banner banner banner
Гвоздь-невидимка
Гвоздь-невидимка
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Гвоздь-невидимка

скачать книгу бесплатно


Время – это то, сколько изменений происходит в окружающем.

Магистральное время – количество изменений в общем пространстве, в отношении которого все думают, что скорость полёта стакана на пол – такая-то, скороть сокращения мышц – такая-то и т. д., вследствие чего эти скорости являются постоянными величинами.

Сиг – минимальный временной интервал магистрального времени. 1/30 времени колебания волны цезия, 0,col1¦0¦ или одна тристадвадцатимиллиардная секунды.

Отслоенное время-пространство – зона пространства, в котором находятся частицы, частично выведенные из гравитационного, электромагнитного и иных взаимодействий с частицами, находящимися в магистральном времени. Капсула отслоенного пространства-времени может перемещаться в магистральном пространстве. Потенциальная скорость перемещения прямо пропорциональна уровню снижения взаимодействий (согласования) между частицами в отслоенном времени и частицами в магистральном времени. При полном отслоении возможно перемещение на любое обозримое пространство за один сиг.

Инвинов

Интересно, почему задержка с проверкой моих документов? Уже сорок секунд выше обычного времени.

– Почтеннейший, простите, что отрываю несколько секунд вашего времени…

Человечек в очереди за мной решился-таки высказаться. Это было хорошо. Излучаемое им чувство острой нехватки времени царапало моё ощущение Потока. Теперь у меня есть логичный повод…

Я повернул лицо под бегающие глаза собеседника. Отзеркалил его состояние и чуть оживил полученную маску. Одел. Лицо стало холодно-раздражённым. Внешние эмоции спали до язвительной насмешки. Посмотрев ему в глаза, я чётко подумал и задал вопрос:

– От чего вы пытаетесь оторвать секунды моего времени?

Он открыл рот для социально-автоматического отклика. Потом моё сообщение до него дошло. Он замер, пытаясь сообразить, как от чего-то можно оторвать время.

Коснувшись его разума, я проведал, что ответ, когда он его найдёт, пойдёт ему на пользу. Потом повернул тело обратно к кассирше и переместил внимание на главный сервер космопорта. Сервер заканчивал обмен с каким-то удалённым дружественным банком, обновляя данные моей общегражданской карты. Я скользнул по данным обновления и проведал, что обновление к лучшему, хотя и не полностью справедливое. Ограничил несогласие с несправедливостью. Вынулся из сети, чтобы не внести сбоев в передачу несправедливого сообщения, и стал просто воспринимать окружающее.

Кассовый зал сорок на двадцать шагов. Кресла вдоль длинных стен, комнатка кассирши за бронестеклом в одном торце, и арка входа в другом.

Стены – стандартные надувные перегородки, облеплены дешёвыми мониторами, половина из которых транслирует каналы новостей, вторая – данные по порту «прибыл-убыл-опоздал». В очереди за мной, кроме осваивающего мой вопрос коротыша – двое в парадных формах майора и полковника. Нашивки «Центр управления Главштаба». Майор, нацепив на левую пол-лица офицерский связник, крутит головой, подцепляя аудио ряды с трансляторов мониторов. Полковник сверлит взглядом откинутый капюшон моей линялой десантной курточки.

Кассирша получила на экран мои данные. От неё пыхнуло смесью страха и восторга.

Я сместился ей за плечо, глянул на экран и разделил её удивление. Мой Общий Кармический Индекс вырос на сотню единиц. Без известной мне причины.

Я зацепил вниманием сообщение на экране и отслоился из общего пространства. Поискал время-момент создания сообщения, и подумал вопрос: почему мой ОКИ из 726 стал 832?

Мысль-ответ нашлась почти сразу. Старший Священник, глянув в будущее моей текущей миссии, задвинул мой ОКИ за отметку 800. Любопытно, что в ней потребует статуса «Просветлённый»? Или чем он будет достигнут?

