Разговоры на кухне

Любовь… Я не знаю, где она обитает, но ты увидишь ее в моих глазах, ты почувствуешь ее на своих губах, когда их коснуться мои. Она всегда разная. Утром ты можешь ее найти на подушке рядом с собой, в чашке кофе, приготовленном для тебя, в моем первом сообщении, отправленном тебе по дороге на работу. Замечай ее, пожалуйста. Ничего не могу с ней поделать. Обидчивая она, ужасно. Все ей что-то кажется и мерещиться. И поделиться я ей тоже не смогу. Она у каждого своя. Единственная, неповторимая. У кого-то она тихая, как шелест крыльев бабочки, у других – громкая, шумная, как звук реактивного двигателя. У каждого своя… Есть ли она у тебя?

Терпение и понимание. Неразлучная парочка. Я их очень ценю, только они иногда дают мне силы просто сделать еще один вдох, прожить еще один день.

Ревность… Зеленоглазое чудовище. Она мечется внутри меня, расталкивая все остальные чувства, и постоянно нашептывает, науськивает, заставляет сомневаться и бояться.

Вот я и добралась до него. До страха. Страх… Страх потерять. Страх стать не любимой, не нужной, страх быть забытой. Сразись с ним, будь храбрым, убей его во мне. И на освободившемся месте мы построим наш общий дом, фундаментом для которого будут доверие и искренность».

*****

– Я больше тебя не люблю, – Игорь резко встал из-за стола и стукнул по нему кулаком.

Она вздрогнула, испугавшись громкого звука. Только звука. Его слова ее почему-то совсем не напугали.

– Почему ты молчишь? Ты вообще слышишь, что я сказал?

– Да, конечно. Я тоже тебя не люблю. Чаю сделать?

– Ты… тоже меня не любишь? – спросил он еле слышно.

– Да, два дня в неделю мне кажется, что я тебя не люблю. Еще два дня в неделю мне кажется, что ты меня не любишь. И один день в неделю я проживаю с мыслью о том, что любви не существует. Иногда все эти три мысли приходят мне в голову сразу, в один день, и тогда я ухожу от тебя. У тебя тоже примерно тот же график.

Она поставила перед ним чашку и налила в нее чай. Чай вкусно пах мятой и уютом. Он был приготовлен с любовью.

– Когда же эти мысли совпадают у тебя в голове, то ты ведешь себя так, чтобы мне захотелось уйти. А почему ты решил, что больше меня не любишь?

– Меня раздражает твой голос…

– .....У сердца с глазом – тайный договор:

Они друг другу облегчают муки,

Когда тебя напрасно ищет взор

И сердце задыхается в разлуке.

– Шекспир? Ты так красиво читаешь стихи. И твой голос…

– Знаю, – она улыбнулась, – ты, кажется, говорил о том, что тебя раздражает во мне. Продолжай, я слушаю.

– Меня…меня раздражают твои прикосновения. Ладони вечно холодные. И вообще…

Он взял в руки чашку с чаем и хотел сделать глоток, но чай оказался слишком горячим, от неожиданности он выпустил чашку из рук, она упала на пол и разбилась, чай обжег ему руку.

– Черт, черт, черт. Вот вечно одно и то же, ты всегда…

Он не успел договорить. Она взяла его руку в свою, подула на обожженные пальцы и едва коснулась их губами:

– Больно?

– Уже нет, – сказал он, не выпуская ее руки из своей.

– Ты забыл о том, что я много курю, люблю вино и вечно разбрасываю свои вещи. Продолжай, ты давно не признавался мне в любви.

Они еще долго сидели на кухне и молчали. Игорь думал о том, что завтра надо не забыть забрать куртку из химчистки и позвонить в банк, а еще купить ей тот шарфик, голубой с бежевым, он ей точно понравится…

А Татьяна думала о том, что если завтра не сдаст квартальный отчет, то премии ей не видать, а она так хотела купить ему ту рубашку, и еще надо наконец-то отмыть этот ужасный чайник.

