Россомаха, лишнее нам ни к чему. А вы уверены, что никто не явится им на подмогу, или не пустится за нами, чтобы отмстить?
Россомаха швырнул на землю то, что взял было в руки, и, не отвечая, пошёл к своему коню. Хара ответил, не скрывая укоризны в карих глазах:
– Кто его знает. Но золотые и серебряные вещи лучше взять, не пропадать же добру. Прости, кыдым, но никто большего брать и не собирался. Мы с Россомахой не первый день на свете живём, и уж как-нибудь сами догадаемся, что к чему.
Теперь покраснела Санька; поняла, что зря обидела Росомаху, тем более, на глазах у ненавистного ему Диего, и расстроилась. Дальше ехали молча, только Диего, у которого резко поднялось настроение, как ни в чём ни бывало, мурлыкал что-то себе под нос.
Как и обещал Диего, через день они поднялись на перевал. Здесь, не смотря на ослепительное солнце, было холодно, и лежал глубокий снег. Санька, поднявшись на самое высокое место, огляделась, сощурившись: вид был красоты сокрушительной, невероятной. Бескрайние сосновые леса покрывали горные склоны, ярко освещённые солнцем, над горной стремительной рекой клубился белый пар, янтарём горели сосновые стволы, ослепительно сверкали снега и льды вокруг. Небо было такой яркой, чистой голубизны, что дух захватывало… И тут Диего указал куда-то на восток. Далеко, очень далеко, в небо поднимались клубы дыма – не костёр, целый пожар. Но их путь лежал почти в противоположную сторону, в глубокую горную долину, поросшую берёзой и елью, среди каменных глыб и мохнатых скал. Сколько хватало глаз, не было видно никаких признаков жилья, ни дымка, ни просеки. Дикий, первозданный край, край невиданных красоты и мощи.
– А где Запретные Земли? – Спросила Санька, в надежде, что Диего покажет пальцем и скажет: «А вон они». Но он только засмеялся и покачал головой:
– Боюсь, не скоро я тебе их покажу. Нам туда – видишь, две вершины? Но прямо не пройти, придётся двигаться вкруговую, вон туда… – Они шли пешком, ведя коней в поводу, и Диего подошёл к Саньке, объясняя, приобнял её, почти прикасаясь щекой к щеке. – Вон по тому распадку спустимся к реке – сейчас её не видно, – дойдём до брода, это вон там, – поднимемся вон на ту гору… А дальше я дороги не знаю. Будем искать по солнцу. Направление-то известно.
– Я знаю дорогу. – Бросил Россомаха. – До самой Туры.
– Ну, это же отлично! – Деланно обрадовался Диего. Санька поёжилась. Она, вроде, и сама к этому стремилась, но душа всё равно за Росомаху болела. Считая, что права, она уже который день находилась в таком мучительном разладе сама с собой, что её обычная жизнерадостность начала ей изменять. Россомаха обиделся очень сильно, и не мог этого скрыть; с каждым днём он замыкался в себе всё сильнее, и больше общался с Харой и с Ченом, нежели с Санькой. Она привыкла к его близости, к его вниманию, к его заботе, воспринимала их, как само собою разумеющееся, и в её схеме развития ситуации потеря всего этого не предусматривалась – она была уверена, что это от неё не уйдёт. Что Россомаха будет по-прежнему с нею, только уже иначе… Терять его было страшно. К тому же, и Хара, и Чен явно были на его стороне, и Саньку почти открыто осуждали, проявляя свою солидарность с другом. Всё это расстраивало её ещё больше. Она, вроде, и хотела всё исправить, и в то же время не могла: мешали завязавшиеся дружеские отношения с Диего. Он стал оказывать ей мелкие услуги, опережая остальных, то и дело обращался на привалах с вопросами или просьбами, всегда как-то так, что Санька не могла ему отказать, не могла оттолкнуть, боясь обидеть. Но не могла не замечать, что он старается в таких случаях всегда опередить или заменить Росомаху. Вообще-то, подобное соперничество ей было лестно, и даже слегка задевало нежелание Росомахи как-то соперника оттеснить. Старался в основном Диего.
Глава четвёртая
Руна Эваз.
Само по себе путешествие протекало неплохо. Несколько раз они видели издали проснувшихся бурых медведей, частенько слышали волчий вой, а по ночам лошадей тревожило рычание ирбиса, но на отряд ни разу никто не напал. Весна меж тем стремительно набирала обороты, расцвела верба, проклюнулась зелень на солнечных прогалинах. То и дело маленький отряд спугивал оленей и косуль с солнечных полянок; те отбегали нехотя и не далеко, пугливо присматривались к всадникам, готовые в любую секунду броситься прочь. А раз увидели молодого медведя: тот тоже, сидя совсем по-человечьи, лопал свежую зелень. На всадников он даже не зарычал, и, кажется, совсем не испугался и не насторожился, с любопытством провожая их взглядом. А белок и прочей мохнатой мелочи им на пути встречалось видимо-невидимо, столько, что даже Санька перестала обращать на них внимание. Настроение, правда, было у всех не ахти; положение не спасали ни песни Диего, ни попытки Чена всех помирить, которые у него получались настолько неуклюжими, что вызывали только кривые усмешки и сочувствие. Неизвестно, чем кончилось бы это напряжение, достигнув своего пика, но скоро стало очевидно, что за ними кто-то идёт. Преследователей выдал лёгкий дымок, который однажды заметил Россомаха со склона горы; пристальное наблюдение в последующие дни показало, что кто-то действительно идёт за ними. Птицы, кружившиеся над вершинами деревьев; лёгкие, почти невидимые струйки дыма иной раз. Они решили, что преследуют именно их, потому, что все эти метки в точности повторяли их маршрут.