Кассирша огорчилась тем, что позволила себе проявить чувства. Отштамповала мне карту билета. Мило, почти естественно улыбнулась и вложила карточки в лоток шлюза. Нажала кнопку и прощебетала:

– Ваш билет, господин Инвинов.

Тело состроило ей дружелюбную улыбку. Я с энтузиазмом подумал ей, что она – хороший, ловкий человек. Потом, спохватившись, стёр энтузиазм. Плеснул более приемлемым для неё весельем.

Увидев в её глазах озорные огоньки, я повернул тело. Хлопнул по плечу тощего, который медленно продирался к ответу на вопрос и пошёл к выходу.

Полковник пошарил взглядом по рукаву курточки. Не нашёл знаков различия. Разочарованно поджал губы и задумался, не окликнуть ли меня как-нибудь не по званию. Пока он выбирал между необходимостью сделать замечание и необходимостью обратиться по званию, я прошёл арку шлюза.

За аркой, в главном зале Орбитальной Перевалочной Базы -2, более известной как «Вокзал-на-всех», было людно.

Сотни людей коротали время в кафешках у стены-окна напротив стены с арками касс. За окном плыл голубой шар, порезанный терминатором на две равные дольки. Десятки сотен шли сквозь зал к погрузочным зонам.

Я нашёл, где располагается погрузочная зона на мой рейс. Потом проведал пространство зала, и нашёл несколько завихрений Жизни, которые можно было бы сгладить. Пока тело шло к зоне погрузки на мой рейс, я перемещался по залу, просматривая их.

Желание спрятаться. Старлей планетарной транспортной службы с большим ранцем. Ворованные детали. Ворованные со склада для своего полка. Проблема склада.

Ком сильных эмоций. Сочувствие, восхищение, горе. Юноша в полуспортивном-полурабочем. Влюблён, и она не отвечает взаимностью. Не проблема – глупость.

Два слипшихся комка злобы. Двё бабки, мило улыбаясь, щебечут о начальстве. Сильное погружение в Магистраль. Проблема направления Магистрали.

… пустышка… пятно без эмоций, почти потухшая искра Жизни, расчётливый разум без моральных блокираторов. Сухощавый среднего роста мужчина с не запоминающимся лицом в скромной деловом костюме. Мысленно насвистывает мотивчик. Чуть глубже лежит второй слой защиты – вставленный на концепт-уровне разума тревожный механизм, отслеживающий все внешние обращения к менеджеру записей разума.

Сместится в его разум, обойти майнд-менеджера и сбросить на память немного внимания. Сканировать только мыслезаключения, не увязанные с блокиратором. Вот. «Задание».

Я осторожно сместил на его память ещё немного внимания. Направил тело к сухощавому, нацелив взгляд в битый проседью русый висок.

«Задание. Прибыть-убрать-уйти. Оплачено».

На сканирование ушло чуть больше секунды.

Работаю…

…Осторожно выхожу из его разума, чтобы не зацепить данных с маркерами «скрывать».

Сухощавый, почувствовав мой взгляд, подавляет реакцию поёживания. Затем подавляет реакцию обернуться.

Перемещаю на его тело ещё больше внимания. Громко думаю ему, что я его вижу и сейчас буду с ним общаться.

Он замедляет шаг, медленно оборачивается. Его взгляд сталкивается с моим, наливается угрозой. Очень телоидной угрозой, поскольку духа в нём уже слишком мало, чтобы генерировать вообще что-либо.

Я в пяти шагах. На моём лице маска антагонизма. Я давлю на него антагонизмом, и приближаюсь.

Его глаза бегают, щупают взглядом курточку, походку, болтающиеся кисти рук. Он напружинивается, готовясь к драке, и давит страх, что его раскрыли и будут наказывать.

Моё тело тихо – очень тихо – грохочет слова. Я тщательно доношу их смысл до его сознания:

– Не отлучён ли ты, сын мой?

Он на миг замирает. Потом распружинивается.

– Нет… – тянет он. Я расстегиваю молнию на воротнике, показывая крестики в петлицах кителя.