– Знаешь, в одном мы точно ошибаемся…

– В чем?

– Любовь существует…

*****

– Игорь, ты что пьешь по утрам?

– Я – кофе, без чашки крепкого кофе утро не может быть добрым. Ты и сама это прекрасно знаешь. Странные у тебя иногда бывают вопросы, Тань.

– А если кофе нет, закончился, и денег нет, чтобы купить? Зато в шкафу на верхней полке стоит банка хорошего какао, друзья из Финляндии привезли. Какао будешь?

– Ну, буду, наверное.

– Ты же его не любишь?

– Но кофе-то нет!

– Ну хорошо, пьешь ты значит какао день, другой, третий, вроде бы уже привык даже, вкусно, но как только видишь рекламу кофе по телевизору, то сразу хочется… Ждешь зарплаты, чтобы пойти и купить, да? Я ведь права?

– Да, наверное. А почему ты спрашиваешь?

– Так вот, я никогда не буду твоим какао!

– Я не понимаю…

*****

Таня зевнула, сладко потянулась и улыбнулась. Субботнее утро. Казалось, что впереди не выходные, а целая жизнь. Повернулась к Игорю и нежно провела рукой по его лицу: «Доброе утро, любимый! Какая у нас погода сегодня?». Он убрал ее руку со своего лица и отвернулся к стенке. «Понятно. Облачно. Временами осадки в виде дождя. Порывы ветра до 10 м/с. Это Питер, детка».

В квартире было прохладно, она нехотя выбралась из-под одеяла, накинула халат и пошла на кухню варить кофе. За окном было тепло и солнечно, а здесь, в квартире наступили холода. Сквозило. Сквозило недоверием и непониманием. Где он, ветер перемен? Ветер, который разгонит тяжелые грозовые тучи? Она знала, что в итоге грозы не будет. Не будет грома и молний, и шквалистого ветра не будет, а будет затяжной мелкий дождь. Неделю, две, может быть месяц. На плите закипел чайник. Она встала и заварила кофе: ему и себе. Как обычно две чашки. Наверное, уже просто по привычке. Желания что-то менять не было.

Ей надоели эти противные плюс восемь по Цельсию. Наверное, они пережили уже и свою весну, и свое лето. Жить в осени не хотелось. Она вернулась в спальню и спросила:

– А ты умеешь исправлять ошибки небесной канцелярии?

– Что?

– Погоду менять умеешь?

…..

– Я умею. Но больше не хочу. Сил на это много уходит. А тучи все равно наползают. Проще найти место, где будет тепло и солнечно. Глупо бороться с природой.

Он молчал.

Она тоже не сказала больше ни слова.

*****

Кто-то тронул Татьяну за плечо, она открыла глаза, на комоде сидела маленькая девочка и болтала ножками.

– Нам пора, пошли, – сказала она.

– Куда? Сейчас только семь утра, на улице дождь, темно, и я хочу спать.

– Ты сама знаешь, что пора.

– Знаю…но мне так не хочется уходить. Я полюбила эти голубые стены. А знаешь, там во втором ящике комода лежит моя любимая кофта, а в третьем…

– Пойдем, пора.

– Нет, подожди еще минутку. Я хочу его запомнить.

– Кого? Его? Зачем? У него был полезный, но довольно скучный и неинтересный год. Помнишь, это он тебе сказал. Как ты плакала тогда, но он об этом не знал, конечно. А помнишь, он сказал…

– Перестань, пожалуйста, я все поняла.

– Ты выбрала его, но он тебя не выбрал. Нельзя осчастливить против воли. Нельзя постоянно искать ему оправдания, закрывать глаза на его безразличие, винить в чем-то себя. Ты же умная женщина, ну, одевайся, собирай свои вещи, нам пора уходить.