Разведать взялся Диего, ему это было проще всего. Оставив коня и оружие Саньке, он перекинулся и скрылся в лесу. Темнело; остальные взялись ставить юрту и готовиться к ночлегу. Санька, как обычно, занялась постелями; бросила охапку лапника на землю, когда в глаз что-то влетело.
– Погоди, не три! – Рядом тут же оказался Россомаха. – Смотри вверх, я сейчас достану. – Взял её лицо в ладони. – Надо же, уже какая-то мошка проснулась…
– И покончила жизнь самоубийством в моём глазу. – Фыркнула Санька. – Извращенка.
– Может, ей глаза твои понравились. – Россомаха бережно вынул извращенку из Санькиного левого глаза.
– Тем более извращенка. – Буркнула Санька.
– Почему? – Не торопясь отпускать её, спросил Россомаха. Санька побоялась развивать эту щекотливую тему, дёрнула плечом:
– Просто ляпнула. Так. Настроение не очень.
– И уже давно.
– Да. Ты же дуешься на меня. – Прямо сказала она. – Обижаешься на что-то.
– Я не обижаюсь. Просто ты с Диего этим… подружилась уж больно.
– Он не такой и плохой… Мне так кажется.
– Ага; только ссытся и глухой. – Нахмурился Россомаха, отпуская её.
– Он часто тебя обижал, но ведь и ты его – тоже. Вы просто терпеть друг друга не можете; но ведь…
– Что?
– Ничего.
– Ничего? – Россомаха опять поймал её за руку, потянул к себе. – Я знать хочу. Что ты сказать хотела?
– Забыла. – Санька несильно трепыхнулась, но он не отпускал. – Это не важно. Правда; пусти. Ну, Россомаха, я тебя прошу…
– Да не держу я тебя. – Он даже отступил на шаг. – Кто я такой, чтобы тебе мешать?
– Ты не мешаешь. – Растерялась Санька. – Ты не можешь помешать. Кто я буду, если скажу тебе такое?! После всего, что мы… После всего, через что мы прошли вместе! Дороже вас троих у меня нет никого, потому я и здесь сейчас.
– А я уже не хочу быть здесь. – Сказал Россомаха. – Плевал я на проклятие на это; всё равно помирать, и лучше молодым, чем старым и немощным, всеми брошенным, всем в тягость. Если б не Хара и Чен, давно бы уже повернул куда-нибудь в сторону.
Санька замерла, открыв рот. Ей казалось, что скорее солнце в обратную сторону вращаться начнёт, чем Россомаха скажет что-то подобное! Впору было «караул!» – крикнуть.
– Ты не думаешь так на самом деле! – Пробормотала она, потрясённая до глубины души. Россомаха упрямо дёрнул ноздрями:
– Думаю. День и ночь думаю. Невмоготу терпеть! Как эта тварь, Диего, надо мной куражится, а ты ему подпеваешь!
– Я не подпеваю! – Воскликнула Санька так громко, что Чен и Хара оглянулись на них, а Смог всхрапнул и насторожился, бросив хрустеть овсом. Россомаха досадливо покачал головой, даже поморщился, и пошёл прочь. Санька бросилась за ним.
Нагнала над быстрым ледяным ручьём, где он собирался набрать воды, схватила за жёсткую тёплую ладонь, не удержалась, поскользнулась, и оба они чуть не сорвались в ледяную воду – Россомаха в последний момент ухватился за толстую ветку, и они опасно повисли над ручьём, так неудобно, что какое-то время не могли разъединиться и выбраться обратно.
– Свалимся щас! – Прохрипел Россомаха, изо всех сил подтягивая себя и Саньку к дереву. Санька согласилась, но помочь ничем не могла – было так неудобно и опасно, что она боялась лишним движением всё испортить. Наконец Россомаха зацепился за что-то крепче, и одним сильным движением вытолкнул себя и её на безопасное место. Перевёл дух:
– Чуть не искупались! Ну, ты даёшь! Что случилось?
– Ничего. – Фыркнула Санька. – Ещё немного, и я буду, как Чен… Или хуже! – Чуть не задохнулась, почувствовав, как Россомаха обнимает её. Его взгляд яснее ясного сказал ей, что он сейчас сделает, но она попыталась изобразить, что ничего не происходит, и увернуться. Не тут-то было: Россомаха, продемонстрировав немалый опыт в этом деле, крепко поцеловал её, не позволив даже трепыхнуться. Санька только пискнула. Целовался он просто офигительно. Волнение, поднявшееся в организме от его поцелуя, Саньку потрясло; если в первые секунды она пыталась отстраниться, то потом уже было не до того. Слегка переведя дух, она уже сама на него набросилась, плюнув на все проблемы контрацепции. Нет, что-то в мозгу звякало, конечно, как сигнал превышения скорости в иномарке, но, как все нормальные русские водители, Санька этот сигнал проигнорировала. Она и раньше подозревала, что что-то в Россомахе есть – не зря же он так легко укладывал в постель девиц во всех городах и весях Танзейского каганата! Но чтобы до такой степени.… Чтобы такое представить, нужен был опыт подобного рода, а его у Саньки никогда не было. Впрочем, это ей не мешало – организм сам знал, что и как. Мешали неудобное местоположение, холод, близость Хары с Ченом и обилие всяческих одёжек и на ней, и на Россомахе.