– … преподобный. – заканчивает он. – Я не отлучён.

– А исповедовался ли ты, сын мой, перед тем, как получить последнее задание?

Он вздрагивает. Его мысли несёт ураганом страха «раскрыт, раскрыт, раскрыт». Он в смятении. Он не успевает перехватить свою фразу:

– Какое задание? – выстреливает его разум, пытаясь спрятаться.

Его внимание приковано к лицу моего тела.

Я мысленно громко хохочу над его попытками спрятаться. Тело гулко басит, озвучивая мысль, которую я впечатываю ему в разум:

– Сейчас ты пойдёшь к штатному священнику порта, и попросишь исповеди по форме «Деньги». До окончания исповеди и обнуления вскрывшегося ты не покинешь порта.

– Хо… хорошо, преподобный. – холодно сообщает он.

Его разум начинает строить расчёты, почему он может поступить по другому. И начинает успокаиваться.

Я нахожу его, смотрю на его бытийность и делюсь с этой бытийностью Жизнью. Сменяю антагонизм к нему на весёлое одобрение того, что он есть.

– Сын мой, – тихо, гулко рокочет в него мой голос, – работа по убиению некоторых из наших братьев и сестёр нужна. И в ней самой по себе нет ничего плохого, потому что смерть – это только смерть тела. Тот, кто не избёг пули, яда и взрыва, имел низкий ОКИ. И я хочу, чтобы ты делал свою работу, не страдая от этого, и не задавливая в себе страдания, превращая себя в робота, потому что робот медленнее и ошибабельнее свободного человека.

Сухощавый моргает. Ещё раз моргает. Потом моё послание начинает доходить до его разума.

Он медленно кивает.

Я нахожу арку в комнату священника, и показываю ему рукой. Думаю ему, что ему туда.

Он медленно кивает, и делает первый шаг. Его разум обдумывает моё сообщение. Он проходит мимо меня, и медленно идёт дальше.

Я направляю тело к месту погрузки.

Он, пройдя десяток шагов, останавливается, чтобы повернуться и сказать спасибо. Я, не оборачиваясь, поднимаю руку с пальцами, сложенными в ОК. Он пару секунд задумчиво смотрит мне в спину, излучая слабую благодарность, потом поворачивается и идёт дальше.

Я улыбаюсь. Конец работы.

Потом я переместил внимание на священника порта (небольшой, тёплый дружелюбный очень общительный) и интересуюсь где он.

Дав ему проведать себя – поверхностно, только определить бытийность, – я принимаю ответ, что он на рабочем месте.

Думаю ему про убийцу, направленного на исповедь по теме деньги.

Священник порта находит идущего к нему сухощавого, кидает мне благодарность, что поделился работой, переключает внимание на того, кто идёт к нему исповедоваться, и становиться ещё более дружелюбным.

Я убираю внимание из ситуации и обращаю внимание на регистрацию на рейс. Там, предведаю, будут проблемы.

Луиза

Уф! Успели.

Марко, козёл, с его аппаратурой…

Бежать пришлось через пол-порта, чуть не вспотела. Вот была б я дура-дурой, если бы стояла счас перед таможенником потная. А так – вона, вылупился, и пялится. Ну-ка, как ты на счёт взгляда номер 2, откровенно-завлекающего? Ага, потупился, и глазки на багаж отвёл. Ссыкун.

Я состроила скучающее личико и окинула взглядом Эльвирку, пользуясь тем, что она ко мне попкой. Попка у неё лучше моей, и юбочка на ней шикарная. Зеркал-стрейч, переливается всеми цветами, как маячок. Попочку – в обтяг, а ниже свободно – ножки её толстоватые спрятать.

Но ничего, зато у меня на сиськах майка тоненькая. Всё видно. А сиськи у меня лучше…

Ну чё там Сарон с картами возиться? Как бы без нас не улетели. Контракту тогда хана. А пара килотойлеров – не лишние, никак. Опс. Сзади кто-то. Шаги легкие, как крадётся. Зверюга… Кто там? Обернуться через плечо, и хитро покоситься. И улыбочку средненькую, на всякий случай.