– Но там холодно…

– Здесь еще холоднее!

– Но там мне будет совсем одиноко…

– Здесь ты тоже одна!

– Но…

– Ты хочешь еще что-то сказать?

– Нет, пойдем, нам действительно пора.

*****

«Перепиши меня на чистовик. Да, давай, возьми лист бумаги и перепиши!!! Вот, держи, бумага, ручка. Пиши!!!! Только это буду уже не я. Тебе это нужно, ответь??? Молчишь? Да пошел ты!».

Татьяна выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.

Весна. Последние дни апреля. Шелест листьев. Пение птиц. И сердцебиение сердца. Любовь – это больно. Очень. Умри же ты, наконец. Нет больше сил. Совсем. Удар, еще удар. Это просто сердце перекачивает кровь, позволяя дышать. Вдох, выдох. Таня закрыла глаза и слушала ее. Слушала любовь. Она пела внутри нее.

Тихая, еле уловимая мелодия. Но которая, вопреки логике и здравому смыслу, законам физики, в конце концов, заглушает все вокруг, и заставляет каждый миллиметр ее кожи покрыться мурашками. Эти звуки не перекричать, не усмирить спиртным, никотином, чужими руками и губами, не уничтожить. Они в голове. И ничего не помогает. Она в тисках этих звуков. Пытка любовью.

Таня медленно идет по улице, в руках стакан с кофе и сигарета. Она все еще слышит ее. Только любовь уже не поет. Она стонет. Ей плохо. Но…любовь не умирает…

*****

Она стояла у парапета на набережной и смотрела вдаль. Ветер развивал ее кудрявые волосы, а желтое платье облегало ее длинные стройные ноги. Таня ждала Николая. Он увидел ее издалека и остановился на несколько секунд, чтобы запечатлеть ее образ в памяти. Он хотел запомнить ее такой. Счастливой и влюбленной. Влюбленной в жизнь, и совсем немножко в него.

Николай тихонько подошел к ней, обнял и нежно дотронулся губами до ее шеи.

– Привет, канарейка!

Татьяна повернулась к нему, и он увидел самую прекрасную на свете улыбку.

– Канарейка? Так меня еще никто не называл. А знаешь, мне нравится.

Взяв Николая за руку, она повела его вдоль набережной, болтая без умолку. Он знал, что перебивать ее совершенно бесполезно. Пока она не расскажет обо всех значимых событиях дня, ему ни одного слова вставить не удастся. Если быть честным, то слушал он ее невнимательно, он больше любовался ею в тот момент. Татьяна постоянно жестикулировала руками, прикасалась к нему и улыбалась. Вдруг она резко остановилась, обогнала его, взяли за руки и сказала:

– А ведь я твой маяк.

От неожиданности он замер на месте:

– Маяк? О чем ты?

– Ну что ты встал, как вкопанный? Пойдем. Мы ведь и так уже опаздываем.

Черт, он опять все прослушал. Оказывается, они куда-то опаздывают. Еще и маяк…

Таня продолжала:

– Я освещаю твой путь. И моя любовь к тебе настолько яркая, что как бы далеко ты не ушел в «море», луч ее достигнет тебя и укутает частицами нежности, надежды и преданности. Я всегда буду ждать тебя, и однажды ты придешь ко мне навсегда. Ты придешь, не смотря на шторм, ты обойдешь все подводные рифы и мели, потому что тебе будет так плохо без меня, что ты не сможешь ждать ни одной секунды… Ведь ты придешь, правда?

Она всегда так красиво умела говорить о своих чувствах. Только Николай знал, что сейчас она думала совсем не о нем, и эти слова предназначались, к сожалению, не ему.

Ее пальцы коснулась его лица. И он понял, что она не ждет ответа, потому что она уже прочитала все в его глазах. «Лучшая женщина в моей жизни, моя канарейка… только моя ли…», – с грустью подумал Николай.

*****

Моросил дождь. И Николай один шел по набережной. Он помнил каждую минуту того дня. Как они бежали на трамвай, как начался сильный дождь, и они абсолютно мокрые и счастливые забежали в квартиру. Они опаздывали тогда к нему домой… Николай помнил, как она, смеясь, снимала с него мокрую рубашку, как он схватил ее в охапку и отнес на кровать. Он помнил, как они любили друг друга на зависть всем соседям, а потом, укутавшись в плед, пили чай с мятой, он гладил ее по волосам и шептал ей всякие глупости.

Но он не смог ее удержать. Это была не его вина. Она так и не захотела стать его маяком и не смогла осветить его путь. И теперь он снова плывет на ощупь, постоянно натыкаясь на рифы, садится на мели и никак не может найти дорогу домой. Ему темно и одиноко. Очень. Канарейка, вернись, пожалуйста…

*****

«Есть люди, воспринимающие мир глазами, они любят живопись, скульптуру, украшают свой дом красивыми мелочами: свечки, горшочки, вазочки, долго подбирают посуду, у них есть утренняя и вечерняя чашки, любимый салатник, они даже музыку больше любят не слушать, а смотреть: записи концертов, клипы, причем видят они что-то свое, так интересно их слушать, когда они делятся своими эмоциями. Это выглядит примерно так: «Правда, классная, посмотри, какая плавность линий, видишь, какая у нее форма необычная, а цвет, здорово, да?». Я улыбаюсь, я ничего этого не вижу, я вижу просто солонку с крышкой, обычной формы и непонятного цвета, но меня увлекает восторг этих людей, я поддаюсь их гипнозу… И мне начинают нравиться свечки, расставленные на подоконнике, и я постепенно влюбляюсь в новый горшок для цветка. И вот я уже сижу на диване и смотрю музыку. Точнее пытаюсь это делать, потому что мне все время хочется закрыть глаза, мне мешает видеоряд, я сажусь так, чтобы мое лицо было не видно и отвожу взгляд от экрана, сначала я смотрю в окно, а потом не выдерживаю, закрываю глаза и попадаю в свой мир. В мир ощущений, прикосновений, звуков.

Я слушаю музыку, пропускаю через себя слова и вспоминаю… Скрип балконной двери, шум за окном: дворник подметает опавшую листву, первый трамвай выезжает из депо, по рукам растекается тепло от воспоминаний о пламени горящей свечи, вспоминается запах свежезаваренного зеленого чая, я вдыхаю его аромат… Это точно моя музыка…

«Кто это пел?», – спрашиваю я, неохотно открывая глаза. Имя мне ни о чем не говорит, я тут же забываю его, но если я вдруг еще когда-нибудь случайно услышу эту музыку, то я снова почувствую на губах легкую горчинку от первого глотка зеленого чая и «увижу» причудливо танцующее на стекле пламя свечи.

Странно, но эта непохожесть восприятия мира не мешает, эмоции и впечатления складываются, и ими чертовски приятно делиться, а иногда это бывает очень забавно: «Неужели он был бежевый? А я думала, что серый....Как? Разве он не в клетку??? Да, он мне понравился. Нет, я не помню, какого он цвета. Конечно, я его хочу, ну он такой теплый на ощупь и еще, когда я его увидела, я почему-то вспомнила, как весной в лесу ландышами вкусно пахнет».

И вот я лежу, укрывшись в новый мягкий плед, пахнущий весенним лесом, и, что удивительно, он оказывается здорово гармонирует с…ой, уже забыла с чем…но гармонирует, это точно!

Главное чувствовать друг друга, а то, как мы смотрим на мир, это уже дело десятое».