Да ну-у-у…

Мужичок. С меня ростом, если б я без каблуков. А так – на семь сантиметров ниже. В какой-то линялой куртяшке. Куртяшка, правда, стильная, с кучей кармашков и капюшончиком, но всё равно задрипаная, как сам мужичок. Вон, проседелый весь, бедненький. Подошёл, встал.

Оборачиваюсь через другое плечо, и вполоборота, с поворотом головы, чтобы в оба глаза на него. И тот же взгляд номер 2. Клюнет? Ах нет… как глянул. В глаза глянул – как в душу заглянул, аж мурашки. Аж страшно. Глянул – отвернулся к таможеннику. Тоже отвернусь. Какой-то он… не такой. Ну его.

Или не ну его.

Чуть толкаю Эльвирку под ребро, потом наклоняюсь и, куснув за ушко, шепчу:

– Глянь, какой ледун за нами. Так замёрз, что от пола не мог отлипнуть и еле не опоздал.

Эльвирка стреляет через плечо своим оком чорным и хихикает. Я с ней за компанию. Потом почему-то грустно становится. Стихаем.

Ля! Ну долго они там возиться будут? Отморозки. Что, мозги совсем в яйца стекли? Уже фотосессию в душе хочется. Чтобы вода погорячее, и ручки шаловливые попку потёрли, и животик… Так.

Глубокий вздох, а то соски майку прорвут, и таможенники вообще работать перестанут… ну сколько можно наше оборудование перебирать? Ну наконец-то… правда, разложили всё, теперь ещё складывать. Надо…

– Марко, давай скорей! – это Эльвирка. Прямо мою мысль озвучивает. А таможенники за стойкой рукой машут. Типа рот открыть уже в лом, да? Ладно, пропускную раму мы пройдём, но отходить не будем. Наоборот, повернёмся, и пялиться будем. Чтоб им!

Ага. Мужичок. Что он, совсем нищий – с одним рюкзачком-разгрузкой? Хотя куда нищему на лайнер-люкс? Может, он в грузовом полетит? Не, вот билет… даже не первого, а люкс! Ни фига себе… Мы – первым, а оторвыши какие-то – люксом?

Так, мужичёк, а что там у тебя по кармашкам? Таможенник, бедняжка, уже немножко краснеть начал под взглядом… хи-хи…

Ага. Просветку рюкзачок не прошёл. Ну-ка-ну-ка… Что же там? Таможенники аж подпрыгнули, как на экран посмотрели… Ага, начали потрошить. Пачка тряпок… опа. А это что за хреновина. Так… послушаем.

– Откуда у вас это? – это тот, что постарше, и поменьше. А мужичок уже бумажки какие-то тянет. Опс. Как старенький в лице поменялся. А тот, что помоложе, скривился и тихо так шипит:

– Преподобный, сдайте это в багаж. По правилам…

Эк мужичок…

Стоп. «Преподобный».

Он чё, священник что ли? Ну даёт отец… в эдаких тряпочках… Тогда понятно, чё за взгляды… душепродирающие. Вот такие, как он сча на таможенника глянул. Тот аж осёкся. А мужи… преподобный который, через стойку бумагу тянет и говорит:

– Прочтите, пожалуйста, вслух, что там написано в пункте четыре.

Молодой аж покраснел… Но голову наклонил, и прочёл:

– «Разрешается к ношению на всей территории Федерации и колоний без ограничений».

Преподобный эдак вежливо… во засранец… отцедил:

– Спасибо. Надеюсь, выражение «без ограничений» вам понятно, подпись авторизирующего лица вам знакома, и пункт четыре точка шесть правил гражданского флота вам известен?

Ух ты… как раскипешился! Но на таможенника это, похоже, подействовало – чуть не дрожит, бедолага. Но упёрся, упёрся… ссыт признать, что его сделали… Вот, бумажку куда-то запихал…

…что? А…Марко собрал шмотки…