*****

Она открыла дверь своими ключами и на цыпочках вошла в прихожую, квартира встретила ее тишиной и одиночеством. Она вдыхала ее запах. Запах Парижа. Почему Парижа? Потому что этот город был городом ее мечты…

Странная это была квартира. То до жути тихая, то наполненная всевозможными звуками, от которых она постоянно вздрагивала, когда была здесь одна. Сейчас тишину нарушала только музыка. Кто-то наверху разучивал этюд на фортепьяно, постоянно сбивался на одном такте и начинал играть всю пьесу заново. Ей показалось это символичным, ведь она тоже спотыкалась на одном и том же, и снова возвращалась, пытаясь начать все сначала.

Весной в окна этой «парижской» квартиры врывалась зелень деревьев, солнце заставляло улыбаться с самого утра, заряжая энергией на весь день. А осенью за окном начиналась кутерьма красок, листья устраивали конкурс красоты, порывы сильного ветра срывали их с веток, и они залетали к ним на балкон. И только зимой наступало уныние…но зима прошла, и на деревьях уже появились первые почки, предвестники тепла и, может быть, нового счастья. Ей хотелось так думать…

Она открыла холодильник и увидела бутылку красного вина. Наполовину пустую. Повертев ее в руках, она вытащила пробку и сделала большой глоток. На кухне достала из шкафа бокал, наполнила его до краев и, наконец, вошла в комнату. На журнальном столике лежала книжка, это были сонеты Шекспира. Она открыла наугад страницу и прочитала:

Проснись, любовь! Твое ли острие

Тупей, чем жало голода и жажды?

Как ни обильны яства и питье,

Нельзя навек насытиться однажды.

Так и любовь. Ее голодный взгляд

Сегодня утолен до утомленья,

А завтра снова ты огнем объят,

Рожденным для горенья, а не тленья.

Она не успела до конца дочитать, потому что в комнату вошел Игорь.

– Что ты здесь делаешь? Если ты будешь так меня пугать, то я заберу у тебя ключи.

– Не заберешь. Тебе будет некому их отдать. А это очень грустно, когда ключи от квартиры есть только у тебя.

– Ты так уверена, что мне некому их отдать? Тебя не было две недели…

– Я болела.

– Чем?

– Гордостью. А потом начались осложнения. Любовь. И мне пришлось прийти.

– Знаешь что….Это уже переходить все границы. По какому праву ты сидишь здесь и пьешь мое вино. Ты думаешь, что можешь уходить и приходить, когда тебе вздумается?

– Тссс…Если хочешь, я уйду, только сначала скажи мне те слова, что вертятся у тебя на языке с той минуты, как ты увидел меня.

– Какие слова?

– Что ты рад меня видеть…

Игорь посмотрел ей в глаза и утонул, утонул в ее любви. Ее глаза светились теплом и нежностью, а еще в них был страх, который она отчаянно пыталась скрыть. Страх, что он сейчас промолчит.

– Я рад тебя видеть. Я бы даже сказал, что чертовски рад, – и он наконец-то улыбнулся.

– А знаешь, мне уже лучше. Пойдем на кухню, что-то есть хочется. И по дороге к тебе я зашла в «аптеку», так что по поводу вина можешь точно не переживать.

– Ты сумасшедшая!

– Да, поэтому ты мне и рад.

Она схватила книгу и дочитала вслух сонет.

…..

Чтобы любовь была нам дорога,

Пусть океаном будет час разлуки,

Пусть двое, выходя на берега,

Один к другому простирают руки.

Пусть зимней стужей будет этот час,

Чтобы весна теплей пригрела нас!

*****

Она так часто разговаривает с ним, когда он молчит.

Когда Игорь спит, она смотрит на него, улыбается и рассказывает ему о своей любви, нежно проводя рукой по спине. Рассказывает ему о том, как она скучает, когда его нет рядом, стоит ей только выйти из квартиры, и она уже хочет обратно, нет даже не так, стоит ей вынырнуть из его объятий, как сразу становится холодно и грустно. А еще она рассказывает ему о том, как ей было плохо раньше, без него, как она его ждала, а когда поняла, что это он, стало сразу очень страшно, потому что она стала бояться его потерять. Ой, он ворочается и улыбается во сне, наверное, чувствует, что она разговаривает с ним. «Тихо, тихо, мой любимый, спи».

А еще она разговаривает с ним, когда он ест. Она любит готовить для него и смотреть, как он ест. Она смотрит на него и улыбается. И разговаривает с ним, она рассказывает ему о том, что весь день думала о нем, ждала вечера, что тысячу раз хотела отправить ему глупое сообщение с милой картинкой, а когда он позвонил в дверь, то по телу пробежали легкие мурашки от предвкушения еще одного вечера вдвоем, дома.

Но весь ужас в том, что он никогда не услышит этих слов от нее. Она не умеет их говорить и ей страшно, а вдруг они ему не нужны. Вдруг она все придумала…

Этим утром он проснулся рано, еще до будильника, она лежала рядом и спала, такая любимая, родная, самая красивая и такая смешная. Он думал о том, что никогда и никуда не отпустит ее, потому что без нее уже совсем невозможно. Он погладил ее по волосам, она улыбнулась… «Тихо, тихо, моя любимая, спи».

*****

Утро. Татьяна собиралась на работу, как всегда, опаздывала и спешила. Бегала по всей квартире, запихивая свои вещи в безразмерную сумку. Забежала на кухню, чтобы допить кофе, и замерла. Ей хотелось что-то сказать Игорю, что-то важное и хорошее, то, что сейчас она чувствовала. Схватила ручку, листок бумаги и начала писать.

«Ты был когда-нибудь счастлив? Ловил ли ты это едва уловимое ощущение тепла, разливающегося по всему телу, и волну полного удовлетворения, которая накрывает за мгновение всего тебя от макушки до пальцев ног? Я была. Да, я была счастлива. Только счастье мое очень хрупкое, ненадежное. И от этого страшно. Так хочется хоть немножко уверенности, что завтра я его не потеряю…

Просто скажи, чтобы я не боялась. Скажи, что ты тоже счастлив».

Она написала эти строчки, отложила ручку и задумалась. Почему она так боится? Ведь сама у себя крадет счастливые минуты, часы, дни. Что изменят эти слова и его ответ? Ничего… Она порвала записку. Взяла новый листок бумажки и написала всего лишь два слова: «Я счастлива!».

Тихонько приоткрыла дверь в спальню. Он крепко спал, Татьяна, как можно тише, подошла к кровати, присела на край и нежно прикоснулась рукой к его волосам, стараясь не разбудить. Положила под подушку свою записку. И также бесшумно вышла из комнаты. Сегодня только этим она могла сделать его утро добрым.

*****

«Зачем, скажи, мы сводим мост на полчаса, чтоб снова жить на разных полюсах…

Мы это делали постоянно. Наверное, так нельзя, но нам казалось, что можно. Говорят, что противоположности притягиваются. Мы слишком похожи, поэтому и отталкиваемся все время. Ты самый родной и самый чужой. Самый близкий и самый далекий. Кто я без тебя? И кому, кроме меня ты нужен, если меня так много в тебе? Нам тяжело вместе и еще тяжелее друг без друга. Давай я сяду рядом с тобой, и ты расскажешь мне о себе, о настоящем. Нет, я знаю все, что ты мне скажешь, но я хочу это услышать».

Игорь так и не услышал ее и ничего ей не рассказал. Так и не поверил ей. А ведь ей было нужно совсем немного: восемь объятий в день, крепкий кофе утром и нежный поцелуй перед сном. И еще совсем немножко… просто, чтобы ее любили. Последнее у него получалось хуже всего.

*****

«Одно уравнение – два неизвестных. Решения нет. Мне кажется, что это моя жизнь. Даже если это система уравнений, то неизвестных все равно больше, и решения нет. Приравнять к нулю, задать начальное значение? Продифференцировать обе части? Зачем, если решения все равно нет».

Подумали они втроем…

*****

– Алло, Ник, понимаешь, у него в квартире потолки низкие…

– ???

– Я открываю дверь и сразу как будто меньше ростом становлюсь. Дискомфортно. Так и жила, втянув плечи и ссутулившись. Хочется свободы. Полета. Вытянуться во весь рост, встать на цыпочки и вырасти до самого неба.

– До луны и до звезд. Посмотри, какая луна сегодня большая. Улыбается…

Николай смотрел в окно и думал о том, что никогда не сможет понять ее до конца. Любить будет всегда, а вот поймет ли когда-нибудь…

– А сегодня потолок рухнул и раздавил меня. Нет меня больше, вся вышла…за дверь.

*****

Звонок в дверь. Николай нехотя встал со стула и пошел открывать. Нестерпимо болела голова.

За дверью была она. Как всегда, без предупреждения и, как всегда, он ее ждал.

– Привет! Собирайся, мы идем на твою крышу, праздновать день одуванчика!

– Что праздновать? У меня жутко болит голова. Я собирался выпить теплого молока и лечь спать. И почему ты никогда сама не открываешь дверь. Зачем я тебе дал ключи?

– Голова пройдет. Один глоток вина из одуванчиков и никакой головной боли. Ну, пожалуйста, пойдем, я весь день хотела праздника…

В ее глазах заблестели слезы. Николай увидел перед собой маленькую обиженную девочку, которой он был очень нужен сейчас. Смешное желтое пальто, голубой шарфик и грустные глаза, в которых он тонул, в них было его счастье и его боль.

– Конечно, пойдем. Как можно не отметить такой праздник. Вино из одуванчиков у тебя с собой, как я понимаю?

– Угу… и плед давай возьмем. На крыше, наверное, холодно.

Они поднялись на крышу. По небу плыли облака и светила луна. Звезд было мало, и казалось, что небо грустит вместе с ней. Татьяна подошла и поцеловала его в щеку:

– Спасибо… За то, что рядом, за то, что понимаешь.

– Мадмуазель, позвольте пригласить вас на вальс?

Она улыбнулась, присела в реверансе и тут же оказалась в его объятиях.

– Удивительно, мы знакомы всего лишь несколько месяцев, а мне кажется, что я все знаю о тебе.

– Неправда, ты даже не знаешь, сколько мне лет.

– Ну, у женщин неприлично спрашивать про возраст… и сколько же тебе лет?

– Каждый день по-разному. А с тобой всегда восемнадцать.

Они сидели, укутавшись в плед, пили шампанское и молчали. Каждый думал о своем. Николай думал о ней: «Какая же она смешная. Мой одуванчик. Подует ветер, и она улетит. Женщина без возраста. Женщина без прошлого. Настоящая. Любимая. Не моя».

Татьяна первая прервала молчание:

– Пойдем домой, пить чай на кухне. Холодно, я замерзла.

– Тебе всегда холодно без него. Ты опять от него ушла?

– У нас ледниковый период. Он айсберг. И мне не удалось его растопить. Теплое течение сменило направление. Я поживу у тебя?

– Конечно. Только при одном условии! Ты перестанешь ходить по дому босиком.

Он знал, что она не останется. У нее просто не получится…

*****

– Канарейка, а ты хотела бы быть актрисой? Мне кажется, что у тебя получилось бы.

– Актрисой… нет, не думаю. Хотя одну роль мне бы хотелось сыграть. Рассказать?

Николай налил себе чая и приготовился слушать. Он любил провоцировать Таню. Любил вытаскивать из нее самое тайное, запрятанное очень глубоко и интересное только тем, кто любит.

«Я стою на сцене. Яркий свет ослепляет меня. Тишина. Мне хочется уцепиться за чей-нибудь взгляд в зрительном зале, но я совсем не вижу зрителей.